— О чем? Надо ли тебе принимать его ухаживания? Как далеко он зашел?
Ее начала раздражать эта настойчивость.
— Если тебя интересует, чего он добился, скажу сразу: ничего.
— Значит, добивался? — Не услышав ответа, он помрачнел. — Зачем ты его защищаешь? Что в нем такого, что заставляет делать это и тебя, и Маргарет, и даже его жену?
— Мы можем делать это из самозащиты, — ответила она, глядя на него, словно ища понимания.
— Дело в этом, или вы все в него влюбились?
— Конечно, нет! — сказала она с презрением.
— Может быть. Но результат тот же: иммунитет к тому, что он делает, и к нему самому.
— Это не так просто.
— Мужчины, которые делают все, что хотят, без последствий, считают, что им все можно.
— То есть я сама виновата в том, что Эдисон преследует меня?
— Нет, но есть поговорка: если враг нападает на меня, это его ошибка, если он нападает повторно — моя ошибка.
— Я не хочу мести, хочу только покоя.
— Бывает, что это одно и то же, когда надо положить конец опасности.
Она посмотрела в его глубокие серые глаза и сказала:
— Пожалуй.
В нем всегда была эта не бросающаяся в глаза жестокость, может быть, даже безжалостность. Можно было подумать, что он мог бы соблазнить ее, а потом от нее избавиться. Они молча глядели друг на друга. Взгляд его задержался на синяках у нее под глазами:
— Как ты себя чувствуешь?
Его интересует физическое или душевное состояние? Интересует ли его, насколько огорчил ее Эдисон, или ее переживания из-за того, что было прошлой ночью? Или ее реакция на эти бурные события? В любом случае ответ один.
— У меня все в порядке, — сказала она.
Он бросил мятые листки на поднос на серванте, потом обнял ее за плечи.
— Пора спать, — сказал он.
Почему-то ей взбрело в голову, что он имел в виду: спать с ним. Это было как бы утверждением их любовных отношений. Она даже надеялась, что так и есть. Больше того, его объятия казались ей чуть ли не райским блаженством. Она хотела только этого, только ласк этого человека, чтобы забыть все, что случилось на этой неделе и раньше.
Но он отпустил ее, когда они дошли до лестницы, ведущей в его спальню.
— Спокойной ночи, — повторил он.
— Спокойной ночи, — ответила она, поднимаясь к себе одна. Уже наверху она услышала, как за ним тихо закрылась дверь.
Риве не спалось. Она приняла душ, выключила свет, легла в постель, попробовала взбить подушку, поудобнее улечься. Это не помогало. Она лежала в темноте с открытыми глазами, стараясь не думать о Ноэле. Мысли не помогут. Зато все время вспоминался Эдисон.
Все, что он говорил и делал, как нарочно, всплывало в памяти. Ей казалось, что тут надо что-то понять. Она вспоминала каждое слово, каждый оттенок голоса, пока голова у нее не заболела от перенапряжения.
Одно она поняла, хотя, может быть, не до конца. Но вывод сделать можно. Эдисон с его эгоцентризмом и игрой человеческими жизнями превратил одного из окружающих в убийцу. К своему страху и гордости, она помогла этому.
Теперь оставалось только одно.
22
— Это Рива Столет. Могу я переговорить с Дугом Горслайном? Будьте любезны.
— Одну минутку, прощу вас.
Рива почувствовала, как ее рука, державшая телефонную трубку, увлажнилась. Она с напряжением ждала и прислушивалась к голосам, доносившимся из редакционного кабинета. Она молилась, чтобы Дуг оказался на месте, ибо боялась, что на второй звонок у нее уже не хватит мужества. Сама та акция, которую она задумала, не содержала в себе ничего сверхужасного, однако приготовления к ней очень нервировали Риву.
— Алло?
У нее не осталось времени на обдумывание своих слов. Едва услышав в трубке голос Дуга, она сразу же заговорила:
— Это Рива Столет. Мне нужна ваша помощь. Я решила созвать пресс-конференцию. Не могли бы вы оказать мне в этом содействие? Как это делается?
Пауза оказалась недолгой. Дуг почти мгновенно понял суть просьбы. Он не спрашивал ее о мотивах и причинах задуманного ею, не спросил и о том, чего она ждет от пресс-конференции. Все, что он хотел знать — это когда и где. Когда она предложила следующее утро и Бон Ви, он сказал:
— Понятно, миссис Столет. Считайте, что дело сделано.
— Благодарю вас, Дуг. Я вам очень признательна.
И она на самом деле была ему признательна. Не столько за то, что он согласился, сколько за то, что он согласился так легко, как будто речь шла о самом рядовом деле.
Все просто. Все удивительно просто. Двадцать с лишним лет ей потребовалось для того, чтобы обжиться в Бон Ви. Двадцать с лишним часов она будет ждать начала пресс-конференции, а потом за какие-нибудь двадцать минут перечеркнет все.
Рива поняла, что совершила ошибку, назначив встречу с журналистами на следующий день. Все это следовало закончить сегодня же. Но, во-первых, она не знала, что все так легко получится, а во-вторых, хотела, чтобы пришло как можно больше представителей прессы.
Итак, ожидание. Но уже сейчас Рива могла сказать, что оно будет еще более тяжким испытанием для нее, чем решение созвать пресс-конференцию.
Конечно, время для прощания останется. Она не сомневалась в том, что это будет необходимо. Ноэль не захочет больше видеть ее в Бон Ви, как только все узнает. А дом принадлежит ему. Ничто не заставит его удержаться от решительного шага. Он выкинет ее из дома, не опасаясь ни общественного мнения, ни неодобрительных взглядов друзей отца. Конечно, он заберет только то, что имеет право забрать, — Ноэль был порядочным человеком. Но и Бон Ви будет достаточно. Она неизбежно своими признаниями наведет тень на память его отца, и он, как любящий сын, просто обязан будет отвести эту тень. А может быть, и от себя самого. Кто мог бы упрекнуть его?
Рива вышла из своей комнаты и прошла на верхнюю галерею, выходившую на подъездную дорожку к дому. Шла медленно и прислушивалась к звуку своих шагов по деревянному полу. Дойдя до конца, она положила руку на перила. Ей была знакома каждая зарубка и впадина, каждая расшатавшаяся балясина. Внешние стены дома скоро потребуют новой покраски. Надо не забыть сообщить Ноэлю точное название и количество нужной краски. То же самое можно было сказать и об обшарпанных старинных колоннах, перилах и темно-зеленых ставнях. Ремонт ставен осуществлялся лишь в одном на весь город месте. Она и об этом должна успеть сказать Ноэлю. Нужно будет его проинструктировать также и о папоротниках, росших возле дверей на крепких стеблях. Их листва мягко и успокаивающе шевелилась на теплом ветерке… Если никому здесь не рассказать о том, как их поливать, подпирать, пересаживать и удобрять, — пропало дело. Они погибнут максимум через две недели после того, как она покинет этот дом.
Она остановилась в центре галереи и, опершись о перила, стала смотреть на подъездную дорожку, охраняемую двумя ровными рядами мощных дубов. Утреннее солнце проглядывало меж их ветвей, отбрасывая причудливые теневые рисунки на землю… Деревья были красивыми в ярких мягких лучах. Они настолько древние, что почти не изменились с тех пор, когда она впервые вступила в этот дом. Нет, конечно, кое-где недоставало теперь одной или двух веток, потерянных во время бурь или нашествия насекомых, но в основном они оставались прежними и продолжали жить и расти, соблюдая безупречную симметрию, стойко перенося невзгоды и непогоду. Они будут здесь еще долго стоять после того, как она покинет Бон Ви. Скольких людей они уже видели! Скольких еще увидят!..
Рива хорошо помнила свои первые дни в этом доме. Она вступила в него юной девушкой, исполненной чувства неловкости и восторга. Вышла замуж за Космо из чувства признательности ему, но и по искренней привязанности и решила быть для него хорошей доброй женой, той, которая ему была нужна. И у нее это получилось под конец, почти против ее собственной воли. Она совсем не ожидала, что влюбится в его сына, никак не думала, что так беспомощно отдастся этому чувству.
Она любила Ноэля, и это была первая и настоящая в ее жизни любовь. Чувство засело в ней так глубоко, что она сама о нем не подозревала до тех пор, пока Ноэль не уехал из Бон Ви. Она никогда не переставала любить его. Если по-настоящему, то никогда. Видеть его, любоваться им через промежутки в несколько лет было для нее наслаждением, мучительным наслаждением. Сообщение о его женитьбе было подобно копью в ее сердце. Она так и жила с этой ужасной раной до тех пор, пока не пришло сообщение о его разводе. И Рива не могла определить, что было для нее хуже: сознавать его несвободу или — позже — ею свободу при ее замужестве.
И все же она с радостью окидывала мысленным взором все те годы, что она провела хозяйкой в этом большом старинном доме. Космо способствовал этому. Он дал ей все, о чем только может мечтать женщина, и даже больше — окружил ее постоянной, неослабевающей и нетребовательной любовью и вниманием. Она радовалась, как ребенок, тому, что он позволил ей стать ею активным партнером в делах корпорации. Она научилась любить его дом и гордиться тем, что была здесь хозяйкой. С годами ее уверенность в себе настолько укрепилась, что она уже стала получать искреннее удовольствие от всевозможных здешних развлечений и не препятствовала тому, чтобы развлекали ее. Она пронесла сквозь все эти годы неподдельный восторг теми людьми, с которыми ей приходилось общаться здесь: президенты, политические деятели, известные писатели и актеры, другие представители искусства, знаменитые спортсмены и. наконец, те, кто был обязан своим общественным признанием нажитым отцами капиталам. Она восторгалась ими, но со временем научилась держать себя с ними свободно, непринужденно, а то, что она в душе никогда не чувствовала себя столь уверенно, как внешне, то это посторонним знать было необязательно.
Рива всегда очень жалела о смерти Космо. Когда случилось это несчастье, она еле выстояла под грузом тяжкой потери. Даже забыла свою обиду на то, что Космо разлучил ее со своим сыном. Это доказывало, что он догадывался о ее чувствах к сыну и пошел на многое, чтобы удержать ее возле себя. Он принес великую жертву — любовь к себе своего сына. Он выбрал женщину и отверг свою собственную плоть и кровь. И он жил всю жизнь с тяжким грузом в душе и знал, что могло быть совсем по-другому в отношениях с Ноэлем. Риве было невыносимо осознавать, что именно в ней все дело, что именно она послужила причиной для принесения такой жертвы. Она была любима, но ей было только тяжело от этой любви.
Время — удивительная вешь. Порой, когда она возвращалась мыслями к тем часам, которые провела с Ноэлем в сарае садовника, ей казалось, что это было только вчера. Порой же ей чудилось, что это произошло вообще с кем-то другим, в другой жизни или даже во сне. Временами в ее памяти отчетливо проступало каждое сказанное тогда Ноэлем слово, каждый взгляд его, каждое прикосновение. А временами она почти готова была согласиться с тем, что все это является плодом ее взыгравшей фантазии.
Она все еще любила его. Сразу после похорон, когда они совсем отдалились друг от друга, одновременно живя под одной крышей и работая в одной компании, у нее появилась возможность засомневаться в этом. Но после штормовой ночи все сомнения исчезли. И почему ей не любить его? Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее, он избавил ее от ужасов, дал ощущение безопасности. Его объятия были для нее убежищем, домом… Тогда к ней явилось удивительное чувство надежности, комфорта…
Она знала, что не одна испытывает эти чувства. Какое-то время ей казалось, что все происходит на необитаемом острове. Он хотел ее, нуждался в том, чтобы видеть ее хотя бы на короткие мгновения. Она была расположена к тому, чтобы исправить несчастную ошибку его отца.
Констанция все испортила. Неизвестно почему, с какой целью, но бывшая жена Ноэля произнесла слова, которые возвратили ощущение вины, старой боли и снова преврати ли то, что было между нею и Ноэлем, в нечто грязное и отвратительное.
Но Рива знала, что никому не дано уничтожить в ней это чувство. Оно будет жить до гех пор, пока она будет дышать. Оно осядет в ее сердце, в памяти, как еще одно запрещенное воспоминание, присоединившись к прочим, накопившимся за двадцать с лишним лет.
Рива прошла через весь дом, то притрагиваясь к старинной вазе из хрупкого китайского фарфора, то к прохладной поверхности серебряного кубка, то гладя пальцами узоры скатерти на столе или внимательно разглядывая портрет. Она зашла на кухню, затем вышла из дома и стала прогуливаться по двору, останавливаясь то тут го гам, вдыхая ароматы гардении или розы или начиная освобождать от сорняков бегония.
Маленький римский храм она оставила напоследок, но простилась и с ним. Она стояла под его кровлей с закрытыми глазами, прислонившись к колену бронзового Будды. В ее сердце шел дождь, хотя на самом деле горячее солнце поднималось все выше и выше в небо, слепило и жарило немилосердно.
Наконец Рива вздохнула и решительно зашагала к дому. Необходимо сделать еще кое-какие дела. Время сантиментов закончилось.
Маргарет вскричала:
— Что?! Что ты собираешься сделать?! С ума сошла! Ты этого не сделаешь!
Она полулежала на подушках, утопая в шезлонге, который был принесен к ней в комнату. Очень походила на инвалида. Во всяком случае изо всех сил старалась походить. По левую руку от нее стоял поднос с недоеденным завтраком, по правую — куча журналов на маленьком столике, пузырек с лаком для ногтей и баночка с транквилизаторами. Вот уже третий день она шагу из комнаты не делала. Ее лицо распухло и раскраснелось от слез, вот уже несколько дней она не расчесывала волосы и не переодевалась. Ботинки регулярно навещал свою жену, приносил пилюли. Он достаточно жалел ее, чтобы оказывать подобные услуги, но никогда не задерживался подолгу в комнате Маргарет. Когда он был не нужен, он сбегал в гараж к Джорджу и болтал с ним о Вьетнаме, футболе и охоте на уток.
Рива взглянула на сестру со смешанным чувством заботы и раздражения.
— Я думала, что ты будешь рада узнать, что Эдисон поплатится за то, что сделал с тобой.
— Ты намереваешься объявить меня лгуньей перед всеми, кого я знаю! Женщиной, которая называла дочерью чужого ребенка все эти годы! Ты хочешь убить меня этим и рассчитываешь еще на то, что я буду рада?!
— Почему ты так говоришь о ней? Твой поступок был великодушным, тебе нечего стыдиться.
— Но ведь я всегда выступала против людей, которые имеют от общества тайны! Я всегда была против неверных матерей! Что скажут люди? Что подумает Эрин? .
Рива вздохнула и приказала себе проявлять терпение.
— Ну, Маргарет, это уже твои проблемы. Твое лицемерие и твои проблемы.
— Ты так жестока, так жестока, Рива! Ты не понимаешь… Сердце, о, мое сердце…
Рива долгим взглядом смерила сестру.
— Не странно ли, сестричка, что твое сердце билось без сбоев, когда с тобой общался Эдисон? Я думала, что его грубость будет для твоего сердца большим потрясением. Боялась, переживала…
— Ты что, намекаешь на то, что я все вру? — Маргарет даже села на своем шезлонге. Представился удобный повод скандалом снять вялость и апатию.
— Не знаю, а что?
Сестра вновь откинулась на подушки и устремила несчастный взгляд в потолок.
— Я умру, потому что мне никто не верит. И умру от сердечного приступа. Это и тот факт, что никто не понимает, через что я прошла, что я переживаю, может свести с ума кого угодно.
— Я, конечно, очень извиняюсь, но если ты и дальше будешь скрываться в комнате за шторами и ныть, я не удивлюсь, если твой организм не выдержит.
Рот Маргарет в изумлении раскрылся, но она ничего не смогла проговорить. Только овладев собой, она еле слышно произнесла:
— С тобой очень трудно, Рива… Как будто тебя подменили… Еще несколько месяцев назад ты не сказала бы мне такого…
— Может, и не сказала бы, но теперь говорю. Теперь мне необходимо быть жесткой.
— Так ты всерьез задумала…
— Да, всерьез. — Слова Ривы прозвучали решительнее, чем они отозвались в ее сердце, но она чувствовала, что необходим именно этот тон.
— Ты… Ты хоть не будешь говорить, как меня изнасиловали?
— Мне незачем это говорить. Это твои дела.
Маргарет обессиленно прикрыла глаза.
— Спасибо и на этом. — Через минуту ее глаза вновь открылись. — Но что, если Эдисону самому взбредет в голову рассказать об этом публично? Я знаю, как он это подаст… В своей отвратительной манере… С
ухмылочками… О, я этого не перенесу! Не перенесу!
Рива усилием воли сохранила в своем голосе спокойствие:
— Разве ты не видишь, что его необходимо остановить? Ему нельзя позволять и впредь творить гнусности, которые он совершал и совершает!
— Если даже я смогла это забыть, почему бы не забыть тебе? Не понимаю…
— Я забыла еще много лет назад… По крайней мере пыталась забыть. В ответ в благодарность за это он пытался убить меня. Неужели это ни о чем не говорит тебе, Маргарет? Что, если он решит то же самое провернуть с человеком, который не в состоянии так постоять за себя, как смогла я?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45