Вне сомнения, монсеньор де Блан прошел через ее дверь, так как доктор Мерсье приказал запереть дверь в комнату Жиля. Я сама пыталась проникнуть к нему из холла, но безуспешно.
— Зачем? — уже более спокойно спросил Рован.
— Я же его сестра, — ответила Мюзетта и смело посмотрела ему в глаза, чтобы ее не смогли заподозрить в большем.
— Я хочу узнать одну вещь, — вступила Жоржетта, по просьбе шерифа спустившаяся вниз. — Если у вас не было намерения встретиться с Шарлоттой, почему вы, наконец, не послали записку с отказом? Тогда бы она не спустилась к озеру и всего этого не случилось бы.
— У меня не было ее письма, — тупо повторил Рован. Именно этот пункт очень вредил ему.
— Но я видела, как она его писала, — настаивала рыжеволосая девушка.
— И кто же его должен был отдать?
Жоржетта, казалось, размышляла.
— Полагаю, она должна была отдать его своей служанке, а та — передать вашему Омару.
— Омар письма не получал, — коротко бросил Рован.
— Насколько я смог добиться от служанки девушки, то она утверждает, что просунула записку под дверь вашей комнаты. — Алан прокашлялся. — Если она не была спрятана, кто-нибудь мог, возможно, поднять ее, проходя по коридору.
— Все это «если», — сказал шериф.
Рован мог только согласиться. Еще одна возможность, которая, правда, нуждается в расследовании.
Он попытался изобразить приятный тон.
— Можем ли мы пока списать все па речных пиратов, пока более подходящий кандидат представит себя и признается?
— Не пытайтесь вложить слова в мои уста, — отрезал шериф. — Вы думаете, что можете сами защитить себя и к черту справедливость. Ну а я, запомните, я — закон. Если что-то случается, вы отвечаете передо мной. Еще ничего не закончено.
Шериф уехал. Правя двуколкой, он никого с собой не забрал, только своего помощника.
Вскоре грум привез записку от матери Шарлотты, в которой говорилось, что она слишком больна, чтобы лично приехать за телом дочери, но просит организовать все как можно быстрее.
Через некоторое время черный экипаж увозил Шарлотту в простом гробу, который на многих плантациях хранится на случай нужды. Сопровождали ее Жоржетта и Сэтчел. И когда на дороге улеглась пыль от колес, все медленно и грустно пошли в дом.
Като, тщательно пересчитав оставшихся по головам, выждал положенное время, затем внес поднос с чаем и чашками в гостиную, где они снова все собрались. Удостоверившись, что все его слушают, он сделал объявление.
— Мне приказано сказать вам, леди и джентльмены, что мистер Жиль пришел в сознание, Господь благословил его. К полудню завтра он сможет принять посетителей.
Кэтрин сидела у Жиля и вышивала голубым по белому льну. Это должна быть скатерть, хотя для обеденного стола, собственно говоря, она и не нужна была. Вдруг дверь, соединяющая их с мужем комнаты, открылась и на пороге появился Рован. Сердце у нее оборвалось, когда она увидела его каменное лицо.
Кэтрин взглянула на Жиля. Его глаза были закрыты, но она не могла понять, спад ли он или просто отдыхал. Показав рукой, чтобы он не двигался, она встала, положила вышивание на кресло, молча подошла к нему и проскользнула в свою спальню. Он закрыл за ними дверь, она обернулась и тревожно спросила:
— Когда ты уезжаешь?
— Никогда, — ответил он, прислонившись к стене и глядя ей прямо в глаза.
— Ты должен уехать, — прошептала она.
— И предоставить тебя нежной заботе полуночного душегуба? Нет, спасибо. Я уеду только в том случае, если ты будешь в безопасности. Я не могу уехать, зная, что тебе угрожает опасность.
Она заглядывала ему в глаза, внутри у нее все пело. Но потом, видя, как напряженно и грустно он смотрит на нее, ликование улетучилось.
— Ты знаешь, кто убил Шарлотту?
— И кто пытался убить тебя. Да, но только теоретически. Быстро расскажи мне, пока еще есть время, о женщине, которую любил Теренс. Откуда ты знаешь, что он увлекся ею?
Она попыталась собрать внезапно разлетевшиеся мысли и ответила:
— Ну, они часто ездили покататься верхом, пару раз даже заблудились. Еще как-то их видели выходящими из конюшни с соломой в волосах. Они оба были такими беззаботными, но это, по-моему, объяснимо и простительно, ведь они пылали страстью друг к другу.
— Мюзетта, — не сдержался он и подошел к Кэтрин.
— Ты догадался?
Он взял ее руку.
— Если не ты, то тогда это должна быть женщина, которую также нельзя дискредитировать. За остальными Теренс бы ухаживал открыто. Но я должен был удостовериться.
— Думаю, он хотел, чтобы она убежала с ним. Он, казалось, не замечал или не обращал внимания на то, что она на несколько лет старше его. Согласилась ли Мюзетта или нет, я не знаю. Это женщина, которая предпочитает надежность и безопасность. Во всяком случае, он умер через несколько дней, когда открылся в своей любви.
— Ты думаешь, его смерть как-то связана с этой любовной историей?
— Я не знаю… я часто об этом думала. Даже думала, что, возможно, он убил себя, если Мюзетта отказала ему.
— Нет, не думаю. Представляю Теренса разозленным, угнетенным, но не до такой же степени. А что Перри? Завоевал ли он сердце твоей невестки в прошлом году?
— Мюзетта с ним немного флиртовала, но предпочла Теренса. Ты думаешь, он и Теренс поссорились и это кончилось дуэлью на пистолетах?
— Нет, — ответил он и прижал ее руку к своим губам, но смотрел при этом куда-то мимо, размышляя.
Ока наблюдала за ним, а сама тоже соображала, хотя мысли и не были еще связными. Она чувствовала, что он что-то скрывал от нее. Это ее не волновало, пока знала, что он защищает ее, а не себя. Тот, кто убил его брата, пытался разделаться и с ними обоими.
Бедная Шарлотта умерла, потому что написала в записке, что имеет сведения о том, что произошло год назад. А Рован каким-то образом связал все ниточки вместе. Если он уже все знает, то она тоже в состоянии разгадать тайну убийств, только нужно хорошенько обо всем подумать.
Она отняла у него руку и подошла к окну. Осенний вечер рано угасал, превращая мир снаружи похожим на лиловый и сиреневый бархат. Из-за сумерек в стекле отражалась свеча на туалетном столике. Она могла видеть Рована у себя за спиной, свечу и свое лицо.
Он с каким-то сомнением смотрел на нее, и это разрывало ей
сердце.
Она сказала:
— Ты не получил записку от Шарлотты, потому что был со мной. Где же она сейчас?
— Пропала, — без воодушевления ответил он.
— Если бы Омар получил ее, она была бы у тебя. И поэтому…
Она знала, от чего он ее защищает и почему. Опять где-то внутри возникла боль, которая превратилась в муку, но все это было необходимо сдержать в себе. Пытаясь сообразить, в чем же была ее ошибка, она поняла, что была безумно доверчива.
Сейчас она предъявляла себе обвинение. Теренса она не могла бы спасти, но Ровану никогда не должна грозить опасность. И Шарлотта могла бы сейчас жить.
Голос Рована, словно дубинка, ударил ее по голове. Она знала, что сейчас уже есть еще одна жертва, и это — любовь.
— Кто, — спросил он, — любовник Дельфии?
Глава 19
Вопрос Рована был логичен. Вдруг в напряженной атмосфере раздались слабые крики, выражавшие ярость и страх. Они доносились из соседней комнаты. Дрожащий, скрипучий голос принадлежал Жилю.
Кэтрин побежала на крики, Рован рванулся и опередил ее, распахнул дверь и, видя, что Кэтрин не отстает от него, схватил ее за руку так сильно, что она споткнулась. Рован намеревался захлопнуть дверь перед ее носом.
— Стой! — Команда, злобно прозвучавшая из глубины комнаты Жиля, была отдана голосом Брэнтли.
Кэтрин, выглядывавшая из-за широких плеч Рована, увидела мужа Мюзетты стоящим рядом с кроватью Жиля. Обычное бычье спокойствие и безмятежность его лица сменились яростной жестокостью. В руке блестел револьвер Адамса с серебряной гравировкой на рукоятке.
— Очень хорошо, — произнес Брэнтли трясущимися губами, — я требую, чтобы Кэтрин была рядом, в противном случае в этой шараде нет никакого смысла.
Жиль, тяжело дыша, выругался. Его лицо было багровым, а вокруг синих губ была белая полоса.
— Что вы делаете? — Кэтрин выступила из-за спины Рована. — Где доктор Мерсье?
— Прекрасный доктор был вызван в дом Бэрроу, вы же знаете, их дочь рожает. Его пациент несколько поправился, поэтому его можно оставить на попечении Като. Доктор Мерсье будет очень опечален, когда узнает, что у Жиля случился сильнейший приступ. В его отсутствие.
— Ты дурак, — с трудом выговорил Жиль. — Мерсье знает, что кто-то несколько месяцев, даже несколько лет подряд кормил меня мышьяком. Я даже сегодня разговаривал с ним об этом.
Брэнтли улыбнулся.
— И тогда я вынужден буду открыть, что это дело рук Кэтрин. Не правда ли? Это будет не трудно, поскольку все уже знают, что она крутит романтические делишки у вас под носом. И никто, естественно, не будет удивлен тому, что она хотела избавиться от своего старого мужа.
— Это по моему велению и выбору, — тяжело дышал Жиль.
— Я это прекрасно знаю, но кто еще этому поверит? Особенно, если объяснять будет некому.
— За удобным для вас самоубийством следуют два убийства. Неужели вы думаете выйти сухим из всего этого?
— Думаю. Вы же знаете, люди недооценивают меня. Они думают, что я трудолюбивый идиот, что меня легко провести. Даже моя жена. Она думает, я не замечаю ее легкие забавы. Она не знает, что я позволяю ей делать, что хочется, потому что у меня самого более экзотичные вкусы.
— Дельфия, — прошептала Кэтрин.
— Конечно. Очень полезное орудие в моих руках. Однажды поверила, что я люблю ее. Я уже не говорю о том, что она намного интереснее дорогой Мюзетты, в ее натуральном виде на простынях.
— Она принесла вам записку, в которой говорилось, где Шарлотта?
— Бедняжка вечно бродила под луной. Она видела меня с Теренсом в ту ночь, но подумала, что это дуэль чести из-за Мюзетты, то, о чем необходимо молчать. Потом, позже изменила свое мнение и решила рассказать обо всем де Блану. Этого я вытерпеть не мог.
Кэтрин подумала, что его слабость — это его эгоизм, его уверенность в том, что все ему должны подчиняться. Так долго еще могло продолжаться, до какого-нибудь случая. Вот он и наступил.
Она кротко произнесла:
— Смешно, но я старалась защитить Мюзетту, все скрыть. А этого и не требовалось, правда? Вы совсем и не ревновали, и не обращали внимания на их отношения, пока они не переросли в серьезные. Все изменилось, когда вы предположили, что Мюзетта может убежать с Теренсом.
— Я бы не батрачил годами в Аркадии, если бы знал, что в один прекрасный день меня выкинут с моего законного места, как хозяина. Только потому, что она не может держать свои ноги вместе.
Когда он говорил, в глазах стояла холодная злоба, а в углах рта собралась слюна.
Рован немного подвинулся, стараясь встать между Кэтрин и Брэнтли.
— Да, и с Кэтрин тоже была проблема, так? Если бы она забеременела от меня, как хотел Жиль, то ребенок, который был бы провозглашен наследником, опять бы стал вам помехой. Вы не смогли бы через Мюзетту завладеть Аркадией.
— Жиль не остановился ни перед чем, чтобы разрушить ваше стеснение, которое никак не могло приблизить вас друг к другу. Дельфия говорила, что она предполагает, что все наконец удалось.
— Слава богу! — воскликнул Жиль. — Это хоть что-то.
— Ну-ну, кукарекай от радости, черт с тобой, — сказал Брентли, — какое теперь это имеет значение, если они оба умрут.
Жиль издал какой-то хриплый звук, похожий на смех.
— Нет, но я почти выиграл. Я давно знал, что ты хочешь завладеть всем этим. Отчего же так важно было заиметь от Кэтрин наследника, все равно, кто его отец.
— Ты мог бы выбрать отцом меня, — горько сказал Брэнтли.
— Никогда! — воскликнула Кэтрин.
— Никогда! — повторил Жиль, задыхаясь от кашля. — Я слишком хорошо помню, кто сказал мне после дуэли, что я убил того человека, кто заставил меня бежать из Англии, не успев попрощаться с женщиной, которую я любил со всей страстью, бывшей во мне. С женщиной, жениха которой я убил. Женщина, на которой ты хладнокровно решил жениться.
Брэнтли ответил с леденящей улыбкой:
— Но ведь ты все организовал.
Жиль приподнялся на кровати. Его так трясло, что даже матрац вместе с ним пришел в движение.
— Это был шантаж. Что еще я мог сделать? Люди не понимают любви к сестре, пусть даже наполовину сестре. Но я никогда не простил тебе это, никогда. За то, что ты приехал за ней сюда. Никогда.
Кэтрин громко вздохнула. Этим воздухом невозможно было дышать — от запаха горящего масла в лампе, от спертого, тяжелого запаха, какой обычно бывает в комнате больного, от всей этой неблагодарности, от давних сожалений и скорби. От дикого, непереносимого напряжения у нее закружилась голова, и все пришло в движение: покрывало на кровати зашевелилось и превратилось из красного в черное, собаки на картине над кроватью нацелились на невидимую добычу. Только Рован рядом был неподвижен.
Брэнтли не обращал на них никакого внимания — он весь сконцентрировался на Жиле.
— Ты взял, назло мне, себе невесту. Сам виноват в том, что все это случилось.
— Ты бы предпочел, чтобы я умер, так сказать, от желудка, — задыхаясь и кашляя, произнес Жиль. — Но Като спас меня. Он догадался о яде спустя год после того, как ты стал меня им пичкать! Слишком, правда, поздно, чтобы спасти мой желудок. Проверили Кэтрин, но это была не она. То же самое и с Мюзеттой. Льюис, несмотря на всю его желчь, труслив. Оставался только ты. Еще была возможность вставить палки в твои колеса.
— И это должно было произойти, — сказал Рован, не отрывая взгляда от револьвера в руке Брэнтли, — с Теренсом, а потом и со мной во время турнира.
— Вы были идеальны, — с отвращением сказал Брэнтли. — Сильные, мужественные, в отличной форме, красивы, хорошо вписывались в образ Жиля о жеребце для кобылы. Вы достаточно от всех отличались, чтобы привлечь внимание Кэтрин. С самого начала для меня было ясно, что один из вас, а может быть, и оба должны быть убраны с дороги.
— Прекрасно подстроенные несчастные случаи, — Рован поднял глаза на Брентли.
Револьвер в его руке дернулся и оказался нацеленным в грудь Рована. Побагровев, Брэнтли продолжил:
— Все бы удалось — с таким количеством народа, множеством состязаний, если бы вы были менее удачливым.
— Или более доверчивым? — предположил Рован. — Или, если бы я крепче спал, там, в башне, или не проявил заботу о той, кого хотел защитить. Извиняюсь, что ваши труды были напрасными. Просто хотелось сохранить жизнь себе и Кэтрин, по вполне очевидным причинам.
— Да, слишком уж очевидным, — ядовито заметил он. — Вряд ли Жиль предполагал такую привязанность.
— Нет, конечно, — задыхаясь, пробормотал Жиль. — Хотя должен был. Признаюсь, это причинило мне боль, какой я даже не ожидал. Наверное, это заставило меня поступить так жестоко. Прости меня, моя дорогая жена. Но я не жалею, нет. Видишь, как все обернулось.
— Тогда, думаю, — Рован кивнул им обоим, — никто из вас не будет возражать, если я с вами попрощаюсь, а то все несколько затянулось.
Он повернулся к Кэтрин, взял ее руки в свои, поднес к губам, а потом прижал их к своему сердцу. Он как бы отгородил собой ее от всего, через секунду все исчезло, кроме пронзительности этой минуты и ослепительных воспоминаний. Она широко открытыми глазами смотрела на него:
— Никогда не думала, что доведу тебя до этого.
Он криво усмехнулся.
— А я шел сзади, толкая тебя обеими руками на тропу несдерживаемых порывов, нечистых помыслов, пошлостей, — и уже мягче добавил, — я благодарен тебе за все призы, которые выиграл и за все, что ты мне с такой грацией дала.
— И любовью, — добавила она.
— Способной превратить в рай несколько украденных часов и ошеломить дух и тело. Ты — мое чудо, моя мечта, моя героическая женщина, моя повелительница, моя золотая нимфа. Тебя я боготворю всем телом и каждой частичкой своей души, и буду всегда, как сладкое яблоко, хранить в своей голодной душе.
Она прижалась щекой к его рукам, державшим ее руки.
— Я благодарна тебе за то, что ты есть у меня, за то, что ты дал мне, и за то, что ты из меня сделал.
Он дотронулся до ее щеки своими мягкими теплыми пальцами и наклонил к ней голову.
— Клянусь, что даже смерть не сможет оторвать меня от тебя.
Сквозь весь этот ужас, отчаяние, муку до нее донеслась его любовь. Наконец, она услышала ее, но тут же страх за него сковал ее всю. А он, прикоснувшись к ней губами, вдруг резко прижал ее к себе, схватил за руки и одним движением, как стрелу, отбросил прочь. С развевающимися юбками она отлетела к изголовью кровати, единственному месту в этой огромной комнате, куда не смогла бы попасть пуля револьвера.
Брэнтли инстинктивно дернулся в направлении ее полета, а Рован молча, как тень дьявола, стремительно бросился на дуло револьвера, до спускового крючка которого только нужно было дотронуться, чтобы он начал стрелять и стрелять.
Они почему-то не взяли в расчет Жиля, забыли о нем. Муж Кэтрин со свирепым рычанием схватил Брэнтли за правую руку и задержал его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29