Почувствовав тепло его губ на шее, она закрыла глаза, и оно передавалось ей, а сердце отзывалось ритмическими ударами. Она пальцами касалась его груди, и хотелось углубиться в нее, словно тесный контакт поможет прочесть его глубинную суть. Ей нужно было узнать его, его мысли и чувства, скрытые в тайниках души. Ей необходимо было также удостовериться, что все слова его были правдой, и отогнать страх, что действовал он не ради только собственных желаний.
А его губы, скользнув по нежным изгибам ее шеи, щеки, умело и нежно захватили ее рот. Теперь уже никакие причины не имели значения. Рот его был настойчив, она ощутила сладость смеси бургундского и желания. Он исследовал контуры ее губ нежными движениями, пока не почувствовал, как они дрогнули и стали отвечать. Он настойчиво языком возбуждал ее, дотрагиваясь до кончика языка Кэтрин, исследуя уголки ее рта, прошелся по белоснежным зубам, всасывая в себя ее восхитительный медовый нектар. Он обеими руками нежно прижал ее лицо к своему, а она положила ему руки на плечи, потом стала робко гладить его волосы, волнами спадавшие на шею. Они тесно прижались и чувствовали друг друга: он — ее соски сквозь тонкий муслин, а она — его твердую грудь и глухие удары сердца. Он гладил ее по спине, изгибам талии, восхитительным мягким ягодицам. Потом она почувствовала, что его объятия стали настойчивее, жарче и вдруг ослабели, когда он стал нежно гладить ее мягкую грудь и затвердевшие под его пальцами соски. Она глубоко задышала, слыша, как бьется в восторге ее сердце, задрожала и застыла.
Рован моментально почувствовал, что в ней что-то изменилось, оторвался от ее рта, поднял голову и разомкнул объятия. Изменившимся голосом он спросил:
— Мне остановиться?
Кэтрин медленно, но определенно покачала головой, и тогда он облегченно вздохнул и снова тесно прижал ее к себе. Одной рукой он обнял ее за талию, а другой взял под колени и быстро встал. Несколько шагов, — и шерстяные занавески кровати сомкнулись над ней, тело коснулось простыни, а голова — подушки. И когда она почувствовала его рядом, то ей вдруг захотелось встать и убежать куда угодно, лишь бы отсюда, пока еще не поздно. Она было хотела сказать ему, но встретила глубокий взгляд внимательных зеленых глаз, и такое было в них желание, что ее паника и страх куда-то исчезли.
И тогда он прикоснулся к ее животу, как бы успокаивая и умиротворяя страх, поселившийся там. Губы ее задрожали, и она улыбнулась, положила руку ему на плечо, разрешая обнять себя.
Милосердно, с нежной осторожностью он учил ее познавать новые удовольствия, и это ему удавалось. Он прижался лицом к ее животу, вдыхая сквозь сорочку ее тепло и свежесть. Поцеловав крошечную впадину на животе, осторожно прошел языком между грудями и припал поочередно к соскам, словно пробуя сладость лесной малины.
И наконец она ощутила его руку на бедре, а потом обнаружила, что лежит обнаженная, без сорочки. Он очень осторожно снял ее через голову Кэтрин, стараясь не задеть ее роскошных волос, а потом рассыпал их по плечам и груди, оттеняя ими ее белоснежную кожу. Затем вновь нашел и прикоснулся губами к соскам. Жар забился внутри Кэтрин и собрался где-то внизу, и каждый нерв отзывался на ласки радостным ожиданием. Дыхание стало легким, поверхностным, и она, наконец, позволила своей руке прикоснуться и начать открывать для себя его тело.
Мгновения спустя он скинул рубашку и бриджи, и, взяв ее руку в свою, провел ею по груди, поцеловав ладонь, положил ее руку на горячую и гладкую свою плоть. Потом убрал руку, а ее оставил, чтобы она могла привыкать к нему и поступать по своему разумению. Она ощутила в руке твердую, но бархатистую, упруго-эластичную, сильную и подвластную его воле часть тела. Ее так заворожили противоречия его плоти, что она не сразу обнаружила его руку на внутренней поверхности своих бедер, что заставило пошире раздвинуть ноги и почувствовать, как он гладит влажные и нежные складки самых сокровенных и тайных участков женского тела. Она спрятала свое лицо у него на шее и так глубоко вздохнула, что почувствовала, как заболела грудь, но не шевелилась, не убирала руку с его тела, а в это время он раздвинул похожие на лепестки складки и осторожно, но безошибочно вошел в нее. С ней произошло невероятное: улетучился страх, разбилась о новое чувство излишняя стыдливость. Она была наверху блаженства — он познакомил ее с новым ощущением, и уже ничто, даже слабая боль, не смогло заглушить радости этого момента. Так ей думалось, пока она не ощутила прикосновение его губ в том месте, где раньше была его рука.
Время преобразилось: торжество и радость овладели Кэтрин, сознание уступило место огненному экстазу. Она полностью растворилась в его руках, ее тело и все ее существо, ее душа стали необыкновенно податливыми. Она полностью отдала себя ему и абсолютно не думала о цене. Кажется, прошла вечность, когда он приподнялся над ней, словно суровый бог ночи, и спросил:
— Мне остановиться?
Что-то отчаянно гордое, победное всколыхнулось в Кэтрин. Она обняла его за талию и притянула к себе.
— Ради бога, нет, — прошептала она.
И снова было ощущение полноты, но уже почти без боли, так как он хорошо подготовил ее. Он вошел в нее и какое-то время был неподвижен, потом начал ритмичные движения, открывая для нее новые внутренние стороны удовольствия. Они вырвали из нее последние резервные силы души и сердца и соединили все в сплошной восторг: Но она продолжала хотеть его каждой клеточкой своего тела и каждой каплей крови и робко, но нежно стремилась ему навстречу, пока блаженство не стало глубоким и полным. Она резко вздохнула, чувствуя полное с ним единение.
Его движения чуть стихли, и он позволил себе в восторге прижать ее своим телом. Это на самом деле был восторг — страхи, сомнения, надежды слились вместе в одно это чувство. Ее восхищение им перешло в ощущение какого-то чуда, и она еще сильнее приникла к обнимающему ее мужчине. Они лежали неподвижно, пока дыхание Рована не замедлилось, сердце не стало биться ровнее, а потом с совершенной легкостью и неутомимой нежностью он начал все снова. И снова началось сплошное очарование, он не оставил ни единой клеточки в ее теле, которой бы он не овладел.
Медленно и быстро, нежно и мощно они любили друг друга, окунались друг в друга, и уже ничто не могло их защитить от дикой радости. Это был настоящий букет восторга, даже целый сад, нежно ухоженный и который во что бы то ни стало необходимо сохранить в памяти, как любимые цветы сохраняются в книге.
И потом они лежали, прислушиваясь к биению своих сердец, а тела были влажными от пота. Его лицо зарылось в копне ее волос. Она, опустошенно обнимая его за спину, прошептала:
— Все, пожалуйста, остановись!
Глава 13
Рован стоял, облокотившись о каминную доску, и смотрел на огонь. Он не был доволен собой, поскольку совершил колоссальную ошибку. Он почему-то думал, что перемена в их отношениях с Кэтрин облегчит им пребывание в заточении. Но это только все осложнило.
Он до сих пор не представляет себе, от чего придется отказаться, когда закончится испытание. Конечно, он знает, он уже представлял, что отречение будет трудным, но… что оно станет почти невозможным — этого он не предугадал. И теперь это новое ощущение близкой потери придало отчаянную остроту каждой оставшейся минуте. Оно пробудило его от мертвого сна и посадило разжигать огонь, в надежде, что она проснется и присоединится к нему.
Ему так хотелось, чтобы она проснулась, словно ее пробуждение могло придать больше уверенности в будущем. Может быть, он слишком долго любил ее ночью, а она была так изумительно податлива, что он обо всем забыл, а уж тем более не хотел, чтобы она просила все это прекратить.
Он посмотрел на нее. Кэтрин лежала на боку, подложив руку под щеку, а волосы рассыпались по подушке. Она была полностью укрыта простыней, это он укрыл ее недавно, слишком хорошо помня, какой она была под ней.
Она проснулась и внимательно смотрела на него. Он заставил себя улыбнуться.
— Как ты себя чувствуешь утром?
— Прекрасно, — пробормотала она.
Она, наверное, сказала это машинально, подумал он и, оторвавшись от камина, сел рядом с ней на кровать. На ее щеке лежала прядь волос, он потянулся к ней и не совсем уверенной рукой убрал ее.
— Нигде не болит?
Она покачала головой, взглянула на него, потом отвела взгляд.
— Мне не хотелось делать тебе больно.
Она повернулась к нему лицом.
— Ты и не сделал.
— Но ты сказала… попросила меня не продолжать.
— О! — Она опустила ресницы. — Но ведь у тебя было так много усилий и никакого удовольствия.
Нахмурившись, он сдвинул брови.
— О чем ты говоришь? Конечно же, я получал удовольствие.
— Нет, не так, как я, — неуверенно произнесла она.
Ее забота тронула его. Он повернул рукой ее голову, заставляя взглянуть на себя.
— Мое наслаждение было другим, вот и все, мне не было от этого плохо.
— А мне казалось…
— Наверное, потому, что мой самоконтроль не был так хорош, как я думал, — с неодобрением произнес Рован. Ничего не прочитав на ее лице, продолжал: — То, что я чувствовал, французы называют «маленькими смертями» — серия удовольствий вместо одного большого наслаждения. Ощущение, близкое к тому, что чувствовала ты.
— И ты не ощущал… что тебе чего-то не хватает? И тебе… разве не хотелось… другого? — Тревога в ее голосе тронула его.
Улыбаясь, он покачал головой.
— Нет, принимая во внимание все остальное.
— Тогда, я полагаю, все хорошо.
Но он видел, что не убедил ее. Словами это сделать, кажется, невозможно. Убедить может нечто другое.
Он откинул простыню в сторону, подставляя ее теплое, розовое тело прохладному утреннему воздуху, а свободной рукой быстро скинул рубашку и членораздельно произнес:
— Я непонятно выразился — прошлой ночью мне было более чем хорошо.. И, наверное, требуется напомнить, как это было.
Насколько Кэтрин могла понять, его контроль над собой был совершенен. Он в точности знал, как добиться от нее желаемой капитуляции, и не останавливался до тех пор, пока голова не подсказывала ему, что это нужно сделать. Она могла искусить, соблазнить его — это было легко. Но заставить потерять рассудок она не могла. Знала, что уже пыталась сделать это, но бесполезно. Казалось, что после всего, что произошло между ними, ей будет трудно смотреть ему в лицо. Но это было совсем не так: его естественность, спокойный юмор помогли преодолеть вспыхнувший было стыд.
Послеполуденное солнце проскальзывало сквозь окна-щели. На улице потеплело, поэтому они потушили камин. Рован сидел у ее ног, облокотившись спиной о кресло, и наигрывал знакомую мелодию на мандолине. У нее на коленях лежало вышивание, хотя за последний час она не сделала ни стежка. Она была занята собственными мыслями и машинально следила за его сильными пальцами, перебиравшими струны. Мелодия подходила к концу, и скоро последняя нота повисла в воздухе, эхом отдавшись от каменных стен. Он откинул голову назад, на колени Кэтрин, и она стала гладить его жесткие волнистые волосы.
— Что же мы будем делать?
— Что-то… ничего… что будет необходимо, — ответил он и вздохнул.
— Что, если… — начала она и, заколебавшись, прикусила губу.
— Да? — спросил он, не глядя в ее сторону.
Кэтрин с трудом начала объяснять:
— Что, если несмотря ни на что, Жиль все-таки решит тебя убить? Что будет, если он посчитает тебя угрозой и не захочет рисковать?
— Что, если он решит, что человек, наставивший ему рога, должен умереть? — повторил за ней Рован. — Я не собираюсь добровольно класть голову на плаху.
— Но ты же сейчас безоружен.
— Ты полагаешь, что он прикажет убрать меня, как только «Цветок хлопка» причалит? Может и так, но если он и задумал это, по крайней мере, сначала он должен узнать, увенчался ли успехом его план в отношении нас обоих.
— Не могу себе представить, что он скажет, чтобы разузнать правду?
— Довольно просто, поскольку тебя при этом не будет.
— Понимаю, — спросит как мужчина мужчину.
Рован повернулся к ней, положив руку на ее колено, и открыто посмотрел ей в глаза.
— Это волнует тебя? Даю слово, не будет никаких комментариев.
— В этом я тоже уверена. — Кэтрин подумала, что не в манере Рована распространяться о связях с женщинами, как и спать с ними за спиной мужа. Но тем не менее дела обстояли вот так…
Рован взял ее руку, прижал к своей, ладонь к ладони, так сильно, что она почувствовала каждый ее изгиб.
— Не расстраивай себя, — сказал он. — Я не причиню ему, если это не нужно, никакого вреда.
— Да я не из-за Жиля, — начала она, затем остановилась, потому что Рован вдруг очень заинтересованно посмотрел на нее. Она отняла свою руку.
— Для тебя, может быть, странно, что я беспокоюсь о тебе, но ответственность за твою смерть будет лежать на мне. Я этого не переживу.
Его лицо потемнело. Он отвернулся и стал смотреть на огонь.
— Постараюсь тебя не расстраивать.
Но Кэтрин его слова не успокоили, это чувство было не ново. Тревога в ней поселилась с прошлой ночи. Несмотря на объяснения Рована, ее волновали, как ей казалось, неправдоподобные команды их эмоциям. Ей не нравилось, что он легко мог контролировать ее состояние, не забывая о себе. Ей не хотелось, чтобы ею просто манипулировали, и она задавала себе вопрос — было ли в его чувствах и умелых ласках нечто большее, чем обыкновенное желание?
Еще совсем недавно ее голову не волновали подобные мысли, события этой ночи так изменили ее. Она не только познала искусство любви, но и себя тоже, и думала о том, как легко может стать зависимой от близости, открывшейся с ним. Только, конечно, она никогда не скажет ему об этом.
Она ненавидела эти свои сомнения, подозрения, страхи. И вдруг с такой горечью пожалела, что не встретила Рована, когда был жив отец, и отношения между ними не развивались, как у нормальных молодых людей. С вальсами, любовными посланиями в день святого Валентина, спокойными прогулками, разговорами о том, кто что любит и кому что не нравится, желаниями и мечтами.
Как замечательно было бы месяцами узнавать друг друга, прикасаться, целоваться и медленно приближаться к любви.
Но вопрос в том — полюбили бы они друг друга, чувствовал ли он к ней хоть что-то?
И чувствует ли он к ней сейчас что-либо, кроме сострадания, жалости и привлекательности, остроты данной ситуации?
Она должна знать. Ей казалось — она разрушит его контроль, заставит забыть абсолютно все, кроме нее, тогда это будет хорошим предзнаменованием. Она попытается снова, но на этот раз менее пристойно.
Она сидела и смотрела на огонь, потом улыбнулась ему, выпрямила ногу, подняла ее и нагнулась, чтобы почесать колено. При этом она коснулась грудью щеки Рована. Он отодвинулся, чтобы ей было удобнее. Может, с точки зрения человека с хорошими манерами, это и естественно, но Кэтрин это задело. Она дотронулась до его плеча, и он вернулся в прежнее положение. Минуту спустя Кэтрин дотронулась до мочки уха Рована, притворяясь, что ей просто скучно, и почувствовала, что его это взволновало. Она продолжала ласкать его, а он улыбался, глядя на огонь, потом поймал ее руку и поднес к губам, сидел и держал ее, нежно поглаживая ладонь пальцами.
Кэтрин расстроилась. Интересно, понял ли он, что она делает? Может быть, да, понял и пытался намекнуть, что ее робкие попытки не приветствуются. От этой мысли сразу стало как-то неуютно и единственное, что ей оставалось, это продолжать. Она положила вышивание на столик, оперлась одной рукой о спинку кресла, а другой погрузилась в его темные кудри.
— Осторожнее, — лениво произнес он, — или у тебя могут появиться проблемы.
— Это угроза? — спросила она, старательно наматывая ему завиток на ухо.
— Это обещание.
— Но я как-то не очень испугалась.
Вдруг он резко потянул ее за руку, она прямо выскочила из кресла в его объятия, спиной прижавшись к его груди, а руки скрестив перед собой.
— Очень хорошо, — сказал он ей на ухо. — Я люблю в женщинах храбрость. Это делает их в любви несколько авантюрными.
Кэтрин перевела дыхание. Она попыталась вырваться из объятий, но не смогла. Напряженным голосом произнесла:
— Конечно, тебе лучше знать после всех этих иностранок.
— Всех? Ты делаешь мне честь, их всего-то было одна или две.
— Одна или две научили тебя как… сохранять себя. — Ее лицо запылало после того, как она осмелилась заговорить на эту тему.
Он засмеялся.
— Как раз и не так. Знания я получил от пожилого арабского джентльмена.
— И вы практиковались с женщиной… с женщинами.
— Какие неделикатные мысли, любовь моя, и как это вас занимает. Вас волнует моя практика, как вы изволили выразиться?
«Моя любовь», — отозвалось в ней.
Негодование и тревога захватили Кэтрин.
— Почему же? Ко мне это не имеет никакого отношения.
Крепко прижавшись к нему спиной, она слышала биение его сердца, и этот стук моментально отозвался в ней уже знакомым ощущением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29