.. — с тоской подумалось ей. — Что ж, тем больше у меня оснований опасаться его».
Тут она почувствовала, как напрягся Обри, и инстинктивно придвинулась ближе к нему. «Только бы не дошло до новой стычки!» — взмолилась Элиза про себя. Но, к своему удивлению, на лице Обри она увидела отнюдь не враждебность, но любопытство и какую-то… надежду.
— Так вы считаете, что я должен туда залезть? — Мальчик обращался непосредственно к Киприану, и в голосе его слышался даже некоторый задор.
— Почему бы и нет, если у тебя будет достаточно сил? Все моряки должны уметь лазить по вантам.
Элиза хотела вмешаться, но по мальчишеской рожице медленно расплылась такая восторженная, такая восхищенная улыбка, что у нее не хватило духу растоптать надежды Обри. Только не сейчас, когда он снова начал ходить. Кроме того, вряд ли у нее что-нибудь получилось бы, если и Оливер, и Киприан вознамерились сделать из мальчика настоящего морского волка.
Обеспокоенная, но в то же время обрадованная этим неожиданным интересом к состоянию Обри, Элиза вопрошающе взглянула на Киприана. Тот ответил ей загадочным взглядом.
— Кажется, жизнь на море полезна вашему кузену куда больше, чем вы могли вообразить, — проронил он.
Относительная гармония, установившаяся между Обри и Киприаном, привела Элизу в такое хорошее расположение духа, что ей не захотелось напоминать последнему, что прогресс в состоянии здоровья мальчика не имеет никакого отношения к чрезвычайным обстоятельствам, связанным с его похищением.
— По-видимому, перемена обстановки действительно ему помогла, — согласилась Элиза. — И Оливер. Он так усердно занимался с Обри, что заслуживает всяческих похвал.
— Что ж, возможно, — уклончиво ответил Киприан.
— Может быть, Обри будет на пользу повисеть немного на снастях, — вступил в разговор Ксавье. — Что скажешь, паренек? Попробуем?
На лице Обри одновременно отразились все противоречивые чувства, которые он испытывал. Ему ужасно хотелось пойти с Ксавье, чтобы испытать свои силы, преодолевая новое препятствие, но подозрения насчет Киприана и Элизы удерживали мальчика. И все же первые добрые слова, сказанные ему капитаном, пробили изрядную брешь в обороне Обри. Некоторое время он еще колебался, глядя то на Киприана, то на кузину, потом вдруг повернулся к Ксавье, и лицо его загорелось воодушевлением и азартом.
— На какую высоту я сегодня могу забраться?
— Не слишком высоко! — вскрикнула Элиза.
— Не стоит так волноваться. Ксавье прекрасно может оценить возможности мальчика, — прервал ее Киприан. — Он обучил много превосходных моряков, включая Оливера. Оливер ведь тоже начинал юнгой, — добавил он.
В глазах Обри засветилась надежда.
— А я могу стать юнгой? — с замиранием сердца спросил он.
Элиза замерла. «Боже, — взмолилась она, — только бы Киприан не зарубил в корне те робкие ростки надежды, которые вновь поселились в сердце выздоравливающего мальчика!» Но опасения ее оказались напрасными.
— Все на корабле должны работать, — сказал капитан Дэйр. — У нас как раз сейчас нет юнги, потому что Оливер уже слишком взрослый для такой работы, и ты подходишь нам как нельзя лучше.
Но до чего же он хитер, подумала Элиза, провожая взглядом Ксавье и Обри, потихоньку, с Остановками удалявшихся по направлению к носу корабля. Поманил мальчика примером Оливера, и вот Обри уже на крючке, как та старая щука, которую как-то поймали на блесну братья Элизы. Но, наблюдая за странной парочкой, которую представляли собой гигант африканец и хромающий мальчик, она закусила губу. Как бы там ни было, Обри действительно выздоравливает…
— Не прогуляетесь ли со мной, Элиза?
Одна лишь эта короткая просьба Киприана заставила сердце Элизы учащенно забиться. Его лицо сохраняло учтивое, почти любезное выражение, ее же, как она опасалась, было далеко не так спокойно.
— Почему вы стали вдруг так милы с Обри? — спросила она напрямик.
Взгляды их встретились, но ни в одном из них не было вызова. Киприан даже чуть улыбнулся:
— Сказать вам всю правду или только часть?
— Всю, — быстро сказала Элиза, отметая свои страхи, как бы его ответ не вывел ее из равновесия снова. Нервно сглотнув, она решительно повторила: — Всю правду.
Улыбка его стала шире, суровые черты разгладились, и в лице проглянуло даже что-то мальчишеское, ничуть, впрочем, не вредя окружавшей его ауре суровой мужественности. Элизе никогда еще не доводилось встречать мужчину, который был бы настолько мужчиной.
— Ладно. — Он взял ее под локоть, увлекая к правому борту. — Правда же заключается в том, что сегодня за завтраком я, к моему величайшему сожалению, несколько утратил свою обычную… гм-м… корректность.
— Никогда бы не подумала, что вы можете быть корректным. По-моему, правила хорошего тона писаны не для пиратов и не для похитителей детей, — заявила Элиза, нимало не заботясь о том, чтобы самой соблюдать хотя бы минимальную вежливость.
Киприан рассмеялся. Его смешок отозвался дрожью в руке, легко касавшейся ее локтя, и Элиза сама затрепетала, но отнюдь не от смеха.
— Вот вы уже и показываете коготки, Элиза, — весело сказал он. — Но я и правда не виноват! Положение капитана корабля сродни положению диктатора, и я, по-видимому, слишком привык к тому, что, когда я приказываю прыгать, все вокруг спрашивают только, насколько высоко. Любое неподчинение выводит меня из себя, от кого бы оно ни исходило, и я сгоряча могу сказать какую-нибудь резкость. Уверяю вас, я вовсе не собирался посадить мальчика на жидкую овсянку.
Элиза ощутила большое облегчение.
— У мальчика есть имя, знаете ли, — произнесла она чуть более мягким тоном.
Они остановились у борта, и Киприан повернулся к ней лицом. Не отпуская ее локтя, он завладел и второй ее рукой.
— Я знаю, что его зовут Обри Хэбертон. Но я предпочел бы думать о нем как о вашем двоюродном брате, мисс Элиза Фороугуд.
Как могло ей еще недавно казаться, что ее сердце бьется слишком часто? Вот сейчас оно действительно заколотилось так, словно стремилось вырваться из груди.
— Но… вы… что… — Она прерывисто вздохнула. — Вы так и не ответили на мой вопрос.
— На какой вопрос? — отозвался Киприан, привлекая ее к себе. Или это она сама прильнула к нему? Какой же она, действительно, задавала ему вопрос?
— Почему… почему вы стали так милы с ним? Скажите правду, — задыхаясь, сказала Элиза.
— Значит, правду?.. — Глаза Киприана приковывали к себе взгляд Элизы с какой-то совершенно необъяснимой силой. — Я хочу понравиться вам, Элиза. Если для этого я должен изменить свое поведение, усовершенствовать манеры, я так и сделаю. Я не очень-то хорошо обходился с мальчиком, но я исправлюсь.
После такого признания сердце у нее в груди едва не остановилось. Он хочет ей понравиться! Неужели Ксавье был ближе к истине, нежели она полагала? С некоторым запозданием Элиза вспомнила о своем долге перед Обри.
— И что же, вы… вы отпустите Обри?
Его взгляд скользнул в сторону, нестерпимо долго исследуя горизонт.
— Я отпущу его. В свое время… — Голос Киприана звучал так ровно, был настолько лишен всяких эмоций, что Элиза хотела было потребовать разъяснении, но тут Киприан снова повернулся к ней. Его глаза не отрывались от ее губ, и Элиза почувствовала, как у нее дрожат и подгибаются колени.
«Но тебя я не отпущу, — казалось, говорил этот взгляд. — Тебя я хочу удержать».
И, как ни странно, сейчас Элизе хотелось, чтобы ее никогда не отпускали.
— Ему… ему становится все лучше. Его отец наверняка будет… благодарен, — пролепетала она. Аура чувственности, словно облаком окутавшая их двоих, не давала ей собраться с мыслями.
— А вы?
— Я… я тоже чувствую себя лучше, — прошептала Элиза.
Внезапным движением Киприан привлек ее к себе.
— Я не о том, Элиза. Я хочу знать, вы тоже будете благодарны?
— О да. — Девушка кивнула. Она боялась думать, как может быть истолковано ее согласие, но оно вырвалось у нее помимо ее воли.
— И как вы меня отблагодарите?
Где была ее защитная реакция? Куда подевалось чувство самосохранения? Но когда сердце бьется как сумасшедшее, совершенно невозможно мыслить здраво. Элиза попыталась отстраниться, но ее ладони коснулись непреодолимой преграды — его мускулистой груди, и тепло его кожи обожгло кончики ее пальцев даже сквозь тонкий лен рубахи.
Корабль беспрерывно покачивался на волнах, но сильные руки Киприана надежно удерживали Элизу. Его голова склонялась к ней очень медленно, давая ей достаточно времени, чтобы запротестовать, вырваться. Но слова, которыми она могла бы остановить его, так и остались непроизнесенными.
Этот человек был весь словно вырезан из камня. Твердым, как скала, было его тело. Холодным, как гранит, было и его сердце. Но губы… Губы его были горячими. И невероятно нежными. Они манили, притягивали ее словно магнит.
Налетевший порыв ветра взметнул волосы Элизы. Их шелковая кисея окружила два обращенных друг к другу лица, скрыв их от всего остального мира, и руки Элизы скользнули вверх к его плечам. Она вся прижалась к нему. Их сердца стучали в едином ритме.
Закрыв глаза, Элиза запрокинула голову в предвкушении поцелуя более крепкого и страстного, чем прежние. Сначала робко, потом гораздо решительнее она обняла его руками за шею. Она была готова целовать его вечно, но… он легонько отстранился.
Губы их разъединились, но в его взгляде, устремленном на нее из-под полуопущенных век, Элиза почувствовала даже большую интимность, чем в недавнем поцелуе. Донельзя смущенная собственной порочностью, она отвела глаза и опустила голову, стремясь избавиться от этого разглядывания, причинявшего ей почти физические страдания. Киприан тут же наклонился и поцеловал пробор в ее густых темно-каштановых волосах, но этот почти братский поцелуй только усилил смятение Элизы.
— Так вот, значит, какова на вкус ваша благодарность? — выдохнул Киприан прямо в ее спутанные волосы. — Если я не поостерегусь, Элиза, мне придется показать все, на что я способен, чтобы добиться от вас благодарности еще более сладостной.
Обхватив ладонью ее подбородок, он приподнял голову Элизы и, запечатлев на дрожащих губах еще один поцелуй, слегка отстранил ее от себя.
Несколько секунд Элиза стояла, оглушенная, бессмысленно уставившись на Киприана и не замечая ничего вокруг. Затем ее сознания коснулся ликующий вопль Обри, вернулись прочие звуки, наполняющие корабль, полным ходом идущий вперед, — и реальность обрушилась на нее, заставив осознать ужасную истину: она целовалась с Киприаном буквально на глазах у всей команды и не могла остановиться.
Элиза резко отвернулась и в совершенной панике вцепилась пальцами в толстый борт.
— Элиза! Посмотри на меня, Элиза! — кричал Обри.
Она взглянула туда, откуда раздавался его голос, и увидела, что мальчик машет ей рукой, вися на канате на высоте двух узлов, завязанных на нем через равные промежутки. Ксавье стоял рядом, бдительно следя за новоявленным матросом. Элиза слабо махнула в ответ. Она не могла сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме присутствия Киприана, все еще стоявшего так близко от нее.
— Похоже, пребывание на «Хамелеоне» явно идет ему на пользу. — Нарочито небрежный тон Киприана внес еще большую сумятицу в душу девушки. Она с трудом сглотнула, губы ее стали сухими, как бумага. Лучше говорить про Обри, промелькнуло у нее в мозгу, чем про то, что только что произошло между нею и этим совершенно несносным человеком. Она закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти образ Майкла. Нельзя сказать, чтобы его ей хорошо удалось, но, по крайней мере, она вспомнила, как и почему оказалась на корабле контрабандистов и кто всему виной.
— Не странно ли, что человек, укравший чужого ребенка, помогает ему выздороветь? — произнесла она, поджав губы и не отрывая глаз от морского простора.
Она почувствовала, как Киприан придвинулся к ней вплотную. Краем глаза она видела его сильную загорелую руку, лежавшую на поручне буквально на волосок от ее руки, и ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не отодвинуться. Если Киприан снова коснется ее, подумала Элиза, она уже не сможет сохранять дистанцию между ними.
— Одна из маленьких причуд судьбы, — протянул Киприан. — В любом случае мальчик, то есть Обри, поехал на Мадейру в надежде на исцеление. Да и вы тоже, как я понимаю? Так не все ли равно, где и как человек избавится от болезни?
Он развернулся спиной к борту и оперся на поручень, скрестив ноги. Элиза упорно продолжала созерцать бесконечную череду серо-голубых волн.
— Расскажите мне, Элиза, от какой болезни вы лечитесь? — спросил Киприан. — Должен признаться, мне вы не кажетесь тяжело больной. Эти розы на ваших щеках, чудесный блеск ваших роскошных волос, нежный трепет вашего тела в ответ на мои прикосновения — все в вас так и пышет здоровьем!
С каждым словом, с каждым его интимным комплиментом румянец на щеках Элизы разгорался все жарче. Она не хотела его слушать и в то же время всей душой жаждала новых и новых лестных слов, которые ей никто не говорил раньше. Она, Элиза Фороугуд, книжная душа, болезненная и застенчивая молодая женщина, всегда сторонившаяся светской жизни, упивалась любезностями беспутного моряка. Безумие? Да, безумие, и все же… все же Элиза верила каждому его слову. Киприан был прав — еще никогда в жизни она не чувствовала себя лучше, чем теперь. Быть может, океанские просторы, холодный ветер и соленый морской воздух сотворили еще одно чудо и теперь она здорова?
— Элиза?.. — напомнил о себе Киприан.
— Я… я с детства страдаю болезнью, которая называется астма. Когда я нервничаю или напугана, — а порой и без всякой причины, — у меня бывают приступы удушья. Но в последнее время я чувствую себя лучше. Гораздо лучше, — добавила Элиза, задыхаясь, как во время одного из приступов, о которых только что говорила. Но вовсе не болезнь была тому виной, а нечто, на ее взгляд, гораздо худшее. Элизе не давала нормально дышать страсть к Киприану Дэйру, и, хотя ей следовало бы стыдиться подобных чувств, она не имела ничего против ощущений, которые заставили бы ее задыхаться еще сильнее.
На его губах появилась кривая усмешка.
— Мне кажется, после того как вы оказались на борту «Хамелеона», у вас было немало случаев испугаться — и никаких приступов. Наверное, пребывание на моем корабле пошло вам на пользу, так же как и Обри. — Он сделал паузу, во время которой Элиза как завороженная смотрела, как его рука накрывает ее руку. — Вы выразили мне свою благодарность за улучшение здоровья Обри. Не удостоите ли меня такой же благодарности и за ваше собственное исцеление? Скажем, сегодня за обедом?
Киприан поднес к губам ее трепещущую ладонь и поцеловал.
Элизе приходилось кое-что читать о человеческой физиологии, в том числе и несколько медицинских статей, которые попались ей в отцовской библиотеке, но, насколько она помнила, никакой связи между рукой человека и потаенными глубинами его существа просто не существовало. С научной точки зрения было совершенно невозможно объяснить связь между ее нарастающим возбуждением и прижавшимися к ее ладони теплыми губами Киприана, но в том, что такая связь, несомненно, существует, Элиза убедилась на собственном опыте, почувствовав, как нарастающий греховный жар опаляет ее плоть.
Между тем Киприан выпустил ее руку и лучезарно улыбнулся:
— До вечера, Элиза. До вечера.
12
Элиза смотрела в маленькое круглое отверстие единственного в ее каюте иллюминатора. Солнце скоро должно было коснуться горизонта, и на бескрайней глади океана уже заиграли нежно-розовые и золотые отблески близкого заката.
К вечеру заметно похолодало, ведь был уже конец ноября, а корабль шел на север. «Когда же он в конце концов пристанет к берегу?» — спрашивала себя Элиза. Впрочем, у нее сейчас была более насущная забота: ее тревожило, каковы будут намерения Киприана сегодня вечером.
Элиза набросила на плечи красивую вязаную шаль, обнаруженную ею в узелке с одеждой, который накануне принес Киприан. Шаль хорошо предохраняла от холода, но, к сожалению, тонкая шерсть вряд ли могла служить ей надежной защитой, если Киприан предпримет решительный штурм. При малейшей провокации с его стороны ее воля к сопротивлению исчезнет, и этот барьер падет.
Мысль о том, как легко ему удается пробудить в ней влечение к себе, наполнила Элизу тревогой и… стыдливой радостью, от которой по ее спине поползли мурашки.
Стараясь справиться с собой, Элиза нервно разгладила юбку и поправила упавшую на лоб непослушную прядь. Сегодня вечером она должна быть готова ко всему. Неплохо было бы также составить план, как противостоять попыткам Киприана добиться своего. Во-первых, решила Элиза, она должна ограничиться одним бокалом вина, не больше. Затем, если Киприан поведет себя с ней чересчур вольно, она напомнит ему о своей помолвке и о женихе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Тут она почувствовала, как напрягся Обри, и инстинктивно придвинулась ближе к нему. «Только бы не дошло до новой стычки!» — взмолилась Элиза про себя. Но, к своему удивлению, на лице Обри она увидела отнюдь не враждебность, но любопытство и какую-то… надежду.
— Так вы считаете, что я должен туда залезть? — Мальчик обращался непосредственно к Киприану, и в голосе его слышался даже некоторый задор.
— Почему бы и нет, если у тебя будет достаточно сил? Все моряки должны уметь лазить по вантам.
Элиза хотела вмешаться, но по мальчишеской рожице медленно расплылась такая восторженная, такая восхищенная улыбка, что у нее не хватило духу растоптать надежды Обри. Только не сейчас, когда он снова начал ходить. Кроме того, вряд ли у нее что-нибудь получилось бы, если и Оливер, и Киприан вознамерились сделать из мальчика настоящего морского волка.
Обеспокоенная, но в то же время обрадованная этим неожиданным интересом к состоянию Обри, Элиза вопрошающе взглянула на Киприана. Тот ответил ей загадочным взглядом.
— Кажется, жизнь на море полезна вашему кузену куда больше, чем вы могли вообразить, — проронил он.
Относительная гармония, установившаяся между Обри и Киприаном, привела Элизу в такое хорошее расположение духа, что ей не захотелось напоминать последнему, что прогресс в состоянии здоровья мальчика не имеет никакого отношения к чрезвычайным обстоятельствам, связанным с его похищением.
— По-видимому, перемена обстановки действительно ему помогла, — согласилась Элиза. — И Оливер. Он так усердно занимался с Обри, что заслуживает всяческих похвал.
— Что ж, возможно, — уклончиво ответил Киприан.
— Может быть, Обри будет на пользу повисеть немного на снастях, — вступил в разговор Ксавье. — Что скажешь, паренек? Попробуем?
На лице Обри одновременно отразились все противоречивые чувства, которые он испытывал. Ему ужасно хотелось пойти с Ксавье, чтобы испытать свои силы, преодолевая новое препятствие, но подозрения насчет Киприана и Элизы удерживали мальчика. И все же первые добрые слова, сказанные ему капитаном, пробили изрядную брешь в обороне Обри. Некоторое время он еще колебался, глядя то на Киприана, то на кузину, потом вдруг повернулся к Ксавье, и лицо его загорелось воодушевлением и азартом.
— На какую высоту я сегодня могу забраться?
— Не слишком высоко! — вскрикнула Элиза.
— Не стоит так волноваться. Ксавье прекрасно может оценить возможности мальчика, — прервал ее Киприан. — Он обучил много превосходных моряков, включая Оливера. Оливер ведь тоже начинал юнгой, — добавил он.
В глазах Обри засветилась надежда.
— А я могу стать юнгой? — с замиранием сердца спросил он.
Элиза замерла. «Боже, — взмолилась она, — только бы Киприан не зарубил в корне те робкие ростки надежды, которые вновь поселились в сердце выздоравливающего мальчика!» Но опасения ее оказались напрасными.
— Все на корабле должны работать, — сказал капитан Дэйр. — У нас как раз сейчас нет юнги, потому что Оливер уже слишком взрослый для такой работы, и ты подходишь нам как нельзя лучше.
Но до чего же он хитер, подумала Элиза, провожая взглядом Ксавье и Обри, потихоньку, с Остановками удалявшихся по направлению к носу корабля. Поманил мальчика примером Оливера, и вот Обри уже на крючке, как та старая щука, которую как-то поймали на блесну братья Элизы. Но, наблюдая за странной парочкой, которую представляли собой гигант африканец и хромающий мальчик, она закусила губу. Как бы там ни было, Обри действительно выздоравливает…
— Не прогуляетесь ли со мной, Элиза?
Одна лишь эта короткая просьба Киприана заставила сердце Элизы учащенно забиться. Его лицо сохраняло учтивое, почти любезное выражение, ее же, как она опасалась, было далеко не так спокойно.
— Почему вы стали вдруг так милы с Обри? — спросила она напрямик.
Взгляды их встретились, но ни в одном из них не было вызова. Киприан даже чуть улыбнулся:
— Сказать вам всю правду или только часть?
— Всю, — быстро сказала Элиза, отметая свои страхи, как бы его ответ не вывел ее из равновесия снова. Нервно сглотнув, она решительно повторила: — Всю правду.
Улыбка его стала шире, суровые черты разгладились, и в лице проглянуло даже что-то мальчишеское, ничуть, впрочем, не вредя окружавшей его ауре суровой мужественности. Элизе никогда еще не доводилось встречать мужчину, который был бы настолько мужчиной.
— Ладно. — Он взял ее под локоть, увлекая к правому борту. — Правда же заключается в том, что сегодня за завтраком я, к моему величайшему сожалению, несколько утратил свою обычную… гм-м… корректность.
— Никогда бы не подумала, что вы можете быть корректным. По-моему, правила хорошего тона писаны не для пиратов и не для похитителей детей, — заявила Элиза, нимало не заботясь о том, чтобы самой соблюдать хотя бы минимальную вежливость.
Киприан рассмеялся. Его смешок отозвался дрожью в руке, легко касавшейся ее локтя, и Элиза сама затрепетала, но отнюдь не от смеха.
— Вот вы уже и показываете коготки, Элиза, — весело сказал он. — Но я и правда не виноват! Положение капитана корабля сродни положению диктатора, и я, по-видимому, слишком привык к тому, что, когда я приказываю прыгать, все вокруг спрашивают только, насколько высоко. Любое неподчинение выводит меня из себя, от кого бы оно ни исходило, и я сгоряча могу сказать какую-нибудь резкость. Уверяю вас, я вовсе не собирался посадить мальчика на жидкую овсянку.
Элиза ощутила большое облегчение.
— У мальчика есть имя, знаете ли, — произнесла она чуть более мягким тоном.
Они остановились у борта, и Киприан повернулся к ней лицом. Не отпуская ее локтя, он завладел и второй ее рукой.
— Я знаю, что его зовут Обри Хэбертон. Но я предпочел бы думать о нем как о вашем двоюродном брате, мисс Элиза Фороугуд.
Как могло ей еще недавно казаться, что ее сердце бьется слишком часто? Вот сейчас оно действительно заколотилось так, словно стремилось вырваться из груди.
— Но… вы… что… — Она прерывисто вздохнула. — Вы так и не ответили на мой вопрос.
— На какой вопрос? — отозвался Киприан, привлекая ее к себе. Или это она сама прильнула к нему? Какой же она, действительно, задавала ему вопрос?
— Почему… почему вы стали так милы с ним? Скажите правду, — задыхаясь, сказала Элиза.
— Значит, правду?.. — Глаза Киприана приковывали к себе взгляд Элизы с какой-то совершенно необъяснимой силой. — Я хочу понравиться вам, Элиза. Если для этого я должен изменить свое поведение, усовершенствовать манеры, я так и сделаю. Я не очень-то хорошо обходился с мальчиком, но я исправлюсь.
После такого признания сердце у нее в груди едва не остановилось. Он хочет ей понравиться! Неужели Ксавье был ближе к истине, нежели она полагала? С некоторым запозданием Элиза вспомнила о своем долге перед Обри.
— И что же, вы… вы отпустите Обри?
Его взгляд скользнул в сторону, нестерпимо долго исследуя горизонт.
— Я отпущу его. В свое время… — Голос Киприана звучал так ровно, был настолько лишен всяких эмоций, что Элиза хотела было потребовать разъяснении, но тут Киприан снова повернулся к ней. Его глаза не отрывались от ее губ, и Элиза почувствовала, как у нее дрожат и подгибаются колени.
«Но тебя я не отпущу, — казалось, говорил этот взгляд. — Тебя я хочу удержать».
И, как ни странно, сейчас Элизе хотелось, чтобы ее никогда не отпускали.
— Ему… ему становится все лучше. Его отец наверняка будет… благодарен, — пролепетала она. Аура чувственности, словно облаком окутавшая их двоих, не давала ей собраться с мыслями.
— А вы?
— Я… я тоже чувствую себя лучше, — прошептала Элиза.
Внезапным движением Киприан привлек ее к себе.
— Я не о том, Элиза. Я хочу знать, вы тоже будете благодарны?
— О да. — Девушка кивнула. Она боялась думать, как может быть истолковано ее согласие, но оно вырвалось у нее помимо ее воли.
— И как вы меня отблагодарите?
Где была ее защитная реакция? Куда подевалось чувство самосохранения? Но когда сердце бьется как сумасшедшее, совершенно невозможно мыслить здраво. Элиза попыталась отстраниться, но ее ладони коснулись непреодолимой преграды — его мускулистой груди, и тепло его кожи обожгло кончики ее пальцев даже сквозь тонкий лен рубахи.
Корабль беспрерывно покачивался на волнах, но сильные руки Киприана надежно удерживали Элизу. Его голова склонялась к ней очень медленно, давая ей достаточно времени, чтобы запротестовать, вырваться. Но слова, которыми она могла бы остановить его, так и остались непроизнесенными.
Этот человек был весь словно вырезан из камня. Твердым, как скала, было его тело. Холодным, как гранит, было и его сердце. Но губы… Губы его были горячими. И невероятно нежными. Они манили, притягивали ее словно магнит.
Налетевший порыв ветра взметнул волосы Элизы. Их шелковая кисея окружила два обращенных друг к другу лица, скрыв их от всего остального мира, и руки Элизы скользнули вверх к его плечам. Она вся прижалась к нему. Их сердца стучали в едином ритме.
Закрыв глаза, Элиза запрокинула голову в предвкушении поцелуя более крепкого и страстного, чем прежние. Сначала робко, потом гораздо решительнее она обняла его руками за шею. Она была готова целовать его вечно, но… он легонько отстранился.
Губы их разъединились, но в его взгляде, устремленном на нее из-под полуопущенных век, Элиза почувствовала даже большую интимность, чем в недавнем поцелуе. Донельзя смущенная собственной порочностью, она отвела глаза и опустила голову, стремясь избавиться от этого разглядывания, причинявшего ей почти физические страдания. Киприан тут же наклонился и поцеловал пробор в ее густых темно-каштановых волосах, но этот почти братский поцелуй только усилил смятение Элизы.
— Так вот, значит, какова на вкус ваша благодарность? — выдохнул Киприан прямо в ее спутанные волосы. — Если я не поостерегусь, Элиза, мне придется показать все, на что я способен, чтобы добиться от вас благодарности еще более сладостной.
Обхватив ладонью ее подбородок, он приподнял голову Элизы и, запечатлев на дрожащих губах еще один поцелуй, слегка отстранил ее от себя.
Несколько секунд Элиза стояла, оглушенная, бессмысленно уставившись на Киприана и не замечая ничего вокруг. Затем ее сознания коснулся ликующий вопль Обри, вернулись прочие звуки, наполняющие корабль, полным ходом идущий вперед, — и реальность обрушилась на нее, заставив осознать ужасную истину: она целовалась с Киприаном буквально на глазах у всей команды и не могла остановиться.
Элиза резко отвернулась и в совершенной панике вцепилась пальцами в толстый борт.
— Элиза! Посмотри на меня, Элиза! — кричал Обри.
Она взглянула туда, откуда раздавался его голос, и увидела, что мальчик машет ей рукой, вися на канате на высоте двух узлов, завязанных на нем через равные промежутки. Ксавье стоял рядом, бдительно следя за новоявленным матросом. Элиза слабо махнула в ответ. Она не могла сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме присутствия Киприана, все еще стоявшего так близко от нее.
— Похоже, пребывание на «Хамелеоне» явно идет ему на пользу. — Нарочито небрежный тон Киприана внес еще большую сумятицу в душу девушки. Она с трудом сглотнула, губы ее стали сухими, как бумага. Лучше говорить про Обри, промелькнуло у нее в мозгу, чем про то, что только что произошло между нею и этим совершенно несносным человеком. Она закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти образ Майкла. Нельзя сказать, чтобы его ей хорошо удалось, но, по крайней мере, она вспомнила, как и почему оказалась на корабле контрабандистов и кто всему виной.
— Не странно ли, что человек, укравший чужого ребенка, помогает ему выздороветь? — произнесла она, поджав губы и не отрывая глаз от морского простора.
Она почувствовала, как Киприан придвинулся к ней вплотную. Краем глаза она видела его сильную загорелую руку, лежавшую на поручне буквально на волосок от ее руки, и ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не отодвинуться. Если Киприан снова коснется ее, подумала Элиза, она уже не сможет сохранять дистанцию между ними.
— Одна из маленьких причуд судьбы, — протянул Киприан. — В любом случае мальчик, то есть Обри, поехал на Мадейру в надежде на исцеление. Да и вы тоже, как я понимаю? Так не все ли равно, где и как человек избавится от болезни?
Он развернулся спиной к борту и оперся на поручень, скрестив ноги. Элиза упорно продолжала созерцать бесконечную череду серо-голубых волн.
— Расскажите мне, Элиза, от какой болезни вы лечитесь? — спросил Киприан. — Должен признаться, мне вы не кажетесь тяжело больной. Эти розы на ваших щеках, чудесный блеск ваших роскошных волос, нежный трепет вашего тела в ответ на мои прикосновения — все в вас так и пышет здоровьем!
С каждым словом, с каждым его интимным комплиментом румянец на щеках Элизы разгорался все жарче. Она не хотела его слушать и в то же время всей душой жаждала новых и новых лестных слов, которые ей никто не говорил раньше. Она, Элиза Фороугуд, книжная душа, болезненная и застенчивая молодая женщина, всегда сторонившаяся светской жизни, упивалась любезностями беспутного моряка. Безумие? Да, безумие, и все же… все же Элиза верила каждому его слову. Киприан был прав — еще никогда в жизни она не чувствовала себя лучше, чем теперь. Быть может, океанские просторы, холодный ветер и соленый морской воздух сотворили еще одно чудо и теперь она здорова?
— Элиза?.. — напомнил о себе Киприан.
— Я… я с детства страдаю болезнью, которая называется астма. Когда я нервничаю или напугана, — а порой и без всякой причины, — у меня бывают приступы удушья. Но в последнее время я чувствую себя лучше. Гораздо лучше, — добавила Элиза, задыхаясь, как во время одного из приступов, о которых только что говорила. Но вовсе не болезнь была тому виной, а нечто, на ее взгляд, гораздо худшее. Элизе не давала нормально дышать страсть к Киприану Дэйру, и, хотя ей следовало бы стыдиться подобных чувств, она не имела ничего против ощущений, которые заставили бы ее задыхаться еще сильнее.
На его губах появилась кривая усмешка.
— Мне кажется, после того как вы оказались на борту «Хамелеона», у вас было немало случаев испугаться — и никаких приступов. Наверное, пребывание на моем корабле пошло вам на пользу, так же как и Обри. — Он сделал паузу, во время которой Элиза как завороженная смотрела, как его рука накрывает ее руку. — Вы выразили мне свою благодарность за улучшение здоровья Обри. Не удостоите ли меня такой же благодарности и за ваше собственное исцеление? Скажем, сегодня за обедом?
Киприан поднес к губам ее трепещущую ладонь и поцеловал.
Элизе приходилось кое-что читать о человеческой физиологии, в том числе и несколько медицинских статей, которые попались ей в отцовской библиотеке, но, насколько она помнила, никакой связи между рукой человека и потаенными глубинами его существа просто не существовало. С научной точки зрения было совершенно невозможно объяснить связь между ее нарастающим возбуждением и прижавшимися к ее ладони теплыми губами Киприана, но в том, что такая связь, несомненно, существует, Элиза убедилась на собственном опыте, почувствовав, как нарастающий греховный жар опаляет ее плоть.
Между тем Киприан выпустил ее руку и лучезарно улыбнулся:
— До вечера, Элиза. До вечера.
12
Элиза смотрела в маленькое круглое отверстие единственного в ее каюте иллюминатора. Солнце скоро должно было коснуться горизонта, и на бескрайней глади океана уже заиграли нежно-розовые и золотые отблески близкого заката.
К вечеру заметно похолодало, ведь был уже конец ноября, а корабль шел на север. «Когда же он в конце концов пристанет к берегу?» — спрашивала себя Элиза. Впрочем, у нее сейчас была более насущная забота: ее тревожило, каковы будут намерения Киприана сегодня вечером.
Элиза набросила на плечи красивую вязаную шаль, обнаруженную ею в узелке с одеждой, который накануне принес Киприан. Шаль хорошо предохраняла от холода, но, к сожалению, тонкая шерсть вряд ли могла служить ей надежной защитой, если Киприан предпримет решительный штурм. При малейшей провокации с его стороны ее воля к сопротивлению исчезнет, и этот барьер падет.
Мысль о том, как легко ему удается пробудить в ней влечение к себе, наполнила Элизу тревогой и… стыдливой радостью, от которой по ее спине поползли мурашки.
Стараясь справиться с собой, Элиза нервно разгладила юбку и поправила упавшую на лоб непослушную прядь. Сегодня вечером она должна быть готова ко всему. Неплохо было бы также составить план, как противостоять попыткам Киприана добиться своего. Во-первых, решила Элиза, она должна ограничиться одним бокалом вина, не больше. Затем, если Киприан поведет себя с ней чересчур вольно, она напомнит ему о своей помолвке и о женихе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38