– Расстелите ее у окна! И будьте осторожны, если действительно верите, что это Ван Гог! Он писал толстыми мазками. Может потрескаться. А если краска жидкая, то вас одурачили. Вот о чем говорит техника письма, дитя мое. Все остальное мелочи.
Он подарил Эсфири улыбку и, опираясь на обе трости, доверительно к ней нагнулся.
– Шутка. Впрочем, хотите верьте, хотите нет, но меня как-то раз попросили дать оценку бумажной репродукции Тинторетто. Ха!
Он повернулся спиной к полотну, пока мужчины разворачивали его на полу, и вытер повлажневшие губы.
– Но чтобы понять, Ван Гог ли это, я должен увидеть ее всю сразу, в один миг. И тогда она сверкнет, как вспышка. Я смогу почувствовать ее мощь. В какой-то степени напоминает работу дегустатора, берущего пробу на алкоголь. Алкоголь не имеет вкуса, но, испаряясь с языка, он словно вспыхивает. И сила этой вспышки может прошептать эксперту точную цифру.
Эсфирь попробовала улыбнуться в ответ. Далеко не часто приходилось ей встречать столь необычных и напыщенных людей. Жолие тем временем прижал картину сверху диванной подушкой, а снизу приспособил стеклянную пепельницу. Скрученный холст оказался настолько жестким и упругим, что пепельница едва-едва могла удерживать его на месте.
– Готовы? – спросил Турн.
Мужчины на цыпочках отошли от полотна.
– Да, – ответил Хенсон, с сомнением взирая на импровизированные крепления.
– Что ж, господа, прошу перейти на ту половину комнаты, – жестом показал Турн. – И пожалуйста, ни звука.
Хенсон бросил на Антуана взгляд и заговорщицки подмигнул. Жолие нетерпеливо отмахнулся. Проходя мимо Эсфири, Мартин иронически вздернул бровь. Похоже, ситуация его забавляла. Эсфирь опустила голову и уставилась на кончики своих туфель.
– Итак, – сказал Турн, – тишина! Только тишина, умоляю вас!
Он выпрямился, словно собрался отдать кому-то честь, затем плотно сомкнул веки. Ноздри его раздулись. Он походил на оперного певца, ждущего, пока оркестр приблизится к первой ноте сложнейшей арии. Глубоко дыша, он собирался с силами, успокаивая самого себя перед великим испытанием. Неуклюже переступая на месте и по-прежнему жмурясь, он повернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу с картиной.
Турн приоткрыл глаза и тут же распахнул их до предела. Побледнел и затрясся, напоминая боксера после сильнейшего удара, хотя сумел-таки сохранить равновесие. Впрочем, все три гостя уже бросились к нему, желая как-то помочь, не дать ему упасть. Эсфирь ухватилась за толстый локоть, однако голландец немедленно высвободился.
– Нет! – задыхаясь, воскликнул он. – Mijn God! Не может быть!
Рванувшись вперед, он тяжело осел на колени и уперся ладонями в пол, словно защищая картину своим телом.
– Доктор Турн! Доктор Турн! – забеспокоился Хенсон.
Эсфирь шагнула ближе и, прижав пальцы к липкой шее голландца, принялась нащупывать пульс.
Пока Жолие искал телефон, Турн успел отогнать Эсфирь в сторону и опять утвердился в полураспростертой позе.
– Да что ж такое! – вскипел француз и сильно дунул в трубку. – Дежурный?! Это из номе…
– Ш-ш-штоп!!! – то ли зашипел, то ли захрипел Турн. – Штоп! Молшать! – Он явно задыхался. – Это не приступ! Дураки!
Эсфирь вновь потянулась к инвалиду, думая помочь. Испепеляющий взгляд приковал ее к месту.
– Что вы прицепились к этому идиотскому телефону! – рявкнул голландец на Антуана.
Покачиваясь из стороны в сторону, Турн наконец сумел оторвать руки от пола и выпрямиться на коленях. Он был так разгорячен, что на холст упала капля пота. Жолие с Хенсоном переглянулись. Еще раз нагнувшись вперед, Турн чуть ли не носом поводил по картине, а затем вновь осел на пятки.
– Аквавит! – прохрипел он.
Жолие окинул комнату взглядом и бросился к серванту времен королевы Анны. Возле встроенного телевизора стоял поднос с бутылкой и двумя стаканами. Жолие проверил этикетку и на два пальца налил бренди.
– Вы в порядке? – осторожно поинтересовался Хенсон.
Кивнув, Турн отмахнулся от полицейского. Одним глотком осушил стакан, отдал его Жолие, зажмурился и ущипнул себя за переносицу. Открыв наконец глаза, он бросил еще один взгляд на картину и только потом вскинул голову, ища Эсфирь.
– Я не верю… Где вы ее нашли?
– Выходит, подлинник! – обрадовался Хенсон.
– Она исчезла еще в сорок пятом, – сказал Турн. – Это же дегрутовский портрет! Считалось, что полотно погибло. Mijn God!
– «Дегрутовский»? – переспросил Жолие.
Турн втянул воздух сквозь зубы.
– Был такой маленький музей. Дом семейства Де Грут. Бекберг, Голландия.
– Никогда не слышал, – заметил Жолие.
– Да, в нем хранилась мало чем примечательная коллекция. Скорее, просто мешанина из греческой краснофигурной керамики, пары-тройки аркебуз и прочего испанского и фламандского оружия семнадцатого века. Совсем немного живописи. Музея больше нет. Он существовал при монастырской школе, которую закрыли еще в сороковые годы. Стыд и срам, конечно, но здание после этого забросили, кровельные балки сгнили, а кирпичную кладку продали одной суперзвезде кино для строительства летнего домика.
Жолие подался вперед.
– Так вот почему я о нем не слышал! И что же стало с коллекцией?
– По большей части попала в руки СС, еще во время войны. А что мы могли сделать? Они брали все, что им вздумается.
Эсфирь понурила голову. Да, она ожидала услышать нечто подобное, однако все еще надеялась, что по какой-то невероятной случайности ее отец окажется ни при чем.
– Что вы могли сделать? – недоуменно переспросил Жолие. – Вы что, там были?
– Ах, Антуан… Прихоти судьбы… Да, я там работал. Был очень молод, но ведь мужчин тогда не хватало… Секретарем при хранителе музея. А эта картина считалась вершиной всей коллекции, и немудрено. Все остальное – так, чепуха разных сортов. Бывало, я просиживал перед ней часами. Она стала моим другом. Более того! Она стала причиной, почему я сделал Ван Гога своей специальностью. Не могу поверить, что она сохранилась!
Турн обеими руками ухватил Жолие за лацканы.
– Антуан, я видел, как она горела! Пламя! Дым!
– Мне показалось, вы утверждали, что коллекцию разграбили… – заметил Хенсон.
– Конечно, разграбили! – возмутился Турн. – Немцы сначала все перевезли в пригородный дом семейства Де Грут. Но когда союзники стали подходить ближе, остатки коллекции погрузили на машины. Я лично отвечал за упаковку. Картину поместили в кузов грузовика, «опель-блиц», если не ошибаюсь. Вскоре после их отъезда мы увидели столб дыма. В нескольких километрах от дома горел этот грузовик. Его обстрелял «спитфайр», и все погибло в огне.
Жолие задумчиво поджал губы.
– Mijnheer Турн, а не может ли она быть копией?
Голландец некоторое время размышлял, периодически поглядывая на полотно.
– Нет. Невозможно. Кто-то, видимо, вынул ее прямо из горящей машины. А может, ее украли еще раньше, и я загрузил в кузов пустой ящик… Да нет, ведь я следил за ней, не отрывая глаз! Ни разу, ни на секунду!.. Впрочем… Нет, невероятно! – Он в полном недоумении потряс головой и продолжил: – После войны, конечно, появлялись ее подделки. Их продавали ничего не подозревающим коллекционерам, которые далеко не всегда следовали этическим нормам. Но это не подделка!
Турн выпрямил спину и вновь взглянул на полотно.
– Нет, это она. Я уверен, это она…
Сейчас в комнате было слышно только тяжелое сопение голландца.
Тишину наконец нарушил голос Антуана:
– Появилось ли что-нибудь из коллекции «Де Грут» после войны?
– Только вещи из иудейской части фонда.
Эсфирь вскинула голову.
– Да, среди собрания имелась небольшая подборка средневековой иудаики. Подсвечник. Канделябр. Молитвенник. В общем, очень немного. Вещи из одной испанской синагоги, разграбленной во время войны за независимость Голландии. Кое-что из артефактов позднее всплыло на Украине, после развала Советского Союза. Скажем, кремневое ружье.
– А Советам-то как они достались? – спросил Хенсон. – Об этом что-нибудь известно?
– Тоже растащили, я думаю. Сначала немцы, потом русские. Кто знает? После окончания холодной войны в Берлине были найдены кое-какие документы. Платежные квитанции за приобретенные предметы искусства. В одной из них как раз упоминался Ван Гог из нашей коллекции. В другой – несколько ваз из отдела керамики.
– И кто-то видел эти вазы? – спросил Жолие.
– Насколько я знаю, нет. – Турн опять обернулся к портрету. – И Ван Гог тоже не появлялся. Квитанции, найденные в Берлине, вовсе не означают, что вещи действительно туда добрались. Мы же видели столб дыма от горящего грузовика! Нет, документы на якобы купленные музейные фонды составлялись еще до погрузки или чуть позже, чтобы скрыть факт кражи коллекции. А может, кто-то где-то втихомолку приложил руку. Что еще можно ожидать от воров!
– Скажем, некто, работавший на Третий рейх, – пустился рассуждать Хенсон, – взял настоящую музейную опись, чтобы сфабриковать поддельные квитанции. Но ему – или им – не было известно, что некоторые предметы погибли. Или что их украли по пути. По моему опыту, расследования далеко не раз сталкивались с подобными ситуациями.
Турн не слушал Хенсона. Он просто стоял и молча плакал.
– Нет, это невероятно… Словно встретить давно пропавшего брата…
«Или отца», – подумала Эсфирь.
Итак, ситуация прояснялась. Известно, что Стефан Мейербер от имени нацистов грабил музеи в Южной Франции. Очевидно, он бежал затем в Голландию, где вновь приложил свои таланты, а потом в Германию.
По дороге он сменил имя и фамилию на Сэмюеля Мейера, затем эмигрировал в Америку. Хенсон прав. Смерть Мейербера в Швейцарии – всего лишь инсценировка. Как иначе объяснить, что подлинный Ван Гог объявился на чердаке дома Мейера в Чикаго?
Надо полагать, мать Эсфири об этом узнала. Возможно, даже видела Ван Гога своими глазами. Вот почему она бросила Сэмюеля Мейера. Из любви к дочери она сохранила страшный секрет ее отца.
Тело девушки словно онемело, в животе образовался какой-то мертвый комок. Нет сил думать. Нет сил даже плакать.
Глава 6
ЗАКОННЫЕ ВЛАДЕЛЬЦЫ
Двумя днями позже девушка проснулась со страшной головной болью. Мало того, кто-то настойчиво колотил в дверь ее гостиничного номера. Во рту жгло и резало, будто она полночи жевала утеплитель из стекловолокна. На столике валялась пустая бутылка перцовой водки, укоризненно показывая на Эсфирь горлышком.
Сморщившись, она посмотрела в глазок. Тут Мартин Хенсон вновь забарабанил по филенке, словно намереваясь выбить дверь.
– Это я, – сказал он.
– Вижу, не слепая, – раздраженно проворчала она и, мучительно стеная, сумела-таки справиться с цепочкой и замком. – Чего ты хочешь?
– Интересные дела творятся, – объявил он с порога.
– Мне все равно, – отрезала девушка и отправилась в ванную, чтобы умыться холодной водой. Увы, из крана лилась только теплая струйка. Так ей показалось, по крайней мере.
– Вид у тебя, однако… – протянул он.
– Лесть тебе не поможет. Евреи вообще не очень-то пьют, – вздохнула она.
– Тем лучше для них.
– Но мы склонны к похмелью. Послушай, Мартин, я собираюсь домой, в Израиль. Правду об отце я узнала, а что будет дальше, меня уже не касается. Уж лучше бы картина сгорела, честное слово.
– Она спаслась из огня дважды, первый раз в сорок пятом, а второй вместе с нами. Может, это рука судьбы.
– Может, это, наоборот, проклятие. Я лично просто хочу домой.
– Ты, наверное, еще далеко не все знаешь. Сдается мне, газеты ты не читаешь и ящик не смотришь.
Хенсон отодвинул водочную бутылку и на ее место бросил свежий номер «Чикаго трибьюн». Пролистнул несколько страниц, затем с хрустом сложил газету в две четверти.
– Вот! Как тебе это нравится?
Свет из окна буравил глаза, как бормашина. Она плюхнулась в кресло.
– Сам читай свои газеты.
– Эх, жаль, что так вышло… Надо было нам аккуратнее себя вести – в полиции кто-то разболтал репортерам насчет Ван Гога. В общем, сейчас чикагское управление и Институт искусства официально подтвердили факт находки. Написано многое, но главное здесь, что за последние сутки вся история попала в международные новости.
– А чего удивляться? Ван Гог все-таки. Целое состояние.
– Да, таково общее мнение, хотя расследование еще не закончено. Однако возникает вопрос: если это действительно наш мальчуган Винсент, то кто владелец этого полотна?
– Какая разница? Уж не я, во всяком случае.
Хенсон наклонился вперед и уставился прямо в красные воспаленные глаза Эсфири.
– Знаешь что, закажу-ка я тебе галлон «эспрессо». Кофе тебе помогает? – И с этими словами он поставил водочную бутылку на попа. – Ты, никак, решила, что это лекарство лучше заживляет пулевые дырки?
– Вот уж спасибо! Теперь меня будут пичкать лекциями… Нет, врачи сказали, что я отделалась царапинами.
– Очень глубокими царапинами. – Хенсон присел на диван и улыбнулся. – Итак, в повестке дня вопрос: почему тебя должен волновать наш Ван Гог?
– Нет никакого нашего Ван Гога! Его просто украли!
– Да, украли, – согласился Хенсон. – Но у кого?
Он постучал пальцем по газете. Когда девушка уныло опустила голову, он начал читать вслух. Судя по всему, прошлым днем, когда Си-эн-эн, Си-би-эс и Эн-би-си сообщили про обнаружение картины и показали репортажи о пресс-конференции в Институте искусства, сразу с нескольких сторон раздались заявления о законных притязаниях. Первым отреагировало голландское правительство. Их требование проистекало из того, что монастырская школа, оказавшись банкротом, перешла в руки государства еще в 1950 году. Таким образом, утверждали голландские власти, сейчас картина по праву принадлежит Нидерландам. Посол этой страны уже представил официальное заявление в МИД. Далее в ряду претендентов шел орден Сестер божественного милосердия, в чьих рядах числился монастырь Сестер Святого Антония Падуанского, который и заведовал в свое время той школой, что владела музеем «Де Грут». Уф-ф! Дальше – больше. «Оссерваторе романо», официальный печатный орган Ватикана, заявил о намерении сестер подать иск, хотя собственно Церковь отказалась занимать какую-либо позицию в этом споре. Ну и наконец, с исковым требованием выступила некая голландка, дальними родственными узами связанная с бывшим хранителем упраздненного музея.
В заголовках промелькнуло также имя одного немецкого депутата от правой коалиции, который заявил, что картина-де принадлежит Германии, раз имеются платежные квитанции, датированные сорок пятым годом. Что с того, что Третий рейх сгорел синим пламенем, утверждал он. Покупая картину, рейх действовал во имя немецкого народа. Впрочем, текущее германское правительство, кажется, не очень-то заинтересовано в разбирательстве по этому делу. «Покупка» звучит слишком уж притянуто за уши, поскольку нет никаких доказательств, что «покупатель» действительно хоть что-то заплатил. Не говоря уже о том, что слишком много людей считало все эти квитанции просто фальшивкой, сфабрикованной после разграбления ценностей.
– Ну, хорошо, – сказала Эсфирь, – очень много людей хотят завладеть картиной. Флаг им в руки. Кстати, как насчет США? Им она не нужна? Они ничего там не заявляли?
– А зачем? Нашли-то ее в Чикаго или нет? Вот тебе и девять десятых судебного иска.
Эсфирь презрительно фыркнула.
– Это я так шучу, – сказал Хенсон. – Но пока что были только цветочки. Ты вот что послушай. Итак, вскоре после показа картины по телевизору некий человек по имени Яков Минский ворвался в нью-йоркскую штаб-квартиру Эн-би-си. Это в Рокфеллеровском центре. Там он заявил, будто картина в свое время висела в бильярдной его дядюшки, в Марселе.
– Еще до того, как ее передали в «Де Грут»?
– Нет! Он говорит, когда она уже была там!
Эсфирь закрыла лицо руками.
– Хватит нести чушь!
– Да я серьезно! Минский утверждает, что эту картину может узнать с закрытыми глазами. Она якобы принадлежала его дядюшке, начиная с восьмидесятых годов позапрошлого века, вплоть до его смерти в тысяча девятьсот тридцать втором. Потом ею владела вдова. А когда и она умерла в тридцать шестом, Ван Гог перешел к их сыну, который и хранил картину до сорок четвертого, пока ее не отняли нацисты.
– Стало быть, полотно из «Де Грута» действительно сгорело, как и сказал Турн. А мы нашли экземпляр Минского.
– Да, но Турн абсолютно уверен, что наша картина из коллекции «Де Грута»!
– Знаешь, они оба старики, – утомленно заметила Эсфирь. – Кто-то из них вполне мог ошибиться.
– О, если бы все было так просто, я бы поставил на Турна. Он, так сказать, из первых рук знает этот портрет, да и работает экспертом именно по Ван Гогу аж с пятидесятых годов, когда опубликовал о нем свою первую книгу.
– Ты сказал «если бы»…
– Знаешь, Минского тоже нельзя сбрасывать со счетов.
– Хорошо, пусть нельзя. И что?
Хенсон откинулся на спинку дивана и, положив ногу на ногу, обхватил выставленное колено руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28