По-моему, смахивает на явочную квартиру.
– В спальне, на стене, висит портрет молодого человека. Мне кажется, это он. Есть еще подпись – «Г. В. Турн».
– Наверное, сам нарисовал.
– Внешность его, – сказал Хенсон. – А манера письма похожа на Ван Гога.
– Не хочешь выпить, пока сервант открыт?
Вместо ответа Хенсон посмотрел в окно.
– Ой-ой-ой… – вдруг протянул он. – Антуан с кем-то болтает.
Девушка спешно заперла дверцу и направилась к двери.
– Быстренько сбегай, посмотри на портрет. Потом скажешь, на кого он похож, – скомандовал Хенсон.
Эсфирь скользнула в спальню и искренне удивилась размеру и круглой форме кровати. Нет, такую вещь по лестнице не поднять. Должно быть, втаскивали через окно.
А что касается портрета… Да, тут без вопросов, Турн собственной персоной. Куда более худощавый, если не сказать истощенный, но ошибки нет. Все тот же высокомерно-нагловатый вид, выпирающая челюсть, презрительный прищур глаз. Похоже, его нынешняя манера держаться появилась еще сорок, пятьдесят, а то и шестьдесят лет тому назад. Судя по всему, ведущие эксперты мира не формируются постепенно, их рождают в готовом виде.
Сам же портрет был весьма тщательной попыткой воспроизвести стиль Ван Гога. Толстые, густые мазки, так называемое «импасто», так что холст в результате местами походил на миниатюрный макет горного рельефа. Хотя цвета, вихрящиеся вокруг головы Турна, выглядели не столь яркими, поза во всех деталях совпадала со скетчем из памятного издания монастырской школы и музея «Де Грут». Лицо изображено в три четверти, как и у Винсента. Рука находится между двумя сюртучными пуговицами и повернута ладонью вверх, словно готовясь подхватить некий теннисный мячик. Да, явно имитация Ван Гога. Может, это было своеобразной пробой пера перед созданием подделки?
Эсфирь прикинула, не взять ли картину с собой, но нет, это было бы слишком дерзко. Тогда она заскочила в чуть ли не стерильную ванную комнату, оторвала кусок туалетной бумаги и, вернувшись обратно, ногтем отковырнула малюсенькую чешуйку желтой краски с пуговицы возле руки Турна. Аккуратно завернув ее, девушка сунула трофей себе в сумочку. К тому времени, когда Эсфирь вернулась на лестничную площадку и принялась запирать за собой дверь, Хенсон и Жолие уже поджидали ее внизу.
– Быстрее, – сказал Мартин.
– Полиция?
– Давай-давай, быстрее.
– А не стоит ли Антуану взглянуть на портрет?
– Какой портрет? – заинтересовался Жолие.
– Потом, все потом, – сказал Хенсон.
Эсфирь плюхнулась на заднее сиденье машины. Жолие включил передачу, и они отъехали.
– Да что случилось-то? – спросила она.
– Какая-то старушка, соседка через улицу, – ответил Жолие. – Возвращалась с рынка и увидела, как Турн выходит из дому. Говорит, у машины его поджидал шофер. В черном костюме и черных перчатках.
– Да?
– Но, залезая внутрь, шофер что-то обронил. Она понятия не имеет, что это такое, однако решила, что Турну это может понадобиться. Наверное, она приняла нас за его друзей, – продолжил Жолие, поворачивая к центру города.
Эсфирь повертела в руках ярлык от авиабагажа. Некий Герхардт Брюер, сутки назад прилетевший из Торонто.
– И что, теперь мы ищем этого Брюера? – спросила она.
– Старушка сказала, что шофер ростом метр восемьдесят с чем-то. Блондин.
– Манфред Шток! – воскликнула Эсфирь. – Турн у него в лапах!
Глава 15
ПУГОВИЦЫ
– Итак, что получается, – сказал Хенсон, швыряя свой сотовый телефон обратно на кровать. – Манфред Шток вылетел из Милуоки через несколько часов после того, как отпустил жену багажного рабочего. Имел при себе все тот же чилийский паспорт, которым пользовался при въезде в Штаты. Его путь проследили до Оттавы. А потом некий Герхардт Брюер с австрийским паспортом вылетел из Торонто в Амстердам.
– Получается, Брюер и есть Шток?
– По времени все сходится. Он, должно быть, отправился из Оттавы в Торонто, хотя при этом явно пользовался еще одним именем.
Длинная ночь подходила к концу, за окном брезжил рассвет. Хенсон зевнул. Придерживаясь за шкаф, Эсфирь сбросила с ног узкие туфельки.
– Как ты думаешь, он все еще охотится за мной? – спросила она, массируя уставшие мышцы стопы.
– За тобой или за нами, – ответил Хенсон. – Один бог ведает, что у него на уме.
– А как насчет Турна? Не стоит ли еще разок позвонить в полицию?
– Знаешь, я и так, наверное, слишком настойчиво давил на инспектора. Он сказал, что даже если человек сел в машину с шофером, которого могут подозревать в стрельбе где-то в Чикаго, это еще далеко не доказательство похищения. По словам соседки, никаких признаков насилия она не заметила, так что где основания открывать следствие? Они пообещали послать людей в загородный дом Турна, но говорят, он туда наведывается редко, и никто не знает, когда его можно ждать обратно.
– Давай смотреть фактам в лицо, – сказала Эсфирь. – Шток и Турн работают вместе.
– Откуда такая уверенность? А если нет? Не думаю, что тогда мы увидим Турна живым.
– Он наверняка знает тот самый секрет, как ты полагаешь?
– Не знаю, что и думать. Вообще не могу думать, если на то пошло.
Мартин откинулся на спину и пощипал переносицу. Девушка закусила нижнюю губу, пересекла комнату и присела в ногах кровати.
Хенсон повернул к ней лицо.
– Что случилось?
– Я тоже устала, – сказала она, ложась рядом.
Он тут же вскочил на ноги.
– Я тебе позвоню, если что проявится.
Она поколебалась, словно обдумывая смысл некоей завуалированной шутки, закрыла глаза и повернулась на бок, положив сложенные лодочкой ладони под щеку.
– Угу.
– Позвоню тебе в номер.
Девушка открыла глаза, поморгала и вновь сомкнула веки.
– Мартин, не пугайся. Я слишком устала, чтобы пользоваться твоей беспомощностью.
– Надеюсь. Это было бы очень непрофессионально, – сказал Хенсон.
– О какой профессии ты говоришь?
– Послушай, тебе будет куда удобнее в своем номере, – решился напомнить ей Хенсон, но Эсфирь не откликнулась. Заснула? Он пригнулся поближе и услышал легкое посапывание. Точно так же сопела жена после усиленных доз болеутоляющего, когда ей наконец-то удавалось забыться хотя бы на пару часов. Он прилег рядом, сложил руки на груди и уставился в потолок.
Когда задребезжал телефон, он еще дремал и ему казалось, что они едут куда-то в провинцию, чтобы допросить Винсента Ван Гога, но на дворе стоит 1888 год, дороги совершенно не подходят для их «сандерберд-ландо», а в довершение всего по пути не видно ни одной автозаправки.
Он схватил трубку, едва не сбросив телефон со столика.
– Мартин?
– Антуан?
– Комиссия пришла к предварительным выводам.
– Подлинник?
– Холст оказался типичным для того периода. Креспи еще не закончил анализ краски, но пока что все выглядит нормально. Доктор Яррера под микроскопом не нашла ничего из ряда вон выходящего, хотя наблюдается масса пыльцы из Франции, Голландии, Чикаго и, надо думать, из прочих мест, где побывала картина. Что вполне естественно. И потом, она говорит, что не нашла признаков искусственного состаривания кракелюра. А сейчас она занимается идентификацией пыльцы в поисках дополнительных ниточек.
– Что ж, пока все путем, – ответил Хенсон. – Как насчет рентгена?
– Балеара еще не звонил.
Хенсон тут же встрепенулся. Исчез Турн. Неужели теперь пришла очередь испанца?
– Он просто работает по ночам и встает поздно, – продолжал Антуан.
– Уф-ф… Только не говори, что и он пропал.
– Да нет, – голос Жолие принял мрачноватый оттенок. – Надеюсь, нет… Гостиница ответила, что он оставил записку, дескать, прошу не будить до двух часов дня. Это для него вполне типично. А что такое? У тебя какие-то подозрения?
– Нет, – сказал Хенсон, потирая глаза. – Нет.
– А? Где? – Эсфирь проснулась и села на постели. – Сколько времени?
– Там что, с тобой мисс Горен? – спросил Жолие.
– Э-э… да, – ответил Хенсон. – Мы договорились встретиться перед завтраком.
– Ах да… Заказ в номер?
– Ну… не то чтобы…
– Rien voir, rien dire, – пошутил Жолие. – «Ничего не видел, говорить не о чем». Да, так вот, к чему я звоню. Яков Минский со своими адвокатами собирается прибыть в музей к двум часам, чтобы проверить дела с картиной и обговорить их с нашей комиссией. Я так полагаю, вам обоим захочется присутствовать?
– Да, – ответил Хенсон. Прикрыв трубку ладонью, он в двух словах объяснил ситуацию девушке.
– Получается, Минский решил проделать всю дорогу сюда?
Хенсон пожал плечами.
– Они пытаются решить, какой следующий шаг предпринять, – сказала Эсфирь.
– Антуан? Дай нам полчаса, – попросил Хенсон.
– Ничего, не торопитесь, – снисходительно посоветовал тот. – К двум у нас, наверное, будет побольше информации.
– Ладно, жди нас там, – закончил разговор Хенсон. Эсфирь бросила взгляд в зеркало и всей пятерней причесала волосы.
– Ну и видик же у меня… Мы сколько проспали?
– Сейчас едва за полдень.
– Ага, ты не воспользовался минутой моей слабости?
– Боже! Что ты такое гово…
Она улыбнулась и прижала палец ему к губам.
– Тс-с. Я шучу, мистер Орел-бойскаут. Думаю, я бы запомнила, если что… И не надо вести себя так, будто это могло стать худшим моментом в твоей жизни.
– Да я же не об этом…
Она снова улыбнулась.
– Знаю.
– Я говорю, у нас просто профессиональная ситуация, во-первых, а потом я…
– Мартин, не нужно ничего объяснять. Честное слово. – Она доверительно наклонилась к его плечу. – Неужели ты не понимаешь, когда над тобой просто подшучивают?
Он смотрел на нее с разинутым ртом. Вид у Мартина тоже был не ахти. Небритые щеки потемнели. Над ухом комично торчал клок волос.
– Ладно, встретимся в холле через час. Мне надо в душ.
– Я не к тому, что ты мне неинтересна или там непривлекательна…
– Да уж я надеюсь! – сказала она и на миг остановилась у двери, чтобы подмигнуть. – Иначе я бы стала за тебя волноваться.
Он замигал, не зная, как реагировать. Девушка выскользнула из номера. «Я бы сам за себя начал волноваться», – наконец пробурчал он себе под нос. Другим легко говорить, что настало время позабыть прошлое, вновь зажить полной жизнью. Пока что ему хватало и работы. Главное – собрать команду и заняться делом.
Ему вспомнилось легкое дыхание Эсфири, пока она спала. Спрашивается, как в таких условиях сосредоточиться на текущем расследовании?
Такому пожилому человеку, как Яков Минский, нелегко вынести тяготы перелета через несколько часовых поясов. Впрочем, он предстал в лучшем виде: великолепный костюм и широченная улыбка, которой он встретил Эсфирь, когда она бок о бок с Хенсоном вошла в конференц-зал.
– Давно мы с вами не виделись, мадемуазель, – сказал он девушке.
– Я бы не сказала, – прохладно ответила та. – Всего лишь несколько дней.
– А мне показалось, что очень долго!
– Как поживаете, мистер Минский? – поприветствовал старика Хенсон.
Минский его совершенно проигнорировал, не сводя глаз с Эсфири.
– Ах, в моем возрасте часы не играют роли. Если время кажется долгим, значит, так оно и есть.
Эсфирь обратила внимание, что за спиной старика постоянно торчит его американский адвокат, словно опасаясь, как бы Минский не ляпнул чего-нибудь лишнего, что может повредить судебной тяжбе.
– А, мистер Вестон! Как ваши дела?
– Немножко размяк после перелета, но держусь. Держусь, мисс Горман.
– Горен.
– О…
Минский раздраженно скосил на Вестона глаз, выражая свое недовольство помехой.
– Итак, – сказал он, – вы думаете, они все-таки намерены отобрать мою картину?
– Никто ничего не собирается у вас отбирать, – ответила Эсфирь.
– Ха! Если захотят, то сделают по-своему. И неважно, настоящий это Ван Гог или нет. Да, коли захотят, то сделают.
– Яков, мы здесь как раз затем, чтобы этого не случилось, – вставил Вестон.
– Поживи с мое, а потом уже делай выводы!
– Господа, давайте все-таки усядемся, – вмешался Жолие. – Эксперты хотели бы приступить к работе.
Креспи с Яррерой между тем энергично спорили на итальянском, пробираясь к своим местам. Юст Берген выглядел плохо выбритым и обмяк в кресле, будто никогда больше не собирался его покидать. Жолие уселся во главе стола. Минский же занял место между двумя голландскими юристами по одну руку и Клаем Вестоном – по другую.
– Может быть, заказать кому-то чай? Кофе?
– Кофе, – проворчал Берген, раздраженно крутя шеей.
– Давайте-ка займемся делом, – сказал Минский. – Меня ждет послеполуденный отдых.
– Еще не все собрались, – заметил Вестон.
– Доктор Люц настаивает, что у него покамест слишком мало информации и что любые комментарии с его стороны были бы преждевременны. Он, кстати, нашел-таки письмо Винсента к своему брату Тео, где упоминается «сын Авраама», тот самый, что иногда его подкармливал. Письмо выглядит подлинным. Впрочем, там нет каких-либо конкретных упоминаний про дядюшку мистера Минского, так что доктор Люц все еще работает в архивах, разыскивая прочие возможные ссылки на этого отзывчивого филантропа.
– Это он про моего дядюшку Федора, – доверительно сообщил Минский. – Эх, золотое было сердце у человека…
– На данный момент доктор Люц не нашел указаний на то, что Ван Гог дарил хоть какую-то картину этому «сыну Авраама», каковой «сын» предположительно мог бы являться вашим досточтимым дядюшкой.
– Мы бы хотели взглянуть на письмо, – проскрипел один из голландских юристов.
– Разумеется, разумеется, в свое время все будет предоставлено. Сам же доктор Люц… – Жолие посмотрел на часы, – только что сел на парижский поезд. Он полагает, что отыскал следы портрета, который Ван Гог сделал с некоего Теодора Минска, о чем упоминается в двух книгах, вышедших в период между мировыми войнами.
– А где Геррит Турн? – спросил вдруг Вестон.
Жолие и глазом не моргнул, как заправский игрок в покер.
– Нам еще не удалось связаться с ним по поводу данного совещания.
– Не удалось связаться?
– Пока нет, – кивнул Жолие. – Доктор же Балеара прибудет в скором времени.
– Ну хорошо, хорошо, – проворчал Минский. – Лучше скажите, что с моей картиной.
– Пардон, – вмешался Креспи, – но я просто обязан заявить, что целью нашей экспертизы является вовсе не выяснение имени законного владельца картины, а проверка ее подлинности.
– Да-да, – подхватил Юст Берген, высыпая в кофе очередную ложку сахара. – И я вообще не понимаю, зачем нужно было устраивать это совещание.
– Затем, что мистер Минский имеет право знать все факты, касающиеся его собственности, – ответил Вестон.
– Пусть тогда ждет результатов, – сказал Берген. Хенсон решил, что пора вмешаться.
– Казначейство Соединенных Штатов в сотрудничестве с представителями ряда государств приступило к формированию группы, которая будет заниматься предметами искусства, которые были похищены или же незаконно изъяты посредством грубой военной силы. Наша задача состоит в том, чтобы выяснить все обстоятельства прав собственности и вернуть упомянутые предметы законным владельцам. Таким вот образом.
– И мисс Горен именно этим с вами и занимается? – заинтересовался Минский.
Хенсон взглянул на свою спутницу.
– Да, – сказала она. – По крайней мере, пока не будет распутано данное дело.
– В таком случае я верю этому юноше, потому что верю вам, – бодро заявил Минский.
– Яков, если потребуется, – счел нужным добавить Вестон, – мы всегда можем вернуться в суд, чтобы настоять на ваших правах.
Оба голландских юриста синхронно кивнули.
– Мистер Вестон, – сказал Минский, – мне нужно доказательство, что картину отняли у моего дядюшки Федора. Какой мне толк от всего остального?
– Если речь идет о подделке, – сказала Эсфирь, наклоняясь к старику, – расследование зайдет в тупик и будет неважно, что мы с вами хотели бы узнать.
– Тогда докажите, что дядюшка Федор не был лжецом. Он говорил, что получил ее из рук Ван Гога. Лично и персонально. О нет, Федор не соврал! Среди Минских нет врунов!
– А нельзя ли вернуться к делу? – брюзгливо произнес Берген. – Я исследовал холст и взял два образца нитей на углеродную датировку. Возможно, результаты не будут носить информативный характер, если эти нити оказались в какой-то момент загрязнены, пострадали от влаги, насекомых и так далее. Волокна и характер плетения не противоречат технике производства текстиля, имевшей место в период с тысяча восемьсот восемьдесят пятого по тысяча девятьсот первый годы, что как раз охватывает временные рамки творчества
Ван Гога. Кроме того, налицо признаки старения, которых, по моему мнению, следует ожидать в нашем случае. Я не нашел ничего противоречащего гипотезе, что Ван Гог мог писать именно на данном холсте.
Один из голландских юристов снова кивнул.
– Великолепно.
– Разумеется, это также не доказывает и безусловную правоту данной гипотезы. Полный отчет будет представлен, когда я закончу. Ну, на сегодняшнее утро достаточно?
– Доктор Паоло Креспи занимается анализом краски, – напомнил Жолие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– В спальне, на стене, висит портрет молодого человека. Мне кажется, это он. Есть еще подпись – «Г. В. Турн».
– Наверное, сам нарисовал.
– Внешность его, – сказал Хенсон. – А манера письма похожа на Ван Гога.
– Не хочешь выпить, пока сервант открыт?
Вместо ответа Хенсон посмотрел в окно.
– Ой-ой-ой… – вдруг протянул он. – Антуан с кем-то болтает.
Девушка спешно заперла дверцу и направилась к двери.
– Быстренько сбегай, посмотри на портрет. Потом скажешь, на кого он похож, – скомандовал Хенсон.
Эсфирь скользнула в спальню и искренне удивилась размеру и круглой форме кровати. Нет, такую вещь по лестнице не поднять. Должно быть, втаскивали через окно.
А что касается портрета… Да, тут без вопросов, Турн собственной персоной. Куда более худощавый, если не сказать истощенный, но ошибки нет. Все тот же высокомерно-нагловатый вид, выпирающая челюсть, презрительный прищур глаз. Похоже, его нынешняя манера держаться появилась еще сорок, пятьдесят, а то и шестьдесят лет тому назад. Судя по всему, ведущие эксперты мира не формируются постепенно, их рождают в готовом виде.
Сам же портрет был весьма тщательной попыткой воспроизвести стиль Ван Гога. Толстые, густые мазки, так называемое «импасто», так что холст в результате местами походил на миниатюрный макет горного рельефа. Хотя цвета, вихрящиеся вокруг головы Турна, выглядели не столь яркими, поза во всех деталях совпадала со скетчем из памятного издания монастырской школы и музея «Де Грут». Лицо изображено в три четверти, как и у Винсента. Рука находится между двумя сюртучными пуговицами и повернута ладонью вверх, словно готовясь подхватить некий теннисный мячик. Да, явно имитация Ван Гога. Может, это было своеобразной пробой пера перед созданием подделки?
Эсфирь прикинула, не взять ли картину с собой, но нет, это было бы слишком дерзко. Тогда она заскочила в чуть ли не стерильную ванную комнату, оторвала кусок туалетной бумаги и, вернувшись обратно, ногтем отковырнула малюсенькую чешуйку желтой краски с пуговицы возле руки Турна. Аккуратно завернув ее, девушка сунула трофей себе в сумочку. К тому времени, когда Эсфирь вернулась на лестничную площадку и принялась запирать за собой дверь, Хенсон и Жолие уже поджидали ее внизу.
– Быстрее, – сказал Мартин.
– Полиция?
– Давай-давай, быстрее.
– А не стоит ли Антуану взглянуть на портрет?
– Какой портрет? – заинтересовался Жолие.
– Потом, все потом, – сказал Хенсон.
Эсфирь плюхнулась на заднее сиденье машины. Жолие включил передачу, и они отъехали.
– Да что случилось-то? – спросила она.
– Какая-то старушка, соседка через улицу, – ответил Жолие. – Возвращалась с рынка и увидела, как Турн выходит из дому. Говорит, у машины его поджидал шофер. В черном костюме и черных перчатках.
– Да?
– Но, залезая внутрь, шофер что-то обронил. Она понятия не имеет, что это такое, однако решила, что Турну это может понадобиться. Наверное, она приняла нас за его друзей, – продолжил Жолие, поворачивая к центру города.
Эсфирь повертела в руках ярлык от авиабагажа. Некий Герхардт Брюер, сутки назад прилетевший из Торонто.
– И что, теперь мы ищем этого Брюера? – спросила она.
– Старушка сказала, что шофер ростом метр восемьдесят с чем-то. Блондин.
– Манфред Шток! – воскликнула Эсфирь. – Турн у него в лапах!
Глава 15
ПУГОВИЦЫ
– Итак, что получается, – сказал Хенсон, швыряя свой сотовый телефон обратно на кровать. – Манфред Шток вылетел из Милуоки через несколько часов после того, как отпустил жену багажного рабочего. Имел при себе все тот же чилийский паспорт, которым пользовался при въезде в Штаты. Его путь проследили до Оттавы. А потом некий Герхардт Брюер с австрийским паспортом вылетел из Торонто в Амстердам.
– Получается, Брюер и есть Шток?
– По времени все сходится. Он, должно быть, отправился из Оттавы в Торонто, хотя при этом явно пользовался еще одним именем.
Длинная ночь подходила к концу, за окном брезжил рассвет. Хенсон зевнул. Придерживаясь за шкаф, Эсфирь сбросила с ног узкие туфельки.
– Как ты думаешь, он все еще охотится за мной? – спросила она, массируя уставшие мышцы стопы.
– За тобой или за нами, – ответил Хенсон. – Один бог ведает, что у него на уме.
– А как насчет Турна? Не стоит ли еще разок позвонить в полицию?
– Знаешь, я и так, наверное, слишком настойчиво давил на инспектора. Он сказал, что даже если человек сел в машину с шофером, которого могут подозревать в стрельбе где-то в Чикаго, это еще далеко не доказательство похищения. По словам соседки, никаких признаков насилия она не заметила, так что где основания открывать следствие? Они пообещали послать людей в загородный дом Турна, но говорят, он туда наведывается редко, и никто не знает, когда его можно ждать обратно.
– Давай смотреть фактам в лицо, – сказала Эсфирь. – Шток и Турн работают вместе.
– Откуда такая уверенность? А если нет? Не думаю, что тогда мы увидим Турна живым.
– Он наверняка знает тот самый секрет, как ты полагаешь?
– Не знаю, что и думать. Вообще не могу думать, если на то пошло.
Мартин откинулся на спину и пощипал переносицу. Девушка закусила нижнюю губу, пересекла комнату и присела в ногах кровати.
Хенсон повернул к ней лицо.
– Что случилось?
– Я тоже устала, – сказала она, ложась рядом.
Он тут же вскочил на ноги.
– Я тебе позвоню, если что проявится.
Она поколебалась, словно обдумывая смысл некоей завуалированной шутки, закрыла глаза и повернулась на бок, положив сложенные лодочкой ладони под щеку.
– Угу.
– Позвоню тебе в номер.
Девушка открыла глаза, поморгала и вновь сомкнула веки.
– Мартин, не пугайся. Я слишком устала, чтобы пользоваться твоей беспомощностью.
– Надеюсь. Это было бы очень непрофессионально, – сказал Хенсон.
– О какой профессии ты говоришь?
– Послушай, тебе будет куда удобнее в своем номере, – решился напомнить ей Хенсон, но Эсфирь не откликнулась. Заснула? Он пригнулся поближе и услышал легкое посапывание. Точно так же сопела жена после усиленных доз болеутоляющего, когда ей наконец-то удавалось забыться хотя бы на пару часов. Он прилег рядом, сложил руки на груди и уставился в потолок.
Когда задребезжал телефон, он еще дремал и ему казалось, что они едут куда-то в провинцию, чтобы допросить Винсента Ван Гога, но на дворе стоит 1888 год, дороги совершенно не подходят для их «сандерберд-ландо», а в довершение всего по пути не видно ни одной автозаправки.
Он схватил трубку, едва не сбросив телефон со столика.
– Мартин?
– Антуан?
– Комиссия пришла к предварительным выводам.
– Подлинник?
– Холст оказался типичным для того периода. Креспи еще не закончил анализ краски, но пока что все выглядит нормально. Доктор Яррера под микроскопом не нашла ничего из ряда вон выходящего, хотя наблюдается масса пыльцы из Франции, Голландии, Чикаго и, надо думать, из прочих мест, где побывала картина. Что вполне естественно. И потом, она говорит, что не нашла признаков искусственного состаривания кракелюра. А сейчас она занимается идентификацией пыльцы в поисках дополнительных ниточек.
– Что ж, пока все путем, – ответил Хенсон. – Как насчет рентгена?
– Балеара еще не звонил.
Хенсон тут же встрепенулся. Исчез Турн. Неужели теперь пришла очередь испанца?
– Он просто работает по ночам и встает поздно, – продолжал Антуан.
– Уф-ф… Только не говори, что и он пропал.
– Да нет, – голос Жолие принял мрачноватый оттенок. – Надеюсь, нет… Гостиница ответила, что он оставил записку, дескать, прошу не будить до двух часов дня. Это для него вполне типично. А что такое? У тебя какие-то подозрения?
– Нет, – сказал Хенсон, потирая глаза. – Нет.
– А? Где? – Эсфирь проснулась и села на постели. – Сколько времени?
– Там что, с тобой мисс Горен? – спросил Жолие.
– Э-э… да, – ответил Хенсон. – Мы договорились встретиться перед завтраком.
– Ах да… Заказ в номер?
– Ну… не то чтобы…
– Rien voir, rien dire, – пошутил Жолие. – «Ничего не видел, говорить не о чем». Да, так вот, к чему я звоню. Яков Минский со своими адвокатами собирается прибыть в музей к двум часам, чтобы проверить дела с картиной и обговорить их с нашей комиссией. Я так полагаю, вам обоим захочется присутствовать?
– Да, – ответил Хенсон. Прикрыв трубку ладонью, он в двух словах объяснил ситуацию девушке.
– Получается, Минский решил проделать всю дорогу сюда?
Хенсон пожал плечами.
– Они пытаются решить, какой следующий шаг предпринять, – сказала Эсфирь.
– Антуан? Дай нам полчаса, – попросил Хенсон.
– Ничего, не торопитесь, – снисходительно посоветовал тот. – К двум у нас, наверное, будет побольше информации.
– Ладно, жди нас там, – закончил разговор Хенсон. Эсфирь бросила взгляд в зеркало и всей пятерней причесала волосы.
– Ну и видик же у меня… Мы сколько проспали?
– Сейчас едва за полдень.
– Ага, ты не воспользовался минутой моей слабости?
– Боже! Что ты такое гово…
Она улыбнулась и прижала палец ему к губам.
– Тс-с. Я шучу, мистер Орел-бойскаут. Думаю, я бы запомнила, если что… И не надо вести себя так, будто это могло стать худшим моментом в твоей жизни.
– Да я же не об этом…
Она снова улыбнулась.
– Знаю.
– Я говорю, у нас просто профессиональная ситуация, во-первых, а потом я…
– Мартин, не нужно ничего объяснять. Честное слово. – Она доверительно наклонилась к его плечу. – Неужели ты не понимаешь, когда над тобой просто подшучивают?
Он смотрел на нее с разинутым ртом. Вид у Мартина тоже был не ахти. Небритые щеки потемнели. Над ухом комично торчал клок волос.
– Ладно, встретимся в холле через час. Мне надо в душ.
– Я не к тому, что ты мне неинтересна или там непривлекательна…
– Да уж я надеюсь! – сказала она и на миг остановилась у двери, чтобы подмигнуть. – Иначе я бы стала за тебя волноваться.
Он замигал, не зная, как реагировать. Девушка выскользнула из номера. «Я бы сам за себя начал волноваться», – наконец пробурчал он себе под нос. Другим легко говорить, что настало время позабыть прошлое, вновь зажить полной жизнью. Пока что ему хватало и работы. Главное – собрать команду и заняться делом.
Ему вспомнилось легкое дыхание Эсфири, пока она спала. Спрашивается, как в таких условиях сосредоточиться на текущем расследовании?
Такому пожилому человеку, как Яков Минский, нелегко вынести тяготы перелета через несколько часовых поясов. Впрочем, он предстал в лучшем виде: великолепный костюм и широченная улыбка, которой он встретил Эсфирь, когда она бок о бок с Хенсоном вошла в конференц-зал.
– Давно мы с вами не виделись, мадемуазель, – сказал он девушке.
– Я бы не сказала, – прохладно ответила та. – Всего лишь несколько дней.
– А мне показалось, что очень долго!
– Как поживаете, мистер Минский? – поприветствовал старика Хенсон.
Минский его совершенно проигнорировал, не сводя глаз с Эсфири.
– Ах, в моем возрасте часы не играют роли. Если время кажется долгим, значит, так оно и есть.
Эсфирь обратила внимание, что за спиной старика постоянно торчит его американский адвокат, словно опасаясь, как бы Минский не ляпнул чего-нибудь лишнего, что может повредить судебной тяжбе.
– А, мистер Вестон! Как ваши дела?
– Немножко размяк после перелета, но держусь. Держусь, мисс Горман.
– Горен.
– О…
Минский раздраженно скосил на Вестона глаз, выражая свое недовольство помехой.
– Итак, – сказал он, – вы думаете, они все-таки намерены отобрать мою картину?
– Никто ничего не собирается у вас отбирать, – ответила Эсфирь.
– Ха! Если захотят, то сделают по-своему. И неважно, настоящий это Ван Гог или нет. Да, коли захотят, то сделают.
– Яков, мы здесь как раз затем, чтобы этого не случилось, – вставил Вестон.
– Поживи с мое, а потом уже делай выводы!
– Господа, давайте все-таки усядемся, – вмешался Жолие. – Эксперты хотели бы приступить к работе.
Креспи с Яррерой между тем энергично спорили на итальянском, пробираясь к своим местам. Юст Берген выглядел плохо выбритым и обмяк в кресле, будто никогда больше не собирался его покидать. Жолие уселся во главе стола. Минский же занял место между двумя голландскими юристами по одну руку и Клаем Вестоном – по другую.
– Может быть, заказать кому-то чай? Кофе?
– Кофе, – проворчал Берген, раздраженно крутя шеей.
– Давайте-ка займемся делом, – сказал Минский. – Меня ждет послеполуденный отдых.
– Еще не все собрались, – заметил Вестон.
– Доктор Люц настаивает, что у него покамест слишком мало информации и что любые комментарии с его стороны были бы преждевременны. Он, кстати, нашел-таки письмо Винсента к своему брату Тео, где упоминается «сын Авраама», тот самый, что иногда его подкармливал. Письмо выглядит подлинным. Впрочем, там нет каких-либо конкретных упоминаний про дядюшку мистера Минского, так что доктор Люц все еще работает в архивах, разыскивая прочие возможные ссылки на этого отзывчивого филантропа.
– Это он про моего дядюшку Федора, – доверительно сообщил Минский. – Эх, золотое было сердце у человека…
– На данный момент доктор Люц не нашел указаний на то, что Ван Гог дарил хоть какую-то картину этому «сыну Авраама», каковой «сын» предположительно мог бы являться вашим досточтимым дядюшкой.
– Мы бы хотели взглянуть на письмо, – проскрипел один из голландских юристов.
– Разумеется, разумеется, в свое время все будет предоставлено. Сам же доктор Люц… – Жолие посмотрел на часы, – только что сел на парижский поезд. Он полагает, что отыскал следы портрета, который Ван Гог сделал с некоего Теодора Минска, о чем упоминается в двух книгах, вышедших в период между мировыми войнами.
– А где Геррит Турн? – спросил вдруг Вестон.
Жолие и глазом не моргнул, как заправский игрок в покер.
– Нам еще не удалось связаться с ним по поводу данного совещания.
– Не удалось связаться?
– Пока нет, – кивнул Жолие. – Доктор же Балеара прибудет в скором времени.
– Ну хорошо, хорошо, – проворчал Минский. – Лучше скажите, что с моей картиной.
– Пардон, – вмешался Креспи, – но я просто обязан заявить, что целью нашей экспертизы является вовсе не выяснение имени законного владельца картины, а проверка ее подлинности.
– Да-да, – подхватил Юст Берген, высыпая в кофе очередную ложку сахара. – И я вообще не понимаю, зачем нужно было устраивать это совещание.
– Затем, что мистер Минский имеет право знать все факты, касающиеся его собственности, – ответил Вестон.
– Пусть тогда ждет результатов, – сказал Берген. Хенсон решил, что пора вмешаться.
– Казначейство Соединенных Штатов в сотрудничестве с представителями ряда государств приступило к формированию группы, которая будет заниматься предметами искусства, которые были похищены или же незаконно изъяты посредством грубой военной силы. Наша задача состоит в том, чтобы выяснить все обстоятельства прав собственности и вернуть упомянутые предметы законным владельцам. Таким вот образом.
– И мисс Горен именно этим с вами и занимается? – заинтересовался Минский.
Хенсон взглянул на свою спутницу.
– Да, – сказала она. – По крайней мере, пока не будет распутано данное дело.
– В таком случае я верю этому юноше, потому что верю вам, – бодро заявил Минский.
– Яков, если потребуется, – счел нужным добавить Вестон, – мы всегда можем вернуться в суд, чтобы настоять на ваших правах.
Оба голландских юриста синхронно кивнули.
– Мистер Вестон, – сказал Минский, – мне нужно доказательство, что картину отняли у моего дядюшки Федора. Какой мне толк от всего остального?
– Если речь идет о подделке, – сказала Эсфирь, наклоняясь к старику, – расследование зайдет в тупик и будет неважно, что мы с вами хотели бы узнать.
– Тогда докажите, что дядюшка Федор не был лжецом. Он говорил, что получил ее из рук Ван Гога. Лично и персонально. О нет, Федор не соврал! Среди Минских нет врунов!
– А нельзя ли вернуться к делу? – брюзгливо произнес Берген. – Я исследовал холст и взял два образца нитей на углеродную датировку. Возможно, результаты не будут носить информативный характер, если эти нити оказались в какой-то момент загрязнены, пострадали от влаги, насекомых и так далее. Волокна и характер плетения не противоречат технике производства текстиля, имевшей место в период с тысяча восемьсот восемьдесят пятого по тысяча девятьсот первый годы, что как раз охватывает временные рамки творчества
Ван Гога. Кроме того, налицо признаки старения, которых, по моему мнению, следует ожидать в нашем случае. Я не нашел ничего противоречащего гипотезе, что Ван Гог мог писать именно на данном холсте.
Один из голландских юристов снова кивнул.
– Великолепно.
– Разумеется, это также не доказывает и безусловную правоту данной гипотезы. Полный отчет будет представлен, когда я закончу. Ну, на сегодняшнее утро достаточно?
– Доктор Паоло Креспи занимается анализом краски, – напомнил Жолие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28