Перечитывая первую строку статьи из петровского устава, он силился вспомнить, откуда взято знакомое библейское изречение, листал «Книгу книг» и не находил ответа. Пришлось обратиться к помощи священника из соседнего храма Троицы в Листах. В этой церкви Григорий присутствовал на всех богослужениях, сюда приводили на молитву школяров из Сухаревой башни, а священник относился к Свиридову весьма благожелательно.
Батюшка выслушал внимательно Григория и тут же, не заглядывая ни в какие святцы, поглаживая пушистую бороду, степенно начал пояснять:
— Сие изречение из первого послания Апостола Павла к своему соученику апостолу же Тимофею, и приводится в Новом Завете, во главе «О ложном и истинном богатстве».
Слушая батюшку, Спиридов удивлялся памятливости собеседника и, видимо, твердым знаниям богословия, а тот в свою очередь поинтересовался:
— А по какому поводу вам пришло на ум сие мудрое высказывание?
— Оно приводится императором Петром Великим в его книге «Устав Морской», — пояснил Спиридов.
— Воистину мудрейший умом был государь наш Великий, царство ему небесное, и в этом, в заботах о своем детище, флоте, уберегал его от заразы, ибо любовь к деньгам — ловушка для слабых духом и приведет их в конце концов к погибели.
Прощаясь, батюшка, видя любознательность молодого офицера, посоветовал:
— Заглядывай, сынок, почаще в Библию, в ней кладезь премудрости народной неисчерпаемый.
Кроме Устава и Библии, Спиридов с интересом и не без внимания вникал в нехитрые советы и рекомендации «Книги об эволюции или об экзерциции флота на море». С ее автором, Семеном Мордвиновым, впервые столкнулся он в самом конце службы на Каспии, потом встречался с ним в Кронштадте, тот командовал кораблем. Офицеры отзывались о нем с уважением, рассказывали, что он в молодости, еще при Петре, служил пять лет волонтером во французском флоте.
Старался Григорий не отставать и от новостей в белокаменной и вестей из столицы. Каждую неделю бегал в книжную лавку возле Почтамта на Мясницкой, покупал «Ведомости».
Солнце все больше времени зависало над горизонтом, зима заканчивалась. На площадях и лужайках Москвы сооружали балаганы, разбивали палатки торговцы, стучали топоры плотников, вырастали горки для катания на санках, любимой забавы и простого народа и состоятельных москвичей. Близилась масленица, или, как еще ее называли по старинке, сырная неделя. Любопытствовал, поглядывая на эти приготовления, и Григорий — в Кронштадте такого не увидишь. Ему уже начинала претить нудная канцелярская работа, и он все чаще подумывал, как бы поскорее с ней распроститься и снова окунуться в корабельную жизнь, не подозревая, что в его бытии скоро откроется новая глава...
Видимо, в Кронштадте потребовались знающие офицеры, и в преддверии зимы пришло предписание Волконскому и Спиридову возвратиться в Петербург. На этот раз они ехали врозь: Григорий Спиридов увозил из белокаменной молодую жену.
Все произошло как-то неожиданно и в то же время случилось как бы само собой.
В разгар масленицы, гуляя, как обычно, в флотском мундире и накинутой на плечи шинели, он забрел в Охотный ряд, где с ледяной горы с шумом и гамом, то и дело съезжали на санках в основном молодые люди, частенько валились в снег, хохотали, отряхивались и опять бежали на горку, чтобы скатиться вниз.
Будь у него санки, Григорий и сам с удовольствием ухнул бы в снежный сугроб ради озорства. На него поглядывали со смехом девицы, о чем-то перешептывались, хитро улыбаясь. Видимо, их интересовал незнакомый им флотский мундир, а быть может, и его владелец.
Внимание его привлекла одна пара, обладатели изящных санок: невысокая, молоденькая, шустрая голубоглазая девица в ладной беличьей шубке и такой же шапочке каталась вместе с подростком, совсем еще мальчиком, одетым в короткий, подпоясанный казакин.
Мало-помалу переступая, Григорий подвинулся к подножию горки и вдруг у самых его ног с размаху врезались в сугроб те самые санки. Их седоки повалились набок, барахтаясь в снегу. Невольно Спиридов шагнул к девице, подал ей руку и, поддерживая за талию, помог подняться. Смущенная девица покраснела, поправляя юбки и отряхивая с них снег.
— Не ушиблись? — кашлянув, спросил Спиридов.
Довольно миловидное создание, заправляя выбившиеся русые пряди, молча покрутило головой, а сзади раздался нетерпеливый голос мальчика:
— Ты что, Анютка, поспешай!
Он потянул девицу за юбки и побежал к горке.
Пока Спиридов поправлял мундир и осматривался, эта пара успела скатиться и за спиной раздался знакомый мальчишечий голосок:
— Господин офицер, сестрица приглашает вас прокатиться.
Теперь пришла очередь несколько смешаться Григорию. «В столице так не принято, но не идти же на попятную», — мгновенно решил он.
Сбросив шинель, он передал ее мальчугану и шагал к лукаво улыбающейся, переступавшей с ноги на ногу девице, ожидавшей в нескольких саженях от них.
Штиблеты вязли в снегу, поэтому представляться пришлось без привычного пристука каблуков, легким поклоном:
— Григорий.
Девица на мгновение растерялась, но тут же, бросив санки, развела обеими руками широкие юбки и чуть присела в реверансе:
— Анна. — Ее черноватые, в отличие от волос, бровки вопрошающе взметнулись.
«Сие мне уже известно», — ухмыльнулся про себя Григорий, без раздумий схватил санки и направился твердым шагом к ступеням, по которым с веселым галдежом взбирались люди на ледяную гору, не обращая на них никакого внимания.
С десяток раз съехали они с горки. Санки подскакивали на бугорках, перестукивали на стыках досок, иногда ходили юзом. Управляя санками, Григорий придерживал Анну за плечи. Она, видимо, не испытывала каких-либо неудобств и не проявляла неудовольствия, когда временами Григорий крепко стискивал на поворотах ее маленький, крепко сбитый торс.
Не прошло и часа, как они уже вместе тащили санки на гору, обмениваясь взглядами и переговариваясь. Анна успела рассказать, что приехала в Москву из Ярославской губернии с родителями, братом и младшей сестренкой погостить у дяди, который живет на Басманной. О Григории она смогла узнать только, что он моряк, служит в Кронштадте и в Москве — житель временный. Григорий, поглядывая искоса, отыскал мальчугана в толпе на пригорке и возле него отца с матерью и младшей сестренкой.
Закончив катание, Анна подошла к своим, и Григорий представился.
Отец Анны, средних лет, с добродушной улыбкой, поглаживая небольшую бородку, тоже отрекомендовался:
— Нестеров Матвей Иванович, из поместных дворян мы.
Григорий вызвался проводить Анну, и у калитки дома Матвей Иванович любезно предложил:
— Не откажите, прошу к нам, чайку с мороза откушать...
С того дня жизнь Спиридова потекла по новому руслу. Объяснились они с Анной в середине Великого поста, и тут же Григорий просил у отца ее руки. Скромную свадьбу сыграли в мае. Молодым отвел дядя светелку в своем двухэтажном доме на Басманной, и летние месяцы для них пролетели, «как ветром сдуло».
После Нового года Анна расставалась с Москвой и родными: Волконского и Спиридова отозвали в Петербург.
В Адмиралтейств-коллегии произошли перемены. «28 декабря слушано от адмирала, тайного советника, сенатора, князя Голицына сообщение, в котором объявляет изустный указ Е.И.В. о определении флота капитана Софрона Хитрово в Москву, в контору Адмиралтейских дел, которого он о приеме дел и команды ордеровал, а советника, князя Волконского, лейтенанта Спиридова и майора Безобразова отправить в Санкт-Петербург».
— Погляди-ка, — сказал Волконский, читая указание коллегии, — слава Богу, у нас наконец-то верховный начальник объявился. Как ты думаешь, кто?
Спиридов недоуменно пожал плечами.
— Князь Голицын Михал Михалыч, слыхал про такого? — поинтересовался Волконский.
— Слыхал краем уха, а каков он, не ведаю, — опять пожимая плечами, ответил Спиридов.
Старинный княжеский род Волконский знал неплохо.
— Начинал он службу при Великом Петре, я знаю достоверно, был в деле при Гренгаме, потом впал в немилость при императрице Анне, нынче в фаворе при дворе, министром пребывал, послом в Персию отъезжал, недавно ни с того ни с сего в адмиралы пожалован, — припоминал Волконский и закончил: — В годах он и в море десяток лет не хаживал.
Спиридов рассудил о перемене вполне определенно:
— Поживем — увидим, чем сия новинка для флота обернется...
Возвратившись после Рождества в Петербург, Спиридов разместил жену на первое время у Сенявиных. Дома их встретил младший брат, Сергей.
— Захворал я по осени, — виновато улыбаясь, объяснил он, — потому нынче и отпуск взял, а супруга пускай хоть до весны у нас живет, не в Кронштадт же ее зимой везти.
— Недельки через две-три обустроюсь и заберу, — возразил, посматривая на Анну, Григорий Спиридов, — пускай сразу прелести нашенского житья-бытья познает, быстрей обвыкнется.
Наскоро выпив чаю, он поспешил на Невский, в книжную лавку. Последние годы Григорий все свободное время проводил за чтением. В Кронштадте была всего одна книжная лавка, книги и журналы поступали туда редко, особенно зимой по бездорожью, поэтому, бывая в столице, он находил время побывать во многих книжных лавках.
Продавец сразу предложил ему небольшую книжицу.
— Полюбопытствуйте — нашего российского просветителя Михаилы Ломоносова похвальная речь государыне нашей.
Еще в бытность на «Варваре Великомученице» Спиридов захаживал в Морскую академию и там слышал имя Ломоносова, единственного ученого человека из русских в расположенной неподалеку академии наук.
Уложив отдыхать уставшую с дороги жену, Григорий, уединившись с Сергеем, расспрашивал о новостях в столице и в Кронштадте, а сам с интересом, открыл купленную брошюрку и прочитал на титуле.
— «Слово похвальное ея величеству государыне императрице Елисавете Петровне, самодержице всероссийской, говоренное ноября 26 дня 1749 года».
«Пожалуй, витиевато, но весьма благозвучно», — подумал Спиридов и спросил Сергея, слышал ли он что-нибудь о речи Ломоносова.
— В Петербурге до сей поры об этом толкуют, в особенности, кто помоложе, — ответил Сергей оживленно, — ассамблея Академии состоялась в прошлом году, там Ломоносов и речь держал. Мне говорил Алексей, в той риторике сказывает Ломоносов и про флот, но сам-то я не читывал.
На первых страницах автор, естественно, воспевал самодержицу, а потом воздал должное ее отцу. В свое время, четверть века назад, Спиридов слушал, еще юношей, Феофана Прокоповича и теперь, вчитываясь в напечатанные строки, машинально подумал, что слог Ломоносова в чем-то созвучен с речами Феофана. А вот и первое упоминание заслуг: «Представил бы я Петра именем великого... море новым флотом покрывающего... повелевая устроить полки ко брани и выходить флоту в море, осматривая строящиеся корабли, исправляющиеся суда и среди моря со дна восстающие пристани и крепости».
«Кратко весьма, но верно», — думал Спиридов, листая страницы, где Ломоносов прославлял Елизавету, наследницу дел Петра I. И здесь он не преминул упомянуть о прозорливости императрицы в морском деле.
«Флот готов к покрытию вод Балтийских, что в военныя приуготовления успевают, — сие все войну, от России наносимую, предвозвещает, но показует премудрость прозорливыя нашей Героини. Искусный мореплаватель не токмо в страшное волнение и бурю, но и во время кротчайшее тишины бодрствует, укрепляет орудия, готовит парусы, наблюдает звезды, примечает перемены воздуха, смотрит на восстающие тучи, исчисляет расстояния от берегов, мерит глубину моря и от потаенных водою камней блюдется».
Перечитывая ломоносовские рассуждения, Спиридов удивлялся не принятому восхвалению императрицы, а глубине знаний автора в мореходстве.
— Ломоносов, я погляжу, не менее мичмана сведущ в нашем деле, — закрывая книжицу, поделился он своим мнением с Сергеем, — а что князь Голицын, каково распоряжается? На флоте что о нем говорят?
— Покуда слышно — перепалка в Адмиралтействе, — ответил Сергей, — а в Кронштадте о нем ни слуху ни духу с десяток годков с лишком.
Прежде всего назначение князя Голицына — «высочайшее повеление иметь ему над флотом главную команду» — обернулось недовольством и сварой среди членов Адмиралтейств-коллегии, подогреваемых Белосельским и Мишуковым. Кто бы мог подумать и предположить о таком легкомыслии Елизаветы! Ладно, при Петре I. Голицын тогда, поднабравшись опыта за девять лет службы в голландском флоте, проявил себя в Гренгамском сражении. А потом его носило по «ухабам» на берегу, Анна Иоанновна отправила подальше от столицы, губернаторствовать в Астрахань. С воцарением Елизаветы фортуна повернулась к нему лицом, императрица с уважением относилась к последнему отпрыску древнего княжеского рода, верно служившего престолу на протяжении веков. Награды одна за другой украшали его грудь, почести и звания прибавлялись с каждым годом. Но флагманы флота, подзуживаемые Мишуковым, открыто роптали, не желая быть под началом у семидесятилетнего старца. И все же Елизавета настояла на своем, отправила Белосельского в Москву, а остальные понемногу утихомирились.
При новом высоком начальстве огорошило Спиридова первое назначение: его определили командовать придворными яхтами.
Петр I своеобразно прививал жителям Петербурга любовь к морю. Для начала он запретил строить мосты через Неву, принуждая всех, в том числе и вельмож, переправляться через реку в лодках. Больше того, издал указ, чтобы никто не смел в летнее время плавать на веслах, а только под парусами и наконец, учредил так называемую «Невскую флотилию». Всем зажиточным домовладельцам и достаточным людям розданы были безвозмездно парусные и гребные суда с тем, чтобы они содержали их в полной исправности и являлись бы по первому требованию к сборному пункту у крепости, где и поступали в распоряжение «невского» адмирала Потемкина. Государь сам участвовал в этой затее и предпринимал больше переходы к Шлиссельбургу или Кронштадту; неопытные мореходы выбивались из сил, борясь с морским ветром и волнами; окончание же похода заключалось веселым пиром в Летнем дворце, который задавал сам Государь.
Известно, что Петр показывал пример окружающим, брал с собой в море, в походы, правда небольшие, жену, детей, близких родственников. Со временем это вошло в привычку и стало традицией: царствующим особам совершать прогулки по морю. Для таких целей строили специальные прогулочные суда, яхты. Еще в бытность Петра, по его чертежам построили «золоченую» яхту «Елизавета», которая до сих пор находилась в строю. Кроме нее, для нужд царской семьи содержались еще две яхты. Они-то и составляли отряд придворных яхт, над которым стал начальствовать Спиридов. Назначение этих судов было и остается до сих пор необычным для военных кораблей, отсюда и порядки для них существовали особые. Подчинялись они только распоряжениям непосредственно царствующих особ или их приближенных. Содержание матросов было несравненно лучше, чем на флоте, а служебная лямка не обременяла. Другое лето яхты всю кампанию не снимались с якорей, и неделями экипажи изнывали от безделья. В это лето зачастили дожди, и поэтому матросам скучать не приходилось. Как только тучи затягивали небо на западе, боцман гонял их по реям, чтобы за минуту-другую отвязать паруса и, не замочив, спрятать. Отвязывали паруса и на ночь, вдруг утром пожалуют их величество и их высочества, попробуй быстро управиться с мокрыми, тяжелыми парусами.
Спиридов разместился на «Елизавете», у Семена Челюскина. Командир яхты был на десять с лишком лет старше Спиридова, но до сих пор ходил в мичманах. Сказалась прежняя служба в штурманах, их в ту пору не особенно жаловали. Вечерами засиживались, припоминали своих друзей по прежней службе. Спиридов больше прислушивался к рассказам Семена о странствиях по берегам и льдам Северного океана.
— Сперва-то Беринг послал меня в Екатеринбург, загодя присмотреть за выделкой якорей и другого железа. Отъехали мы тогда вместе с Овцыным, он в Казань за парусиной отправился, — начал издалека Челюскин.
Не один вечер пересказывал он, как взял его с собой в отряд земляк, Василий Прончищев, из Якутска отправились на север, вниз по Лене на дубель-шлюпке «Якутск», добрались до океана и зазимовали. Весной начали обследовать неизвестные острова, описывать побережье Таймыра.
— Тогда-то Василий и приболел цингой, а к осени совсем плох стал и помер, а следом и женка его верная, Татьяна, салютовали мы им и погребли подле друг друга. После я команду принял, довершил опись Таймыра.
Долго еще вспоминал Семен, как продолжал вместе с Харитоном Лаптевым в течение двух лет вояжировать по берегам Ледовитого океана, и в итоге составили точную карту полуострова-гиганта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54