А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Еще засветло Спиридов убрал почти все паруса, оставив один небольшой штормовой грот. Находившийся все время рядом со Спиридовым Урусов, кинув взгляд на карту, вышел на палубу и, вглядываясь в черневшие вдали очертания прибрежных гор, с приказными нотками в голосе проговорил:
— Подворачивайте к берегу, через час вернемся на прежний курс к норду. Глубина здесь хорошая, отмелей нет, а ветер у берега потише, авось и волна там поменьше.
Наступившая темнота в какой-то мере скрыла от глаз кипящий вокруг гекбота водоворот. Но у самого борта то и дело взрыхленные ветром верхушки гигантских волн белесой пеной напоминали о себе и, обрушиваясь на крошечное судно, казалось, испытывали на прочность и сам корабль, и его экипаж.
Давно перестали стонать в задраенном кубрике, раскачиваясь в подвесных койках, больные пассажиры-пехотинцы. Подвахтенные матросы без устали откачивали помпами воду из трюма и по авралу опять выбегали на верхнюю палубу.
Спиридов попеременно с Мининым следили за вахтой у румпеля. Глядя в мерцающем свете качающейся лампады на бешено крутящуюся из стороны в сторону картушку компаса, рулевые с трудом удерживали гекбот на заданном румбе.
Когда подвернули на прежний курс, Урусов, глядя на безоблачное, усеянное звездами небо, посоветовал:
— За картушкой порой не угонишься. Лучше удерживать судно на курсе по звездам. По створам мачт и картушке засеките на небе ближе к горизонту звезду или планету какую и четверть часа правьте на нее по створу мачт. После выбирайте новый ориентир на небосводе. Метода испытанная.
И в самом деле, способ, предложенный князем, практически не давал осечки, но намного облегчал нервное напряжение рулевого.
Томительно тянулись ночные часы, когда раскачивающийся гекбот беспрестанно то поднимался на гребень очередной волны, то проваливался в глубокую ложбину между водяными валами.
Не по себе и жутковато было в первые часы шторма Спиридову. На Балтике он плавал на линейных кораблях и фрегатах, и в шторм там как-то чувствовалась большая уверенность в собственной безопасности. Да и экипаж на этих крупных судах был в несколько раз многочисленней, чем на «Святой Екатерине».
И все же мало-помалу у Спиридова улетучивалось, отходило куда-то в сторону и таяло за кормой естественное чувство страха. И только потом он понял, что помогло преодолению этой боязни перед опасностью — спокойствие и уверенность бывалого моряка Урусова, хладнокровие и верные действия экипажа, бывавшего и раньше в таких переделках. Видимо, и матросы почувствовали уверенность и твердость духа своего командира, потому что в какой-то момент стали проворно выполнять команды, несмотря на продолжающийся шторм.
Понемногу засветлел, обозначился горизонт на востоке. В утренних сумерках впереди по курсу замерцал слабый огонек.
— Маячок на Наргене объявился, — повеселел Урусов, — стало, мы вскорости в Бакинскую бухту якорек отдадим.
С легким сердцем возвращался Григорий Спиридов в Астрахань. За три месяца плавания он обрел себя наконец-то командиром. Пусть небольшого судна, с дюжиной матросов, но он капитанствовал. Шутка ли сказать, гардемарин, а уже вступает в схватку с морем. Раньше он держал по службе ответ за себя и, как ему казалось, небезуспешно.
Теперь иное дело, от его действий зависит жизнь всего экипажа. Правда, и раньше во время плавания он всегда во всех своих действиях и поступках не только исполнял долг, но и пекся о своих товарищах, — карабкался ли в штормовую ночь по вантам, чтобы вовремя перевернуть или подобрать паруса; до жгучей боли, а то и в кровь сбивал ли ладони, обтягивая снасти, работая с фалами; стремглав, спотыкаясь, бежал ли на бак помочь быстрее выбрать якорь и дать свободу кораблю тут же вступить под паруса.
Но ныне в походе, присматриваясь к матросам, он старался не только определить, кто на что способен, но и разгадать у каждого из них свою тайную пружину вдохновения в работе. От этого зависит удача каждого маневра судна, его, как принято говорить у моряков, живучесть, жизнь людей, его подчиненных, и в конечном итоге исполнение долга и успех каждого дела.
За минувшие месяцы Спиридов, за редким исключением, действовал самостоятельно, без подсказки Урусова. Он был благодарен опытному моряку за то, что тот не опекал его по мелочам, тем более не подменял в сложной обстановке, а лишь учил его, как старший товарищ по службе. Где, как не на море, обстановка меняется, приобретает тысячи неповторимых ситуаций. Но бывают частенько схожие события в главных направлениях развития, и тут всегда приходит на выручку опыт предыдущих кампаний, плаваний, зачастую неординарных происшествий на кораблях.
В одном Спиридов был не согласен с Урусовым. В Баку на гекбот толпой повалили купцы — персы, русские, армяне. Узнав, что судно отправляется в Астрахань, наперебой просили взять их с собой. К удивлению Григория, князь Урусов снисходительно выслушивал каждого и отобрал из них тех, кто сулил мзду побольше.
Правда, сомнения Спиридова несколько рассеял унтер-лейтенант Конон Прончищев. Он командовал шнявой, которая ремонтировалась в Баку после аварии. Его судно едва не затонуло, напоровшись штормовой ночью на каменную гряду.
Как-то перед уходом из Баку они уединились в прибрежной чайхане. Хозяин ее держал специально для русских виноградное вино. Потягивая терпкий напиток, Спиридов высказал свои сомнения в правильности поступка Урусова.
— Хоть он и князь, а деньгой, видать, не брезгует. — И рассказал о нашествии на гекбот разномастных купцов.
К удивлению Спиридова, унтер-офицер рассмеялся.
— Так он молодец, ежели выбирает из них, с кого куш поболее взять возможно. Заведено сие не нами, а спокон веков, на Каспии торговый народ за обычай имеет правило предлагать мзду капитану. А как же иначе он свой товар доставит в Астрахань? Берегом — месяц и поболее добираться станет. Да и лезгины его на пути или калмыки обчистят. А здесь полный антураж на военном судне, под охраной.
Спиридов слушал не переводя дыхания.
— Жалованье-то наше скудное, — продолжал Прончищев, прихлебывая вино, — а людям польза. А кроме прочего, и командор Мишуков каждую посудину из Ширвана или Гиляна самолично встречает. Доподлинно каждого купчишку глазами шныряет, а особливо его товар... Потом шествует в контору, а следом за ним тащат то ли ковры, то ли пряности, а вдовесок и монетой берет с каждого командира.
«Неужели и мне такая химера предстоит?» — морщил лоб, кисло улыбаясь, Спиридов, а Прончищев его как бы успокаивал:
— И при Иване Сенявине, царство ему небесное, такое действо происходило, и до него. Так что ты, брат, присматривайся да обвыкай, ежели когда думаешь отсюда выбираться. Я-то здесь седьмую кампанию, в этих краях, но особливо не жалуюсь покуда.
На пристани, в порту, гекбот в самом деле встречал Мишуков. Но вид у него был насупленный, сердитый. Не дождавшись выгрузки купцов, он ушел в Адмиралтейство, махнув рукой Урусову. Сказав вполголоса Спиридову, что следует переправить в контору, тот зашагал следом.
Возвратился он часа через два, слегка навеселе.
— Доложил капитан-командору все чин по чину. Тебе он велел передать, что утвержден ты в должности капитана гекбота, с чем тебя и поздравляю.
Спиридова от радости распирало, не знал, что положено в таких случаях говорить, только развел руками.
— С тебя нынче причитается, — продолжал в настроении Урусов, — он похлопал себя по карману. — Твоя доля здесь, не пропадет покуда, но мы ее прогуляем сей же вечер. Бери Минина, капитанов, которые в порту, и айда ко мне. Супруга в отъезде с детками, мы по-холостяцки, а денщик нам все спроворит.
Во время застолья выяснилась и причина грустного настроения капитан-командора: из Москвы дошел слух, что Змаевич не приедет ему на смену.
Когда Мишуков направлялся в Астрахань, по пути, в Казани, проведал знакомца, губернатора Артемия Волынского. Тот был на пять лет его моложе, но карьеру делал споро, не в пример ему.
Хотя Мишуков всегда был на виду и под рукой у царя, ему не везло. При взятии Выборга приударил Захарий за дочкой коменданта. Царь одобрил выбор, но Мишуков, узнав, что за невестой мало приданого, отвернул нос. На свою свадьбу с Екатериной царь назначил Мишукова шафером, вроде бы почет и царское уважение.
Каждую кампанию Захарий выходил с царем в море. Желая задобрить шведов к миру, государь освободил плененного генерала Горна, бывшего комендантом Нарвы.
— Бери бригантину, — приказал Петр I Мишукову, — отправляйся к шведам, передай мое письмо брату Карлу.
Неблагодарные шведы проявили коварство, захватили бригантину и продержали Мишукова два года в плену. Опять же вскоре женитьбой на племяннице Меншикова думал подправить дела, но вот незадача: светлейшего отрешили от власти.
То ли дело Артемий. В молодые годы неведомыми хитростями подобрался к двоюродной сестре царя Александре Нарышкиной и женился на ней. В то время как Захарий, по несчастью, находился в плену у шведов, Волынский в двадцать пять лет по заданию царя поехал послом к персидскому шаху.
Самодержец остался доволен Волынским, сделал сразу его полковником и генерал-адъютантом. После Персидского похода царь назначил его астраханским губернатором. До Мишукова доходили слухи об алчности Артемия, в Исфагани у персов он ничем не брезговал, а в Астрахани отличился.
Присмотрел в одном монастыре дорогое облаченье, усеянное сапфирами и алмазами. Выпросил его у настоятеля, якобы хотел рисунок с него сделать, да и не вернул. Потом прикинулся, я, мол, ничего не знаю, а служителя, который привозил рясу, посадил в застенок, под пыткой заставил отказаться от своих слов. Настоятеля же за клевету заковали в железо и тот до сих пор томится в астраханской темнице.
После кончины Петра I Волынский с помощью Екатерины I и ее дочери Елизаветы перебрался в Казань.
«Ему-то нынче в Казани все ближе к Москве, а мне как отсюда выкарабкиваться?» — грустил Мишуков и написал слезное письмо единственному оставшемуся заступнику Апраксину, расплакался, что ему с должниками рассчитаться надобно, семья без него бедствует. Тот был добрым душой, отозвался.
В начале ноября пришел ответ из Адмиралтейств-коллегии: «По доношению из Астрахани капитан-командор Мишуков в Верховный тайный совет о перемене оного Мишукова из Астрахани... объявить от коллегии мнение, что оного Мишукова для тамошних тяжестей, також ради заплаты имеющихся на нем долгов переменить надлежит...»
Письмо было еще в дороге, когда в Москве тихо окончил свои дни и преставился Государственного тайного совета министр, Президент Адмиралтейств-коллегии, генерал-адмирал и прочая Федор Матвеевич Апраксин...
Но это печальное известие достигло Астрахани спустя месяц, незадолго до Рождества.
Накануне получения вести из Адмиралтейств-коллегии Мишуков спросил Урусова:
— Нынче почта пришла из Ленкорани. Генерал Румянцев захворал, надобно его в Баку в лазарет переправить. У нас на ходу одна «Екатерина», более послать некого. Как мыслишь, Спиридов потянет?
— Чем он хуже других, вытянет.
— Тогда снаряжай его, день-два, припасы погрузит и пускай с Богом отправляется, покуда Каспий не разбушевался, да передай, штоб по-над бережком следовал. Ежели заштормит, укроется, но в пути не мешкать, Румянцев ждет.
Урусов вдруг вспомнил:
— Паруса надобно ему в запас выдать да якорь лишний прихватить.
Скуповат был Мишуков на экипировку судов. На половине ботов паруса пестрели заплатами. Но тут был особый случай.
— Добро, — поежился Мишуков, — да скажи Спиридову, быть ему в Баку на зимовке. За старшего начальника там Прончищев, ему и подвластен будет. Пускай суммы довольствия положенные получит по первое апреля.
Впервые Александр Румянцев побывал на берегах Босфора вскоре после прутской неудачи Петра I. Царь давно присматривался к самому молодому «потешному». После взятия Нарвы приблизил. Полтава, Выборг — всегда был под рукой.
— Поедешь в Царьград, повезешь султану ратификацию договора с ним, — резко, с надрывом говорил тогда царь, переживая за невезение у Прута, — намекни ему, что пора отпустить Шафирова и Шереметева, к тому же выпустить на волю из темницы посла нашего Толстого.
После Царьграда ездил в Данию, оповещал о мире с Турцией.
Вторично стамбульские минареты увидел три года назад. Больше года канителились изворотливые турецкие чинуши, оттягивая ратификацию договора о разграничении владений с Персией. Но смышленый Иван Неплюев перехитрил все же турок, и Россия получила добытое на берегах Каспия. Правда, пришлось поступиться Тифлисом и Эриваном, но что поделаешь, турки сумели не без труда покорить и грузин и армян. У Петра Алексеича тогда были другие заботы.
Два с лишним года провел Румянцев в странствиях по предгорьям, хребтам и перевалам Кавказских гор. Вначале с турками из Кабарды от берегов Терека промеряли новую границу до Куры. Там к ним присоединились персы. Двинулись через горы на юг, обогнули Каспий в провинциях Гилян и Мазандеран, нынешним летом закончили наконец-то обмер русских и персидских владений у Астрабада.
Все бы ничего, но после кончины Петра Алексеевича неспокойно стало на душе у Румянцева. Затрещала власть в столице. Меншиков распоясался, графа Петра Толстого, доброго друга Румянцева, который разменял девятый десяток, упек на Соловки и сам загремел в Белозерскую глушь.
Нынче, с одной стороны, приелось ему, Румянцеву, в здешних краях, почитай, четыре лета не видел семью, дочерей да сынка. С другого боку, на троне утвердился Петр Алексеич, а его отца Румянцев в свое время под конвоем привез из Неаполя к отцу, царю Петру. Что ждет его, Румянцева, в столице?
Недавно дошли слухи, что лишили Румянцева былых поместий, отобрали двадцать тысяч, пожалованных Петром Алексеичем.
В силу теперь безмерную Долгорукие вошли, давние противники деяний Великого Петра.
Надо же, и нынешний император по злой иронии прозывается Петром Алексеичем. А Румянцев состоит под началом Василия Долгорукого, командующего войсками на Кавказе. Это Екатерина Скавронская вызволила его из небытия, из ссылки, где он очутился по приговору о деле царевича Алексея. Сколь переменчива судьба!
Вскоре Петр II пожаловал князя Василия Долгорукого генерал-фельдмаршалом, назначил состоять в Верховном тайном совете. Князь теперь в Баку не сидит, бывает наездами, больше все в Москве, подле юного царя, совет держит со своими родичами, они главенствуют при дворе.
А его, Румянцева, осенью вдруг прихватила лихорадка в Астрабаде. Велел везти себя в Решт, а оттуда на почтовом пакетботе хотел добраться в Баку, но прихватил сильный шторм, укрылись в Ленкорани. Отсюда послал записку Мишукову прислать судно понадежней для переезда в Баку.
Полторы недели спустя в Ленкорани распогодилось, засияло солнце, стало жарко по-летнему. Румянцеву стало лучше, он встал на ноги, прогуливался по кипарисовым аллеям, кутаясь в бурку, поглядывая на спокойную гладь небольшого залива.
Минула еще неделя, и утром на рейде появился долгожданный посланец из Астрахани. Зеркальная гладь моря предвещала устойчивую хорошую погоду, редкую для этого времени года.
Спиридов ошвартовал гекбот у небольшой пристани, а на берегу его, нетерпеливо прохаживаясь, уже ожидал Румянцев.
Предупрежденный еще Урусовым о требовательном генерале, Спиридов в парадной форме четко представился и отрапортовал о прибытии.
Завидя гекбот, Румянцев обрадовался, понравились ему и уверенные маневры судна при подходе к берегу. Но сейчас, слушая рапорт капитана, он досадно морщился, сердито думал: «Надо же этому мокроступу Мишукову прислать какого-то мальца, в Астрахани небось десятки капитанов».
— Ваше высокопревосходительство, дозвольте положить! — отдав рапорт, звонко, без смущения, продолжал молодой капитан.
Румянцев, хмурясь, недовольно кашлянув, кивнул головой.
— Нынче на море благодать, но сие может враз перемениться. Весьма желательно нам отсюда выбраться не мешкая.
«Еще будет мне советовать какой-то гардемаринишка», — раздражался Румянцев.
— Мною отряжено полдюжины матросов для оказания всяческих пособий вашему высокопревосходительству, — продолжал напирать Спиридов.
«Пожалуй, он говорит дело, — несколько остывал генерал, — чем черт не шутит. Завтра ураган поднимется — сиди в этой дыре».
— Добро, давайте ваших молодцов, мои денщики не справятся.
Спиридов лихо щелкнул каблуками и вскинул руку...
С борта «Святой Екатерины» один за другим ловко сбежали по трапу по форме одетые шесть моряков во главе с сержантом.
«Видимо, у этого гардемарина команда настропалена». — Румянцев понемногу приходил в хорошее настроение.
Спустя три часа «Святая Екатерина» вышла в море.
Слева, со стороны гор, едва заметно потянуло ветерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54