Бывший комтур не вздрогнул, не поморщился от такой неожиданной проницательности. Он счел нужным вдруг объявить:
— Меня зовут не Арман Ги, но Арман де Пейн.
— А меня по-прежнему, кардинал де Прато. Ближайший помощник и соратник христианнейшего нашего папы Климента V. Исполнитель его самых щекотливых и сложных поручений. И одно из них знаете в чем заключается?
Арман де Пейн не ответил.
— Я должен был выяснить, кто был такой этот бывший комтур Байе, решивший вступить в непонятный союз с королем Филиппом и спешно убывший на восток.
— И что же вы выяснили? — попытался брезгливо улыбнуться рыцарь с ларцом.
— То, что вы мне только что объявили. Ваше настоящее имя. И это не последняя из тайн вашего Ордена до которой я докопался.
— Вы следили за мной?
— Я имел на это право хотя бы потому, что вы признаете или признавали папу своим сюзереном. Я имею в виду Орден рыцарей Храма Соломонова.
— Да-а, — протянул Арман Ги и осталось неведомым, к чему именно относится это его заявление.
Кардинал, удовлетворенно потирая сухие руки, прошелся по комнате.
— Мне представляется, что агнцеподобный Жак де Молэ то ли по какому-то высшему избранничеству, то ли из простой неграмотности и не подозревал, что параллельно с передачей власти по магистерской, всем открытой линии, сохраняется преемственность власти кровная. И что рано или поздно она будет обнародована. Я давно почуял нечто подобное. Ведь ваш Орден последние десятилетия все больше строился по семейственному принципу. С приемом рыцаря в тамплиеры, принимался целиком и весь его род. Прямое кровное наследование высшей Орденской власти, вот что должно было увенчать этот процесс.
Де Прато вдруг остановился и впился своим острым взором в глаза Армана Ги.
— А дальше что?
— Что? — неуверенно переспросил рыцарь.
— Вам угодно притворяться идиотом, ваше право. Но не думайте, что я поверю этому притворству.
После очень короткой заминки де Прато воскликнул:
— Для чего вы отправились на восток? Я проследил ваш путь от Байе до Тампля, и от Тампля обратно в Байе. Я выведал, когда и где вы встречались с королем.
Я следил за вами, когда вы выехали в Пелисье и потерял вас лишь в Марселе. Кстати, вы оставили повсюду множество следов, сопоставив которые человек, даже менее умный, чем я, мог бы разгадать вашу тайну.
— Следов? — рыцарь пожал плечами.
— Следов, следов. Но это мелкие детали дела. Перейдем к крупным. Согласитесь, трудно поверить, что бы истинный, единственный законный глава Ордена рыцарей Храма Соломонова отправился в путешествие полное риска только дабы кому-то угодить. Не ваша это работа таскать каштаны из огня для чьего бы то ни было ублажения. И Филипп, надо думать, здорово ошибся, полагаясь на вашу преданность. Мне его не жаль. Он не знал, кто вы такой на самом деле и поэтому рискнул вам довериться.
— Да, заторможено кивнул рыцарь, прижимая ларец к груди все сильнее.
Кардинал опять потер свои руки, еще сладострастнее, чем в прошлый раз.
— И вот вы вернулись.
— Вернулся.
— И, судя по всему, с победой.
— С победой, — повторил сидящий.
— Что у вас в руках?
Руки Армана Ги мгновенно вспотели.
— Мне кажется, господин де Пейн, что у вас в руках тайна тамплиерского золота. И я, мысленно хохочу, представляя до какой степени Филипп Красивый его не дождется. Он умер бы от ярости и от отчаяния, узнав, как близко оно, вожделенное, находилось от него. Только руку протянуть. Но он ничего не узнает. Ведь вы не откроете ему этот ларец?
— Нет, — помотал головой Арман Ги.
— Вы решили воспользоваться этим золотом сами. И я понимаю вас. Его много, очень много там, в тайнике, куда ведет ключ, скрытый в ларце. Или может быть там не ключ, а карта захоронения клада?
— Я не знаю, что там, — сказал истинную правду рыцарь. Кардинал его понял по-своему.
— Понимаю, понимаю вас. Но в любом случае там хватит золота для того, чтобы купить всю королевскую семейку с потрохами, разорить ломбардцев, выплатить долги армии, заткнуть глотку ассамблеям Мариньи. По моим подсчетам не менее семнадцати галер, нагруженных золотом. Одним словом, там достаточно денег для того, чтобы воцариться. О, я понимаю вас. Многие тамплиерские общины сохранили свое влияние в Каталонии и в Арагоне, в Наварре и в Шотландии. Они поддержат своего тамплиерского короля. Да и в самой Франции обожжена только вершина горы. Тысячи облатов, служек, оруженосцев, родственников тамплиерских по ночам грезят о возвращении славы Ордена. Этому будет рад и сам капризный парижский охлос, если его еще и подкормить вовремя.
Де Прато остановился тяжело дыша. Речь заставила его взволноваться и он повелел себе успокоиться.
— Но ничего этого не будет!
— Чего? — с искренним удивлением в голосе поинтересовался бывший комтур.
— Ничего! — громогласно воскликнул кардинал.
Арман Ги отшатнулся на спинку кресла.
— И знаете почему?
— Нет.
— Потому что я сейчас отниму у вас этот ларец.
— Я не отдам, — слабым, неуверенным голосом сообщил бывший комтур.
Кардинал неприятно засмеялся, потом отвратительно захохотал и решительно направился к сидящему собеседнику. Его по-птичьи скорченные руки торчали из рукавов сутаны. Всем своим обликом он напоминал старого ворона. Рыцарь был много крупнее святого отца, но было видно, что ларец ему конечно же не удастся удержать. К тому же за спиной у кардинала стояли четыре стальных истукана с обнаженными мечами.
Спасла Армана Ги неожиданность. Она явилась в форме арбалетной стрелы, вонзившейся точно в лоб хитроумному кардиналу. Удар был так силен, что серая сутана, размахивая рукавами сделала несколько невольных шагов назад и мягко осела на пол в ногах у своего обалдевшего войска.
Смятение продолжилось недолго. Его нарушила вторая стрела, просадившая с кратким скрежетом латную грудь одного из охранников де Прато.
Когда непонятное проявляет себя с такой силой, даже очень хорошо вооруженный человек предпочитает отступить, чтобы осмотреться. Именно так поступили трое оставшихся в живых железных монстров. Они попятились к входной двери, о чем-то глухо переговариваясь.
Из-за спинки кресла Армана Ги появился Лако с двумя опустошенными арбалетами в руках.
Рыцарь смотрел на него обезумевшим взглядом. Еще бы, как можно смотреть, когда ваш хороший знакомый внезапно восстает из гроба. Сначала вы удивляетесь или пугаетесь, а уж потом настает время радости и расспросов.
Лако бросил к ногам своего хозяина арбалеты, потом одним мощным движением вырвал из его рук ларец и исчез.
В соседней комнате, куда временно ретировались люди де Прато, раздались крики. Их явно не могли издавать всего лишь трое. Там, судя по типу звуков, шла сеча. Наконец она ввалилась в комнату, где сидел бывший комтур. Руки его были бессмысленно протянуты вперед, создавалось впечатление, что это именно он всего секундой прежде бросил на пол арбалеты, предварительно застрелив двоих человек.
Именно так и подумал Ногаре, прибывший на место беседы кардинала де Прато с Арманом де Пейном в сопровождении своих людей.
То, что рассказал ему прямой потомок первого Великого Магистра рыцарей Ордена Храма Соломонова, хранитель печати счел самым настоящим бредом. Поначалу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ЛУВР
К месту казни народ начал собираться еще днем, и народу было много, хотя ночь, судя по всему, обещала быть прохладной. Лодочники трудились не покладая весел. Царило, как ни странно, всеобщее, беззаботное веселье. Оживленный говор солидных горожан и болтовня их чад и домочадцев разносились над поверхностью Сены.
Те, кто заранее побеспокоился о хорошем месте на будущем развлечении, заполнили всю поверхность Еврейского острова. Те кто поленился или не поспешил, вынуждены были остаться на речном берегу. Одним словом, процедура казни вызвала необыкновенный интерес, превосходящий все до сих пор виденное.
Когда начало смеркаться, Филипп Красивый в сопровождении многочисленной свиты вышел в галерею дворцового сада. Узкая протока отделяла теперь его величество от костра. Он был сложен именно так, чтобы королю было удобно наблюдать за огненной экзекуцией.
Настроение среди окружавших его величество родственников и царедворцев было не таким, как в толпе народа. Братья короля переговаривались вполголоса. Все выражали осторожное удивление тем фактом, что нигде не видно де Ногаре, самого первого и давнего гонителя тамплиеров.
Филипп подал знак парижскому прево, который по должности был обязан руководить проведением казни. И прево тут же приступил к своим обязанностям. Раздалась громкая его команда и на высокий, в два человеческих роста костер возвели Великого Магистра Ордена тамплиеров Жака де Молэ и командора Нормандии Жоффруа де Шарне. Возвели и привязали к столбам.
Выражение лица Его величества оставалось почти равнодушным, ни раздражения, ни удовлетворения не просматривалось на нем. Но настроение толпы начало меняться, как будто только при виде осужденных на казнь, собравшиеся во множестве парижане осознали, что именно сейчас произойдет. Жителей средневековых городов трудно было испугать или поразить видом публичной казни. С детства им приходилось видеть как сдирают кожу с живого человека, измалывают деревянными молотами суставы, разрывают на части лошадьми и колесуют. Так что мрачная туча, опустившаяся вдруг на толпу и охватившая всех, от проституток, сбежавшихся из узких улочек вокруг Собора Парижской Богоматери, до евреев, одежда которых была украшена желтыми кругами, так вот, эта мрачная туча, переменившая резко настроение толпы, питалась не страхом перед тем, что предстоит увидеть, важно было то, кого сейчас будут убивать.
Жак де Молэ, даже стоя у позорного столба, как оказалось, не утратил своей старческой величественности, гигантская седая грива, патриаршая борода, пылающий осмысленной яростью взор, произвели на присутствующих очень сильное впечатление. Командор Нормандии выглядел значительно менее колоритно, но тоже достойно. Годы одиночного заключения не сломили стариков. И даже стоя на приготовленном для них костре, они не были похожи на преступников, скорее они напоминали (особенно Жак де Молэ) ветхозаветных пророков, готовых произнести сакраментальные, убийственные для их палачей, слова.
Парижский прево замер в позе человека ожидающего команды, пожирая взглядом фигуру короля.
Палач уже поджег кусок пакли и держал ее в вытянутой руке.
Монах, назначенный для принятия исповеди казнимых, попробовал было взобраться по хрустящему хворосту, но наткнулся на обжигающий взгляд Великого Магистра и ретировался.
Процедура казни замерла, кто-то должен был подтолкнуть ее вперед. Не кто-то, конечно, а король.
Де Мариньи наклонился к уху его величества и прошептал:
— Они отказались от исповеди.
— Что? — будто очнувшись, переспросил Филипп.
— Они отказались от исповеди, Ваше величество.
— Король ничего не успел сказать в ответ на эти слова, кто-то прикоснулся к его правому плечу.
— Ногаре?!
— Я, Ваше величество, — задыхаясь, слегка отвечал хранитель печати.
— Что с вами?
Этот вопрос был весьма уместен, лицо канцлера было вполне безумным.
— Есть сообщение государственной важности.
— Но, — король кивнул в сторону кострища, — вы ведь видите — идет казнь.
— Может быть, ее придется остановить.
— Ну уж нет, я не могу лишить моих милых парижан такого развлечения, — когда король произносил эту игривую фразу, глаза его были более чем серьезны.
— Но, Ваше величество, — Ногаре задыхался, — Жак де Молэ не Великий Магистр Ордена тамплиеров.
Брови короля поползли вверх.
— Ладно, идемте.
Повернувшись к распорядителю казни, Филипп махнул рукой, на которой блеснул огромный изумруд.
Парижский прево тут же повторил этот жест, и палач решительно направился к куче хвороста, увенчанной двумя связанными стариками.
Его величество не увидел, как пламя охватывает кострище, и никто не обратил внимание на отсутствие Филиппа, слишком все были заняты зрелищем разгорающегося костра.
В одной из беседок, в полусотне шагов от садовой галереи, Филиппу был предъявлен Арман Ги, он же Арман де Пейн.
— Кто это? — спросил король.
— Он очень изменился, — начал объяснять Ногаре.
— Кем он был до того как изменился? — нервно прервал его Филипп.
— Вы знали его как Армана Ги, тамплиерского комтура в Байе, в Нормандии.
Король слегка прищурился.
— Да, я вспомнил его.
— Его не было здесь семь лет.
— Он что, сам не в состоянии говорить, Ногаре?
— Он может говорить, сейчас он все расскажет.
Со стороны Еврейского острова донесся мощный гул, толпа сопереживала тому, что перед ней происходило.
— Так где же вы были все это время, господин комтур?
— Я искал.
— Не надо мне рассказывать, как вы искали, скажите лучше сразу, что вы нашли.
— Ваше величество, — посмел вмешаться Ногаре, — я слышал эту историю по пути из Марселя, и не один раз. Она в высшей степени стоит того…
Донесся новый порыв взбудораженного шума от места казни. Король недовольно посмотрел в том направлении, где происходило аутодафе, но не все недовольство относилось к шуму вокруг костра.
— За эти семь лет, Ногаре, я ни разу не выразил вам своего раздражения в связи с тем, как вы исполняете свои обязанности.
Ногаре побледнел и поклонился.
— Итак, говорите, комтур. Коротко и правду.
Надо заметить, что с момента беседы с царем Заххаком в крепости Сках в поведении, в манере говорить, в выражении глаз Армана Ги появилась трудноуловимая ненормальность. Ее почувствовал и отметил про себя еще кардинал Де Прато, но известные обстоятельства помешали ему выяснить этот вопрос до конца. Ногаре, во время совместного с Арманом Ги путешествия в Париж, иногда ловил себя на том, что бывший комтур кажется ему слегка безумным. Не часто это бывало, но и не редко. Он относил это на счет событий кровавой драмы, среди развалин которой он застал рыцаря.
— Я жду, комтур.
— Я истинный Великий Магистр Ордена рыцарей Храма Соломонова.
— Что?!
— Я, Арман де Пейн, прямой потомок основателя ордена Гуго де Пейна.
Сказано это было настолько серьезно и твердо, что Филипп не вспылил и не захохотал, как должен был бы сделать по здравому рассуждению. К тому же рядом с этим безумцем стоял совершенно преображенный де Ногаре. Человек — цинизм, человек — недоверие, цепной пес своего хозяина короля. Он не посмел бы оторвать его от величайшего государственного дела ради беседы со свихнувшимся в восточных странах тамплиером.
— Как вы выяснили это? Насколько я помню, семь лет назад вы не претендовали на сие звание.
— Мне сказал об этом царь езидов по имени Заххак. Его дворец находится в горе. Царь этот верховный служитель бога истинного и Орден тамплиеров лишь малая часть его тайной империи. Удалившись на запад, Орден утратил живое содержание, оторвался от истинных своих корней. Захватив Тампль, Ваше величество, вы лишь раздавили пустую скорлупу.
Ночь стояла над Парижем, и только пламя костра на Еврейском острове силилось разорвать мрак. И оттуда накатывали новые волны народного шума. И вдруг шум стих. И вот почему. Жак де Молэ, повернув лицо в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться король и его свита, произнес громовым голосом:
— Папа Климент, рыцарь Гийом де Ногаре, король Филипп… — вой пламени пытался перекрыть слова, но не мог, — не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий и воздастся вам справедливая кара. Проклятие! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена.
Его величество слышал в этот момент другие слова, может быть не менее поразительные. Арман де Пейн торопливо, но вполне связно излагал свою историю. В антураже кромешной ночи, сотрясаемой сполохами гигантского костра, фантастические подробности его рассказа не казались столь уж фантастическими. По крайней мере канцлер государства, только что проклятый Гийом де Ногаре, почему-то не мог избавиться от ощущения, что полубезумный прямой наследник первого Великого Магистра говорит сущую правду.
— И там, судя по всему, Ваше величество… по крайней мере кардинал де Прато был уверен, что в ларце были указания на то, где искать тамплиерское золото. Семнадцать галер, семнадцать галер.
Арман де Пейн остановился, судорожно сглатывая слюну и шумно дыша.
Король медленно облизнул верхнюю губу.
— Ну так где же он, этот ларец?
— Я, — прижал к груди руки бывший комтур, — я же рассказал.
— Ногаре!
— Да, Ваше величество.
— Вы видели этот ларец?
— Сам ларец нет… но я видел трупы, видел мертвого кардинала де Прато.
— Ларец утащил Лако, мой слуга. Деревенского вида малый, с дырками вместо ноздрей. Я думал, что он погиб, но он видимо крался за мной. Я убежден, что он найдется и принесет ларец. Зачем он ему, ведь он неграмотен и дик.
Филипп еще раз внимательно оглядел прямого потомка Гуго де Пейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25