Ни в каком цирке, ни на каких игрищах в Риме и провинциях избалованная публика не увидит этого.На замшелой поляне между низкорослыми маслинами преследовали друг друга обнажённые мальчики, обмотавшие голени козьими шкурами. Они изображали фавнов и сатиров. Развязно дули в глиняные свирели. Плясали, бесстыдно выставляя напоказ обычно скрытые части тела. Нимф и наяд изображали девушки-подростки. Венки из роз и анемонов были единственным одеянием юных красавиц. Нимфы с заученно-сладострастными улыбками увлекали за собой фавнов. Падали в мягкий мох, щедро показывая свои прелести возбуждённым юнцам и старому, похотливо дрожащему императору. И, под нежную музыку невидимых музыкантов, фавны картинно овладевали смеющимися нимфами. А сатиры, под одобрительным взором Тиберия, приставали к фавнам. И колыхались ветви деревьев, и колыхался воздух от их единодушных вздохов. А Тиберий, в изнеможении закатив глаза, исходил дрожью удовлетворённой похоти.Успокоившись и напустив на лицо обычное насмешливое выражение, император обернулся к Калигуле:— Ты уже здесь?Калигула молчал, тяжело дыша и покрываясь красными пятнами.— Тебе пришлось по нраву представление? — усмехнулся Тиберий. — Жаль, что мои детки знают лишь одну комедию: «Фавн, преследующий нимфу», — и, обняв внука за плечи, удивлённо добавил: — А ты вырос! Присядем на скамью и поговорим.Тиберий увлёк Калигулу к скамье из жёлтого нубийского мрамора. Гай невольно обернулся и провёл взглядом удаляющихся спинтриев. Их бело-розовые обнажённые тела терялись в густой зелени парка.— Скажи, кто из них тебе понравился, и ночью я пришлю тебе её. Или его! — добродушно засмеялся Тиберий. Но водянисто-зеленые глаза императора хранили подозрительную насторожённость.— Мне все равно, цезарь, — растерялся Калигула. — Кого пришлёшь, тем я и удовольствуюсь. Я всецело доверяю твоему вкусу, — льстиво заметил он.— А ты поумнел! — Тиберий прищурился. — Весьма кстати! В день твоего рождения я решил объявить тебя совершеннолетним.«Наконец!» — Гай расчувствовался до слез и проникновенно всхлипнул:— Спасибо, великий цезарь! — и расстроганно склонился к императорской руке, целуя морщинистые суставы пальцев.Тиберий брезгливо вырвал руку и вытер её о тогу.— В этот же день я официально усыновлю тебя… — он заколебался, думая: «Назначить Гая наследником, или нет? Пока не стоит спешить. Хватит с него и усыновления!»«Первая ступень к власти!» — думал Калигула, униженно склонившись у ног императора.«Мерзкий гадёныш!» — презрительно-добродушно усмехался Тиберий. — «Я с радостью удушил бы его! Но кто тогда наследует мне? Мой внук? Но ведь он не внук мне! Я так запутался, что сам не знаю: люблю ли Тиберия Гемелла, или презираю в нем сына подлого Сеяна! А в Гае течёт та же кровь, что и во мне. Правда, напополам с гадючьей!»Император тяжело вздохнул, отталкивая от себя надоедливо-восторженного Калигулу. Несколько лет назад выбор казался простым: убить сыновей Германика, чтобы обеспечить императорский венец родному внуку! А теперь?! Тиберий втихомолку обругал злобных старух Парок, немилосердно запутавших нить его жизни. XLVII В храме Юпитера, повелителя богов, состоялся торжественный обряд.Почтённый фламин, с лицом возвышенно-бесстрастным, заколол белого быка. Осмотрел его внутренности и во всеуслышание заявил, что жертва угодна богу-громовержцу.Жрецы Юпитера торжественно сняли с Гая Калигулы юношескую претексту, и он наконец ощутил на правом плече долгожданную тяжесть настоящей мужской тоги.Гай горделиво улыбался, подставляя цирюльнику щеки. Железная бритва, скользя по юношеской коже, больно царапала. Но мелкие порезы казались Калигуле пустяками. Ведь он, наконец, стал совершеннолетним. Золотисто-рыжий пух бережно собрали, и Калигула возложил его на алтарь Юпитера. Фламин поднёс к тонким волоскам факел, и через мгновение на белом мраморе алтаря осталась только жалкая горсточка пепла. Серый дымок поднялся к потолку храма и расстаял.Тиберий внимательно следил за обрядом и втайне посмеивался, опираясь тяжёлым подбородком на жезл. Когда Калигула, облачённый в новую тогу, подошёл к нему, император поднялся со складного табурета.— Объявляю, что отныне я по законам Рима усыновляю Гая Юлия Цезаря Германика! И наделяю его всеми правами, которыми он может пользоваться в качестве моего сына! — обняв Калигулу за плечи, громко заявил он.Переждав одобрительный (или удивлённый) шёпот, Тиберий спросил у Калигулы:— Согласен ли ты?— Да, отец! — немедленно отозвался Гай.Пользуясь шумом поздравлений и хвалебных возгласов, Тиберий коварно шепнул Калигуле:— Сегодня ты мог вступить во владение всем имуществом, принадлежавшим твоему отцу и братьям. Но, согласившись на усыновление, ты тем самым передал мне права на управление твоей собственностью!Калигула передёрнулся, поняв, что Тиберий обвёл его вокруг пальца. Счастливая улыбка превратилась в горькую гримасу.— Но, цезарь! Ведь ты выделишь мне ежемесячное содержание, достойное твоего сына?! — в надежде спросил он.— В ежедневном куске хлеба и мяса я тебе не откажу, — кивнул Тиберий, продолжая с царским достоинством улыбаться толпе. — Но, если твои запросы окажутся слишком высоки — должен будешь сам позаботиться о себе!— Что же мне делать? — Калигула возмутился в душе. Но, боясь рассердить Тиберия, смотрел на него жалобно и просительно.— Женись! — посоветовал император.— Но я ещё молод… — растерянно протянул Гай.— Ты уже мужчина и полноправный римский гражданин, — хладнокровно возразил Тиберий. — Твой отец Германик тоже женился в возрасте девятнадцати лет. Каким счастливым он выглядел в день свадьбы!.. Следуй его примеру!— Но кого мне выбрать в жены?— Кого хочешь! — Тиберий явно насмехался над растерянностью юноши. — Я не жестокосерден, и позволю тебе выбрать невесту по сердцу.Калигула молчал. Уголки тонких губ обиженно поползли вниз.— У сенатора Марка Юния Силана имеется юная дочь, — с напускным сочувствием продолжал император. — Силан даёт за ней приданное в полмиллиона сестерциев. Говорят, девушка хороша собой и воспитана в строгости. Женись на ней! Заодно избавишь меня от обязанности кормить тебя! — жёстко закончил он.— Но я её не знаю! — чуть не плакал Калигула.— Нанеси отцу визит и познакомься! — Тиберий был неумолим. В обведённых синевой глазах сверкало холодное презрение. — Твоя глупость становится докучливой! За двадцать дней, проведённые со мной, ты успел изрядно надоесть мне. Убирайся в Рим и позволь мне отдохнуть от тебя!Тиберий раздражённо осмотрел Калигулу и, слегка прихрамывая, вышел из храма. Позолоченные носилки ждали императора у мраморных ступеней. Жаркое неаполитанское солнце окрасило оранжевым листья лаврового венка, украшающего лысеющую седую голову старика. Остановившись у носилок, Тиберий прикрыл глаза ладонью и пристально всмотрелся в синеву Тирренского моря. Мутным дымчатым пятном виднелся на горизонте зачарованный остров — убежище ненастоящих нимф и сатиров, змей, павлинов и ощипанных орлов.
* * * Калигула возвращался в Рим, гордясь совершеннолетием, но пристыженный и оскорблённый. В носилках небрежно валялся кожаный мешок с деньгами. Жалкая сумма! Спинтриям Тиберий даёт больше.«Что делать? Как жить? — удручённо думал Гай. — Жизнь в Риме стоит дорого. Удовольствия, оргии и попойки — ещё дороже! Может, и впрямь жениться на богатой невесте?»Какова она, дочь Юния Силана? Калигула смутно помнил суетливого, румяного толстяка сенатора. Но сколько ни напрягал память — девушку не мог припомнить.«Нет! Никогда не женюсь ради денег на незнакомой мне женщине! — досадливо гримасничая, думал он. — Может, она окажется пустой, тщеславной и развратной, как некоторые римские матроны?! К тому же, зачем жениться на одной, если, не женясь, можно иметь многих?!»Всю обратную дорогу Калигула насмехался над женщинами и женатыми влюблёнными глупцами. Но когда широкая, мощёная ровными булыжниками Виа Аппия привела Гая к стенам Рима, он жестом подозвал раба.— Знаешь, где живёт сенатор Марк Юний Силан? — небрежно спросил он.— Да, доминус, — поспешно ответил смуглый раб.— Сначала заедем в термы. Затем проводишь меня к дому Силана, — распорядился Калигула. XLVIII Марк Юний Силан встретил Калигулу с радостным подобострастием. Сенатор происходил из старинного семейства Юниев. Выходцем из того же рода, но другой ветви, был Марк Юний Брут — убийца Юлия Цезаря.Силан был невысок, с круглым полным животом в складках расшитой дубовыми листьями тоги, румяный и кудрявый не от природы, но стараниями рабов. Он суетливо усадил гостя на мраморную скамью в атриуме. И сел напротив, сцепив вместе толстые короткие пальцы и умильно любуясь Калигулой.— Никогда ещё тога совершеннолетнего не ложилась на более достойные плечи! — восторженно заметил сенатор.Калигула снисходительно улыбнулся льстецу. Эту фразу он слышал уже раз двадцать из разных уст. И отвечать на неё казалось излишне. Калигула заёрзал на скамье, разглядывая обстановку Силанова дома.— Мрамор слишком твёрд для тебя? — спохватился Силан и, не доверяя рабам, лично бросился в опочивальню. Вернулся, неся полдюжины шёлковых подушек. И принялся заботливо подкладывать их за спину гостя.Гаю понравилась неуёмная лесть сенатора. Получалось забавно: Калигула униженно льстит императору, все остальные униженно льстят Калигуле.Гай немного приподнялся на скамье и откровенно почесал задницу как раз в тот момент, когда Юний Силан подсунул ему под зад мягкую подушку. Не переставая почёсываться, Гай величественно уселся и, скаля зубы, улыбнулся сенатору. Силан сладко засиял. Румянец на полных щеках сделался ещё ярче.— Твоё посещение — великая честь для моего дома, Гай Цезарь! — пропел он голоском, дрожащим от радости. — Не желаешь ли откушать?— Желаю, — милостиво согласился Калигула.Хозяин, подобострастно кланяясь, постоянно забегая наперёд и делая неуклюжие приветливые жесты, провёл гостя в обширную столовую — триклиний.Три длинных ложа тянулись вдоль стен триклиния, облицованных осколками разноцветного мрамора. Между обеденными ложами стоял большой овальный стол из цитрусового дерева. Узорчатые разводы на столе походили на павлиний хвост.— Разбрасывай розовые лепестки! — суетливо шепнул Силан рабыне. Ему хотелось показать Калигуле, что в роскоши он ничуть не уступает изнеженным молодым патрициям.Гай внимательно осматривал триклиний. Усмехнулся причудливой смеси богатства и плохого вкуса или жадности владельца. Роскошный дорогой стол, а на нем — старый кувшин с измятой кривой ручкой. Куски дорогой парчи прикрывают засаленные ложа. В одном углу — сундук, потемневший от старости; в другом — ослепительно-белая статуя Меркурия из гладкого каррарского мрамора. В окнах не было стёкол, ни даже слюды. Они закрывались деревянными ставнями с круглыми отверстиями посередине. Как неуютно бывало здесь в дождливые зимние дни.— А вот и моя жена, Клавдия! — Юний Силан представил Калигуле полную непривлекательную матрону лет сорока. — Она состоит с тобой в дальнем родстве.Гай мельком осмотрел жену Силана, притязавшую на родство с императорской семьёй. Калигула редко вспоминал о своём происхождении из семейства Клавдиев. Его прабабка Ливия бросила первого мужа Нерона Клавдия, чтобы выйти замуж за будущего императора Октавиана Августа. Был у Ливии тогда четырехлетний сын, Тиберий — нынешний император. А через три месяца родился другой — Друз, отец Германика. Но и Тиберий, и Германик были приняты в род Юлиев. Калигула уже родился Юлием.— А где же твоя дочь? — спросил он, шаря рукой по блюду с устрицами, подставленному рабыней.Юний Силан наливал гостю вино в серебрянный кубок и восторженно замер. Теперь ему стала ясна причина неожиданного посещения Гая Цезаря. Вино наполнило кубок и переливалось через край, пачкая руки и тогу сенатора. Лишь тогда он опомнился.— Сейчас она прийдет! — визгливо заверил он Калигулу и выскочил из триклиния, увлекая за собой неповоротливую жену.— Скорее приведи Юнию, — поспешным шёпотом велел Силан жене. — И помоги ей одеться и причесаться поприличнее. Какая честь, какая честь!… — захлёбывался он от восторга, потрясая в воздухе дрожащими руками.— Не приведу. Что ей здесь делать? — заупрямилась жена.— Глупая! — Юний Силан рассерженно дёрнул супругу за волосы. — Разве ты не понимаешь? Если Юния понравится Гаю Цезарю — он возьмёт её в жены!— Это ты глупец! — рассердилась Клавдия. — Неужели ты не слышал, что Гай Цезарь каждую ночь проводит в лупанарах, напиваясь до непотребства и бесчинствуя в дурной компании? И ты готов ради собственного честолюбия отдать дочь такому человеку? Да будь он хоть сам император! Юния не будет счастлива с развратником!— Молчи, молчи! — Силан растерянно закрывал рот жене и отчаянно кивал головой в сторону триклиния. — Если он услышит — никогда нам не породниться с императорской семьёй! Это в лучшем случае. В худшем — нас ждёт изгнание! Или ты забыла, как покойный Август преследовал врагов?— Ну, хорошо! — присмирела Клавдия. — Я пойду за Юнией. И убери свои паучьи руки от моего лица! — возмущённо оттолкнула она мужа. — Надеюсь, наша дочь не понравится Гаю Цезарю.— Неразумная! — возмущённо шипел Силан вслед удаляющейся жене. — Юния будет жить в роскоши и почёте, которые тебе и не снились! А если Гай Цезарь изредка заглянет в лупанар — так что с того? Все мужья время от времени изменяют жёнам. Главное, чтобы он чтил и уважал нашу дочь!Клавдия резко остановилась и обернулась к мужу. Полный подбородок нервно вздрагивал.— Что ты сказал? Все мужья изменяют жёнам?.. — плаксиво проговорила она, угрожающе глядя на Силана.— Кроме меня! — испуганно заверил он, подходя к жене и делая попытку обнять её.Крупная Клавдия с презрением оттолкнула маленького Силана. И, громко стуча подошвами сандалий, обиженно ушла в глубину дома.«Ну вот! Месяц ежедневных упрёков! — неподдельно расстроился сенатор. — Надо же было так глупо проболтаться!»Клавдия вернулась в триклиний в сопровождении дочери. Шестнадцатилетняя девушка, скромно опустив карие глаза, присела на край соседнего ложа. Калигула внимательно осмотрел Юнию Клавдиллу. Гладкие темно-каштановые волосы были зачёсаны на прямой пробор. Свободная голубая туника скрывала фигуру, вместо того, чтобы подчёркивать. Блеском волос и нежностью тонкого лица Юния напомнила Калигуле весталку Домитиллу. Только, вместо белой повязки жрицы Весты, волосы девушки украшали две серебрянные полоски диадемы. Воспоминание о Домитилле неприятно царапнуло сердце, но тут же исчезло.— У тебя красивая дочь, Марк Юний, — заметил Калигула, указывая на девушку обгрызанной фазаньей ножкой.Юния ещё ниже опустила голову, смущённо улыбаясь похвале. Отец уже не скрывал буйной радости.— О, да! Красотою она пошла в мать! — возбуждённо лепетал он, не заметив насмешливого взгляда Гая, пущенного в сторону увесистой матроны. — Кроме того, Юния воспитана в старинных традициях. Она умеет ткать, прясть, вышивать золотыми нитями, варить сладости…«Надо же, сколько достоинств! — легкомысленно хмыкнул Калигула. — И все они мне безразличны. Единственное, что мне важно: хороша ли она в любви».Наевшись до отвала, Калигула ополоснул запачканные жиром руки в розовой воде.— Юния, отведи гостя в сад, — немедленно велел Силан. — Покажи благородному Гаю вишню, привезённую из Тавриды.Тавридская вишня росла в самом отдалённом уголке сада, за фонтаном и густым кустарником. Калигула, скучая, осмотрел тощее деревце, коричневая кора которого слегка отливала красным.— Что ещё растёт в твоём саду? — спросил он у Юнии.— Есть водяные лилии, цветущие в пруду, — ответила девушка, указывая на водоём.Калигула издалека оценил пруд: он был хорошо виден из окон Силанова дома. А вишня скрывалась за густым кустарником. И что творилось в зарослях — не могли различить Юний Силан с супругой, прячущиеся за деревянными створками окна.— Нет. Побудем здесь, — решил Калигула, сообразив почему хитрый сенатор велел дочери показать гостю именно незаметную вишню, а не лилии или аравийские пальмы, посаженные у входа в сад.— Как тебе угодно, Гай Цезарь, — охотно согласилась Юния.— Зови меня Калигула, — ответил Гай. — Это прозвище дали мне солдаты в германском походе. Близкие друзья зовут меня так.— Благородный Калигула, — послушно повторила девушка. — Я буду звать тебя, как ты прикажешь.— Вот как! — ухмыльнулся он. — Ты готова сделать все, что прикажу?Юния удивлённо молчала.— Тогда я приказываю тебе поцеловать меня! — велел Гай, обнимая испуганную девушку.Юния не противилась настойчивому поцелую. Широко раскрыв карие глаза, она прижалась к Калигуле. Стройный, высокий, золотоволосый юноша понравился ей. Дурные слухи о его образе жизни ещё не достигли ушей девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
* * * Калигула возвращался в Рим, гордясь совершеннолетием, но пристыженный и оскорблённый. В носилках небрежно валялся кожаный мешок с деньгами. Жалкая сумма! Спинтриям Тиберий даёт больше.«Что делать? Как жить? — удручённо думал Гай. — Жизнь в Риме стоит дорого. Удовольствия, оргии и попойки — ещё дороже! Может, и впрямь жениться на богатой невесте?»Какова она, дочь Юния Силана? Калигула смутно помнил суетливого, румяного толстяка сенатора. Но сколько ни напрягал память — девушку не мог припомнить.«Нет! Никогда не женюсь ради денег на незнакомой мне женщине! — досадливо гримасничая, думал он. — Может, она окажется пустой, тщеславной и развратной, как некоторые римские матроны?! К тому же, зачем жениться на одной, если, не женясь, можно иметь многих?!»Всю обратную дорогу Калигула насмехался над женщинами и женатыми влюблёнными глупцами. Но когда широкая, мощёная ровными булыжниками Виа Аппия привела Гая к стенам Рима, он жестом подозвал раба.— Знаешь, где живёт сенатор Марк Юний Силан? — небрежно спросил он.— Да, доминус, — поспешно ответил смуглый раб.— Сначала заедем в термы. Затем проводишь меня к дому Силана, — распорядился Калигула. XLVIII Марк Юний Силан встретил Калигулу с радостным подобострастием. Сенатор происходил из старинного семейства Юниев. Выходцем из того же рода, но другой ветви, был Марк Юний Брут — убийца Юлия Цезаря.Силан был невысок, с круглым полным животом в складках расшитой дубовыми листьями тоги, румяный и кудрявый не от природы, но стараниями рабов. Он суетливо усадил гостя на мраморную скамью в атриуме. И сел напротив, сцепив вместе толстые короткие пальцы и умильно любуясь Калигулой.— Никогда ещё тога совершеннолетнего не ложилась на более достойные плечи! — восторженно заметил сенатор.Калигула снисходительно улыбнулся льстецу. Эту фразу он слышал уже раз двадцать из разных уст. И отвечать на неё казалось излишне. Калигула заёрзал на скамье, разглядывая обстановку Силанова дома.— Мрамор слишком твёрд для тебя? — спохватился Силан и, не доверяя рабам, лично бросился в опочивальню. Вернулся, неся полдюжины шёлковых подушек. И принялся заботливо подкладывать их за спину гостя.Гаю понравилась неуёмная лесть сенатора. Получалось забавно: Калигула униженно льстит императору, все остальные униженно льстят Калигуле.Гай немного приподнялся на скамье и откровенно почесал задницу как раз в тот момент, когда Юний Силан подсунул ему под зад мягкую подушку. Не переставая почёсываться, Гай величественно уселся и, скаля зубы, улыбнулся сенатору. Силан сладко засиял. Румянец на полных щеках сделался ещё ярче.— Твоё посещение — великая честь для моего дома, Гай Цезарь! — пропел он голоском, дрожащим от радости. — Не желаешь ли откушать?— Желаю, — милостиво согласился Калигула.Хозяин, подобострастно кланяясь, постоянно забегая наперёд и делая неуклюжие приветливые жесты, провёл гостя в обширную столовую — триклиний.Три длинных ложа тянулись вдоль стен триклиния, облицованных осколками разноцветного мрамора. Между обеденными ложами стоял большой овальный стол из цитрусового дерева. Узорчатые разводы на столе походили на павлиний хвост.— Разбрасывай розовые лепестки! — суетливо шепнул Силан рабыне. Ему хотелось показать Калигуле, что в роскоши он ничуть не уступает изнеженным молодым патрициям.Гай внимательно осматривал триклиний. Усмехнулся причудливой смеси богатства и плохого вкуса или жадности владельца. Роскошный дорогой стол, а на нем — старый кувшин с измятой кривой ручкой. Куски дорогой парчи прикрывают засаленные ложа. В одном углу — сундук, потемневший от старости; в другом — ослепительно-белая статуя Меркурия из гладкого каррарского мрамора. В окнах не было стёкол, ни даже слюды. Они закрывались деревянными ставнями с круглыми отверстиями посередине. Как неуютно бывало здесь в дождливые зимние дни.— А вот и моя жена, Клавдия! — Юний Силан представил Калигуле полную непривлекательную матрону лет сорока. — Она состоит с тобой в дальнем родстве.Гай мельком осмотрел жену Силана, притязавшую на родство с императорской семьёй. Калигула редко вспоминал о своём происхождении из семейства Клавдиев. Его прабабка Ливия бросила первого мужа Нерона Клавдия, чтобы выйти замуж за будущего императора Октавиана Августа. Был у Ливии тогда четырехлетний сын, Тиберий — нынешний император. А через три месяца родился другой — Друз, отец Германика. Но и Тиберий, и Германик были приняты в род Юлиев. Калигула уже родился Юлием.— А где же твоя дочь? — спросил он, шаря рукой по блюду с устрицами, подставленному рабыней.Юний Силан наливал гостю вино в серебрянный кубок и восторженно замер. Теперь ему стала ясна причина неожиданного посещения Гая Цезаря. Вино наполнило кубок и переливалось через край, пачкая руки и тогу сенатора. Лишь тогда он опомнился.— Сейчас она прийдет! — визгливо заверил он Калигулу и выскочил из триклиния, увлекая за собой неповоротливую жену.— Скорее приведи Юнию, — поспешным шёпотом велел Силан жене. — И помоги ей одеться и причесаться поприличнее. Какая честь, какая честь!… — захлёбывался он от восторга, потрясая в воздухе дрожащими руками.— Не приведу. Что ей здесь делать? — заупрямилась жена.— Глупая! — Юний Силан рассерженно дёрнул супругу за волосы. — Разве ты не понимаешь? Если Юния понравится Гаю Цезарю — он возьмёт её в жены!— Это ты глупец! — рассердилась Клавдия. — Неужели ты не слышал, что Гай Цезарь каждую ночь проводит в лупанарах, напиваясь до непотребства и бесчинствуя в дурной компании? И ты готов ради собственного честолюбия отдать дочь такому человеку? Да будь он хоть сам император! Юния не будет счастлива с развратником!— Молчи, молчи! — Силан растерянно закрывал рот жене и отчаянно кивал головой в сторону триклиния. — Если он услышит — никогда нам не породниться с императорской семьёй! Это в лучшем случае. В худшем — нас ждёт изгнание! Или ты забыла, как покойный Август преследовал врагов?— Ну, хорошо! — присмирела Клавдия. — Я пойду за Юнией. И убери свои паучьи руки от моего лица! — возмущённо оттолкнула она мужа. — Надеюсь, наша дочь не понравится Гаю Цезарю.— Неразумная! — возмущённо шипел Силан вслед удаляющейся жене. — Юния будет жить в роскоши и почёте, которые тебе и не снились! А если Гай Цезарь изредка заглянет в лупанар — так что с того? Все мужья время от времени изменяют жёнам. Главное, чтобы он чтил и уважал нашу дочь!Клавдия резко остановилась и обернулась к мужу. Полный подбородок нервно вздрагивал.— Что ты сказал? Все мужья изменяют жёнам?.. — плаксиво проговорила она, угрожающе глядя на Силана.— Кроме меня! — испуганно заверил он, подходя к жене и делая попытку обнять её.Крупная Клавдия с презрением оттолкнула маленького Силана. И, громко стуча подошвами сандалий, обиженно ушла в глубину дома.«Ну вот! Месяц ежедневных упрёков! — неподдельно расстроился сенатор. — Надо же было так глупо проболтаться!»Клавдия вернулась в триклиний в сопровождении дочери. Шестнадцатилетняя девушка, скромно опустив карие глаза, присела на край соседнего ложа. Калигула внимательно осмотрел Юнию Клавдиллу. Гладкие темно-каштановые волосы были зачёсаны на прямой пробор. Свободная голубая туника скрывала фигуру, вместо того, чтобы подчёркивать. Блеском волос и нежностью тонкого лица Юния напомнила Калигуле весталку Домитиллу. Только, вместо белой повязки жрицы Весты, волосы девушки украшали две серебрянные полоски диадемы. Воспоминание о Домитилле неприятно царапнуло сердце, но тут же исчезло.— У тебя красивая дочь, Марк Юний, — заметил Калигула, указывая на девушку обгрызанной фазаньей ножкой.Юния ещё ниже опустила голову, смущённо улыбаясь похвале. Отец уже не скрывал буйной радости.— О, да! Красотою она пошла в мать! — возбуждённо лепетал он, не заметив насмешливого взгляда Гая, пущенного в сторону увесистой матроны. — Кроме того, Юния воспитана в старинных традициях. Она умеет ткать, прясть, вышивать золотыми нитями, варить сладости…«Надо же, сколько достоинств! — легкомысленно хмыкнул Калигула. — И все они мне безразличны. Единственное, что мне важно: хороша ли она в любви».Наевшись до отвала, Калигула ополоснул запачканные жиром руки в розовой воде.— Юния, отведи гостя в сад, — немедленно велел Силан. — Покажи благородному Гаю вишню, привезённую из Тавриды.Тавридская вишня росла в самом отдалённом уголке сада, за фонтаном и густым кустарником. Калигула, скучая, осмотрел тощее деревце, коричневая кора которого слегка отливала красным.— Что ещё растёт в твоём саду? — спросил он у Юнии.— Есть водяные лилии, цветущие в пруду, — ответила девушка, указывая на водоём.Калигула издалека оценил пруд: он был хорошо виден из окон Силанова дома. А вишня скрывалась за густым кустарником. И что творилось в зарослях — не могли различить Юний Силан с супругой, прячущиеся за деревянными створками окна.— Нет. Побудем здесь, — решил Калигула, сообразив почему хитрый сенатор велел дочери показать гостю именно незаметную вишню, а не лилии или аравийские пальмы, посаженные у входа в сад.— Как тебе угодно, Гай Цезарь, — охотно согласилась Юния.— Зови меня Калигула, — ответил Гай. — Это прозвище дали мне солдаты в германском походе. Близкие друзья зовут меня так.— Благородный Калигула, — послушно повторила девушка. — Я буду звать тебя, как ты прикажешь.— Вот как! — ухмыльнулся он. — Ты готова сделать все, что прикажу?Юния удивлённо молчала.— Тогда я приказываю тебе поцеловать меня! — велел Гай, обнимая испуганную девушку.Юния не противилась настойчивому поцелую. Широко раскрыв карие глаза, она прижалась к Калигуле. Стройный, высокий, золотоволосый юноша понравился ей. Дурные слухи о его образе жизни ещё не достигли ушей девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37