А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

От атаки прованцев содрогнулась земля, и копыто боевого скакуна мощным ударом отбросило щит в сторону. К счастью, произошло это уже тогда, когда отряд проскакал мимо. Избитый, ошеломленный и перепуганный, Рожер с трудом поднялся на ноги. От страха и потрясения у него на глазах выступили слезы, а когда он наклонился, чтобы поднять с земли меч, его внезапно вырвало… Он вяло оглядел поле боя, но не увидел ничего, кроме конских хвостов у крепостного моста и нескольких арбалетчиков, державших оборону у повозок. В этой битве рыцарю без коня делать было нечего, и он медленно захромал к мосту, который вел в лагерь.Каждый шаг давался ему с трудом, а синяк на шее от удара вражеского меча ныл так, что Рожер с трудом поворачивал голову. Ему хотелось снять доспехи, отдохнуть и поесть, но он боялся вернуться к жене и встретиться с обитателями лагеря, которые видели его позор. Но гораздо хуже бесчестья было то, что он лишился своего места и в воинской, и в общественной иерархии. Еще час назад он был ровней баронам, а то и графам, а теперь превратился в парию, в одну из бесчисленных жертв битвы, и ему оставалось надеяться лишь на щедрость более удачливого воина, который согласится подарить бедняге жалкую турецкую лошаденку, ибо у него не хватит денег ее купить… Он не мог заставить себя перейти через мост, за которым его ждала Анна. Пройдя немного вверх по течению, Рожер присел на берегу реки, снял шлем, набрал в него воды, напился и попытался смочить синяк на шее. Из этого ничего не вышло: он сумел стащить оберк с макушки, но не мог ни расстегнуть его, ни добраться до больного места. От ударов копыт прованских коней у него отнялась левая рука, опухло и онемело бедро. Только теперь он начал осознавать всю тяжесть своего положения. Если бы он был серьезно ранен, никто не смог бы упрекнуть его. К несчастью, это было не так: доспехи и существовали для того, чтобы защищать своего владельца.Вскоре шум битвы затих. С трудом повернув голову, он увидел, что по мосту скачут небольшие группы рыцарей, с седел которых свисают шлемы и щиты. Очевидно, пилигримы одержали победу. Он решительно поднялся и на негнущихся ногах захромал им навстречу. Когда-нибудь ему все равно придется вернуться домой; если он проскользнет с ними, может сложиться впечатление, что он весь день сражался.Но когда он приплелся домой, первые же слова Анны доказали, что она видела все его злоключения.— Мой бедный Рожер, тебе больно? Дай я сниму с тебя доспехи и обмою раны. Боюсь, я требовала слишком многого, решив, что ты сможешь совершить подвиг на глазах у двух войск и отличиться перед герцогом… О боже, ты сделал из себя посмешище! Если не умеешь ездить верхом, лучше ходи пешком. Этот неверный не смог бы ускользнуть от тебя, если бы его конь не был обучен всяким хитростям. Нет, никакой сеньор после этого не даст нам замок. Когда твой герцог вернется домой, ты кончишь тем, что будешь служить у какого-нибудь богатого сеньора простым стражником, хотя служба пехотинцем и кажется тебе ниже твоего достоинства!Стоя посреди хижины, она развязывала шнурок, скреплявший кольчугу между лопатками. Он кротко слушал ее, чувствуя свою вину: Анна достаточно разбиралась в военном деле, чтобы иметь право критиковать его. Но услышав ее последние слова, которые показались ему особенно обидными, Рожер не выдержал и пулей вылетел из комнаты. Он схватил за руку проходившего мимо слугу, перепугав его своим злобным видом и сверкающими глазами, и заставил снять с себя доспехи. Затем он швырнул кольчугу в дверь и ушел — немытый, в пропотевшей одежде, которую носил под доспехами, и со взъерошенными оберком волосами.Только отец Ив мог его успокоить, но тот еще не вернулся из домовой церкви герцога, где чаще всего находился, и Рожер ушел. Гнев и нетерпение заставили его пуститься почти бегом, и вскоре он добрался до лагеря итальянских норманнов. Его кузен Роберт де Санта— Фоска стоял у дверей своей хижины с гребешком в одной руке и бронзовым зеркалом в другой, собираясь идти обедать. При появлении Рожера он вскрикнул и засуетился вокруг с необычной для воина нежностью.— Ты ранен? Арабы из Салерно говорят, что лучше всего промыть рану чистой водой. Дать тебе другую одежду? Ах, ничего, кроме ударов через доспехи? Тогда возьми гребешок и причешись. Пойдем со мной обедать за стол графа Тарентского. Расскажи, что там с тобой приключилось.Он обмыл кузену шею, одолжил плащ, чтобы прикрыть беспорядок в одежде, причесал его и, поддерживая под руку, повел к распахнутому шатру, в котором собрались на обед итальянцы. Рожер так нуждался в утешении, что честно изложил брату всю историю своих несчастий. Роберт посочувствовал ему и постарался ободрить беднягу.— Тебе действительно очень не повезло. Конечно, ты правильно сделал, что атаковал в одиночку: это единственный способ завоевать славу у труверов, которые ценят только забияк и хвастунов и никогда не замечают мудрых и скромных… Я думаю, воин, который поскакал тебе навстречу, был вовсе не турок, а сарацинский Сарацины — этнографический смысл этого слова не вполне ясен. Аммиан Марцеллин и Птолемей обозначали им некое разбойничье кочевое племя, обитавшее на севере Аравийского полуострова, однако с раннего средневековья так принято было называть всех арабов, а впоследствии и всех мусульман.

рыцарь с юга. Турки научены горьким опытом еще с прошлогодней весны, но сарацины всегда бьются врукопашную. Так было у нас в Сицилии… Да, серьезная потеря… Прости, что спрашиваю, но как отнеслась к твоим злоключениям госпожа Анна?— Она следила за мной с моста, — сокрушенно признался Рожер, — и, когда я вернулся домой, высмеяла меня и сказала, что я гожусь только в пехотинцы. Я не мог вынести этого и ушел из дому. Будь прокляты все женщины! Жаль, у меня нет с собой денег, а не то напился бы с горя.— Так напейся, — охотно согласился Роберт. — С тобой дурно обошлись, тебе крупно не повезло, и ты имеешь на это полное право. Сегодня вечером мы празднуем победу, вина будет море, а в случае чего у меня среди прислуги есть приятели… Знаешь, когда наш арьергард соединился с прованцами, мы штурмовали этот курган у въезда на мост, где у них кладбище, и захватили кучу турок, потому что какой-то злобный дурак закрыл за ними крепостные ворота. Наверное, думал, что так они будут упорнее сражаться… Когда я уезжал, пехотинцы отрезали у убитых головы. Говорят, теперь на этом кладбище будут безвылазно сидеть наши арбалетчики. Это все дело рук графа Боэмунда: уж он-то знает, как надо воевать. Другим вождям следовало бы поручить ему возглавить осаду. Эй, ты, с бурдюком! Наполни-ка чашу этому рыцарю, а после обеда я с тобой рассчитаюсь…Из-за битвы обед начался с опозданием, и у приглашенных не было большого желания освобождать столы для ужина. Они сидели, зевали, болтали, а граф Тарентский, как старший, приглядывал за порядком со своего высокого кресла и командовал кравчими. Рожер не привык много пить: в Суссексе вино было редкостью, да и обычное пиво подавали к столу не каждый день. Однако скоро он разговорился, голос его зазвучал неестественно громко, и он наверняка полез бы в драку, если бы Роберт не соглашался с каждым его словом. Вскоре юношу разморило, он уперся локтями в стол и свесил голову, а труверы в это время пели песню о разграблении Рима и подвигах отцов и дедов, призванных на помощь папой Григорием Имеется в виду заключительный эпизод многолетней борьбы папы Григория VII с германским императором Генрихом IV. В 1083 г. Генрих IV предпринял поход на Рим, чтобы отомстить Григорию за унижение в Каноссе, изгнать его и посадить на престол антипапу Клемента III, который должен был возложить на его голову императорскую корону. Григорий укрылся в римской цитадели — замке Св. Ангела и призвал на помощь своих союзников — южноитальянских норманнов. Немцы были выбиты из Рима, но папа не мог там оставаться из-за враждебного отношения населения, пострадавшего от грабежей и насилия немцев и норманнов. Он отправился со своими союзниками в Салерно (Южная Италия), где вскоре и умер (1085).

; граф почувствовал гордость за то, что является защитником церкви, и призвал своих вассалов не забывать северофранцузский язык. Затем подали ужин, и хотя Рожер еще не успел проголодаться, но встряхнулся и не преминул выпить. Осоловев от вина и усталости, он все же понял, что Роберт бубнит ему в ухо, пытаясь в чем-то убедить:— …понимаешь, мы всегда боролись за права церкви. Она для нас важнее династии Роллона, если можно так выразиться. Сейчас мы можем расширить границы христианского мира и заставить всех жителей Востока повиноваться Святому престолу. Но чтобы сделать это, надо совершенно отмежеваться от еретика — греческого императора, а кое-кто из вождей не поддерживает этой идеи.Единственный, кто хочет создать здесь независимое государство и кто достаточно смел и богат для этого — это наш граф Боэмунд. Но остальные вожди не дают ему развернуться, а у него самого недостаточно сил, чтобы бросить им открытый вызов. Нам нужно подружиться с вассалами других сеньоров, вот почему я прошу твоей помощи. Граф как-нибудь найдет тебе лошадь, а взамен тебе придется дать всего лишь небольшую клятву: ты не изменишь своему сеньору, а только пообещаешь не воевать с нами и постараться сделать все возможное, чтобы граф стал правителем христианского Востока. Если ты согласен, мы можем потихоньку сбегать в часовню, а после клятвы у дверей тебя будет ждать лошадь.Рожер выпрямился и начал тереть глаза. Все кружилось перед ним. Он не совсем понял, о чем идет речь, но сообразил, что его просят в чем-то поклясться новому сеньору и пытаются внушить, что все его беды проистекают из присяги, которую он дал герцогу Роберту в Нормандии. Он инстинктивно отшатнулся. И зачем ему еще одна лошадь? А где же Блэкбёрд? Вдруг он вспомнил все, что произошло утром, и залился слезами.— Оставь меня! Я не воин, я не гожусь, чтобы служить вождю с оружием в руках! Мне следовало пойти в священники и предоставить воевать тем, кто получше меня. Ничего я не собираюсь обещать. Единственное, чего я хочу, это спать…Он уронил голову на стол и зарыдал.Роберт был раздосадован: он переборщил и, похоже, отпугнул человека, который мог стать их сторонником. Норманн еще раз наполнил чашу, заставил кузена залпом выпить ее, взял беднягу под руку и повел домой. Холодный ночной воздух выветрил из головы Рожера остатки воспоминаний, и он даже не знал, как добрался до кровати.На следующее утро он проснулся с головной болью, а тело ломило еще сильнее, чем вчера. Анна с ним не разговаривала и сидела с каменным лицом. Однако она все же позаботилась о муже: принесла с кухни герцога большую лохань горячей воды, а после ванны дала ему опохмелиться. При этом они перемолвились всего парой слов. Рожер почувствовал облегчение, поняв, что продолжения вчерашней безобразной сцены не будет. У него и самого не было желания разговаривать. Но как же они помирятся? Для этого есть только один способ: вернуть себе честь на поле боя.Днем зашел Роберт и вызвал его переговорить.— Пойдем посмотрим на осадный замок, который строят на кургане у Мостовых ворот. Захвати меч и щит: до врага там рукой подать. Не ровён час, какая-нибудь случайная стрела… Я не думаю, что после вчерашней бойни они решатся на вылазку, поэтому доспехи можешь не надевать. У тебя и так все тело в синяках…Они прошли по лагерному мосту, спустились на северный берег Оронта и зашагали к кургану. Пехотинцы и прочие обозники таскали камни и бревна, огораживая стеной занятое арбалетчиками кладбище. Когда замок будет достроен, никто не сможет выйти из ворот города, не рискуя попасть под обстрел, северный берег реки станет безопасным и отойдет в полное распоряжение пилигримов.— Конечно, это идея графа Тарентского, — гордо заявил Роберт. — Следовало сделать это давным-давно. Вот теперь начнется настоящая осада. Он строит другой замок у ворот Святого Павла, на востоке, а граф Танкред расширяет свой маленький форт на западе. Враг больше не сможет ни пасти лошадей за городскими стенами, ни принимать обозы с продовольствием. Вскоре они начнут голодать, а потом заговорят о сдаче, как было в Никее. Когда город капитулирует, это будет заслугой одного графа Боэмунда.— Видишь этих людей с дротиками, одетых в кожаные туники? — продолжил он. — Их прислал маркграф Армянский, чтобы помочь нам в осаде. В ближнем бою они не уступят нашим арбалетчикам, граф это тоже учел. Говорят, будто он не ладит с туземцами… Вранье это! Наоборот, они все больше восхищаются им, потому что он защищает их права от посягательств византийского императора.— А я думал, маркграф защищает марку для своего сеньора, — удивился Рожер. — Если же он должен сдерживать турок на востоке и греков на западе, то все его земли превращаются в сплошную границу, и на них будут устраивать набеги и те и эти. Едва ли нам полезен такой союзник.— Что за малодушие, кузен! Когда мы создадим собственное королевство, на юге он будет граничить с нами, а его горцы сами мастера грабить вражеские города. Если ты живешь на вершине горы, выгодно враждовать со всеми сразу. Мы столкнулись с этим в Сицилии.Прикрывшись щитами, они осторожно шли по мосту, пока турок с надвратной башни не пустил в них стрелу, которая ударила совсем рядом. Это был знак, что они подошли вплотную к врагу.— Если поставить на кургане осадные машины, они как раз достанут до этой стены, — вслух подумал Роберт. — Но она такая толстая, что нам ее ни за что не пробить. И если это все же удастся, у них будет время построить позади другую стену. Подкоп тоже исключается: здесь река, а там скалы. Нет, придется брать их измором. Интересно, сколько они смогут продержаться? Если они додумаются питаться седельной кожей, то капитуляции придется ждать еще несколько месяцев. Неужели этим дикарям, живущим разбоем, нравится сидеть взаперти и нищать день ото дня? Мы могли бы договориться с ними.Какое-то время они продолжали осматривать грозную, отвесную стену, четко вырисовывавшуюся на фоне неба, потом повернулись и вышли из-под обстрела. Оба были без доспехов и решили, что рисковать далее глупо. Известняковые стены осадного замка росли как на дрожжах: ремесленники разрушили башню неверных и веселились, выкапывая из могил скелеты и подбрасывая черепа в кучу отрезанных голов, которая высилась, как памятник вчерашней победе. Роберт искоса поглядел на следившего за работой брата, глубоко вздохнул и начал свою речь:— Вчера вечером я сделал тебе одно предложение, но ты слишком устал и переволновался, чтобы понять его до конца. Короче, до меня дошло, что с таким благородным рыцарем, как ты, надо было разговаривать по-другому. Действительно, не слишком красиво давать клятву графу Тарентскому тайком от твоего законного сеньора. Я хочу предложить тебе другой выход. Сегодня утром я беседовал с графом Боэмундом, и он предложил вот что: в этих трех осадных замках у самых стен города будут сидеть арбалетчики. Но одними стрелками там не обойтись. Понадобится множество смелых рыцарей. Набрать из них добровольцев будет трудно: все они предпочитают устраивать набеги на деревни. У тебя же, кузен, коня нет, и эта служба подойдет тебе как нельзя лучше. Граф Тарентский боится, что турки могут капитулировать неожиданно, после тайных переговоров, как случилось в Никее, и тогда какой-нибудь другой вождь захватит город, по примеру византийского императора. Ему нужно иметь в каждом замке своего человека, который предупредит о подобных переговорах. Всех его сторонников знают в лицо и будут их остерегаться. Если ты согласен, то попроси, чтобы тебя направили дежурить в замок, посиди там, послушай, что к чему, и если что-то заметишь, сообщи графу, а тот будет платить тебе еженедельно кругленькую сумму. Этим ты свой долг перед герцогом не нарушишь, а деньги тебе сейчас очень пригодятся.Прежде чем ответить, Рожер сделал паузу. Мысль попроситься на дежурство в замок была действительно хороша, но был во всем этом какой-то неприятный душок. Доносить обо всем происходящем чужому вождю в обход своего собственного сеньора? Нет, это недостойно! В чем заключается его долг перед герцогом? Он попытался вспомнить формулировки клятвы в верности и преданности.— Ты хорошо говорил, кузен, — наконец ответил он, — и, клянусь нашим общим прадедом, я верю, что ты не стремишься обесчестить меня. Но одна из обязанностей вассала — участие в совете сеньора, а потому не следует выдавать его секреты графу, тем более продавать их. Я должен отказаться от твоего предложения.— Ну, ты еще больший простофиля, чем я думал, — засмеялся Роберт. — Если после полутора лет паломничества ты думаешь, что герцог Роберт может забрать город себе и отбить его у других, то сильно ошибаешься. Никто не строит козни твоему герцогу и не подозревает его в кознях против других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41