За толстыми линзами его глаза казались совсем маленькими. Не знаю, почему, но я сразу прониклась доверием к близорукому дядьке.
— Чего орете, как белые медведи в брачный период? — тихо спросил он. Мы с Клавкой мигом заткнулись. — Нету Витьки. Уже который день. Милиция сегодня приходила, им интересовалась. Сказали, он в больнице…
Я мысленно выругалась: значит, этот рыжий Филиппок, чтоб ему сосулька на голову свалилась, все-таки сообщил ментам! Вот Иуда, прости господи! Ну, погоди, дай только добраться до тебя!
— А вы друг Виктора? — с надеждой заглянула в очки дядьке Клавдия.
— Ну…
— Тогда мы к вам, — сообщила сестра и вцепилась мужчине в руку, словно голодная гиена в добычу. — У вас есть несколько минут? Нам очень, очень надо поговорить с вами!
— Со мной?! — по-моему, дяденька немного испугался. Он попытался освободиться от Клавкиного захвата. Зряшное дело, ей-богу! Если Клавдия во что-то вцепилась, это почти навсегда.
— Именно с вами, — поддержала я сестру, подхватывая мужика под другую руку.
Он быстро сообразил, что сопротивление бесполезно, как-то обмяк и, похоже, смирился с судьбой. Мне стало жалко дяденьку. После тяжелого трудового дня человек собрался домой, отдохнуть перед телевизором, а тут на выходе две по виду чокнутые девицы приняли его под белы рученьки и ведут в неизвестном направлении.
— Может, пообедаем? — участливо предложила я.
— Я бы заодно и поужинал, — согласился друг Виктора.
— Замечательно! — я искренне обрадовалась. — Здесь есть поблизости какое-нибудь предприятие общественного питания?
Дядька утвердительно кивнул.
— Тогда ведите нас, доблестный рыцарь! — воскликнула Клюква, еще больше пугая мужчину.
Кто кого вел — это еще вопрос, но вскоре мы уже сидели не то в пельменной, не то в чебуречной, чудом сохранившейся еще с советских времен.
Большое помещение, беспорядочно заставленное столами, сильно напоминало столовую, режим самообслуживания и толстая тетка за кассой в грязно-белом халате, любезная, как тайская массажистка, довершали сходство. Клавка оставила меня стеречь мужика, чтоб не убежал, а сама отправилась за едой. Я с ужасом думала, купит она еду только для нашего.., м-м.., нового знакомого или нам тоже придется давиться клейкими пельменями?
Учинив небольшой скандал у кассы, Клавка вернулась с подносом. К моему облегчению, на нем стояла еда только в единственном экземпляре: какой-то салат подозрительной наружности с романтичным названием «Весенние грезы», икра заморская кабачковая, порция пельменей, похожих на мартовский снег в комочках, и граненый стакан с жиденьким чаем.
Мы с Клавдией тактично молчали, ожидая, когда мужчина утолит первый голод. Лишь однажды Клавка, с состраданием наблюдавшая, как он с аппетитом поглощает «Весенние грезы», деловито осведомилась:
— Холостой?
— Угу. Разведенный, — с набитым ртом ответил дядька. — Как вы догадались?
— Пф, тоже мне, секрет Полишинеля! — фыркнула сестрица, тонкий знаток кулинарии. — Только холостой мужчина может жрать эту дрянь и при этом испытывать удовольствие.
После салата, икры и некоторого количества пельменей Витькин приятель откинулся на спинку стула и перевел дух.
— Рассказывай, — велела Клюквина, заметив сытый блеск глаз за толстыми линзами очков.
— Чего? — удивился мужчина.
— Все. Или ты думаешь, мы просто так тебя кормили? — Клавка свела брови на переносице и резко бросила:
— Имя? Фамилия? Отчество?
Дядька, бледнея, икнул:
— Мое?
— Мое мне известно, — повысила голос сестра. — Конечно же, ваше, ну?
Я, признаться, почувствовала себя неловко.
Чего она, в самом деле, в следователя играет?
Насмотрелась всяких третьесортных сериалов, понимаешь! Мужик и так перепугался, а тут еще Клавдия со своими заскоками. Пришлось попытаться сгладить грубость Клавки.
— Э-э… — я честно старалась сообразить, как обратиться к мужчине: молодой человек?
Но ему хорошо за тридцать. Товарищ? Товарищи, как известно, в семнадцатом году остались.
Господин? Оглядев дяденьку, я решила, что на господина он никак не тянет. Поэтому я брякнула:
— Любезнейший!
Вышло еще хуже. Мужчина расправил плечи и надменно произнес:
— Вы бы меня еще «дружочком» Назвали.
Позвольте представиться: Прутков Козьма Иванович.
Я тихо ойкнула, а Клавка, вмиг растеряв суровость, пролопотала:
— Потомок, что ли, того.., который афоризмы сочинял?
— Нет, — с достоинством ответил Прутков. — Однофамилец. Но имя мне дали именно в его честь.
Вздох облегчения невольно вырвался у меня из груди. А ну как этот Прутков оказался бы потомком того Пруткова? Как заговорил бы афоризмами, поди, пойми его тогда! И уж совсем некстати в голову пришла мысль: интересно, как ласково называла его бывшая жена? Козя?
Козюля?
«Козюля, милый, ты мусор не вынесешь?»
Козюля с достоинством принимает из рук супруги мусорное ведро и гордой походкой кузнечика в тапочках и «трениках» топает на помойку. Чтобы замаскировать смех, распиравший меня изнутри, я закашлялась.
К Клюквиной вернулось самообладание, и она уже человеческим голосом представилась:
— Я Клавдия, а это, — небрежный кивок в мою сторону, — Афанасия, сестра моя. Нас интересует ваш приятель, Виктор Самонин. Сразу оговорюсь, мы не из милиции. И Виктора-то, собственно, знаем всего-то пару дней. Это мы, между прочим, нашли вашего раненого друга и доставили его в больницу. А теперь, так уж вышло, его судьба очень тесно переплелась с нашими судьбами. Вот мы и решили поговорить с кем-нибудь из друзей Виктора, чтобы решить, как жить дальше…
— — И жить ли вообще… — еле слышно пискнула я.
— Точно. Так что, Козьма Иванович, наши жизни сейчас в ваших руках.
Несколько пафосно, на мой взгляд, но вполне сносно. Главное, чтобы на Козюлю слова Клюквы произвели должное впечатление. Секунды капали. Козюля думал, мы ждали. В конце концов Клавдия не выдержала напряжения: , — Так как, Козьма Иванович, будем говорить?
Представляю, что сейчас творилось в душе Пруткова! Вот он, среднестатистический мужчина, разведен, положительно характеризуется со всех сторон, прилежно работает в каком-то НИИ… А теперь чьи-то жизни вдруг оказались в его руках! Нужно отдать должное Козьме Ивановичу, он принял единственно верное решение:
— Что же вы хотите знать?
— Ну, во-первых, чем занимается ваш институт и может ли он заинтересовать криминальные элементы, а во-вторых, очень хотелось бы узнать ваше мнение о Викторе… — опередила я Клавдию, уже открывшую рот.
Весь организм содрогался от радости: наконец-то и моя голова включилась в работу!
Козьма задумался, а потом немного торжественно начал:
— Наш институт основан… — тут он сник и честно признался:
— По правде говоря, не знаю, когда он основан. Впрочем, вам это и неважно.
Чем занимается? Хм… Раньше эта информация была строго секретна, а сейчас… — Прутков махнул рукой. — Нет, кое-какие лаборатории до сих пор засекречены. Что они исследуют, знают только те, кто там работает. Это — элита наша, так сказать. А мы, простые дворняжки от науки, изучаем воздействие различных видов вирусов на живые организмы.
— Над мышками издеваетесь? — укоризненно покачала головой Клюквина.
— Мы занимаемся делом, важным для всего человечества! — воздел руку к потолку Козьма.
Вилка шмякнулась на пол, стрельнув пельменем в стену. Пельмень к ней тут же прилип, как голодная пиявка. Прутков смущенно потупился, а я попросила:
— Продолжайте, пожалуйста. И, если можно, подробнее. Какие конкретно вирусы вы изучаете?
— От банального Аш5-Эн1…
Клавка, боявшаяся любых формул, потому как ни черта в них не разбиралась, напряглась:
— Это что такое?
— Птичий грипп, — охотно пояснил Прут.., ков, — до лихорадки Эбола и ботулизма.
— О, а я знаю! — обрадовалась я. — Ботулизм — это когда съешь что-нибудь несвежее, а потом умираешь!
Мы, не сговариваясь, посмотрели сперва на одинокий пельмень на стене, а потом в тарелку Козьмы. Он поправил очки, съехавшие на кончик носа, и мягко произнес:
— Не совсем так, конечно, но, в общем, правильно.
— А сибирская язва, чума у вас есть? — округлила глаза Клавка.
Прутков утвердительно кивнул.
— Очуметь! — восхитилась сестра. — И как вы там еще не поумирали вместе со своими мышами. Не боитесь?
— Ну, во-первых, не все сотрудники имеют дело со столь опасным материалом, а во-вторых, существуют средства защиты, и если соблюдать соответствующие меры предосторожности, то ничего неожиданного не произойдет…
— Угу, ну да, ну да, — пробубнила Клюква, на всякий случай, отодвигаясь подальше от Козюли.
— ..хотя иногда случаются ЧП, — закончил Прутков, затуманиваясь воспоминаниями.
Я решила затуманиться за компанию и представить себе какую-нибудь страшную картину из жизни вирусов. Как назло, в голову лезло только изображение инфузории-туфельки из школьного учебника биологии. Но инфузория, по-моему, никаких ужасов и разрушительных действий сотворить не может. Я затуманилась еще больше и вспомнила подружку инфузории — амебу. Или это не вирусы? Дальше туманиться помешала Клавка:
— Ближе к телу, как говорил Мопассан и товарищ Бендер. Что можете сказать о Викторе?
— А что Виктор? — вернулся в реальность Прутков. — Хороший мужик, надежный; спокойный… Он работал лаборантом в пятой лаборатории. Не весть что, конечно, но ведь он был судим. Я и так удивляюсь, как его к нам в НИИ приняли. Да-а, так вот, работал он в пятой лаборатории. Это… Как бы вам объяснить? Ну, скажем, самая открытая лаборатория. Там занимаются вирусом гриппа и его мутациями. Туда имеют доступ все сотрудники; Четвертая лаборатория уже ограничивает доступ и так далее;
— Понятно, — протянула я, — и чем менее доступна лаборатория, тем серьезнее и опаснее там вирусы. А может сотрудник пятой лаборатории как-нибудь по-хитрому проникнуть, к примеру, в третью?
— Это исключено, — категорично заявил Козюля и, посчитав тему исчерпанной, принялся методично уничтожать уже остывшие пельмени.
Клавка с немым ужасом наблюдала за процессом.
— Козьма Иванович, — не унималась я. — Вы говорили, что в НИИ приходили из милиции…
— Приходили! Они-то и сообщили, что Витька в больнице. Поспрашивали о нем немного и ушли.
Ясно. Менты выполняют необходимые формальности. Но им-то известно гораздо меньше, чем нам.
— Кстати, Виктор две недели назад уволился… — Прутков покончил-таки с пельменями и всем своим видом демонстрировал желание отправиться домой, на любимый диван, и расстаться с нами.
— Как уволился? — опешила Клюквина. — Почему же его жена нам ничего не сказала?
Козюля развел руками, мол, это уже не мое дело. Ладно, с этим разберемся. Сейчас меня волновал еще один вопрос, и я не хотела прощаться с Прутковым, не выяснив все до конца.
— Козьма Иванович, вы не ответили, мог ваш НИИ заинтересовать преступников?
Подумав, Прутков ответил:
— Теоретически, да. Вирусы — это то же бактериологическое оружие. Но практически — очень сложно. Я ведь уже говорил о секретности некоторых лабораторий, об ограничении доступа…
Говорил, говорил, конечно. Но ведь наши ученые такие бедные, денег на науку государство жертвует крайне неохотно, а вот представители криминала готовы поделиться капиталом кое с кем.., из не слишком чистоплотных деятелей от науки.
Пельменную покидали в том же боевом порядке: Козюля посередине, мы с Клавкой по краям. Правда, под руки мы уже Пруткова не держали, напуганные его страшилками. Да и смысла, по моему мнению, не было. Интересующей нас информацией он уже поделился, и теперь надобность присматривать за ним отпала.
До метро нужно было топать пешком минут десять. Клавка решила просветиться у Козюли насчет правил личной гигиены, а я попыталась подвести кое-какие итоги.
Итак, что мы имеем на сегодняшний день?
Степка. Личность подозрительная и насквозь криминальная. Всю его историю с фурами, вымоганием денег с якобы брата можно благополучно забыть. Но ведь зачем-то мы ему понадобились? Зачем, вот в чем вопрос. Для чего нужен был весь спектакль со сберкассой и сказками братьев Гримм? Эти вопросы остаются пока без ответа. Степан, по словам Оксанки, шантажировал Виктора, скромного лаборанта НИИ вирусологии. Хотя можно ли назвать шантажом то, за что предлагают деньги, судя по всему, немалые… Тут у меня в голове что-то замкнуло, заискрило, и я радостно завопила:
— Клавка, кажется, я все поняла!!!
Не уверена, что Клюквина меня услышала: произошедшее дальше буквально разбросало нас на значительное расстояние друг от друга.
Впереди, примерно метрах в двухстах, уже виднелся вход в подземку. Необходимо было перейти не слишком оживленное шоссе, не шоссе даже, а так, сплошное недоразумение, покрытое утрамбованным снегом. Могу поклясться, никаких машин в ту секунду по этому самому недоразумению не ехало. И вдруг раздался, рев мощного мотора, стремительно приближавшийся к нам. Ни фары, ни габаритные огни у автомобиля не горели.
От неожиданности и испуга мы с Клавкой застыли прямо посередине дороги. Вдруг последовал сильный и резкий толчок. Я почувствовала, как преодолеваю силу земного притяжения.
Ощущение полета длилось недолго. Я ткнулась мордой в сугроб, ссадив кожу на щеке, и там затихла, ожидая немедленной кончины. Но, видать, смертушка моя еще далеко ходит, кончина никак не наступала. Это придало смелости, а заодно и уверенности в завтрашнем дне. Подняв голову, я истерично выкрикнула:
— Клава! Клавдия! Отвечай немедленно, ты жива?!
Из такого же сугроба, только с другой стороны дороги раздался голос Козьмы:
— Мы здесь. Живы, слава богу.
— Тогда переползайте ко мне.
Две фигуры с противоположной стороны отделились от сугроба и, зачем-то пригнувшись, бегом бросились на зов.
— Нет, я отказываюсь работать в таких условиях! — с места в карьер начала возмущаться Клюквина. — Практически линия фронта, только без выстрелов!
Что-то подсказывало мне, что выстрелы мы еще услышим. Раз уж появился в нашей жизни пистолет, должен же он когда-нибудь выстрелить? Впрочем, не желая еще больше травмировать психику Клюквы, я благоразумно промолчала.
— Сначала по башке лупят, потом едва насмерть не сбивают! — продолжала гневный монолог сестра. — Кстати, никто номер не заметил? Я так и думала, — кивнула она в ответ на общее молчание. — Безобразие, честное слово!
Купят права, а потом гоняют, как сумасшедшие.
Козьма Иванович поцокал языком и озвучил мысль, которая настойчиво вертелась в моих мозгах:
— Это не случайность. Мне кажется, вас хотели убить.
Возмущение с Клюквиной как ветром сдуло.
— У.., у.., у… — проблеяла она, заваливаясь вбок.
Я подперла сестру плечом и прошипела в лицо Козюли:
— Почему это сразу нас? Может, вас?
— Нет, — покачал головой Прутков. — Зачем меня убивать? Я человек маленький, никакого интереса для киллеров не представляю.
Пока не появились вы, в моей жизни было все спокойно. Вывод делайте сами. С вами опасно.
Уж извините, девочки, но, судя по всему, на вас началась охота, а я дорожу своей жизнью, пусть и неинтересной. Счастливо оставаться.
С этими словами Козьма Прутков пошагал к метро.
— Да-а, мельчает нынче мужик, — сокрушенно вздохнула я. — Его накормили, напоили… И вот, пожалуйста, черная неблагодарность!
Пошли домой, Клава.
Мы с Клавкой повздыхали немного, да и пошли. Шли молча. Я пыталась снова настроиться на размышления, чтобы продолжить построение логической цепочки. Она, если помните, была прервана историческим полетом в сугроб. Однако вернуться в прежнее спокойное состояние не получалось. Из головы все не шло вспоминание о странном происшествии. Как-то не верилось, что нас хотели убить. За что? Дурных мыслей у нас не имелось, коварных планов, тоже, зачем же жизни лишать? В глубине души заворочалась обида, на глаза навернулись слезы, и я пару раз шмыгнула носом.
— Ты чего, Афонь? — удивилась Клавка.
Почему-то от звука ее голоса захотелось разреветься еще сильнее. Справиться с эмоциями не вышло: я судорожно всхлипнула и только и смогла выдавить:
— Да-а-а, Клавочка, а чего они…
По щекам потекли горячие слезы. Одну щеку, ободранную снегом, щипало, но я не обращала на это внимания. Вообще-то плачу я редко, поэтому Клюква не на шутку перепугалась:
— Афанасия, не реви! Знаешь ведь, как меня это нервирует! У тебя что-то болит?
— Душа… — выдавила я сквозь всхлипы.
— Фу ты, господи, напугала! Главное, руки-ноги целы, а душу мы вылечим. Вот до дому доберемся, коньячком и подлечимся.
Я зарыдала еще горше, вспомнив, что дома сплошной разгром и никакого коньячку там вовсе нет, равно как и еды в принципе, спать придется опять на полу, и вообще… Клавка, сообразив, что успокаиваться я не собираюсь, забегала вокруг меня, словно в хороводе.
— Афоня, прекращай свое мокрое дело, иначе я за себя не отвечаю. Слушай, а может, у тебя щека болит? Так это ерунда, ей-богу! Ты только руками не трогай, а то занесешь какой-нибудь вирус, и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Чего орете, как белые медведи в брачный период? — тихо спросил он. Мы с Клавкой мигом заткнулись. — Нету Витьки. Уже который день. Милиция сегодня приходила, им интересовалась. Сказали, он в больнице…
Я мысленно выругалась: значит, этот рыжий Филиппок, чтоб ему сосулька на голову свалилась, все-таки сообщил ментам! Вот Иуда, прости господи! Ну, погоди, дай только добраться до тебя!
— А вы друг Виктора? — с надеждой заглянула в очки дядьке Клавдия.
— Ну…
— Тогда мы к вам, — сообщила сестра и вцепилась мужчине в руку, словно голодная гиена в добычу. — У вас есть несколько минут? Нам очень, очень надо поговорить с вами!
— Со мной?! — по-моему, дяденька немного испугался. Он попытался освободиться от Клавкиного захвата. Зряшное дело, ей-богу! Если Клавдия во что-то вцепилась, это почти навсегда.
— Именно с вами, — поддержала я сестру, подхватывая мужика под другую руку.
Он быстро сообразил, что сопротивление бесполезно, как-то обмяк и, похоже, смирился с судьбой. Мне стало жалко дяденьку. После тяжелого трудового дня человек собрался домой, отдохнуть перед телевизором, а тут на выходе две по виду чокнутые девицы приняли его под белы рученьки и ведут в неизвестном направлении.
— Может, пообедаем? — участливо предложила я.
— Я бы заодно и поужинал, — согласился друг Виктора.
— Замечательно! — я искренне обрадовалась. — Здесь есть поблизости какое-нибудь предприятие общественного питания?
Дядька утвердительно кивнул.
— Тогда ведите нас, доблестный рыцарь! — воскликнула Клюква, еще больше пугая мужчину.
Кто кого вел — это еще вопрос, но вскоре мы уже сидели не то в пельменной, не то в чебуречной, чудом сохранившейся еще с советских времен.
Большое помещение, беспорядочно заставленное столами, сильно напоминало столовую, режим самообслуживания и толстая тетка за кассой в грязно-белом халате, любезная, как тайская массажистка, довершали сходство. Клавка оставила меня стеречь мужика, чтоб не убежал, а сама отправилась за едой. Я с ужасом думала, купит она еду только для нашего.., м-м.., нового знакомого или нам тоже придется давиться клейкими пельменями?
Учинив небольшой скандал у кассы, Клавка вернулась с подносом. К моему облегчению, на нем стояла еда только в единственном экземпляре: какой-то салат подозрительной наружности с романтичным названием «Весенние грезы», икра заморская кабачковая, порция пельменей, похожих на мартовский снег в комочках, и граненый стакан с жиденьким чаем.
Мы с Клавдией тактично молчали, ожидая, когда мужчина утолит первый голод. Лишь однажды Клавка, с состраданием наблюдавшая, как он с аппетитом поглощает «Весенние грезы», деловито осведомилась:
— Холостой?
— Угу. Разведенный, — с набитым ртом ответил дядька. — Как вы догадались?
— Пф, тоже мне, секрет Полишинеля! — фыркнула сестрица, тонкий знаток кулинарии. — Только холостой мужчина может жрать эту дрянь и при этом испытывать удовольствие.
После салата, икры и некоторого количества пельменей Витькин приятель откинулся на спинку стула и перевел дух.
— Рассказывай, — велела Клюквина, заметив сытый блеск глаз за толстыми линзами очков.
— Чего? — удивился мужчина.
— Все. Или ты думаешь, мы просто так тебя кормили? — Клавка свела брови на переносице и резко бросила:
— Имя? Фамилия? Отчество?
Дядька, бледнея, икнул:
— Мое?
— Мое мне известно, — повысила голос сестра. — Конечно же, ваше, ну?
Я, признаться, почувствовала себя неловко.
Чего она, в самом деле, в следователя играет?
Насмотрелась всяких третьесортных сериалов, понимаешь! Мужик и так перепугался, а тут еще Клавдия со своими заскоками. Пришлось попытаться сгладить грубость Клавки.
— Э-э… — я честно старалась сообразить, как обратиться к мужчине: молодой человек?
Но ему хорошо за тридцать. Товарищ? Товарищи, как известно, в семнадцатом году остались.
Господин? Оглядев дяденьку, я решила, что на господина он никак не тянет. Поэтому я брякнула:
— Любезнейший!
Вышло еще хуже. Мужчина расправил плечи и надменно произнес:
— Вы бы меня еще «дружочком» Назвали.
Позвольте представиться: Прутков Козьма Иванович.
Я тихо ойкнула, а Клавка, вмиг растеряв суровость, пролопотала:
— Потомок, что ли, того.., который афоризмы сочинял?
— Нет, — с достоинством ответил Прутков. — Однофамилец. Но имя мне дали именно в его честь.
Вздох облегчения невольно вырвался у меня из груди. А ну как этот Прутков оказался бы потомком того Пруткова? Как заговорил бы афоризмами, поди, пойми его тогда! И уж совсем некстати в голову пришла мысль: интересно, как ласково называла его бывшая жена? Козя?
Козюля?
«Козюля, милый, ты мусор не вынесешь?»
Козюля с достоинством принимает из рук супруги мусорное ведро и гордой походкой кузнечика в тапочках и «трениках» топает на помойку. Чтобы замаскировать смех, распиравший меня изнутри, я закашлялась.
К Клюквиной вернулось самообладание, и она уже человеческим голосом представилась:
— Я Клавдия, а это, — небрежный кивок в мою сторону, — Афанасия, сестра моя. Нас интересует ваш приятель, Виктор Самонин. Сразу оговорюсь, мы не из милиции. И Виктора-то, собственно, знаем всего-то пару дней. Это мы, между прочим, нашли вашего раненого друга и доставили его в больницу. А теперь, так уж вышло, его судьба очень тесно переплелась с нашими судьбами. Вот мы и решили поговорить с кем-нибудь из друзей Виктора, чтобы решить, как жить дальше…
— — И жить ли вообще… — еле слышно пискнула я.
— Точно. Так что, Козьма Иванович, наши жизни сейчас в ваших руках.
Несколько пафосно, на мой взгляд, но вполне сносно. Главное, чтобы на Козюлю слова Клюквы произвели должное впечатление. Секунды капали. Козюля думал, мы ждали. В конце концов Клавдия не выдержала напряжения: , — Так как, Козьма Иванович, будем говорить?
Представляю, что сейчас творилось в душе Пруткова! Вот он, среднестатистический мужчина, разведен, положительно характеризуется со всех сторон, прилежно работает в каком-то НИИ… А теперь чьи-то жизни вдруг оказались в его руках! Нужно отдать должное Козьме Ивановичу, он принял единственно верное решение:
— Что же вы хотите знать?
— Ну, во-первых, чем занимается ваш институт и может ли он заинтересовать криминальные элементы, а во-вторых, очень хотелось бы узнать ваше мнение о Викторе… — опередила я Клавдию, уже открывшую рот.
Весь организм содрогался от радости: наконец-то и моя голова включилась в работу!
Козьма задумался, а потом немного торжественно начал:
— Наш институт основан… — тут он сник и честно признался:
— По правде говоря, не знаю, когда он основан. Впрочем, вам это и неважно.
Чем занимается? Хм… Раньше эта информация была строго секретна, а сейчас… — Прутков махнул рукой. — Нет, кое-какие лаборатории до сих пор засекречены. Что они исследуют, знают только те, кто там работает. Это — элита наша, так сказать. А мы, простые дворняжки от науки, изучаем воздействие различных видов вирусов на живые организмы.
— Над мышками издеваетесь? — укоризненно покачала головой Клюквина.
— Мы занимаемся делом, важным для всего человечества! — воздел руку к потолку Козьма.
Вилка шмякнулась на пол, стрельнув пельменем в стену. Пельмень к ней тут же прилип, как голодная пиявка. Прутков смущенно потупился, а я попросила:
— Продолжайте, пожалуйста. И, если можно, подробнее. Какие конкретно вирусы вы изучаете?
— От банального Аш5-Эн1…
Клавка, боявшаяся любых формул, потому как ни черта в них не разбиралась, напряглась:
— Это что такое?
— Птичий грипп, — охотно пояснил Прут.., ков, — до лихорадки Эбола и ботулизма.
— О, а я знаю! — обрадовалась я. — Ботулизм — это когда съешь что-нибудь несвежее, а потом умираешь!
Мы, не сговариваясь, посмотрели сперва на одинокий пельмень на стене, а потом в тарелку Козьмы. Он поправил очки, съехавшие на кончик носа, и мягко произнес:
— Не совсем так, конечно, но, в общем, правильно.
— А сибирская язва, чума у вас есть? — округлила глаза Клавка.
Прутков утвердительно кивнул.
— Очуметь! — восхитилась сестра. — И как вы там еще не поумирали вместе со своими мышами. Не боитесь?
— Ну, во-первых, не все сотрудники имеют дело со столь опасным материалом, а во-вторых, существуют средства защиты, и если соблюдать соответствующие меры предосторожности, то ничего неожиданного не произойдет…
— Угу, ну да, ну да, — пробубнила Клюква, на всякий случай, отодвигаясь подальше от Козюли.
— ..хотя иногда случаются ЧП, — закончил Прутков, затуманиваясь воспоминаниями.
Я решила затуманиться за компанию и представить себе какую-нибудь страшную картину из жизни вирусов. Как назло, в голову лезло только изображение инфузории-туфельки из школьного учебника биологии. Но инфузория, по-моему, никаких ужасов и разрушительных действий сотворить не может. Я затуманилась еще больше и вспомнила подружку инфузории — амебу. Или это не вирусы? Дальше туманиться помешала Клавка:
— Ближе к телу, как говорил Мопассан и товарищ Бендер. Что можете сказать о Викторе?
— А что Виктор? — вернулся в реальность Прутков. — Хороший мужик, надежный; спокойный… Он работал лаборантом в пятой лаборатории. Не весть что, конечно, но ведь он был судим. Я и так удивляюсь, как его к нам в НИИ приняли. Да-а, так вот, работал он в пятой лаборатории. Это… Как бы вам объяснить? Ну, скажем, самая открытая лаборатория. Там занимаются вирусом гриппа и его мутациями. Туда имеют доступ все сотрудники; Четвертая лаборатория уже ограничивает доступ и так далее;
— Понятно, — протянула я, — и чем менее доступна лаборатория, тем серьезнее и опаснее там вирусы. А может сотрудник пятой лаборатории как-нибудь по-хитрому проникнуть, к примеру, в третью?
— Это исключено, — категорично заявил Козюля и, посчитав тему исчерпанной, принялся методично уничтожать уже остывшие пельмени.
Клавка с немым ужасом наблюдала за процессом.
— Козьма Иванович, — не унималась я. — Вы говорили, что в НИИ приходили из милиции…
— Приходили! Они-то и сообщили, что Витька в больнице. Поспрашивали о нем немного и ушли.
Ясно. Менты выполняют необходимые формальности. Но им-то известно гораздо меньше, чем нам.
— Кстати, Виктор две недели назад уволился… — Прутков покончил-таки с пельменями и всем своим видом демонстрировал желание отправиться домой, на любимый диван, и расстаться с нами.
— Как уволился? — опешила Клюквина. — Почему же его жена нам ничего не сказала?
Козюля развел руками, мол, это уже не мое дело. Ладно, с этим разберемся. Сейчас меня волновал еще один вопрос, и я не хотела прощаться с Прутковым, не выяснив все до конца.
— Козьма Иванович, вы не ответили, мог ваш НИИ заинтересовать преступников?
Подумав, Прутков ответил:
— Теоретически, да. Вирусы — это то же бактериологическое оружие. Но практически — очень сложно. Я ведь уже говорил о секретности некоторых лабораторий, об ограничении доступа…
Говорил, говорил, конечно. Но ведь наши ученые такие бедные, денег на науку государство жертвует крайне неохотно, а вот представители криминала готовы поделиться капиталом кое с кем.., из не слишком чистоплотных деятелей от науки.
Пельменную покидали в том же боевом порядке: Козюля посередине, мы с Клавкой по краям. Правда, под руки мы уже Пруткова не держали, напуганные его страшилками. Да и смысла, по моему мнению, не было. Интересующей нас информацией он уже поделился, и теперь надобность присматривать за ним отпала.
До метро нужно было топать пешком минут десять. Клавка решила просветиться у Козюли насчет правил личной гигиены, а я попыталась подвести кое-какие итоги.
Итак, что мы имеем на сегодняшний день?
Степка. Личность подозрительная и насквозь криминальная. Всю его историю с фурами, вымоганием денег с якобы брата можно благополучно забыть. Но ведь зачем-то мы ему понадобились? Зачем, вот в чем вопрос. Для чего нужен был весь спектакль со сберкассой и сказками братьев Гримм? Эти вопросы остаются пока без ответа. Степан, по словам Оксанки, шантажировал Виктора, скромного лаборанта НИИ вирусологии. Хотя можно ли назвать шантажом то, за что предлагают деньги, судя по всему, немалые… Тут у меня в голове что-то замкнуло, заискрило, и я радостно завопила:
— Клавка, кажется, я все поняла!!!
Не уверена, что Клюквина меня услышала: произошедшее дальше буквально разбросало нас на значительное расстояние друг от друга.
Впереди, примерно метрах в двухстах, уже виднелся вход в подземку. Необходимо было перейти не слишком оживленное шоссе, не шоссе даже, а так, сплошное недоразумение, покрытое утрамбованным снегом. Могу поклясться, никаких машин в ту секунду по этому самому недоразумению не ехало. И вдруг раздался, рев мощного мотора, стремительно приближавшийся к нам. Ни фары, ни габаритные огни у автомобиля не горели.
От неожиданности и испуга мы с Клавкой застыли прямо посередине дороги. Вдруг последовал сильный и резкий толчок. Я почувствовала, как преодолеваю силу земного притяжения.
Ощущение полета длилось недолго. Я ткнулась мордой в сугроб, ссадив кожу на щеке, и там затихла, ожидая немедленной кончины. Но, видать, смертушка моя еще далеко ходит, кончина никак не наступала. Это придало смелости, а заодно и уверенности в завтрашнем дне. Подняв голову, я истерично выкрикнула:
— Клава! Клавдия! Отвечай немедленно, ты жива?!
Из такого же сугроба, только с другой стороны дороги раздался голос Козьмы:
— Мы здесь. Живы, слава богу.
— Тогда переползайте ко мне.
Две фигуры с противоположной стороны отделились от сугроба и, зачем-то пригнувшись, бегом бросились на зов.
— Нет, я отказываюсь работать в таких условиях! — с места в карьер начала возмущаться Клюквина. — Практически линия фронта, только без выстрелов!
Что-то подсказывало мне, что выстрелы мы еще услышим. Раз уж появился в нашей жизни пистолет, должен же он когда-нибудь выстрелить? Впрочем, не желая еще больше травмировать психику Клюквы, я благоразумно промолчала.
— Сначала по башке лупят, потом едва насмерть не сбивают! — продолжала гневный монолог сестра. — Кстати, никто номер не заметил? Я так и думала, — кивнула она в ответ на общее молчание. — Безобразие, честное слово!
Купят права, а потом гоняют, как сумасшедшие.
Козьма Иванович поцокал языком и озвучил мысль, которая настойчиво вертелась в моих мозгах:
— Это не случайность. Мне кажется, вас хотели убить.
Возмущение с Клюквиной как ветром сдуло.
— У.., у.., у… — проблеяла она, заваливаясь вбок.
Я подперла сестру плечом и прошипела в лицо Козюли:
— Почему это сразу нас? Может, вас?
— Нет, — покачал головой Прутков. — Зачем меня убивать? Я человек маленький, никакого интереса для киллеров не представляю.
Пока не появились вы, в моей жизни было все спокойно. Вывод делайте сами. С вами опасно.
Уж извините, девочки, но, судя по всему, на вас началась охота, а я дорожу своей жизнью, пусть и неинтересной. Счастливо оставаться.
С этими словами Козьма Прутков пошагал к метро.
— Да-а, мельчает нынче мужик, — сокрушенно вздохнула я. — Его накормили, напоили… И вот, пожалуйста, черная неблагодарность!
Пошли домой, Клава.
Мы с Клавкой повздыхали немного, да и пошли. Шли молча. Я пыталась снова настроиться на размышления, чтобы продолжить построение логической цепочки. Она, если помните, была прервана историческим полетом в сугроб. Однако вернуться в прежнее спокойное состояние не получалось. Из головы все не шло вспоминание о странном происшествии. Как-то не верилось, что нас хотели убить. За что? Дурных мыслей у нас не имелось, коварных планов, тоже, зачем же жизни лишать? В глубине души заворочалась обида, на глаза навернулись слезы, и я пару раз шмыгнула носом.
— Ты чего, Афонь? — удивилась Клавка.
Почему-то от звука ее голоса захотелось разреветься еще сильнее. Справиться с эмоциями не вышло: я судорожно всхлипнула и только и смогла выдавить:
— Да-а-а, Клавочка, а чего они…
По щекам потекли горячие слезы. Одну щеку, ободранную снегом, щипало, но я не обращала на это внимания. Вообще-то плачу я редко, поэтому Клюква не на шутку перепугалась:
— Афанасия, не реви! Знаешь ведь, как меня это нервирует! У тебя что-то болит?
— Душа… — выдавила я сквозь всхлипы.
— Фу ты, господи, напугала! Главное, руки-ноги целы, а душу мы вылечим. Вот до дому доберемся, коньячком и подлечимся.
Я зарыдала еще горше, вспомнив, что дома сплошной разгром и никакого коньячку там вовсе нет, равно как и еды в принципе, спать придется опять на полу, и вообще… Клавка, сообразив, что успокаиваться я не собираюсь, забегала вокруг меня, словно в хороводе.
— Афоня, прекращай свое мокрое дело, иначе я за себя не отвечаю. Слушай, а может, у тебя щека болит? Так это ерунда, ей-богу! Ты только руками не трогай, а то занесешь какой-нибудь вирус, и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23