— Слушай, мать, давай прощаться, а?— Ну ладно, давай. Я посплю, а потом еще позвоню.— Счастливо.— Ну пока.Волков повесил трубку.— Слушай, — он посмотрел на капусту, — а у тебя другой закуски нет, что ли?— Так ведь пост, Петя.— И ты все посты блюдешь? — скептически взглянул на друга Петр.— Только Великий. К сожалению.— Все сорок дней?— Так есть-то только первую неделю хочется, а потом втягиваешься, и ничего.— И рыбу не ешь?— Ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни молочного.— А что же ты ешь?— Все остальное.— Гордыня это все.— В смысле?— Ну… вот, мол, я какой! Воззри на меня, Господи! Видишь, дескать, насколько я в полном самоотвержении неимоверно крут?— А монашествующие? — заинтересовался позицией друга Александр.— Ну… у каждого своя судьба, конечно. Если уж в миру греху противостоять силенок не хватает…— Так они же не только ради себя. Они за всех молятся.— Дело хозяйское, конечно, только за всех бы не надо.— Ну поня-атно. За нас с тобой еще туда-сюда, а вот за гниду всякую…— Именно.— А это ты решать будешь — кто гнида, а кто нет?— Гнида, она и есть гнида.— Да пошел ты…— беззлобно сказал Гурский.— А водку пьешь.— Во-первых, винопитие в пост не запрещается, а лишь не благословляется. И значит, немножко, для укрепления духа и возвеселения души, можно. А во-вторых, Алене там одиноко, она звонит раз в полгода, просит выпить с ней и поболтать. Я что, обманывать ее должен, пустым стаканом чокаться? Я вот тут намедни в дом один зашел, по делу, меня там люди котлетками угощали. Вкусненьким от всей души потчевали. Так я, опять же, что, по-твоему, нос должен был воротить? Дескать, мол, как же так, что вы себе в Великий пост позволяете… Я ел. И нахваливал. Потом, правда, с горшка сутки не слезал — организм-то на растительный рацион уже перестроился — но… Короче, гордыня не гордыня, может, ты и прав, но до Пасхи всего три дня осталось. — Гурский закрыл пробкой водочную бутылку и отнес ее в холодильник.— Ты чего хотел-то? — вернулся он в комнату.— Да… Тут вот что. — Волков вышел в переднюю, раскрыл стоящую под зеркалом кожаную сумку и вынул из нее небольшой, но увесистый сверток, плотно упакованный в черный пластиковый пакет и перетянутый скотчем. — Здесь — все твои деньги. Ну, твоя половина от всего.— А…— И брюлик твой тоже. Я его в пакетик запечатал, все аккуратно, не сомневайся.— Да я не о том. Чего это вдруг? У тебя и сейф дома в стенке, и волына… Куда мне их девать-то? Меня же обнесут. И грохнут.— Это если кто узнает.— Да все узнают. Моментально.— А ты не трепли. Есть куда схоронить-то?— Куда… — задумался Гурский. — Ты же говорил, что мы их вложим. Я бы на проценты жил. Мне достаточно, я аскет, ты же знаешь.— Ладно, это все потом. Просто у меня, понимаешь, ситуация сейчас сложилась такая, что… всякое может быть. Лучше, чтобы твои деньги у тебя пока полежали. На всякий случай.— Так давай и свои тогда.— Да ладно. Не нужно. Это мои проблемы. И… ну, в общем, так надо. Есть там момент один… короче, это мои заморочки, я сам решу.— Ну надо так надо. — Гурский взял пакет и обвел взглядом комнату.— Только в белье не прячь, как все.— Ага… Ты еще про сливной бачок в сортире вспомни. — Александр подошел к массивному, темного резного дерева, секретеру и положил на него сверток. Из верхнего отделения вынул длинный узкий ящичек и поставил его рядом. Затем запустил руку куда-то в глубину оставшейся от верхнего ящичка пустоты и чем-то щелкнул. В нижней части секретера, прямо под дверцами, чуть отошла глухая панель. Александр присел на корточки и, потянув ее на себя, выдвинул потайной ящик.— Ни фига себе, — удивился Волков. — И чего, много туда помещается?— Петя… — снисходительно улыбнулся Гурский. — Туда тебя поместить можно будет, если что. Только по частям, конечно…Он взял сверток, сунул его в секретное отделение и задвинул ящик. Панель, мягко щелкнув, встала на свое место.— Умели же делать… Откуда у тебя раритет такой?— Я здесь ружье хранил, ну то самое, которое потом тебе подарил. А в детстве вообще такое засовывал, что…— Так это твой, что ли? В смысле, еще от родителей, из той квартиры?— Ну да. Это дедов. А может, еще и от прадеда. Я только его и забрал, когда мы… ну, в общем, когда после развода сюда перебрался. — Александр распрямился и вставил на место узкий ящичек. — Ну вот. Теперь, если только целиком его вынести… Но это вряд ли, в нем весу, как в рояле.— Вот и хорошо. Пусть полежат. Я потом опять заберу.— Хотелось бы. Чего им лежать? Они работать должны как-то… Только я в этом ничего не понимаю.— Придумаем. Есть мысли кое-какие. — Петр достал сигарету. — У тебя вообще какие планы?— Относительно вложения денег?— Да нет, тут с тобой все ясно. Я имею в виду на сегодня? — он откинул, динькнув, крышку «Зиппы» и прикурил.— К Герману надо зайти. Васька Морозов звонил, на рыбалку зовет к себе в Лимовку. Если у Герки дел важных нет, может съездим, он на тачке.— А она далеко?— Лимовка? Не очень. Но места там… Васька говорит, сижу, мол, в лодке с удочками, а на берег из кустов медведица вдруг выходит, да еще с медвежатами. Вышла, посмотрела эдак вот, а потом — плюх в воду, и ко мне. Представляешь?— Ну и?..— Потом передумала, вернулась обратно. Вылезла, отряхнулась как собака и обратно в лес. И медвежата за ней.— Васька не обосрался?— Да говорит — почти. Но она маленькая была с виду, метр с чем-то в холке.— Ему бы хватило.— В общем, да.— А потому что не фиг на рыбалку без карабина ходить.— Логично. — Александр взял со стола пустую рюмку, миску с капустой и пошел на кухню.— И надолго ты планируешь? — Волков вышел вслед за ним из комнаты.— Да я вообще ничего не планирую. Может, я еще и не поеду никуда. Может, у Герки дела. — Гурский ополоснул под краном рюмку, вытер ее полотенцем и поставил в буфет. Капусту накрыл тарелочкой и убрал миску в холодильник. — А тебе не терпится, чтобы меня медведь сожрал? Деньги мои тебе покоя не дают? Заграбастать хочешь? Бери, бери… — Гурский тщательно тер мыльной губкой вилку. — Все бери, пей мою кровь…— А Герман дома?— Да уже, наверное, должен. Я со Светкой разговаривал, она там салаты строгает, а он к семи подъехать обещал. Что-то они там празднуют сегодня. Пошли?— Да неудобно как-то, я его тыщу лет не видел.— Тем более.— Там гости небось будут, я никого не знаю…— Никого там не будет, мне Светка евон-ная сказала. Они с Германом да Алиса.— Что за Алиса?— Алиса? Элис Раен. Сержант морской пехоты США.— Иди ты?— Натурально. — Александр бросил вилку в ящик кухонного стола, присел на краешек мойки и прикурил сигарету. — У них же там армия добровольная, на профессиональной, тэс-скать, основе. Подписал контракт, и вперед. Бабы тоже служат. Возможность бесплатно получить образование какое-никакое, профессию. Вот она и служила. В морской пехоте. Уж не знаю, сколько и кем конкретно, но звание имеет — сержант. А теперь приехала к нам сюда русский изучать. Группа их целая у нас в университете. Она там у них старшая, что ли, а может, и нет, я не в курсе. Короче, они живут — кто как. Кто в общежитии, а кто у знакомых. Вот она у Герки со Светкой и живет. Очень хорошенькая. Как куколка.— Сержант морской пехоты — куколка?— Как ни странно. Стройная такая, миниатюрная. Я сам сначала не поверил. «Как же ты, — говорю, — справлялась?» Ведь у них там сержант — это… А она улыбнулась так это вот, легла на пол, левую руку за спину, и на одной руке — на кулаке, заметь! — как стала отжиматься… Как швейная машинка, ей-богу, просто туши свет. Там не то, чтобы считать, мол, сколько раз, там время засекать впору. Пять минут, десять, полчаса… Сколько нужно. Я не выдержал, прекратил это дело от греха подальше, а она встает, улыбается и не запыхалась вроде даже. «Веришь?» — говорит. Ну я, честь-честью, во фрунт вытянулся: «Йес, сэр!» А она так это чуть ссутулилась, подошла ко мне вразвалочку, встала вплотную, палец указательный чуть не в самый мой нос уперла и ка-ак рявкнет: «„Йес, мэм!“ говорить надо!» И хохочет.— Так как же ты в гости пойдешь, если пост?— Я же по делу.— Ну да, сержантика клеить.— Не-ет. У нее жених там где-то.— Ну-у… Это ж эвона аж где… На той стороне планеты. Оттуда не видно.— Я тоже так думал. А она мне: «Ми такой лыванский лу-уди… Еслы ми сказал свой жиних: „Лублу. Ты и толка ты“, то всо, всо! Айм сори, Саша…»— Клинья, выходит, подбивал уже.— А что ж…— А почему «лыванский лу-уди»?— Семья ее происхождением из Ливана, предки. Они это чтят. Это только считается, что в Америке национальностей нет. Все, мол, американцы, и все тут. А на самом деле ирландцы, итальянцы, евреи, китайцы — все сами про себя помнят, кто есть кто.— И это правильно.— Наверное.— Ладно… — Волков погасил сигарету в пепельнице и взглянул на часы. — Уже начало восьмого, давай я тебя к Герману закину.— Да здесь недалеко. Я и пешком дойду. В магазин еще заглянуть надо, неловко с пустыми руками.— Заглянем.— Да? Ну давай.Адашев-Гурский накинул на себя кожаную куртку, вынул бумажник, заглянул в него и опять убрал в карман.— А у тебя что, дела еще сегодня? — спросил он у Волкова, выходя из квартиры.— Да так… ничего важного, в общем, — пожал тот плечами.— Так и пошли.— Думаешь, удобно?— Думаю — да. Мы же ненадолго. — Гурский запирал дверь.— Ну… — Петр в раздумьи склонил голову на бок.— Пошли-пошли, — Александр стал спускаться по лестнице.— А лифт так и не работает? — саркастически улыбаясь, спросил Волков, шагая вслед за ним.— Не-а.— А пункт этот, приема металлов, который тут рядом, так и процветает?— Ага.— Ждешь, когда я его взорву?— Ага.— Не дождес-ся. Хочешь — подыхай на этой лестнице. Пятый этаж, едрена шишка!.. Туда-сюда, туда-сюда, и так каждый день. И это вместо того, чтобы пойти и разнести его к едрене фене. Дурак ты, Гурский, малахольный, а не реальный пацан.— Ага.— Чего ты лыбись-ся?— Мама, ешьте рыбу…— Жареных карликов?— Жареных карпиков.— Так их же нету.— Тогда сидите и… не квакайте. 4 — Слушай, а чем там Алена занимается? — Выехав со двора, Волков вырулил на Малый проспект Васильевского острова.— По-моему, ничем. — Адашев-Гурский приоткрыл окно и потянулся за сигаретой. — Там ее Борюсик бабки заколачивает, в основном. По ее словам.— А ты с ним знаком?— Нет. Она его уже там, в Канаде, встретила.— Она ведь искусствовед?— Вроде. Ну… уроки, говорит, давала фортепьянные, частным образом. А теперь гороскопы составляет, за символическую плату.— Совсем опупела.— Так скучно же.— Эт-то понятно. Это мы понимать можем. — Петр сделал левый поворот, проехал по Пятнадцатой линии до перекрестка со Средним проспектом, повернул направо и остановил машину напротив магазина «Джинн».— Пошли, — сказал он, открывая дверь. — Здесь, по-моему, все есть.Выйдя из лифта, Гурский и Волков подошли к обитой дерматином двери. Александр позвонил в звонок. Из квартиры донеслось отчаянное звонкое тявканье, потом послышались тяжелые шаги, и дверь распахнулась. На пороге, заслоняя собою почти все пространство дверного проема, стоял Герман.— О! — сказал он, глядя на гостей и широко улыбаясь. — А мы не ждали вас, а вы приперлися… Шмонька, тубо! — Он наклонился, сграбастал огромной ладонью крохотного чихуахуа и засунул его в широкий карман фартука пестрой расцветки. — Служебно-розыскной пес, — кивнул он на крохотные бусинки влажных глаз, выглядывающих из кармана, — злобы необыкновенной. Только жутко невоспитанный. Надо бы на площадку с ним ходить, но все как-то руки не доходят. Чего стоите-то? Забоялись? За-аходи!..— Здравствуй, Гера, — сказал Петр.— И тебе не хворать…— Герман посторонился, втянув живот, и Адашев-Гурский с Волковым вошли в квартиру.— Тут это… — Гурский протянул пластиковый пакет с выпивкой.— Ага, — кивнул Герман, беря в руки пакет, и обернулся в сторону кухни: — Светка, атас! Гурский пришел, прячь Алису.— А она уже здесь? — вскинул глаза Гурский.— Только что пришла откуда-то. Вон, на кухне Светке помогает.— И вовсе и не атас. — Александр снимал с себя куртку. — Я вообще не пью.— Привет, — улыбнулась вышедшая из кухни маленькая изящная девушка, протягивая руку Волкову. — Света.— Петр меня зовут, — Волков осторожно пожал руку.— Очень приятно.— Это ты торопишься с выводами, — сказал Гурский. — Узнаешь поближе, взвоешь.— Да ну тебя, — Светлана подставила щечку, которую Александр чмокнул. — Хуже тебя не бывает. Вы раздевайтесь, давайте я сама повешу.— А он не может, — обернулся, идя на кухню, Гурский. — У него там волына под мышкой. Он стесняется.— Что, правда, что ли? — Герман распахнул у Петра полу куртки, под которой обнажилась плечевая кобура с пистолетом. — Оба-на!.. А говорили, что ты из ментовки ушел.— Я и ушел.— А эва?— Ну, это структура такая… частная.— Ладно, раздевайся давай. Не сцы, все свои.— Да я как бы не сильно-то и с-цу, — Волков снял куртку и подал ее Светлане.— Пошли, — Герман подтолкнул Волкова, — у меня там рыба уже готова, по-моему.— Знакомься, — сказал он невысокой, спортивного телосложения брюнетке, которая, склонившись над салатом, подняла голову, откинула за спину каскад тяжелых вьющихся волос и ослепительно улыбнулась всем лицом, — Петр Волков, частный сыскарь.— Сыскарь — это как? — Девушка слизнула с ложки майонез и взглянула на Петра громадными агатовыми глазами.— Не «как», а «что», — Гурский склонился к ее ручке. — Я тебя полюбил, я тебя научу: вот у вас там есть плохие парни, верно?— Много, но… — она пожала плечами, — по телевизору.— Не принципиально. Короче, Петр — тот человек, который таких побеждает. Всегда.— Крутой Уокер?— Ну… типа того.Девушка положила ложку, распрямилась, окинула Петра оценивающим взглядом и протянула ему руку:— Элис. Приятно знакомиться… с живой Бэтмэн.— Ты с ним не очень-то шути. — Герман открыл духовку и вынул из нее противень с чем-то очень душистым, запеченным в фольге. — Ты сержант, а он офицер. Блюди субординацию.— О'кей. — Элис опять поправила копну непослушных волос.— Не обращайте на него внимания. — Петр присел за стол, и лицо его осветилось открытой улыбкой, — если очень хочется — шутите себе… пока.— Добрый ты наш, — подвинул табурет Гурский.— А не обращать на меня внимания не получится, — Герман разворачивал фольгу, — во-первых, я хозяин дома, а во-вторых, я очень крупный. И очень резкий. Ну что? По маленькой, для аппетита?— Я не пью, — вздохнул Гурский, — у меня пост.— А тебе никто и не предлагает. — Герман наполнил рюмки, взглянул на Петра и кивнул в сторону Александра: — Это он придуривается. Чтобы налоги не платить.— Логично, — подумав, согласился Волков и взял рюмку. — С праздничком?— А что празднуем? — Гурский откусил кусочек огурчика. — На Страстной-то неделе?— Так ведь, — Герман развел руки, — трудовые будни — праздники для нас. Вот и гуляем. А вообще-то Элис зачет какой-то сдала.— Ну? — прожевал Александр. — Это повод. Вне всякого сомнения.— Именно. — Герман раскладывал по тарелкам ароматные куски запеченной в фольге рыбы. — Этого тебе тоже нельзя?— И салата тоже, — Адашев-Гурский с сожалением смотрел на большую керамическую миску. — В нем майонез.— Саша, вы болен? — участливо спросила Элис.— Можно и так сказать, — кивнул Волков.— Господи, — глубоко вздохнул Герман. — Как я счастлив, что нет мне покоя…— Ну давай, — Волков приподнял свою рюмку. — Со свиданьицем.Около десяти вечера Элис Раен вдруг поднялась из-за стола и куда-то засобиралась.— Ты куда это на ночь глядя? — спросил ее Герман.— Мне надо… тут недалеко… Жаклин у свой друг сейчас будет, мне надо взять книга до понедельник. Мы так договорились.— А где это?— Это… — Элис вынула из кармана джинсов клочок бумаги с записанным адресом, — улица… Съе… Съеж…— Дай взглянуть. — Гурский взял у нее бумажку. — Съезжинская, дом тридцать три.— А ты найдешь? — спросил Герман.— Да, это близко, я била, я возьму такси.— Ну вот еще, — Волков тоже встал со стула. — Я живу на Петроградской, могу как раз мимо проехать, заброшу. Я все равно домой уже собирался.— А обратно? — Адашев-Гурский откинулся на спинку стула. — Барышня среди ночи одна должна добираться?— Я возьму такси, это ничего… — улыбнулась Элис.— Ни фига ты там не поймаешь в это время. Да еще и завезут куда-нибудь… — Гурский выбрался из-за стола. — Давай провожу. Петр нас туда закинет, а обратно я тебя доставлю. Поехали, Петр.— Поехали.Волков попрощался с хозяевами, подал Элис куртку, и они вместе с Гурским спустились к стоящей во дворе машине. Александр распахнул перед девушкой дверь, помог ей забраться, затем уселся сам. Петр завел мотор, вырулил со двора на Средний проспект и поехал в сторону Тучкова моста.— Какой там номер дома? — уточнил он, поворачивая с Пушкарской улицы направо. — Тридцать три?— Да, — кивнула Элис.Петр остановился неподалеку от темной подворотни.— А квартиру найдешь? — спросил Гурский.— Да, конечно, я там била, это там… во двор.— Давай-ка сопровожу, — он открыл дверь автомобиля и с сомнением посмотрел в темноту неосвещенного двора. — Хоть ты и сержант, но… от греха подальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21