Откажетесь сотрудничать – вам предъявят обвинение в сообщничестве с похитителями.
Мужчина совсем потерял самообладание и что-то забормотал. Его звали Джеффри Менцони. Сорокалетний толстячок с улыбкой человека, только что вышедшего из кабинета протезиста. От его шевелюры с неестественно редкими прядями за версту несло операцией по имплантации.
– Боже, – с усилием выговорил он, – откуда я знал, что речь идет о похищении? Ко мне действительно лет восемь – десять назад обратился некий тип, назвавшийся писателем, который пожелал снять уединенное жилище вдали от городского шума, чтобы спокойно работать. Денежки, судя по всему, у него водились. Он прослышал, что поблизости есть за мок, что-то вроде миниатюрной усадьбы, построенной по заказу одного чудака еще в начале века – голливудского актера немого кино, подвизавшегося в роли мушкетеров. Просто подделка под старину, размалеванная одним декоратором-педиком.
– Стилизованная под за мок? – уточнил Миковски.
– Да, – подтвердил Менцони. – Странная халупа, которой до тех пор никто не прельстился. Не слишком большая, к тому же вокруг так разрослись деревья, что она давно уже не видна со стороны шоссе. Декоратор, найденный этим типом, заново расписал дом, что привело к прямо-таки странному результату. Можно подумать, что усадьба принадлежит семейке Адамсов из знаменитого голливудского фильма ужасов. Биллингзли снял ее на десять лет, и аренда должна была возобновиться при условии, что никто не будет совать туда нос. Он взял на себя все восстановительные работы и хорошо платил – сразу видно, состоятельный человек. Я попробовал отыскать его фамилию в картотеке муниципальной библиотеки, но не нашел. Возможно, он пишет под псевдонимом? И потом, какое мне дело? Все творческие люди с приветом, их не всегда легко понять.
– Он расплачивался чеками?
– Нет, наличными.
– И вас это не удивило?
– Почему? Обычная уловка, чтобы не попасться на крючок налоговой службы.
Со лба Джеффри Менцони крупными каплями стекал пот. У Санди крепла убежденность, что с самого начала он догадывался, что дело нечисто. Если и хранил все в тайне, то только из-за солидных комиссионных.
– Кто жил вместе с Биллингзли, – спросила психолог, – женщина, ребенок, может быть, несколько детей?
– Понятия не имею, – пробормотал толстяк, – я туда не наведывался. Он сам нанимал штукатуров, декоратора. Иногда проезжал по городу в большом черном автомобиле, и никто никогда не знал, куда он направляется. Биллингзли даже еду не покупал в городе, говорил, что придерживается очень строгой диеты. Продукты, дескать, для него специально подбирал его диетолог – специалист по вопросам питания, уж не знаю кто…
– А на кого он был похож?
– На профессора. Лет пятьдесят, седые волосы, усы. Видели старый мультфильм «Волшебник Мандрагоры»? Вот он напоминал главного героя. И еще, пожалуй, Дэвида Нивена, известного английского киноактера.
– Когда он был здесь последний раз?
– Месяц назад. Он должен заехать через несколько дней, чтобы возобновить арендный договор.
Санди и Миковски обменялись взглядами.
– Мы слышали об обслуживающем персонале, состоявшем исключительно из иммигрантов, – сказала психолог. – Подростки, не говорящие по-английски. Очень возможно, нелегалы без зеленой карты. Вы в курсе?
Джо Менцони дотронулся до носа.
– Нет, – прошептал он. – Если Биллингзли и нанимал слуг незаконным путем, то делал это за моей спиной.
Тут вмешался Миковски и заговорил с подозреваемым совсем другим тоном. Не прошло и десяти минут, как владелец агентства признался, что «открыл» своему клиенту «доступ к каналу», по которому поступала нелегальная рабочая сила.
– Биллингзли нанимал только детей, – растерянно пробормотал он, – не старше двенадцати лет, а чаше – лет семи-восьми. Их не трудно найти, сами знаете. В этом возрасте по ту сторону границы они уже начинают бродяжничать.
– И какова была их дальнейшая судьба?
– Не знаю. Ничего не знаю. Он говорил, что обучал детей нашему языку, платил им за работу, а потом отпускал. Биллингзли их часто менял.
– Вам приходилось встречаться с ними потом?
– Нет. Я никогда не интересовался тем, что происходит в за мке. Думаю, он сам довозил их до границы.
– Сколько он обычно заказывал детей?
– Пятерых, шестерых, десять – максимум.
Санди опустила глаза. Вот почему Менцони так долго молчал: торговля незаконной рабочей силой приносила хороший доход.
– Вы влипли в дрянную историю, – подвел итог Миковски. – В ваших интересах не отказывать нам в сотрудничестве. Дадите подробный план усадьбы и проводите нас до места. Главное – никому ни слова о том, что здесь обсуждалось. Закроете агентство и поедете с нами, теперь я с вас глаз не спущу. Оставьте мне мобильный телефон, чтобы не было соблазна предупредить Биллингзли. Если сделаете все, как я говорю, и сошлетесь на врожденный идиотизм, то у вас будет шанс спасти свою задницу. Есть у вас жена или подружка, кого надо предупредить об отъезде? Выдумайте исключительные обстоятельства, необходимость провести срочную экспертную оценку на другом конце страны или что-нибудь в этом роде.
Вскоре из агентства по недвижимости вышли трос улыбающихся людей. Санди и Миковски на всякий случай велели Менцони идти между ними. На улице в укрытии их поджидали две машины оперативной группы. Пленника доставили в тот же домик, что и Робина, поместив на втором этаже и приковав наручниками к канализационной трубе в ванной комнате. Улыбаться он давно перестал.
– Не нравится мне эта история с детьми, – сказала Санди, оставшись наедине с шефом. – Мы совершили ошибку, с самого начала действовали неправильно. Слова Робина нужно было понимать буквально. Он нисколько не преувеличивал и на самом деле жил в замке, окруженный слугами, где кто-то вдалбливал ему в голову всякие небылицы.
– Невозможно догадаться! – отрезал Миковски. – Слишком похоже на бред. Психбольницы битком набиты такими «английскими королевами» и «римскими папами». Не вини себя.
Санди стиснула зубы, услышав слово «себя». Она прекрасно помнила, что в свое время шеф был наиболее яростным противником «королевской утопии», как он ее называл.
Практически весь день ушел на допрос Менцони и подготовку к предстоящему штурму за мка. Миковски не хотел задействовать вертолет для наблюдения за усадьбой, чтобы не спугнуть преступников. Со слов агента по недвижимости, она представляла пустынное поле, огороженное колючей проволокой, в центре которого была густая роща, скрывавшая от посторонних глаз здание. Роща никогда не прореживалась и со временем превратилась в настоящие джунгли.
– Размеры строения невелики, – заметил Миковски, мальчик говорил о замке…
– Большой дом в глазах ребенка легко превращается в за мок, – заметила Санди.
– В здании только один выход, высота стены – три метра. Менцони предполагает, что нет ни сигнализации, ни камеры наружного наблюдения, хотя он там не появлялся уже несколько лет. Нельзя ни в коем случае допустить, чтобы похитители забаррикадировались и приготовились к обороне. Не исключено, что они вооружены… Если там дети, то они станут заложниками, и тогда случится непоправимое.
– Вспомнил о трагедии в Вако?
– Именно. Не нравится мне эта история с детьми-иммигрантами, которых никто не видел после работы в усадьбе. У похитителя не было резона отпускать на все четыре стороны свидетелей, которым многое известно. Сама посуди: им некуда податься, они не знают языка – прямой шанс попасть в лапы иммиграционной службы. А там при первом же анкетировании все вылезет наружу. Нет, это слишком опасно. Биллингзли не мог так рисковать. По моему мнению, дети никогда не покидали пределов усадьбы.
Санди напряглась.
– Ты думаешь, он их убивал? – тихо проговорила она.
Миковски кивнул.
Ближе к вечеру Санди еще раз встретилась с Менцони, чтобы побольше узнать о личности преступника. На лице Джеффри было искреннее раскаяние.
– Вот дерьмо, – сокрушался он. – Попробуй догадайся! Тип как тип – ничего подозрительного… Баловал мальчишку, словно будущего президента Соединенных Штатов. На каждый день рождения со всех концов страны свозил для него клоунов, фокусников, дрессировщиков вместе с их питомцами…
– Значит, вы знали, что в усадьбе находится ребенок? – прервала его Санди.
– Знал, – согласился Менцони, – видел пару раз. Мальчишка был просто счастлив, буквально лопался от здоровья и вел себя не как пленник. У меня не могло возникнуть подозрений. Да и остальные дети в этой халупе казались довольными. Представьте этакий «Диснейленд» – игрушки, всякие приспособления, миниатюрный дворец с крепостной стеной, по озеру плавают парусники, а наряженные в костюмы дети отплясывают фарандолу… Вот дерьмо! Нет, это совсем не походило на тюрьму.
Когда стемнело, Санди пришла в отель, где должно было состояться совещание всех членов оперативной группы. В комнате пока никого не было, кроме Миковски, сосредоточенно изучавшего какие-то бумаги.
– Биллингзли нигде не упоминается. Ни единой зацепки. Будь у нас его фотография, я бы обратился к специалистам по деловым кругам. Ведь нужны немалые деньги, чтобы реализовать свой замысел в таком масштабе. По всем расчетам, он должен быть известным человеком, хотя бы на местном уровне.
– Вовсе не обязательно, – возразила Санди. – Может, похититель унаследовал огромное состояние и тихонько проедает его, изнывая от безделья.
– Верно, – подтвердил Миковски. – Отец или дед завещали ему, например, нефтяную скважину где-нибудь в Техасе. Он преспокойно довольствуется дивидендами, доверив специалистам управление бизнесом.
– Биллингзли скорее всего не занимается ни профессиональной, ни общественной деятельностью, – дополнила Санди, – никому не подотчетен и может на долгие месяцы погружаться в свое фантасмагорическое существование. Плавает под толщей льда, как атомная подводная лодка. Однажды он просто исчезает с поверхности моря и начинает жить на полном самообеспечении. Недаром он представился писателем: отличное алиби, оправдывающее экстравагантный образ жизни и более чем странное времяпрепровождение. По-моему, разрабатывать стоит именно эту версию. Похититель – богатый наследник, а не бизнесмен. Работа отняла бы у него уйму времени, ему пришлось бы часто уезжать, налаживать контакты. Да и богатство Биллингзли не стоит преувеличивать. Живет уединенно, никто или почти никто его не знает, и комфортно чувствует себя только в окружении детей, которым он, как ему кажется, способен подарить счастье. Комплекс Санта-Клауса. Похититель считает, что способен исправить недостатки их биологических родителей, лишивших чад ласки и внимания.
– Педофилия?
– Не исключено. Скорее всего в завуалированной форме: поцелуи, прикосновения, все вполне безобидно. Возможно, его собственная сексуальность неполноценна, ее развитие задержалось на уровне десятилетнего ребенка. Термин «чувственность» подошел бы лучше.
– Но ведь он опасен!
– Несомненно. Похититель готов на все, чтобы спасти от разрушения свою утопию. И если он не причиняет зла детям-американцам, то без колебаний избавляется от маленьких мексиканцев, тем более что он им завидует: ровесники его протеже могут свободнее с ним общаться. Ребенок, которого он воспитывает, на самом деле – он сам. Таким образом, он сам становится своим спасителем. Похищая мальчика, он стремится воспитать его лучше, чем это могут сделать настоящие родители… чем это делали в свое время родители Биллингзли. Вот почему он не убил Робина – это означало бы для него убить самого себя . Он воображает себя педагогом с единственным учеником и, моделируя свою копию, хочет дать ей в руки оружие, необходимое для жизни, которого в далеком прошлом не удостоила его семья Биллингзли… Когда программа подходит к концу, он все начинает сначала. Остановиться – выше его сил. Биллингзли точит зависть, безумная зависть – главная причина того, что он окружает своего воспитанника детворой, не говорящей с ним на одном языке. Похититель непременно должен остаться единственным собеседником, к которому ребенок будет вынужден прибегнуть для общения.
– А эта женщина, Антония?
По лицу Санди промелькнула тень.
– Антония – реальное лицо, поскольку Робин не перестает ее вспоминать, – тихо произнесла психолог. – Можно ли из этого сделать вывод, что она – жена Биллингзли? Не знаю. Однако нет сомнений, что она играет роль идеальной матери. Матери, о которой мечтал когда-то сам Биллингзли? Соучастница? Любовница? Трудно поверить, что женщина согласилась жить в таких условиях, не разделяя безумия «режиссера-постановщика».
– Значит, она тоже ненормальная, как Биллингзли?
– Вполне вероятно. Например, она может оказаться его сестрой. Те же страдания в нежном возрасте, та же игра, попытка «переписать» заново детство, исправить, убрав все, что в нем было отрицательного. Они вовсе не чудовища, искренне надеются дать маленьким воспитанникам все, чего были лишены сами, свято верят, что им удастся наладить производство идеальных детей, открыть мастерскую по изготовлению счастливых мальчиков. И никаких сомнений, что действуют они во благо.
– Довольно убедительно.
Санди пожала плечами.
– Знаешь, что я думаю о психологических портретах? – произнесла она с иронией. – Я в них не верю. Используя те же элементы, нетрудно создать нечто противоположное. Разве не могла быть организатором похищения, скажем, Антония? Биллингзли – ее муж, полностью у нее под пятой. Удовлетворяет малейшее желание супруги из боязни ее потерять… или же Антония очень богата, и он надеется в один прекрасный день унаследовать состояние. Женщина не способна иметь детей, и это довело ее до психоза. Антония пребывает в созданном ею фантастическом мире, навеянном сказками о феях, которыми ее пичкали в детстве. Эгоистичная, властная, целиком сосредоточенная на своих фантазиях. Похищенный перестает для нее существовать, если больше не соответствует физическому образу, на котором она зациклена. Наверняка обаятельна, полна очарования… как многие психопаты. Тонкая интуиция позволяет таким людям часто угадывать ожидания собеседников, которых они инстинктивно стараются себе подчинить. Отсюда невероятный успех разных гуру, руководителей сект.
Им пришлось закончить беседу, поскольку группа собралась в полном составе и Миковски предстояло посвятить агентов в детали завтрашней операции. Санди, которой в штурме отводилась пассивная роль, была свободна и отправилась навестить Робина. Ребенок находился в стоявшем на отшибе дачном домике под присмотром агента Бликли – юной особы с жестким выражением лица, на котором, словно фирменный знак, лежала печать высокомерия, отличавшего, впрочем, физиономии всех молодых сотрудников местного отделения ФБР, недавно приступивших к своим служебным обязанностям.
«Она меня терпеть не может, – подумала Санди, садясь на стул возле кровати мальчика. – Считает, что я не принадлежу к преторианской гвардии».
Робин по-прежнему не расставался с «Илиадой», делая на полях какие-то пометки.
– Вы приехали не для того, чтобы отвезти меня к родителям, разве не так? – спросил он, не отрывая глаз от книги. – Готовится налет… или что-то в этом роде. Отныне я ваш враг. Ведь вы – большевичка… или сотрудничаете с ними, я угадал? Комедия разыгрывалась для того, чтобы выведать у меня адрес родителей. Я никогда вам этого не прощу.
– Послушай, Робин, – тихо сказала Санди. – Пришло время окончательно расставить точки над i. Ты должен осознать, что твоя настоящая мать – Джудит Пакхей. И вовсе не я, а другая женщина, Антония, разыгрывала перед тобой комедию в течение семи лет. Конечно, ты ее полюбил, однако она никогда не испытывала этого чувства, видя в тебе лишь некий образ… Антония не хотела, чтобы ты взрослел. Представь, что однажды она решила раз и навсегда любить только котят и немедленно избавляться от них, как только они начинают подрастать. Для нее котенок должен оставаться маленьким и не превращаться во взрослое животное. Пойми, она не может любить какого-то определенного котенка, а любит всех без различия, путая одного с другим. Антония – больная женщина.
Пока Санди говорила, в ней росла убежденность, что она на верном пути.
– Вы лжете! – вдруг прервал ее Робин. – Я не собираюсь больше вас выслушивать. Заставили меня предать родителей, которые теперь будут меня презирать. На мне лежит проклятие, и я уже никогда не смогу вернуться домой. Вы приговорили меня к вечному изгнанию. Я вас ненавижу.
Настаивать было бесполезно. Санди поднялась и вышла из комнаты, испытывая почти физические муки.
«Только этого не хватало, – размышляла Санди. – Еще немного, и я полностью перестану управлять собой. Помимо моей воли я привязываюсь к нему все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Мужчина совсем потерял самообладание и что-то забормотал. Его звали Джеффри Менцони. Сорокалетний толстячок с улыбкой человека, только что вышедшего из кабинета протезиста. От его шевелюры с неестественно редкими прядями за версту несло операцией по имплантации.
– Боже, – с усилием выговорил он, – откуда я знал, что речь идет о похищении? Ко мне действительно лет восемь – десять назад обратился некий тип, назвавшийся писателем, который пожелал снять уединенное жилище вдали от городского шума, чтобы спокойно работать. Денежки, судя по всему, у него водились. Он прослышал, что поблизости есть за мок, что-то вроде миниатюрной усадьбы, построенной по заказу одного чудака еще в начале века – голливудского актера немого кино, подвизавшегося в роли мушкетеров. Просто подделка под старину, размалеванная одним декоратором-педиком.
– Стилизованная под за мок? – уточнил Миковски.
– Да, – подтвердил Менцони. – Странная халупа, которой до тех пор никто не прельстился. Не слишком большая, к тому же вокруг так разрослись деревья, что она давно уже не видна со стороны шоссе. Декоратор, найденный этим типом, заново расписал дом, что привело к прямо-таки странному результату. Можно подумать, что усадьба принадлежит семейке Адамсов из знаменитого голливудского фильма ужасов. Биллингзли снял ее на десять лет, и аренда должна была возобновиться при условии, что никто не будет совать туда нос. Он взял на себя все восстановительные работы и хорошо платил – сразу видно, состоятельный человек. Я попробовал отыскать его фамилию в картотеке муниципальной библиотеки, но не нашел. Возможно, он пишет под псевдонимом? И потом, какое мне дело? Все творческие люди с приветом, их не всегда легко понять.
– Он расплачивался чеками?
– Нет, наличными.
– И вас это не удивило?
– Почему? Обычная уловка, чтобы не попасться на крючок налоговой службы.
Со лба Джеффри Менцони крупными каплями стекал пот. У Санди крепла убежденность, что с самого начала он догадывался, что дело нечисто. Если и хранил все в тайне, то только из-за солидных комиссионных.
– Кто жил вместе с Биллингзли, – спросила психолог, – женщина, ребенок, может быть, несколько детей?
– Понятия не имею, – пробормотал толстяк, – я туда не наведывался. Он сам нанимал штукатуров, декоратора. Иногда проезжал по городу в большом черном автомобиле, и никто никогда не знал, куда он направляется. Биллингзли даже еду не покупал в городе, говорил, что придерживается очень строгой диеты. Продукты, дескать, для него специально подбирал его диетолог – специалист по вопросам питания, уж не знаю кто…
– А на кого он был похож?
– На профессора. Лет пятьдесят, седые волосы, усы. Видели старый мультфильм «Волшебник Мандрагоры»? Вот он напоминал главного героя. И еще, пожалуй, Дэвида Нивена, известного английского киноактера.
– Когда он был здесь последний раз?
– Месяц назад. Он должен заехать через несколько дней, чтобы возобновить арендный договор.
Санди и Миковски обменялись взглядами.
– Мы слышали об обслуживающем персонале, состоявшем исключительно из иммигрантов, – сказала психолог. – Подростки, не говорящие по-английски. Очень возможно, нелегалы без зеленой карты. Вы в курсе?
Джо Менцони дотронулся до носа.
– Нет, – прошептал он. – Если Биллингзли и нанимал слуг незаконным путем, то делал это за моей спиной.
Тут вмешался Миковски и заговорил с подозреваемым совсем другим тоном. Не прошло и десяти минут, как владелец агентства признался, что «открыл» своему клиенту «доступ к каналу», по которому поступала нелегальная рабочая сила.
– Биллингзли нанимал только детей, – растерянно пробормотал он, – не старше двенадцати лет, а чаше – лет семи-восьми. Их не трудно найти, сами знаете. В этом возрасте по ту сторону границы они уже начинают бродяжничать.
– И какова была их дальнейшая судьба?
– Не знаю. Ничего не знаю. Он говорил, что обучал детей нашему языку, платил им за работу, а потом отпускал. Биллингзли их часто менял.
– Вам приходилось встречаться с ними потом?
– Нет. Я никогда не интересовался тем, что происходит в за мке. Думаю, он сам довозил их до границы.
– Сколько он обычно заказывал детей?
– Пятерых, шестерых, десять – максимум.
Санди опустила глаза. Вот почему Менцони так долго молчал: торговля незаконной рабочей силой приносила хороший доход.
– Вы влипли в дрянную историю, – подвел итог Миковски. – В ваших интересах не отказывать нам в сотрудничестве. Дадите подробный план усадьбы и проводите нас до места. Главное – никому ни слова о том, что здесь обсуждалось. Закроете агентство и поедете с нами, теперь я с вас глаз не спущу. Оставьте мне мобильный телефон, чтобы не было соблазна предупредить Биллингзли. Если сделаете все, как я говорю, и сошлетесь на врожденный идиотизм, то у вас будет шанс спасти свою задницу. Есть у вас жена или подружка, кого надо предупредить об отъезде? Выдумайте исключительные обстоятельства, необходимость провести срочную экспертную оценку на другом конце страны или что-нибудь в этом роде.
Вскоре из агентства по недвижимости вышли трос улыбающихся людей. Санди и Миковски на всякий случай велели Менцони идти между ними. На улице в укрытии их поджидали две машины оперативной группы. Пленника доставили в тот же домик, что и Робина, поместив на втором этаже и приковав наручниками к канализационной трубе в ванной комнате. Улыбаться он давно перестал.
– Не нравится мне эта история с детьми, – сказала Санди, оставшись наедине с шефом. – Мы совершили ошибку, с самого начала действовали неправильно. Слова Робина нужно было понимать буквально. Он нисколько не преувеличивал и на самом деле жил в замке, окруженный слугами, где кто-то вдалбливал ему в голову всякие небылицы.
– Невозможно догадаться! – отрезал Миковски. – Слишком похоже на бред. Психбольницы битком набиты такими «английскими королевами» и «римскими папами». Не вини себя.
Санди стиснула зубы, услышав слово «себя». Она прекрасно помнила, что в свое время шеф был наиболее яростным противником «королевской утопии», как он ее называл.
Практически весь день ушел на допрос Менцони и подготовку к предстоящему штурму за мка. Миковски не хотел задействовать вертолет для наблюдения за усадьбой, чтобы не спугнуть преступников. Со слов агента по недвижимости, она представляла пустынное поле, огороженное колючей проволокой, в центре которого была густая роща, скрывавшая от посторонних глаз здание. Роща никогда не прореживалась и со временем превратилась в настоящие джунгли.
– Размеры строения невелики, – заметил Миковски, мальчик говорил о замке…
– Большой дом в глазах ребенка легко превращается в за мок, – заметила Санди.
– В здании только один выход, высота стены – три метра. Менцони предполагает, что нет ни сигнализации, ни камеры наружного наблюдения, хотя он там не появлялся уже несколько лет. Нельзя ни в коем случае допустить, чтобы похитители забаррикадировались и приготовились к обороне. Не исключено, что они вооружены… Если там дети, то они станут заложниками, и тогда случится непоправимое.
– Вспомнил о трагедии в Вако?
– Именно. Не нравится мне эта история с детьми-иммигрантами, которых никто не видел после работы в усадьбе. У похитителя не было резона отпускать на все четыре стороны свидетелей, которым многое известно. Сама посуди: им некуда податься, они не знают языка – прямой шанс попасть в лапы иммиграционной службы. А там при первом же анкетировании все вылезет наружу. Нет, это слишком опасно. Биллингзли не мог так рисковать. По моему мнению, дети никогда не покидали пределов усадьбы.
Санди напряглась.
– Ты думаешь, он их убивал? – тихо проговорила она.
Миковски кивнул.
Ближе к вечеру Санди еще раз встретилась с Менцони, чтобы побольше узнать о личности преступника. На лице Джеффри было искреннее раскаяние.
– Вот дерьмо, – сокрушался он. – Попробуй догадайся! Тип как тип – ничего подозрительного… Баловал мальчишку, словно будущего президента Соединенных Штатов. На каждый день рождения со всех концов страны свозил для него клоунов, фокусников, дрессировщиков вместе с их питомцами…
– Значит, вы знали, что в усадьбе находится ребенок? – прервала его Санди.
– Знал, – согласился Менцони, – видел пару раз. Мальчишка был просто счастлив, буквально лопался от здоровья и вел себя не как пленник. У меня не могло возникнуть подозрений. Да и остальные дети в этой халупе казались довольными. Представьте этакий «Диснейленд» – игрушки, всякие приспособления, миниатюрный дворец с крепостной стеной, по озеру плавают парусники, а наряженные в костюмы дети отплясывают фарандолу… Вот дерьмо! Нет, это совсем не походило на тюрьму.
Когда стемнело, Санди пришла в отель, где должно было состояться совещание всех членов оперативной группы. В комнате пока никого не было, кроме Миковски, сосредоточенно изучавшего какие-то бумаги.
– Биллингзли нигде не упоминается. Ни единой зацепки. Будь у нас его фотография, я бы обратился к специалистам по деловым кругам. Ведь нужны немалые деньги, чтобы реализовать свой замысел в таком масштабе. По всем расчетам, он должен быть известным человеком, хотя бы на местном уровне.
– Вовсе не обязательно, – возразила Санди. – Может, похититель унаследовал огромное состояние и тихонько проедает его, изнывая от безделья.
– Верно, – подтвердил Миковски. – Отец или дед завещали ему, например, нефтяную скважину где-нибудь в Техасе. Он преспокойно довольствуется дивидендами, доверив специалистам управление бизнесом.
– Биллингзли скорее всего не занимается ни профессиональной, ни общественной деятельностью, – дополнила Санди, – никому не подотчетен и может на долгие месяцы погружаться в свое фантасмагорическое существование. Плавает под толщей льда, как атомная подводная лодка. Однажды он просто исчезает с поверхности моря и начинает жить на полном самообеспечении. Недаром он представился писателем: отличное алиби, оправдывающее экстравагантный образ жизни и более чем странное времяпрепровождение. По-моему, разрабатывать стоит именно эту версию. Похититель – богатый наследник, а не бизнесмен. Работа отняла бы у него уйму времени, ему пришлось бы часто уезжать, налаживать контакты. Да и богатство Биллингзли не стоит преувеличивать. Живет уединенно, никто или почти никто его не знает, и комфортно чувствует себя только в окружении детей, которым он, как ему кажется, способен подарить счастье. Комплекс Санта-Клауса. Похититель считает, что способен исправить недостатки их биологических родителей, лишивших чад ласки и внимания.
– Педофилия?
– Не исключено. Скорее всего в завуалированной форме: поцелуи, прикосновения, все вполне безобидно. Возможно, его собственная сексуальность неполноценна, ее развитие задержалось на уровне десятилетнего ребенка. Термин «чувственность» подошел бы лучше.
– Но ведь он опасен!
– Несомненно. Похититель готов на все, чтобы спасти от разрушения свою утопию. И если он не причиняет зла детям-американцам, то без колебаний избавляется от маленьких мексиканцев, тем более что он им завидует: ровесники его протеже могут свободнее с ним общаться. Ребенок, которого он воспитывает, на самом деле – он сам. Таким образом, он сам становится своим спасителем. Похищая мальчика, он стремится воспитать его лучше, чем это могут сделать настоящие родители… чем это делали в свое время родители Биллингзли. Вот почему он не убил Робина – это означало бы для него убить самого себя . Он воображает себя педагогом с единственным учеником и, моделируя свою копию, хочет дать ей в руки оружие, необходимое для жизни, которого в далеком прошлом не удостоила его семья Биллингзли… Когда программа подходит к концу, он все начинает сначала. Остановиться – выше его сил. Биллингзли точит зависть, безумная зависть – главная причина того, что он окружает своего воспитанника детворой, не говорящей с ним на одном языке. Похититель непременно должен остаться единственным собеседником, к которому ребенок будет вынужден прибегнуть для общения.
– А эта женщина, Антония?
По лицу Санди промелькнула тень.
– Антония – реальное лицо, поскольку Робин не перестает ее вспоминать, – тихо произнесла психолог. – Можно ли из этого сделать вывод, что она – жена Биллингзли? Не знаю. Однако нет сомнений, что она играет роль идеальной матери. Матери, о которой мечтал когда-то сам Биллингзли? Соучастница? Любовница? Трудно поверить, что женщина согласилась жить в таких условиях, не разделяя безумия «режиссера-постановщика».
– Значит, она тоже ненормальная, как Биллингзли?
– Вполне вероятно. Например, она может оказаться его сестрой. Те же страдания в нежном возрасте, та же игра, попытка «переписать» заново детство, исправить, убрав все, что в нем было отрицательного. Они вовсе не чудовища, искренне надеются дать маленьким воспитанникам все, чего были лишены сами, свято верят, что им удастся наладить производство идеальных детей, открыть мастерскую по изготовлению счастливых мальчиков. И никаких сомнений, что действуют они во благо.
– Довольно убедительно.
Санди пожала плечами.
– Знаешь, что я думаю о психологических портретах? – произнесла она с иронией. – Я в них не верю. Используя те же элементы, нетрудно создать нечто противоположное. Разве не могла быть организатором похищения, скажем, Антония? Биллингзли – ее муж, полностью у нее под пятой. Удовлетворяет малейшее желание супруги из боязни ее потерять… или же Антония очень богата, и он надеется в один прекрасный день унаследовать состояние. Женщина не способна иметь детей, и это довело ее до психоза. Антония пребывает в созданном ею фантастическом мире, навеянном сказками о феях, которыми ее пичкали в детстве. Эгоистичная, властная, целиком сосредоточенная на своих фантазиях. Похищенный перестает для нее существовать, если больше не соответствует физическому образу, на котором она зациклена. Наверняка обаятельна, полна очарования… как многие психопаты. Тонкая интуиция позволяет таким людям часто угадывать ожидания собеседников, которых они инстинктивно стараются себе подчинить. Отсюда невероятный успех разных гуру, руководителей сект.
Им пришлось закончить беседу, поскольку группа собралась в полном составе и Миковски предстояло посвятить агентов в детали завтрашней операции. Санди, которой в штурме отводилась пассивная роль, была свободна и отправилась навестить Робина. Ребенок находился в стоявшем на отшибе дачном домике под присмотром агента Бликли – юной особы с жестким выражением лица, на котором, словно фирменный знак, лежала печать высокомерия, отличавшего, впрочем, физиономии всех молодых сотрудников местного отделения ФБР, недавно приступивших к своим служебным обязанностям.
«Она меня терпеть не может, – подумала Санди, садясь на стул возле кровати мальчика. – Считает, что я не принадлежу к преторианской гвардии».
Робин по-прежнему не расставался с «Илиадой», делая на полях какие-то пометки.
– Вы приехали не для того, чтобы отвезти меня к родителям, разве не так? – спросил он, не отрывая глаз от книги. – Готовится налет… или что-то в этом роде. Отныне я ваш враг. Ведь вы – большевичка… или сотрудничаете с ними, я угадал? Комедия разыгрывалась для того, чтобы выведать у меня адрес родителей. Я никогда вам этого не прощу.
– Послушай, Робин, – тихо сказала Санди. – Пришло время окончательно расставить точки над i. Ты должен осознать, что твоя настоящая мать – Джудит Пакхей. И вовсе не я, а другая женщина, Антония, разыгрывала перед тобой комедию в течение семи лет. Конечно, ты ее полюбил, однако она никогда не испытывала этого чувства, видя в тебе лишь некий образ… Антония не хотела, чтобы ты взрослел. Представь, что однажды она решила раз и навсегда любить только котят и немедленно избавляться от них, как только они начинают подрастать. Для нее котенок должен оставаться маленьким и не превращаться во взрослое животное. Пойми, она не может любить какого-то определенного котенка, а любит всех без различия, путая одного с другим. Антония – больная женщина.
Пока Санди говорила, в ней росла убежденность, что она на верном пути.
– Вы лжете! – вдруг прервал ее Робин. – Я не собираюсь больше вас выслушивать. Заставили меня предать родителей, которые теперь будут меня презирать. На мне лежит проклятие, и я уже никогда не смогу вернуться домой. Вы приговорили меня к вечному изгнанию. Я вас ненавижу.
Настаивать было бесполезно. Санди поднялась и вышла из комнаты, испытывая почти физические муки.
«Только этого не хватало, – размышляла Санди. – Еще немного, и я полностью перестану управлять собой. Помимо моей воли я привязываюсь к нему все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43