Как оказалось, в поисках официанта. И знаете зачем? Чтобы заказать еще один бокал вина.
Беспримерное Ингино равнодушие меня потрясло:
— Ты что, меня не слушаешь?
— Да слушаю я, слушаю, только не больше твоего понимаю. А может, — Инга уставилась в свой бокал, как будто увидела на дне что-то особенное, муху, например, — пусть все идет, как идет, а? Может, ничего страшного не случится?
Интересно, все записные красавицы такие инфантильные или через одну?
— Нет, так не пойдет! — Я даже по столу стукнула, не кулаком, конечно, а ладонью.
— Ну а что ты предлагаешь? — На хорошенькой Ингиной мордашке отразилось искреннее недоумение. И чего, мол, пристала.
— Есть только один путь — самим найти убийцу.
— Что-о? — Инга залпом допила вино и поставила бокал на стол. — Как это?
— Пока не знаю, — процедила я сквозь зубы, — надо подумать. Но другого выхода у нас нет.
Мы помолчали. Потом в моем затуманенном сознании возникло небольшое просветление:
— Нужно начать с самого Юриса. Кто он, чем занимался, кому насолил… Ну, что молчишь?
— Это ты у меня спрашиваешь? — как будто удивилась Инга.
— А у кого же еще? — Я удивилась еще больше.
— Но я же уже говорила, что ничего про него не знаю. Знаю имя — Юрис, — и все. Игра у нас такая была…
— Ну да, ты — Джульетта, он — Ромео, тьфу ты, ты — Ева, он — Адам… Но еще хоть что-нибудь вспомни. Ну сосредоточься!
Инга живо напустила на себя глубокую задумчивость, даже лоб ладонью потерла для убедительности.
— Нет, больше ничего. Юрис — и все.
— Ну он хотя бы москвич или «мы люди не местные, у вас проездом»? — Я начинала постепенно закипать, хотя и дала себе слово сохранять хладнокровие. Только попробуй тут сохрани его…
— Понятия не имею. Мы об этом не говорили, — таков был Ингин ответ.
Хотела бы я знать, о чем они говорили! Ах да, они же все больше пыхтели. Обходились, так сказать, языком мимики и жестов. Ну разве что: «Тебе хорошо, дорогой?» — «Угу, любимая». И по новой.
— Но где ты его подцепила, хотя бы помнишь? — Я уже практически ни на что не надеялась.
— Кажется… — Наша мисс Невозмутимость сдула со лба прядку волос, — кажется, в «Пеликане». Точно, там.
— Что еще за «Пеликан»? — насторожилась я.
— Да так, заведение средней руки. Ночной клуб, все как у всех… Я там была раза три, наверное. Точно, там мы с ним и познакомились.
Ну вот, еще один штрих к неприглядному портрету моей драгоценной подружки. Она еще и по злачным местам таскается. Вот до чего докатилась.
— Да что ты на меня уставилась? — Мой укоризненный взгляд Инге не понравился. — Тоже мне, прокурор! По-твоему, я живу не правильно? А мне, может, твоя жизнь не нравится. У тебя из развлечений один телевизор, но я же не делаю из этого далеко идущих выводов! У нас демократическая страна, каждый живет, как ему нравится.
— Вот ты и ложилась, — ехидно заметила я, — сама вляпалась в историю и меня втянула. Это ж надо до такого докатиться — спать неизвестно с кем! Вот теперь отправляйся в этот клуб и наводи там справки про своего усопшего любовничка!
— Никуда я не пойду!
— Что-о? — Я чуть не задохнулась от возмущения.
— Я туда не пойду, — повторила Инга тихо, но твердо, а через полминуты добавила уже не столь категорично:
— Просто мне нельзя туда идти. Может получиться скандал… Я ведь там… Ну, не только с Юрисом познакомилась…
Я почуяла неладное и потребовала, чтобы Инга рассказала о ночном заведении поподробнее.
— Клуб как клуб, — засопела Инга, — ресторан, бар, стриптиз…
— Стриптиз? — Я насторожилась. — А на кой черт тебе стриптиз? Ну, мужикам еще ладно, а тебе…
— Это мужской стриптиз, — глухо отозвалась Инга, не поднимая головы.
— А…а… — Сама не знаю, что я собиралась сказать, но вместо этого только воздуху нахваталась, отчего у меня запершило в горле, зачесалось в носу, а также перехватило дыхание. Инга подумала, что я подавилась, и принялась дубасить меня по спине, тем самым усугубляя мои моральные и физические страдания. Я хотела рявкнуть на нее, но вместо этого чихнула. Чих у меня получился громкий, как залп, Инга вздрогнула от неожиданности, а салфетки со стола разлетелись в разные стороны, как ласточки.
— Ты чего?.. — прошептала бледная, как бумага, Инга.
— Мужской стриптиз — это… Это когда мужики раздеваются? — Мне удалось наконец избавиться от закупорившей мое горло воздушной пробки.
— Ну да… — Инга сделала вид, что внимательно разглядывает скатерть на столике. А что там было рассматривать: банальная красная клетка да пара-тройка жирных пятен, до моего исторического чиха скромно таившихся под салфетками. Для маскировки, надо полагать.
Я издала нечеловеческий стон и погрузилась в глубокую меланхолию. Мужской стриптиз упорно не укладывался в моей голове, каким боком ни поверни, самым вопиющим образом выпирал и давил на психику.
— Боже, — прошептала я, — так мне и надо, дуре такой, буду в следующий раз только о себе думать.
За нашим столиком надолго воцарилась томительная пауза. Я тоскливо смотрела на порхающего по залу официанта в красном колпаке, чем-то напоминающем клоунский, и думала, что этот головной убор наверняка был бы мне к лицу. Может, попросить примерить?
* * *
Чем дольше остаешься бутоном, тем позже отцветаешь.
Часть II
ПО ДОРОГЕ, МОЩЕННОЙ КОРОВЬИМИ ЛЕПЕШКАМИ
Глава 10
Инга снова стала вертеть головой, а завидев официанта, зазывно щелкнула пальцами.
— Больше не пей! — Я грозно свела брови на переносице.
— Да я и, не собираюсь! — взвизгнула Инга. — Я расплатиться хочу!
Еще и огрызается, посмотрите на нее! Так бы взяла и треснула ее чем-нибудь увесистым, стулом, например, да нельзя. Нет, стульев мне не жаль, они казенные или, как их там, частнопредпринимательские, один хрен, только вот лишнее внимание к себе привлекать не резон.
Такие-то настроения обуревали меня, когда мы вышли из пиццерии. Инга, знамо дело, резво понеслась к своему разлюбимому «мерину» — она и за столом все шею выворачивала, в окно пялилась, как он там, не угнали ли? Я поплелась за ней, понурая, как побитая собака. Впрочем, это снаружи я была такая, в воду опущенная, а внутри у меня все кипело и клокотало на манер Везувия, ну просто руки чесались навешать Инге оплеух. Сколько ж можно сдерживаться! Смеяться будете, но обстановку разрядил грязный бродяжка, какие по Москве слоняются сотнями.
Так вот, откуда он взялся, не соображу, из какой-то подворотни вынырнул, наверное, и сразу к Инге:
— Дай сто рублей!
— Че-ево? — пропела оторопевшая Инга.
— Дай сто рублей, — нагло повторил бомж, и в глубине его глазок-щелок вспыхнули огоньки классовой непримиримости.
— А почему не миллион? — поинтересовалась я из чистой любознательности.
— Сто рублей, — твердо стоял на своем бомж. С юмором у него, видно, как-то не очень было.
— Щас, — пообещала Инга и села за руль своего «Мерседеса».
Я устроилась рядом с ней, на переднем сиденье. Бродяжка постоял пару минут рядом с Ингиной тачкой, догадался, что ему ничего не обломится, и почапал к открытому уличному кафе напротив. Подвалил к крайнему столику, за которым два жлоба с подбритыми затылками неторопливо уплетали хот-доги. Что он им сказал, я, конечно, не слышала, но, судя по артикуляции, обратился с той же просьбой, что и к Инге. Жлобы дожевали хот-доги, отерли жирные губы салфетками, поднялись из-за стола и лениво врезали попрошайке по зубам. Хоть они и не особенно старались, отлетел он метра на три, не меньше, распластался на тротуаре — и ни гугу. Мы с Ингой невольно переглянулись: неужто убили? А бродяжка еще немного полежал, а потом прытко так вскочил и дальше пошел как ни в чем не бывало. Не иначе еще к кому-нибудь приставать. А что, глядишь, и найдется добрая душа с лишним стольником.
Да-а, вот у кого надо учиться стоическому отношению к жизни. Подзатыльников, само собой, навешали и денег не дали, но не убили же, в конце концов, хотя и могли. Так что живи и радуйся до следующего раза. Можно, конечно, и не нарываться, но скучно. Кто-то скажет — подумаешь, а если копать поглубже, то это целая философия и очень благодатная тема для осмысления. «Особенности менталитета российского бомжа» — а, как вам? Докторскую диссертацию запросто защитить можно, жаль, что недосуг. Сейчас нужно о другом думать, об этом Юрисе, будь он неладен. Не могу я, как Инга, делать вид, что ничего не случилось. Ведь с ума сойдешь, каждую минуту ожидая, что вот-вот в твою дверь позвонят, ты откроешь, а тебя под белы рученьки да на нары… На душе сразу стало паршивей паршивого, я с ненавистью посмотрела на Ингу и выдавила из себя через силу:
— Хорошо, я сама пойду.
— Что-что? — вылупилась на меня Инга.
— Я пойду в это злачное местечко, попробую что-нибудь разузнать о твоем Юрисе. — Конечно, по-хорошему мне следовало бы заставить заняться этим Ингу, да боюсь, ее прежние дружки, которых она цепляла в злополучном «Пеликане», устроят ей скандал, а привлекать к себе лишнее внимание нам сейчас не с руки.
— А может, не надо? — засомневалась Инга. Вот уж кто страус, так страус. Голову в песок, а там, на поверхности, авось все как-нибудь само рассосется.
— Надо. — Моя беспримерная непреклонность давалась мне нелегко. — Ты можешь делать вид, что ничего не случилось, а я не могу. Мне, если хочешь знать, твой Юрис в каждом углу мерещится, и не будет мне покоя, пока я не узнаю, кто его прикончил, а главное, куда он из лифта подевался.
Инга склонила свою хорошенькую головку к плечу и притихла, а потом произнесла с задумчивым видом:
— Возможно, ты и права.
А мне ее тон что-то вдруг не понравился, ой как не понравился. Почудилось мне, будто она самоустраняется. Мол, раз ты так решила, то и действуй, а я, так и быть, постою в сторонке на шухере, чтобы в случае чего дать деру. А такие настроения следует пресекать на корню, пока они не приняли угрожающей формы.
— А ты, — я пробуравила Ингу рентгеновским взглядом, — ты не надейся, что в кустиках отсидишься. Будешь ждать меня у этого твоего «Пеликана», прикрывать меня с тылу, а дальше — по обстоятельствам. — Последнее наставление получилось, конечно, неопределенным и туманным, больше для многозначительности, поскольку я понятия не имела, что же там «дальше». На том, как показали дальнейшие события, я и погорела, но все по порядку, не будем забегать вперед.
— А что? Я что? , Я сижу и молчу! — задергалась Инга. — Что ты меня все время в предатели записываешь? В какие-то Павлики Морозовы! Надоело уже, честное слово! Ну да, виновата я, согласна, зря я этого Юриса к тебе притащила… Но что же мне теперь, кровью вину смывать прикажешь? — Ингин подбородок дрожал от обиды, как у маленького ребенка.
— Может, и кровью, — загадочно молвила я, больше для острастки.
— Да пошла ты… — буркнула Инга и отвернулась.
— Ладно, хватит дуться, — одернула я ее, — у нас слишком много дел. Кстати, работает сегодня это заведение, или у них в понедельник выходной?
— Ты про «Пеликан»? — переспросила Инга. — Да они каждый день работают. Может, только народу поменьше придет. Но завсегдатаи уж точно будут, они всегда там.
— На то они и завсегдатаи, чтобы завсегда быть, — проворчала я. — Ты меня это… проинструктируй, как себя вести в таких злачных местах.
— Да как… Обыкновенно.
— Это для тебя обыкновенно, а для меня — нет! — Меня распирало от негодования. Как будто она не знает, что я по таким рассадникам разврата не шатаюсь. Нет у меня на это ни времени, ни денег. А кроме того, куда я Петьку дену? Скажу: «Ложись, сыночек, баиньки, а мама на стриптиз», так, что ли? — Кстати… Кстати… А Юрис, он что… тоже там бедрами вилял, ну, в этом твоем «Пеликане»? — внезапно осенило меня.
— Ага, — кивнула Инга, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— Прекрасно. Замечательно, — скрипнула я зубами, испытывая острое желание освободиться от всего, что я узнала об Инге в последнее время, с помощью старинного приема: два пальца в рот и…
— Мы с ним после выступления познакомились, в баре. — Инга предприняла вялую попытку оправдаться. — Посидели, поболтали…
— Ага, вы поболтали, — осевшая было на дно моей души муть благородной ярости снова поднялась на поверхность, как будто меня взяли и хорошенько встряхнули, — вы поболтали, потом вы еще поболтали и хорошо провели время, а мне — труп в постель. Чтоб не так скучно и одиноко было.
— Ну убей меня, убей! Может, тебе легче станет! — выпалила Инга с сердцем, сунула ключ в замок зажигания и нажала на газ. Застоявшийся «мерин» сердито заревел.
* * *
Подготовка к вечерней вылазке в «Пеликан» шла полным ходом. Инга рылась в моем гардеробе, поминутно причитая с придыханием:
— …О господи! Тебе же совершенно нечего надеть! Ну совершенно!
Естественно, я обижалась:
— Почему это нечего, очень даже есть… Конечно, я одеваюсь не от Версаче, но одежда у меня вполне приличная, скромная, но добротная. Вся качественная, российская. Поддерживаю, так сказать, отечественного производителя.
— Так… А это что такое? — Инга вертела в руках мой любимый пиджак в неброскую темно-коричневую клетку на сером фоне. — Какой-то саркофаг! И ты это носишь?
— Да, я это ношу. — Я с остервенением вырвала пиджак из Ингиных рук, даже ткань затрещала, но не порвалась. Крепкая. А какая-нибудь импортная наверняка бы разлезлась. — Ты же у нас демократка, кажется, отстаиваешь всякие там свободы… Я тоже. Что нравится, то и ношу. Захочу — мешок из-под сахара напялю и пойду, мое дело!
— Мешок из-под сахара, говоришь? — не к добру развеселилась Инга. — А что, по-моему, это оригинально. В этом что-то есть. Определенно есть! Только не сердись. — Инга перехватила мой разгневанный взгляд. — Все закономерно, бытие определяет сознание. Твоя одежда — сплошь… гм-гм… деловая, а в «Пеликан» в такой не ходят, не принято. Вот нацепишь ты свой замечательный пиджачок и увидишь: все на тебя уставятся.
— Почему это? — Мне не хотелось сдаваться.
— Потому что ты в нем похожа на учительницу русского и литературы, а учительницы мужской стриптиз не посещают. Скорее уж ученицы. Иа-ха-ха! — Ингу вновь обуял приступ истерического веселья.
— Зато его посещают двоечницы вроде тебя, — ввернула я сердито.
Инга дипломатично пропустила мою реплику мимо ушей и сделала вид, что целиком и полностью сосредоточилась на моей самоубийственной идее нанести визит в «Пеликан».
— Если ты хочешь что-то разузнать о Юрисе, то должна вести себя непринужденно и раскованно. Чтобы не вызвать подозрений. И одеться соответственно. Иначе все подумают: с какой стати учительница приходит в ночной клуб да еще кого-то разыскивает? Странно ведь, согласись?
— А плевать мне хотелось, пусть думают, — из последних сил отбивалась я.
— Так-то оно так, — демонстрировала беспрецедентную покладистость Инга, — но в данном случае лучше не выделяться.
— Как ты, например, — не удержалась я от удовольствия лишний раз поддеть Ингу, раскритиковавшую мой гардероб. — Снять там себе какого-нибудь забулдыгу и без долгих разговоров завалиться с ним в коечку.
Инга ничего не ответила, притворилась, что внимательно рассматривает трикотажную сиреневую кофточку, которую я как-то купила по случаю, а теперь не знаю с чем носить. Ни одна из моих юбок к ней не подходит.
— А вот эта ничего, — похвалила Инга, — вполне. В духе времени. Знаешь что, — Инга уперла руки в бока, — мы сделаем так. Ты наденешь эту кофточку и… мои брюки. Вот эти… — Инга похлопала себя по ляжкам, обтянутым облегающими черными брючками. А я пока, так и быть, что-нибудь из твоего натяну. Кто меня увидит в машине.
Я запротестовала. Не потому, что мне так уж не нравились Ингины брюки, просто, как всякий(ая) интеллигент(ка) в первом поколении, я буквально изнемогаю под тяжестью прилагающихся к этому социальному статусу комплексов. Ничего нового, все то же — лучше быть бедной, но гордой, лучше грызть сухую корочку, но никому не кланяться и тэ дэ и тэ пэ. Чепуха, конечно, но как с этим расстанешься? Это все равно что сбросить с себя надоевшее платье. Ну да, старое оно, немодное, с невыводимыми жирными пятнами на подоле, однако и голой ходить не будешь.
Я еще немного поломалась, попререкалась для видимости, а Ингины штаны все равно натянула.
— А тебе идет, — одобрила Инга, облачаясь в мою юбку.
Я посмотрелась в зеркало, предварительно напустив на себя непроницаемый вид, и обронила не без сарказма:
— Красотка хоть куда.
Время, оставшееся до запланированного на десять вечера похода в ночной клуб «Пеликан», ушло на детальную разработку предстоящей операции.
Инга, которая поначалу отнеслась к моей идее с заметной прохладцей, теперь увлеченно инструктировала меня. Несведущий человек, верно, подумал бы, что мне предстоит вражеский эшелон под откос пустить, никак не меньше.
— Главное, не тушуйся, — наставляла меня Инга, — веди себя естественно и непринужденно. Имей в виду, что ты нисколько не хуже тех, кто там постоянно отирается…
— Почему это я хуже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Беспримерное Ингино равнодушие меня потрясло:
— Ты что, меня не слушаешь?
— Да слушаю я, слушаю, только не больше твоего понимаю. А может, — Инга уставилась в свой бокал, как будто увидела на дне что-то особенное, муху, например, — пусть все идет, как идет, а? Может, ничего страшного не случится?
Интересно, все записные красавицы такие инфантильные или через одну?
— Нет, так не пойдет! — Я даже по столу стукнула, не кулаком, конечно, а ладонью.
— Ну а что ты предлагаешь? — На хорошенькой Ингиной мордашке отразилось искреннее недоумение. И чего, мол, пристала.
— Есть только один путь — самим найти убийцу.
— Что-о? — Инга залпом допила вино и поставила бокал на стол. — Как это?
— Пока не знаю, — процедила я сквозь зубы, — надо подумать. Но другого выхода у нас нет.
Мы помолчали. Потом в моем затуманенном сознании возникло небольшое просветление:
— Нужно начать с самого Юриса. Кто он, чем занимался, кому насолил… Ну, что молчишь?
— Это ты у меня спрашиваешь? — как будто удивилась Инга.
— А у кого же еще? — Я удивилась еще больше.
— Но я же уже говорила, что ничего про него не знаю. Знаю имя — Юрис, — и все. Игра у нас такая была…
— Ну да, ты — Джульетта, он — Ромео, тьфу ты, ты — Ева, он — Адам… Но еще хоть что-нибудь вспомни. Ну сосредоточься!
Инга живо напустила на себя глубокую задумчивость, даже лоб ладонью потерла для убедительности.
— Нет, больше ничего. Юрис — и все.
— Ну он хотя бы москвич или «мы люди не местные, у вас проездом»? — Я начинала постепенно закипать, хотя и дала себе слово сохранять хладнокровие. Только попробуй тут сохрани его…
— Понятия не имею. Мы об этом не говорили, — таков был Ингин ответ.
Хотела бы я знать, о чем они говорили! Ах да, они же все больше пыхтели. Обходились, так сказать, языком мимики и жестов. Ну разве что: «Тебе хорошо, дорогой?» — «Угу, любимая». И по новой.
— Но где ты его подцепила, хотя бы помнишь? — Я уже практически ни на что не надеялась.
— Кажется… — Наша мисс Невозмутимость сдула со лба прядку волос, — кажется, в «Пеликане». Точно, там.
— Что еще за «Пеликан»? — насторожилась я.
— Да так, заведение средней руки. Ночной клуб, все как у всех… Я там была раза три, наверное. Точно, там мы с ним и познакомились.
Ну вот, еще один штрих к неприглядному портрету моей драгоценной подружки. Она еще и по злачным местам таскается. Вот до чего докатилась.
— Да что ты на меня уставилась? — Мой укоризненный взгляд Инге не понравился. — Тоже мне, прокурор! По-твоему, я живу не правильно? А мне, может, твоя жизнь не нравится. У тебя из развлечений один телевизор, но я же не делаю из этого далеко идущих выводов! У нас демократическая страна, каждый живет, как ему нравится.
— Вот ты и ложилась, — ехидно заметила я, — сама вляпалась в историю и меня втянула. Это ж надо до такого докатиться — спать неизвестно с кем! Вот теперь отправляйся в этот клуб и наводи там справки про своего усопшего любовничка!
— Никуда я не пойду!
— Что-о? — Я чуть не задохнулась от возмущения.
— Я туда не пойду, — повторила Инга тихо, но твердо, а через полминуты добавила уже не столь категорично:
— Просто мне нельзя туда идти. Может получиться скандал… Я ведь там… Ну, не только с Юрисом познакомилась…
Я почуяла неладное и потребовала, чтобы Инга рассказала о ночном заведении поподробнее.
— Клуб как клуб, — засопела Инга, — ресторан, бар, стриптиз…
— Стриптиз? — Я насторожилась. — А на кой черт тебе стриптиз? Ну, мужикам еще ладно, а тебе…
— Это мужской стриптиз, — глухо отозвалась Инга, не поднимая головы.
— А…а… — Сама не знаю, что я собиралась сказать, но вместо этого только воздуху нахваталась, отчего у меня запершило в горле, зачесалось в носу, а также перехватило дыхание. Инга подумала, что я подавилась, и принялась дубасить меня по спине, тем самым усугубляя мои моральные и физические страдания. Я хотела рявкнуть на нее, но вместо этого чихнула. Чих у меня получился громкий, как залп, Инга вздрогнула от неожиданности, а салфетки со стола разлетелись в разные стороны, как ласточки.
— Ты чего?.. — прошептала бледная, как бумага, Инга.
— Мужской стриптиз — это… Это когда мужики раздеваются? — Мне удалось наконец избавиться от закупорившей мое горло воздушной пробки.
— Ну да… — Инга сделала вид, что внимательно разглядывает скатерть на столике. А что там было рассматривать: банальная красная клетка да пара-тройка жирных пятен, до моего исторического чиха скромно таившихся под салфетками. Для маскировки, надо полагать.
Я издала нечеловеческий стон и погрузилась в глубокую меланхолию. Мужской стриптиз упорно не укладывался в моей голове, каким боком ни поверни, самым вопиющим образом выпирал и давил на психику.
— Боже, — прошептала я, — так мне и надо, дуре такой, буду в следующий раз только о себе думать.
За нашим столиком надолго воцарилась томительная пауза. Я тоскливо смотрела на порхающего по залу официанта в красном колпаке, чем-то напоминающем клоунский, и думала, что этот головной убор наверняка был бы мне к лицу. Может, попросить примерить?
* * *
Чем дольше остаешься бутоном, тем позже отцветаешь.
Часть II
ПО ДОРОГЕ, МОЩЕННОЙ КОРОВЬИМИ ЛЕПЕШКАМИ
Глава 10
Инга снова стала вертеть головой, а завидев официанта, зазывно щелкнула пальцами.
— Больше не пей! — Я грозно свела брови на переносице.
— Да я и, не собираюсь! — взвизгнула Инга. — Я расплатиться хочу!
Еще и огрызается, посмотрите на нее! Так бы взяла и треснула ее чем-нибудь увесистым, стулом, например, да нельзя. Нет, стульев мне не жаль, они казенные или, как их там, частнопредпринимательские, один хрен, только вот лишнее внимание к себе привлекать не резон.
Такие-то настроения обуревали меня, когда мы вышли из пиццерии. Инга, знамо дело, резво понеслась к своему разлюбимому «мерину» — она и за столом все шею выворачивала, в окно пялилась, как он там, не угнали ли? Я поплелась за ней, понурая, как побитая собака. Впрочем, это снаружи я была такая, в воду опущенная, а внутри у меня все кипело и клокотало на манер Везувия, ну просто руки чесались навешать Инге оплеух. Сколько ж можно сдерживаться! Смеяться будете, но обстановку разрядил грязный бродяжка, какие по Москве слоняются сотнями.
Так вот, откуда он взялся, не соображу, из какой-то подворотни вынырнул, наверное, и сразу к Инге:
— Дай сто рублей!
— Че-ево? — пропела оторопевшая Инга.
— Дай сто рублей, — нагло повторил бомж, и в глубине его глазок-щелок вспыхнули огоньки классовой непримиримости.
— А почему не миллион? — поинтересовалась я из чистой любознательности.
— Сто рублей, — твердо стоял на своем бомж. С юмором у него, видно, как-то не очень было.
— Щас, — пообещала Инга и села за руль своего «Мерседеса».
Я устроилась рядом с ней, на переднем сиденье. Бродяжка постоял пару минут рядом с Ингиной тачкой, догадался, что ему ничего не обломится, и почапал к открытому уличному кафе напротив. Подвалил к крайнему столику, за которым два жлоба с подбритыми затылками неторопливо уплетали хот-доги. Что он им сказал, я, конечно, не слышала, но, судя по артикуляции, обратился с той же просьбой, что и к Инге. Жлобы дожевали хот-доги, отерли жирные губы салфетками, поднялись из-за стола и лениво врезали попрошайке по зубам. Хоть они и не особенно старались, отлетел он метра на три, не меньше, распластался на тротуаре — и ни гугу. Мы с Ингой невольно переглянулись: неужто убили? А бродяжка еще немного полежал, а потом прытко так вскочил и дальше пошел как ни в чем не бывало. Не иначе еще к кому-нибудь приставать. А что, глядишь, и найдется добрая душа с лишним стольником.
Да-а, вот у кого надо учиться стоическому отношению к жизни. Подзатыльников, само собой, навешали и денег не дали, но не убили же, в конце концов, хотя и могли. Так что живи и радуйся до следующего раза. Можно, конечно, и не нарываться, но скучно. Кто-то скажет — подумаешь, а если копать поглубже, то это целая философия и очень благодатная тема для осмысления. «Особенности менталитета российского бомжа» — а, как вам? Докторскую диссертацию запросто защитить можно, жаль, что недосуг. Сейчас нужно о другом думать, об этом Юрисе, будь он неладен. Не могу я, как Инга, делать вид, что ничего не случилось. Ведь с ума сойдешь, каждую минуту ожидая, что вот-вот в твою дверь позвонят, ты откроешь, а тебя под белы рученьки да на нары… На душе сразу стало паршивей паршивого, я с ненавистью посмотрела на Ингу и выдавила из себя через силу:
— Хорошо, я сама пойду.
— Что-что? — вылупилась на меня Инга.
— Я пойду в это злачное местечко, попробую что-нибудь разузнать о твоем Юрисе. — Конечно, по-хорошему мне следовало бы заставить заняться этим Ингу, да боюсь, ее прежние дружки, которых она цепляла в злополучном «Пеликане», устроят ей скандал, а привлекать к себе лишнее внимание нам сейчас не с руки.
— А может, не надо? — засомневалась Инга. Вот уж кто страус, так страус. Голову в песок, а там, на поверхности, авось все как-нибудь само рассосется.
— Надо. — Моя беспримерная непреклонность давалась мне нелегко. — Ты можешь делать вид, что ничего не случилось, а я не могу. Мне, если хочешь знать, твой Юрис в каждом углу мерещится, и не будет мне покоя, пока я не узнаю, кто его прикончил, а главное, куда он из лифта подевался.
Инга склонила свою хорошенькую головку к плечу и притихла, а потом произнесла с задумчивым видом:
— Возможно, ты и права.
А мне ее тон что-то вдруг не понравился, ой как не понравился. Почудилось мне, будто она самоустраняется. Мол, раз ты так решила, то и действуй, а я, так и быть, постою в сторонке на шухере, чтобы в случае чего дать деру. А такие настроения следует пресекать на корню, пока они не приняли угрожающей формы.
— А ты, — я пробуравила Ингу рентгеновским взглядом, — ты не надейся, что в кустиках отсидишься. Будешь ждать меня у этого твоего «Пеликана», прикрывать меня с тылу, а дальше — по обстоятельствам. — Последнее наставление получилось, конечно, неопределенным и туманным, больше для многозначительности, поскольку я понятия не имела, что же там «дальше». На том, как показали дальнейшие события, я и погорела, но все по порядку, не будем забегать вперед.
— А что? Я что? , Я сижу и молчу! — задергалась Инга. — Что ты меня все время в предатели записываешь? В какие-то Павлики Морозовы! Надоело уже, честное слово! Ну да, виновата я, согласна, зря я этого Юриса к тебе притащила… Но что же мне теперь, кровью вину смывать прикажешь? — Ингин подбородок дрожал от обиды, как у маленького ребенка.
— Может, и кровью, — загадочно молвила я, больше для острастки.
— Да пошла ты… — буркнула Инга и отвернулась.
— Ладно, хватит дуться, — одернула я ее, — у нас слишком много дел. Кстати, работает сегодня это заведение, или у них в понедельник выходной?
— Ты про «Пеликан»? — переспросила Инга. — Да они каждый день работают. Может, только народу поменьше придет. Но завсегдатаи уж точно будут, они всегда там.
— На то они и завсегдатаи, чтобы завсегда быть, — проворчала я. — Ты меня это… проинструктируй, как себя вести в таких злачных местах.
— Да как… Обыкновенно.
— Это для тебя обыкновенно, а для меня — нет! — Меня распирало от негодования. Как будто она не знает, что я по таким рассадникам разврата не шатаюсь. Нет у меня на это ни времени, ни денег. А кроме того, куда я Петьку дену? Скажу: «Ложись, сыночек, баиньки, а мама на стриптиз», так, что ли? — Кстати… Кстати… А Юрис, он что… тоже там бедрами вилял, ну, в этом твоем «Пеликане»? — внезапно осенило меня.
— Ага, — кивнула Инга, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся.
— Прекрасно. Замечательно, — скрипнула я зубами, испытывая острое желание освободиться от всего, что я узнала об Инге в последнее время, с помощью старинного приема: два пальца в рот и…
— Мы с ним после выступления познакомились, в баре. — Инга предприняла вялую попытку оправдаться. — Посидели, поболтали…
— Ага, вы поболтали, — осевшая было на дно моей души муть благородной ярости снова поднялась на поверхность, как будто меня взяли и хорошенько встряхнули, — вы поболтали, потом вы еще поболтали и хорошо провели время, а мне — труп в постель. Чтоб не так скучно и одиноко было.
— Ну убей меня, убей! Может, тебе легче станет! — выпалила Инга с сердцем, сунула ключ в замок зажигания и нажала на газ. Застоявшийся «мерин» сердито заревел.
* * *
Подготовка к вечерней вылазке в «Пеликан» шла полным ходом. Инга рылась в моем гардеробе, поминутно причитая с придыханием:
— …О господи! Тебе же совершенно нечего надеть! Ну совершенно!
Естественно, я обижалась:
— Почему это нечего, очень даже есть… Конечно, я одеваюсь не от Версаче, но одежда у меня вполне приличная, скромная, но добротная. Вся качественная, российская. Поддерживаю, так сказать, отечественного производителя.
— Так… А это что такое? — Инга вертела в руках мой любимый пиджак в неброскую темно-коричневую клетку на сером фоне. — Какой-то саркофаг! И ты это носишь?
— Да, я это ношу. — Я с остервенением вырвала пиджак из Ингиных рук, даже ткань затрещала, но не порвалась. Крепкая. А какая-нибудь импортная наверняка бы разлезлась. — Ты же у нас демократка, кажется, отстаиваешь всякие там свободы… Я тоже. Что нравится, то и ношу. Захочу — мешок из-под сахара напялю и пойду, мое дело!
— Мешок из-под сахара, говоришь? — не к добру развеселилась Инга. — А что, по-моему, это оригинально. В этом что-то есть. Определенно есть! Только не сердись. — Инга перехватила мой разгневанный взгляд. — Все закономерно, бытие определяет сознание. Твоя одежда — сплошь… гм-гм… деловая, а в «Пеликан» в такой не ходят, не принято. Вот нацепишь ты свой замечательный пиджачок и увидишь: все на тебя уставятся.
— Почему это? — Мне не хотелось сдаваться.
— Потому что ты в нем похожа на учительницу русского и литературы, а учительницы мужской стриптиз не посещают. Скорее уж ученицы. Иа-ха-ха! — Ингу вновь обуял приступ истерического веселья.
— Зато его посещают двоечницы вроде тебя, — ввернула я сердито.
Инга дипломатично пропустила мою реплику мимо ушей и сделала вид, что целиком и полностью сосредоточилась на моей самоубийственной идее нанести визит в «Пеликан».
— Если ты хочешь что-то разузнать о Юрисе, то должна вести себя непринужденно и раскованно. Чтобы не вызвать подозрений. И одеться соответственно. Иначе все подумают: с какой стати учительница приходит в ночной клуб да еще кого-то разыскивает? Странно ведь, согласись?
— А плевать мне хотелось, пусть думают, — из последних сил отбивалась я.
— Так-то оно так, — демонстрировала беспрецедентную покладистость Инга, — но в данном случае лучше не выделяться.
— Как ты, например, — не удержалась я от удовольствия лишний раз поддеть Ингу, раскритиковавшую мой гардероб. — Снять там себе какого-нибудь забулдыгу и без долгих разговоров завалиться с ним в коечку.
Инга ничего не ответила, притворилась, что внимательно рассматривает трикотажную сиреневую кофточку, которую я как-то купила по случаю, а теперь не знаю с чем носить. Ни одна из моих юбок к ней не подходит.
— А вот эта ничего, — похвалила Инга, — вполне. В духе времени. Знаешь что, — Инга уперла руки в бока, — мы сделаем так. Ты наденешь эту кофточку и… мои брюки. Вот эти… — Инга похлопала себя по ляжкам, обтянутым облегающими черными брючками. А я пока, так и быть, что-нибудь из твоего натяну. Кто меня увидит в машине.
Я запротестовала. Не потому, что мне так уж не нравились Ингины брюки, просто, как всякий(ая) интеллигент(ка) в первом поколении, я буквально изнемогаю под тяжестью прилагающихся к этому социальному статусу комплексов. Ничего нового, все то же — лучше быть бедной, но гордой, лучше грызть сухую корочку, но никому не кланяться и тэ дэ и тэ пэ. Чепуха, конечно, но как с этим расстанешься? Это все равно что сбросить с себя надоевшее платье. Ну да, старое оно, немодное, с невыводимыми жирными пятнами на подоле, однако и голой ходить не будешь.
Я еще немного поломалась, попререкалась для видимости, а Ингины штаны все равно натянула.
— А тебе идет, — одобрила Инга, облачаясь в мою юбку.
Я посмотрелась в зеркало, предварительно напустив на себя непроницаемый вид, и обронила не без сарказма:
— Красотка хоть куда.
Время, оставшееся до запланированного на десять вечера похода в ночной клуб «Пеликан», ушло на детальную разработку предстоящей операции.
Инга, которая поначалу отнеслась к моей идее с заметной прохладцей, теперь увлеченно инструктировала меня. Несведущий человек, верно, подумал бы, что мне предстоит вражеский эшелон под откос пустить, никак не меньше.
— Главное, не тушуйся, — наставляла меня Инга, — веди себя естественно и непринужденно. Имей в виду, что ты нисколько не хуже тех, кто там постоянно отирается…
— Почему это я хуже?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31