А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Райдербейт стянул шарф, поднял на лоб защитные очки и быстро оглядел сидящих вдоль стен.
— Твои приятели? — спросил Мюррей.
— Друзья друзей, — ответил Райдербейт и шагнул к плетеной двери, но один из охранников остановил его своим АК-47. Они ждали.
— Смахивают на Виктора Чарли, — пробормотал Мюррей. — Какая-нибудь шуточка старины Пола?
— Они члены Као Дай. Слышал про таких? Мюррей кивнул, он был слегка удивлен. В те времена, когда все вертелось вокруг эскалации войны и полных фальши разговоров о мире, редко вспоминали легендарную гангстерско-религиозную секту Као Дай, члены которой, как и члены более пресловутых Бинь Хуен и Хоа Хоа, на протяжении долгого времени контролировали Кохинхину, Теперь это называлось Южным Вьетнамом. Као Дай, руководимые верховными воинами и избранными ими святыми и пророками, контролировали гангстерский Сайгон. Они были вовлечены в борьбу против французских колонизаторов, даже союзничали с самим Вьет Миком и обладали политической силой, пока в пятидесятых их не прижал президент Нго Дин Дием.
— Как, черт возьми, вы на них вышли? — шепнул Мюррей.
— Меня посвятили на прошлой неделе, солдат, — улыбнулся Райдербейт. — Я — один из их жрецов, свидетель Као Дай — Верховное Всевидящее Око.
— Похоже на психический диагноз, — ядовито сказал Мюррей и подумал, стоило ли ради этого покупать новую «хонду» и мчаться через джунгли в неизвестном направлении.
— Мои неазиатские святые — Виктор Гюго, сэр Уинстон Черчилль и Джо Льюис. Все они признаны духовными лидерами секты, — продолжил Райдербейт.
— А до чего дошел Пол?
— Он тоже жрец на какое-то время. Это контакт, понимаешь?
Мюррей покачал головой:
— Я не понимаю, Сэмми. Ты что, хочешь сказать, что мы вступили в союз с Као Дай?
Не успел Райдербейт ответить, как плетеная дверь распахнулась и на пороге появился худющий вьетнамец, склонившийся в глубоком поклоне:
— Messieurs! — сказал он и провел их к двери.
Они вошли в квадратную комнату без окон, освещенную единственной лампой с почти до конца закрученным фитилем. На диванах по обе стороны стола сидели двое мужчин. На круглом столе стояли маленькие металлические чашки, заварной чайник с острым носиком, поднос с резиновыми трубками, иголками и мелкими блюдцами. Кроме того, на столе стояла почти полная бутылка «Джонни Уолкера».
На одном из диванов, как древний римлянин, возлежал Пол.
— Salut, Murray! Tout va bien? — сказал он.
Мюррей кивнул и посмотрел на второго мужчину. С первого взгляда было трудно определить, европеец это или азиат. Под глазами мешки, лицо, как контурная карта дельты Меконга. На нем был дорогой белый шелковый костюм и скромный галстук. Из нагрудного кармана торчал уголок носового платка, а чуть ниже нетрудно было узнать розетку ордена Почетного Легиона.
— Позвольте представить моего соотечественника монсеньора Банаджи, — начал Пол. — Монсеньор Банаджи — гражданин Вьетнама, но его родина Франция. Он был одним из самых крупных владельцев скаковых лошадей в Сайгоне.
Сморщенное лицо Банаджи растянулось в улыбке:
— А-а, это было в старые времена, — пробормотал он, — еще до прихода японцев, до того, как враги украли и отравили моих лошадей. Пожалуйста, присаживайтесь.
Пол махнул рукой в сторону бутылки с виски:
— Это? Или вы предпочитаете покурить? Хотя то и другое не смешивают.
— Я бы посоветовал вам курить, — голос Банаджи был тихим и унылым, лицо ничего не выражало. — Као Дай не признает алкоголь, его позволительно употреблять только почетным членам.
Мюррей взглянул на Пола и пожал плечами:
— Я покурю.
Банаджи обратился к вьетнамцу, который привел Мюррея и Райдербейта, и тот занялся приготовлением к курению.
— Вы прибыли точно в назначенное время, — продолжал Банаджи. — Как вы добирались?
Райдербейт объяснил. Банаджи кивнул, не выказав никакого удивления.
— Сегодня вечером был большой налет к востоку отсюда, — сказал он. — Может быть, вы видели? Их бомбардировки абсурдны. Дважды в месяц они сбрасывают бомбы на этот регион, а здесь, кроме маленькой деревушки, ничего нет. Она не имеет никакого значения. Во Вьетнаме ничего не имеет значения, кроме людей. Как и в воде рыба. Вы читали Мао?
— Кое-что, — сказал Мюррей. — Учебник для школьников-революционеров.
Пол хохотнул из своего гнезда из подушек:
— Ах, мой дорогой Мюррей, но он не писал для таких искушенных людей, как мы с вами!
Мюррей повернулся к Райдербейту и спросил на английском:
— Куда ты меня привез? Это что. Лондонская экономическая школа?
— Ты должен идти с ними в ногу, — улыбнулся родезиец. — Говори легко и спокойно. Они накуренные.
— Пожалуйста, говорите на французском, — сказал Банаджи. — У нас здесь нет друг от Друга секретов.
— Хорошо.
Вьетнамец поместил шарик опиума в чашечку резиновой трубки и протолкнул ее тупым концом одной из иголок.
— Почему мы здесь, монсеньор Банаджи? — спросил Мюррей.
— Мы должны поговорить о деле.
— На чьих условиях?
— Условия будут обоюдно согласованы, — сказал Пол. — Проблем никаких не будет. Мой друг Банаджи хорошо знает кое-кого из самых влиятельных людей в Юго-Восточной Азии. Мой дорогой Мюррей, даже несмотря на то, что война продолжается, некоторые вещи в основе своей остаются неизменными.
Банаджи протянул вперед руки — куриные лапки:
— Японцы, французы, американцы, — бормотал он, — нет никакой разницы, Foulus. Le Vietnam est foutu.
— Вам известно, что мы хотим предложить? — спросил его Мюррей.
Вьетнамец передал Банаджи трубку и проворно поднес огонь к чашечке. Старый француз втягивал и надувал щеки, словно играл на гобое, с неприятным скрежещущим звуком втягивая дым. Он откинулся на подушки и тремя струйками, из носа и уголков рта, медленно, казалось бесконечно, выпускал дым.
Прошло некоторое время, прежде чем он ответил:
— Как я понимаю, у вас есть для нас деньги? Много денег. За определенное вознаграждение я готов попросить своих друзей помочь вам избавиться от них. У нас много методов и большой опыт. В самом Вьетнаме мы ограничены в своих действиях. Патрули, бомбежки, вьетконговцы и американцы затрудняют наш бизнес. Но вне Вьетнама, например, в Лаосе...
Мюррей взглянул на Пола:
— Вы обсуждали Камбоджу?
— Камбоджа отменяется, — сказал Банаджи. — Она слишком хорошо контролируется. Пол может вам об этом рассказать. У Сианука и так слишком много проблем — он играет сразу в несколько игр, чтобы беспокоить американцев больше, чем это необходимо, — он вдруг передал трубку Мюррею. — Но Лаос — совсем другое дело.
Прежде чем принять трубку, Мюррей еще раз посмотрел на Пола:
— Насколько подробно вы обсуждали операцию, Чарльз?
— Мой дорогой Мюррей, я должен быть откровенен. Как сказал монсеньор Банаджи, у нас нет секретов друг от друга.
— Он бы посчитал меня полным идиотом, если бы я выложил все при первой же встрече.
— Вы доверяете мне. И Сэмми.
— Без вас, Чарльз, операции вообще бы не было. Так — фантазия среди руин Ангкора. Но с Сэмми и его подходами третьей степени у меня просто не остается выбора. А что монсеньор Банаджи понимает под «определенным вознаграждением»?
— Почему бы не задать этот вопрос ему лично? Мюррей спросил.
— Тридцать миллионов американских долларов, монсеньор Уайлд.
Мюррей поднес наконечник трубки к губам и кивнул вьетнамцу, который тут же поднес огонь к опиуму. Он осторожно затянулся, наблюдая за шариком в чашке, втянул сладкий дым через легкие в живот и, задержав дыхание, как ныряльщик, передал трубку дальше Райдербейту, который уже тянулся к ней обеими руками.
— Тридцать миллионов, — медленно повторил Мюррей. — Это целое состояние. Это глупо.
Банаджи не пошевелился.
— Не глупее, чем предлагаемая вами операция, монсеньор Уайлд.
— Я не предлагал никаких операций, монсеньор Банаджи. Все, что здесь произошло, организовано Чарльзом Полом и присутствующим здесь Сэмми. Я в этом не участвую.
— Монсеньор Уайлд, без моей помощи вы ничего не сможете сделать. Какой толк от вашей доли, если вы не сможете переправить ее в надежное место?
— Давайте проясним одну вещь, — сказал Мюррей, немного расслабившись от опиума. — Пол проинформировал вас о задуманной нами операции. Она может сработать, а может и не сработать. В случае успеха мы передадим вам тридцать миллионов долларов. Правильно?
— Абсолютно.
— Мы платим наличными на какой-нибудь горной вершине Лаоса?
— На летном поле, монсеньор Уайлд. Тут все понятно и согласовано. Ваш план — план, разработанный лично вами, — имеет массу достоинств. Поздравляю, вы тщательно продумали детали. Если я правильно понял Чарльза, вы войдете на территорию летного поля в Сайгоне, переодевшись в форму военизированной полиции, а затем захватите самолет с полутора миллиардами американских долларов на борту. Вы вылетите из Вьетнама и приземлитесь на недостроенную плотину к северу от Вьентьяна, где имеется вся необходимая техника, чтобы перегрузить деньги в мешки для риса. Затем они перевозятся во вьентьянский аэропорт «Ваттай» и грузятся на борт самолета «Эйр Америка». Я правильно излагаю? — Мюррей кивнул. — Только пилоты, — продолжал Банаджи, — будут не из «Эйр Америка», — он поднял руку, чтобы остановить Мюррея:
— Не надо, пожалуйста! С этого момента вы будете действовать по моему плану или же организуете все сами. Пилотов на замену я найду сам, через моих друзей. Они переправят вас в какой-нибудь аэропорт на севере Лаоса по нашему выбору. Там деньги выгрузят, а самолет уничтожат. Перед тем как послать сигнал СОС, сообщите о том, что у вас неполадки с Двигателем, — Банаджи наклонился вперед и снова принял трубку.
Мюррей заметил, что Пол потягивал виски из одной из маленьких чайных чашечек. Видимо, он проходил тут как почетный член Као Дай. Банаджи выдохнул остатки дыма и передал трубку Мюррею.
— Последний сигнал бедствия, — продолжал старик, — надо послать на ложной частоте и передать, что самолет готовится к вынужденной посадке на летном поле в двухстах километрах к западу. Больше сообщений вьентьянские диспетчеры не получат. Это, по нашим расчетам, даст по меньшей мере три часа времени на передачу груза.
Банаджи замолчал. В наступившей тишине было слышно лишь, как булькает опиум в трубке Мюррея. Старик рассуждал здраво.
— Как бы там ни было, вы должны понять, что с этого момента груз переходит в руки моих друзей. Это опытные профессионалы. Деньги переправят из Лаоса в Индию. Каждый из вас получит свою долю чуть позже, в золоте или в иностранной валюте, как пожелаете. Не думаю, что это случится позднее, чем через два месяца. Это честная сделка.
— Почему?
Глаза Банаджи утопали в складках и морщинах его разрушенного лица:
— Потому, монсеньор Уайлд, что когда дело касается такой суммы, все, что нечестно, — глупо. На летном поле мы возьмем свои тридцать миллионов. Этого будет достаточно и для нас, и для носильщиков.
Мюррей начал смеяться:
— А остальное? Вы знаете, сколько там еще останется?
— Они не хотят этого знать, — сказал Пол, как обычно игриво улыбнувшись. — Это не сделает их счастливее. Они станут жадными и будут не в силах переварить такую сумму.
Мюррей кивнул:
— Значит, они просто возьмут тридцать миллионов, я полагаю, сотенными, и оставят нам остальное?
Улыбка Пола стала грустной:
— Разве этого не достаточно?
— Достаточно, если это все, чего они хотят. Но как мы узнаем, не хотят ли они большего?
— И снова вы можете спросить об этом монсеньера Банаджи.
Старик оторвался от трубки:
— Мы удовлетворены, монсеньор Уайлд. Если же вы не удовлетворены, соглашение аннулируется. У нас нет времени на споры.
Райдербейт крепко схватил Мюррея за руку:
— Соглашайся, ты, придурок! Они серьезно. Эти ребята не дурачатся. Они не оставляют нам выбора.
Мюррей взял трубку и на этот раз помедлил, прежде чем передать ее Райдербейту.
— Как вы намерены уничтожить второй самолет? — спросил он, поворачиваясь к Банаджи.
— Его сожгут и закопают. Ничего не останется.
— А летное поле? Они обыщут каждый дюйм, куда можно приземлиться в Юго-Восточной Азии.
— Верно. Но они не найдут самолет. Об этом можете не беспокоиться.
— А пилоты на замену? Кто они?
— Люди, которых мы выберем, — спокойно сказал Банаджи. — Это наша забота, платить им будем мы.
Мюррей улыбнулся:
— Послушайте, монсеньор Банаджи. Половина всех военно-воздушных сил США и все их иностранные службы безопасности кинутся на наши поиски. Они будут искать этот самолет, самолет «Эйр Америка», который вылетел на выброс риса с неизвестными пилотами, послал ложный СОС, а потом исчез. Можно считать, что на пятьдесят процентов они нас уже нашли.
— У вас есть более подходящий план, монсеньор Уайлд?
Через секунду грохнули первые взрывы бомб. Хижина дрогнула, масляная лампа чуть не погасла.
— А-а, снова В-5 2, — буркнул Банаджи. — Еще несколько тысяч долларов, потраченных на бомбы, а чего они достигли?
Пол хижины начал подрагивать в странном регулярном ритме. Какое-то время все молчали, прислушиваясь к нескончаемому грохоту. Лампа мерцала, пол продолжал дрожать. Банаджи еще раз пустил по кругу трубку, а Пол попивал виски, выплескивающийся от разрывов из чашки.
— Мне это не нравится, — сказал Мюррей. — Почему не заплатить пилотам «Эйр Америка», чтобы они потом исчезли?
— Пилотов «Эйр Америка», — вмешался Пол, — вербует Центральное разведывательное управление. Им нельзя доверять. По крайней мере, едва познакомившись.
— А Сэмми? Они и его завербовали, — слова Мюррея утонули в длинной череде взрывов, накатывающихся на них через горы. Лампа снова замигала и погасла. Несколько секунд они возлежали на подушках в кромешной темноте.
— Сэмми — один из миллиона, — сказал Пол. — Вы сами его нашли, Мюррей. Хотите потратить драгоценное время, чтобы попытаться найти такого же, как он?
«Он не один, — думал Мюррей, — еще есть такие же дикие мужчины, разбросанные по миру, путешествующие, как перекати-поле, через аэродромы Африки в Биафру, Анголу, Средний Восток, Южную Америку. Вероятно, их не так много, таких, как Сэмми, или думающих, что они такие же. И всего одиннадцать дней на их поиски, на поиски готовой команды, такой, как Райдербейт и Джонс».
Вьетнамец снова разжег лампу. Теперь бомбы падали совсем близко. Свет дрожащей лампы отбрасывал странные тени на голые стены.
— А что будет с настоящими пилотами? — повысил голос Мюррей. — Мы возьмем их с собой?
— О них позаботятся, — просто ответил Банаджи.
— О живых или мертвых? — спросил Мюррей, и Пол кудахтнул, как наседка.
— Ах, мой дорогой Мюррей, у вас больное воображение! Что мы будем делать с двумя мертвыми американскими пилотами?
— Перестаньте пороть ерунду, — возмутился Мюррей. — Мы не можем оставить их лежать на взлетной полосе со связанными руками!
Они переждали, пока утихнет еще одна серия взрывов.
— Мюррей, — голос Пола, казалось, шел откуда-то издалека. — Иногда я задаюсь вопросом: действительно ли вы заинтересованы в этих деньгах?
Трубка снова перешла к Мюррею, и он медленно, растягивая слова, сказал:
— Я не хочу, чтобы они нашли самолет. Ни тот, ни другой. И пилотов. Их нужно спрятать.
Снова загрохотали взрывы, земля задрожала, лампа погасла. Мюррей лежал на мягких подушках, уставившись в темноту, перед глазами плавали цветные круги. В маленькой хижине воцарилась тишина. Воздух был теплым и сладким от опиума. Рядом с головой Мюррея появилась белая шелковая рука Банаджи, и старик спросил:
— Эта девушка, монсеньор Уайлд. Француженка. Ей можно доверять?
— Она все сделает так, как я скажу. — Пол опять хохотнул в темноте. — Она сообщит мне, когда появится самолет и точное время отбытия. Потом она пошлет сигнал тревоги. Сэмми и его штурман будут изображать моих фотографов. Мы будем готовить материал про аэропорт Тан Сон Нхут. Мой юный Друг из военизированной полиции согласился помочь мне. Он предоставит нам джип, даст форму и устроит неофициальный тур по периметру аэропорта. Он хороший, простой парень и не задает лишних вопросов. Кроме того, как и все американцы во Вьетнаме, он получил приказ оказывать максимальное содействие мировой прессе. Именно это от него и требуется в ночь выплеска. — Мюррей зевнул.
— Очень просто и очень умно, — сказал Банаджи. — Должно сработать.
Мюррей лежал на спине и улыбался крыше. Бомбежка закончилась. Гигантские самолеты развернулись и отправились восвояси. Возможно, на секретную базу в Таиланде.
Ночь была мирной и тихой.
* * *
Светало, воздух был холодный и влажный. Банаджи ушел. Они сидели на веранде и пили крепкий, сладкий чай. Голова Мюррея была мягкая, как губка, боль подкрадывалась к затылку и начинала давить за ушами. Они с Райдербейтом отхлебнули из бутылки Пола, но не почувствовали облегчения. Пол наблюдал за ними покрасневшими глазами и улыбался:
— Неважно выглядите, дети мои!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29