Сергей про себя усмехнулся тому, что ситуация повторяется. Только в прошлый раз в погребе сидел Владимир Генрихович, а он выступал в роли спасителя. Теперь же спасать было некому. Разве что Лерочка к вечеру забьет тревогу, не дождавшись его домой с продуктами. Интересно, что им надо? Его смерти, или они просто хотят его как следует запугать, чтобы он к “супермаркету” ближе чем на километр не подходил?
Половицы сверху заскрипели, послышалось шипение. С легким хлопком вспыхнула конфорка. Судя по всему, все трое “быков” гужевались на кухне — готовили еду. Сергей сглотнул слюну. Он ничего не ел со вчерашнего вечера. Дурная привычка жрать все подряд в любой ситуации появилась у него во время службы в ментовке. В оперативной части спокойно почти никогда не бывает, всегда нервотрепка, всегда плохо осознаваемое чувство, что до следующего завтрака можно не дожить, а потому надо насладиться маленькими жизненными радостями сполна, пока есть такая возможность.
Проиграв возможные варианты дальнейшего развития событий, Моисеев неожиданно для себя успокоился. Никакого дерьма он бандитам пока что не сделал, а напротив, предупредил их о проверке ОБЭПА, а то где бы сейчас сидел этот потный Евгений Викторович — уж явно не в своем уютном кабинете! А разговоры с директором о смене “крыши” и упреждающем ударе, так это всего лишь навсего разговоры! Мало ли, о чем глупый, раненый в живот охранник может болтать со своим начальством? С таким же успехом они могли бы поговорить о военном перевороте в Непале.
Загремели тарелки, ложки, стаканы, и Сергей Моисеев загрустил. Он вспомнил о своей любимой Лерочке, которая ждет его дома и грустит, поглядывая на часы…
Владимир Генрихович подписывал бумаги в своем кабинете. Из под золотого “паркеровского” пера легко вылетали замысловатые завитушки его автографов. Серафима Дмитриевна сидела напротив директора и следила за его работой.
— Что-то вы неважно выглядите, Сима, — сказал Владимир Генрихович, подписав последнюю бумагу. — Что с вашими волосами7
— Парик сняла, — с вызовом сказала бухгалтерша. — Просто удивительно, как с такой работой я еще не в Кащенко лежу!
— Да ну, бросьте, теперь уже все “устаканилось”, — улыбнулся Владимир Генрихович. — Больше вам не придется так нервничать. Скоро все встанет на свои места и будете спокойно дебет с кредитом сводить.
— Ваши слова, да богу в уши, — сказала Серафима Дмитриевна. — А, может, вы меня пока отпустите на отгулы или в отпуск? Хотя бы на недельку. Я бы съездила в санаторий подлечиться.
— Ну нет, — покачал головой Владимир Генрихович. — Сейчас я вас отпустить никак не могу. Сначала надо со всеми финансовыми бумагами разобраться. А то тут такого накручено! Концов не найти! Потерпите еще хотя бы недельки две.
— Через две недельки лето кончится, — вздохнула Серафима Дмитриевна.
— Бархатный сезон — самое милое дело. Не так жарко, и народу поменьше, — возразил директор.
— До бархатного сезона я не доживу!
— Ну ладно, неделю тебе дам. Все дела передай девочкам. Люде. Она, вроде, посерьезней.
— Спасибо, Владимир Генрихович, век вашей доброты не забуду! — заулыбалась Серафима. Он собрала бумаги, послала директору воздушный поцелуй и выпорхнула за дверь
“Да совсем Сима сдала без мужика, — подумал Владимир Генрихович. — Может, на юге себе кого найдет?”
Он вдруг почувствовал недомогание: в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Владимир Генрихович, переборов слабость, поднялся из кресла, подошел к бару, налил себе рюмку коньяку. Залпом выпил. Крепкая жидкость тут же загнала неприятное ощущение куда-то вглубь. Директор взял себя в руки, сел за стол.
Прошло часа три или чуть больше. Моисеев на ощупь обследовал погреб и убедился, что средств самозащиты в нем нет: ни палок, ни штырей, ни лопат. Шаги наверху смолкли, потом послышался шум отъезжающей машины. “Все они свалить не могли, — подумал Сергей. — Одного гада с “пушкой” наверняка оставили.” Он забрался на ступеньки, попробовал глянуть сквозь щель в крышке. Крышка была закрыта половиком, поэтому разглядеть ему ничего не удалось. Все-таки эти “быки” были удивительно самоуверенными — даже не обыскали пленника. Ждать у моря погоды он больше не собирался…
Сергей пошарил по карманам, вынул ключи от квартиры. Один ключ представлял собой длинный штырь с бороздками — вставил его в замок, повернул на девяносто градусов, дверь и открылась. Ну что же, в крайнем случае, сгодится и он. Моисеев снял с брюк ремень, кулаком стукнул по крышке. Послышались шаги.
— Чего надо? — по голосу Сергей узнал “быка”, который наставил на него пистолет.
— В туалет, — просто сказал Моисеев.
— В баночку сходи, — сказал “бык”. — Там полно пустых.
— Нет, серьезно! Вы меня долго будете здесь держать?
— Сколько надо, столько и продержим. Тебе теперь некуда торопиться, парень, — послышались удаляющиеся шаги.
Моисеев начала барабанить в крышку. Полетела тонкая густая пыль, от которой он расчихался.
— Мужик, ты не понял, что ли? — снова раздался сверху голос “быка”. — Ты мен телевизор смотреть мешаешь.
Сергей продолжал барабанить.
— Ну ладно, я тебя сейчас поучу! — предупредил парень, отодвигая засов. Он поднял крышку. Сергей отодвинулся в сторону, встал сбоку от лестницы. “Бык” начал спускаться вниз, склонив голову. Сергей одним движением накинул на шею “быка” ремень, упал, выставив вверх правую ногу и перебросил парня через себя. Тот упал на какие-то ящики, больно ударившись, взвыл. В следующее мгновение Моисеев, зажав в кулаке штырь с бороздками, набросился на него, ударил, куда пришлось, попал в лицо. “Бык” попытался его ударить, но в темноте промахнулся. Сергей нанес еще один удар штырем, потом свободной рукой провел мощный апперкот. На несколько мгновений “бык” вырубился. Моисеев нащупал под мышкой кобуру с пистолетом, выхватил оружие, успел взвести “Макарова”, в это мгновение парень уже пришел в себя, схватил его за руку с пистолетом, попытался провести прием. Палец сам вдавился в спусковой крючок. Грохнул выстрел, затем второй. Противник слегка оглох. Сергей ткнул ключом в руку противника, на мгновение хватка ослабла, и ему удалось освободиться. Он прекрасно понимал, что силы неравные, и, пока парень не очухался, нужно успеть выскочить из погреба. Моисеев вскарабкался по ступенькам, хлопнул крышкой погреба, задвинул засов. Он прислушался. Парень внизу пришел в себя, страшно матерясь, полез наверх. Сергей представил себе, как по его лицу струится кровь.
— Я выстрелю! — предупредил “быка” Моисеев.
— Ну, сука, держись! — раздалось снизу, щелчок и тут же в полу и в потолке образовалось пулевое отверстие. Сергей понял, что у противника оказался второй “ствол”. Он выбежал из кухни, пробежал через комнату, держа “Макарова” наготове, выскочил на крыльцо. Огляделся. Поблизости никого не было. Моисеев сунул пистолет за пояс брюк, и, как заяц, бросился через грядки к дороге.
На кухне раздавались выстрелы.
— Я тебя достану, сука, я тебя достану! — кричал разъярившийся “бык”. Одна пуля вошла в днище газового баллона в углу кухни.
По дороге, дребезжа, будто вот-вот рассыплется, пылила старенькая “Нива”. Сергей замахал руками, приказывая остановиться. Пенсионер в выцветшей кепке высунулся из окна.
— Случилось что?
— Милиция! — Сергей сунул под нос старику обложку от несуществующего удостоверения. — В Москву срочно! — Сергей открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. — Гони!
— Куда гони? — недовольно нахмурился пенсионер. — На пожар, что ли? Не видишь, машина еле ходит?
В это мгновение за их спинами грохнул взрыв. На дорогу полетели осколки стекол, куски рам. Дачный домик около забора запылал, как свечка.
— Мать моя женщина! — испуганно оглянулся пенсионер и рванул “Ниву”вперед.
Лерочка сидела на кухне. На столе лежали вышитые цветами салфетки, на которых стояли пустые тарелки. Девушка то и дело поглядывала на часы. Суп в кастрюле давно остыл, котлеты с лапшой засохли на сковородке, и она уже начала злиться на Моисеева.
Щелкнул дверной замок. Лерочка встрепенулась, поднялась с табурета. Сергей вбежал на кухню, крепко обнял девушку.
— Господи, дома-дома, цела! — зашептал он, покрывая ее лицо поцелуями.
— Что случилось? — испуганно прошептала Лера. — Ты где был?
— Уходим! — Сергей бросился в комнату, вытащил из-под кровати большую дорожную сумку, открыл шкаф, стал скидывать вещи.
— Куда уходим? Что случилось? А суп? — посыпались вопросы.
— Потом — суп! Некогда — суп! — бормотал Сергей, подсчитывая деньги. — Мне нужно срочно сваливать, а тебе лучше пожить у родителей!
— Как — у родителей? — на глаза Лерочки навернулись слезы. — Они же меня съедят!
— Не съедят — родная дочь! Лерочка, переодевайся быстрей, каждая минуту дорога.
— Ты меня бросаешь, да? — спросила Лера, скидывая халат и напяливая на себя черную кофту.
— Господи, не бросаю я тебя, не бросаю! Сейчас некогда, по дороге объясню! — закричал он, раздражаясь на ее медлительность.
Они выбежали из квартиры, Сергей захлопнул дверь. Он подхватил девушку на руки и побежал вниз по лестнице.
— А суп? Он прокиснет, — твердила Лерочка, прижимаясь к груди Сергея.
Минут через семь на лестничную площадку пятого этажа, где была расположена квартира Моисеева, поднялись двое. На одном была кожаная куртка, другой был одет в хороший костюм.
— Тихо открой! — приказал мужчина в костюме, заклеивая оберткой от жвачки глазок двери напротив.
Парень в куртке вынул из кармана связку отмычек, глянул на замки. Отмычку подобрал в течение пятнадцати секунд.
— На нижний не закрыто, — тихо сообщил он напарнику, поворачивая отмычку.
— Очень хорошо, — мужчина в костюме вынул пистолет. — Вперед!
Они вбежали в квартиру, осмотрели комнату, заглянули в туалет, в ванную, на кухню.
— Суп теплый еще, — сказал парень, прикасаясь к кастрюле. — И тарелки на столе. Обедать собирались, — парень взял поварешку, поднял крышку кастрюли, зачерпнул суп, хлебнул жижи. — Ничего у него баба готовит.
— Поешь-поешь, раз проголодался, — второй, в костюме, вынул из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер. — Привет, это Гуня. Фраер наш свалил со своей бабой. Судя по всему, недавно. Ничего страшного, далеко не оторвется.
В дверь позвонили. Парень в куртке так и присел с поварешкой в руке. Суп полился на пол.
— Тихо ты! — цыкнул на него напарник. Он сунул телефон в карман, на цыпочках направился к входной двери. Заглянул в глазок. На площадке перед дверью стояла Тамара Алексеевна. В руках у нее были тяжелые сумки.
— Лерочка, открой, это я — мама! — громко произнесла Тамара Алексеевна.
Мужчина покачал головой и отошел от двери.
Тамара Алексеевна позвонила еще несколько раз, вздохнула, поставила сумки на пол.
— Интересно, куда они могли пропасть? — сказала она самой себе. — В магазине сказали — дома. Вот свинья, таскает девочку! Ведь сказано — постельный режим!
Тамара Алексеевна подошла к двери напротив, позвонила. Послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — спросил из-за двери старушечий голос.
— Это…, — замялась Тамара Алексеевна. — Я мама вашей соседки напротив.
Из двадцатой квартиры.
— Нету у нас напротив никакой соседки, — возразила старуха. — Я вас не вижу! Зачем вы глазок пальцем закрыли?
Тут Тамара Алексеевна заметила на дверном глазке обертку, сорвала ее.
— Теперь видите? Лерочка сюда недавно переехала, к Моисееву Сергею.
— К Сереже? — старуха, наконец-то решилась открыть. Загремели замки. Она осмотрела женщину, прищурившись. — Женился и мне ничего не сказал!
— Можно у вас эти сумки оставить? Я Лерочке вещи привезла, а их дома нету. Не тащить же все снова домой?
— Вещи, — покачала головой старуха. — А вдруг у вас там бомба спрятана, я откуда знаю?
— Да вы что, какая бомба? — возмутилась Тамара Алексеевна. — Не верите, посмотрите, пожалуйста! — она расстегнула обе сумки. — Смотрите, смотрите, не стесняйтесь!
— Да ладно-ладно, — махнула рукой старуха. — В прихожей вон оставьте. А я вечером им позвоню.
— Вот спасибо, — Тамара Алексеевна занесла сумки в прихожую, застегнула молнии.
К сумкам тут же подошел огромный белый кот, принялся их обнюхивать.
— Брысь! — прикрикнула на кота старуха. Кот, выгнув хвост, опрометью бросился прочь. — Все метит, все! Такой подлец! И ведь гуляет во дворе каждый день, — объяснила она.
— Вы уж за ним проследите, пожалуйста, там хорошие вещи, — попросила Тамара Алексеевна. — До свидания!
— Да ладно уж, — вздохнула старуха, закрывая за Тамарой Алексеевной дверь. — Нет, ты посмотри-ка, женился и мне ни слова не сказал! А я ему обеды варила!
Старуха ногой задвинула сумки в угол, собралась было покинуть прихожую, но тут ее ушей коснулся звук открываемой двери напротив. С удивительным для ее возраста проворством старуха подскочила к своей двери, припала к глазку. Она увидела двоих мужчин, которые вышли из двадцатой квартиры. Они захлопнули дверь и стали быстро спускаться по лестнице.
— Угу, ишь ты, дома у них никого! — прошептала старуха. Она подошла к сумкам, расстегнула, и стала в них рыться.
Мороженое “На бис”
Анька сидела на лавочке в джинсовом комбинезоне и легкой курточке, поеживалась. Дул по-осеннему прохладный ветер, срывая с деревьев первую пожухлую листву. Липовый листок, крутнувшись в воздухе, застрял между реек скамейки. Анька взяла его в руку и смяла в крохотный комочек. Вчера врачиха сказала ей, что токсикоз может длиться всю беременность — сорок недель! Мрак! Ей столько не выжить!
Она увидела идущую по аллее журналистку. Оксана Павленко была не одна. Рядом с ней, ссутулившись, вышагивал высокий парень с непослушными вихрами на голове. Он что-то оживленно рассказывал девушке, смешно размахивая огромными руками. Оксана была увлечена рассказом, и Аньку не заметила.
Анька поднялась со скамейки и двинулась следом за парочкой.
— Я ему говорю: у меня на полосу шикарная аналитическая статья про подпольный бордель с малолетками, а он мне — это неактуально, это неинтересно, это избито. Как, говорю, избито, когда он существует, действует и процветает? И милиция на эту дрянь ноль внимания? — горячился парень. — Ксюша, ты мою статью читала, скажи, избито? Ну, избито?
Оксана неопределенно пожала плечами.
— Если честно — сыровато. Материал интересный, но как-то ты его не очень умело подал. Уж больно ты смачно все описываешь. Не знаю, как бабам, а мужики, когда прочитают, у них слюни потекут, тут захочется это заведение посетить. Скажем так — пафос не тот.
— Да какой там пафос? — возмутился парень. — Чистая уголовщина! Они их из других городов целыми командами на автобусах возят! Паспорта отбирают!
Оксана со вздохом отвела взгляд и увидела Аньку, которая стояла вполоборота у театральной афиши, стараясь не смотреть в их сторону.
— Вадим, ты извини, пожалуйста, у меня встреча, — торопливо произнесла Оксана, дежурно кивнула на прощание и подошла к Аньке.
Парень постоял немного, растерянно глядя вслед Оксане, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой.
— Здравствуй, — сказала журналистка. — Ты меня ждала или просто так гуляешь?
— Просто так, — сказала Анька.
— Ладно, не ври! — резко сказала журналистка. — Пойдем присядем на скамейку, поговорим.
Они сели на скамейку, Оксана достала сигареты.
— Курить будешь?
— Мне сейчас нельзя — бронхит, — вздохнула Анька. — А иногда так хочется, просто сил никаких нет!
— Ты что, в положении? — тут же догадалась журналистка.
Анька посмотрела на нее с каким-то детским испугом. Какая прозорливая!
— Да нет, просто… Ну да, есть немного, — неуверенно кивнула она.
— Этого немного не бывает. Или есть или нет, — усмехнулась Оксана.
— В общем, я просто хотела вам деньги вернуть, — Анька полезла в карман куртки, вынула из него купюры. — Вы нас извините, пожалуйста, что так в прошлый раз получилось. Нехорошо.
— Да уж, конечно, что хорошего? — сказала журналистка. — Деньги убери, они ваши. Статья про “мойщиков” давно вышла, так что заработали.
— Нет, а как же…? — растерялась Анька. — Мы еж вас подставили!
— Отрицательный опыт — тоже опыт. Научили. Что это ты вдруг ни с того ни с сего добренькой стала? Попалась?
Анька снова с испугом посмотрела на журналистку — мысли она ее читает?
— Ничего я не попалась! Неудобно просто. Вы нам деньги, мы вам — подлянку.
— Грехи искупаешь? Хочешь своему будущему ребенку счастливую судьбу? Чтоб твою “грязь” на своих плечах по жизни не нес?
— Хочу, — призналась Анька. Он не совсем поняла, что имела в виду журналистка, когда сказала о “грязи” на плечах. — Кто же этого не хочет?
— Просто ангел, а не женщина, — рассмеялась Оксана. — Только не так это просто — свои прежние грехи искупить. Тут, моя милая, помучаться надо, пострадать. Деньгами не отделаешься!
— Может, возьмете? — Анька заглянула в глаза Оксане, и журналистка увидела, какие они красивые — карие, с темными крапинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Половицы сверху заскрипели, послышалось шипение. С легким хлопком вспыхнула конфорка. Судя по всему, все трое “быков” гужевались на кухне — готовили еду. Сергей сглотнул слюну. Он ничего не ел со вчерашнего вечера. Дурная привычка жрать все подряд в любой ситуации появилась у него во время службы в ментовке. В оперативной части спокойно почти никогда не бывает, всегда нервотрепка, всегда плохо осознаваемое чувство, что до следующего завтрака можно не дожить, а потому надо насладиться маленькими жизненными радостями сполна, пока есть такая возможность.
Проиграв возможные варианты дальнейшего развития событий, Моисеев неожиданно для себя успокоился. Никакого дерьма он бандитам пока что не сделал, а напротив, предупредил их о проверке ОБЭПА, а то где бы сейчас сидел этот потный Евгений Викторович — уж явно не в своем уютном кабинете! А разговоры с директором о смене “крыши” и упреждающем ударе, так это всего лишь навсего разговоры! Мало ли, о чем глупый, раненый в живот охранник может болтать со своим начальством? С таким же успехом они могли бы поговорить о военном перевороте в Непале.
Загремели тарелки, ложки, стаканы, и Сергей Моисеев загрустил. Он вспомнил о своей любимой Лерочке, которая ждет его дома и грустит, поглядывая на часы…
Владимир Генрихович подписывал бумаги в своем кабинете. Из под золотого “паркеровского” пера легко вылетали замысловатые завитушки его автографов. Серафима Дмитриевна сидела напротив директора и следила за его работой.
— Что-то вы неважно выглядите, Сима, — сказал Владимир Генрихович, подписав последнюю бумагу. — Что с вашими волосами7
— Парик сняла, — с вызовом сказала бухгалтерша. — Просто удивительно, как с такой работой я еще не в Кащенко лежу!
— Да ну, бросьте, теперь уже все “устаканилось”, — улыбнулся Владимир Генрихович. — Больше вам не придется так нервничать. Скоро все встанет на свои места и будете спокойно дебет с кредитом сводить.
— Ваши слова, да богу в уши, — сказала Серафима Дмитриевна. — А, может, вы меня пока отпустите на отгулы или в отпуск? Хотя бы на недельку. Я бы съездила в санаторий подлечиться.
— Ну нет, — покачал головой Владимир Генрихович. — Сейчас я вас отпустить никак не могу. Сначала надо со всеми финансовыми бумагами разобраться. А то тут такого накручено! Концов не найти! Потерпите еще хотя бы недельки две.
— Через две недельки лето кончится, — вздохнула Серафима Дмитриевна.
— Бархатный сезон — самое милое дело. Не так жарко, и народу поменьше, — возразил директор.
— До бархатного сезона я не доживу!
— Ну ладно, неделю тебе дам. Все дела передай девочкам. Люде. Она, вроде, посерьезней.
— Спасибо, Владимир Генрихович, век вашей доброты не забуду! — заулыбалась Серафима. Он собрала бумаги, послала директору воздушный поцелуй и выпорхнула за дверь
“Да совсем Сима сдала без мужика, — подумал Владимир Генрихович. — Может, на юге себе кого найдет?”
Он вдруг почувствовал недомогание: в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Владимир Генрихович, переборов слабость, поднялся из кресла, подошел к бару, налил себе рюмку коньяку. Залпом выпил. Крепкая жидкость тут же загнала неприятное ощущение куда-то вглубь. Директор взял себя в руки, сел за стол.
Прошло часа три или чуть больше. Моисеев на ощупь обследовал погреб и убедился, что средств самозащиты в нем нет: ни палок, ни штырей, ни лопат. Шаги наверху смолкли, потом послышался шум отъезжающей машины. “Все они свалить не могли, — подумал Сергей. — Одного гада с “пушкой” наверняка оставили.” Он забрался на ступеньки, попробовал глянуть сквозь щель в крышке. Крышка была закрыта половиком, поэтому разглядеть ему ничего не удалось. Все-таки эти “быки” были удивительно самоуверенными — даже не обыскали пленника. Ждать у моря погоды он больше не собирался…
Сергей пошарил по карманам, вынул ключи от квартиры. Один ключ представлял собой длинный штырь с бороздками — вставил его в замок, повернул на девяносто градусов, дверь и открылась. Ну что же, в крайнем случае, сгодится и он. Моисеев снял с брюк ремень, кулаком стукнул по крышке. Послышались шаги.
— Чего надо? — по голосу Сергей узнал “быка”, который наставил на него пистолет.
— В туалет, — просто сказал Моисеев.
— В баночку сходи, — сказал “бык”. — Там полно пустых.
— Нет, серьезно! Вы меня долго будете здесь держать?
— Сколько надо, столько и продержим. Тебе теперь некуда торопиться, парень, — послышались удаляющиеся шаги.
Моисеев начала барабанить в крышку. Полетела тонкая густая пыль, от которой он расчихался.
— Мужик, ты не понял, что ли? — снова раздался сверху голос “быка”. — Ты мен телевизор смотреть мешаешь.
Сергей продолжал барабанить.
— Ну ладно, я тебя сейчас поучу! — предупредил парень, отодвигая засов. Он поднял крышку. Сергей отодвинулся в сторону, встал сбоку от лестницы. “Бык” начал спускаться вниз, склонив голову. Сергей одним движением накинул на шею “быка” ремень, упал, выставив вверх правую ногу и перебросил парня через себя. Тот упал на какие-то ящики, больно ударившись, взвыл. В следующее мгновение Моисеев, зажав в кулаке штырь с бороздками, набросился на него, ударил, куда пришлось, попал в лицо. “Бык” попытался его ударить, но в темноте промахнулся. Сергей нанес еще один удар штырем, потом свободной рукой провел мощный апперкот. На несколько мгновений “бык” вырубился. Моисеев нащупал под мышкой кобуру с пистолетом, выхватил оружие, успел взвести “Макарова”, в это мгновение парень уже пришел в себя, схватил его за руку с пистолетом, попытался провести прием. Палец сам вдавился в спусковой крючок. Грохнул выстрел, затем второй. Противник слегка оглох. Сергей ткнул ключом в руку противника, на мгновение хватка ослабла, и ему удалось освободиться. Он прекрасно понимал, что силы неравные, и, пока парень не очухался, нужно успеть выскочить из погреба. Моисеев вскарабкался по ступенькам, хлопнул крышкой погреба, задвинул засов. Он прислушался. Парень внизу пришел в себя, страшно матерясь, полез наверх. Сергей представил себе, как по его лицу струится кровь.
— Я выстрелю! — предупредил “быка” Моисеев.
— Ну, сука, держись! — раздалось снизу, щелчок и тут же в полу и в потолке образовалось пулевое отверстие. Сергей понял, что у противника оказался второй “ствол”. Он выбежал из кухни, пробежал через комнату, держа “Макарова” наготове, выскочил на крыльцо. Огляделся. Поблизости никого не было. Моисеев сунул пистолет за пояс брюк, и, как заяц, бросился через грядки к дороге.
На кухне раздавались выстрелы.
— Я тебя достану, сука, я тебя достану! — кричал разъярившийся “бык”. Одна пуля вошла в днище газового баллона в углу кухни.
По дороге, дребезжа, будто вот-вот рассыплется, пылила старенькая “Нива”. Сергей замахал руками, приказывая остановиться. Пенсионер в выцветшей кепке высунулся из окна.
— Случилось что?
— Милиция! — Сергей сунул под нос старику обложку от несуществующего удостоверения. — В Москву срочно! — Сергей открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. — Гони!
— Куда гони? — недовольно нахмурился пенсионер. — На пожар, что ли? Не видишь, машина еле ходит?
В это мгновение за их спинами грохнул взрыв. На дорогу полетели осколки стекол, куски рам. Дачный домик около забора запылал, как свечка.
— Мать моя женщина! — испуганно оглянулся пенсионер и рванул “Ниву”вперед.
Лерочка сидела на кухне. На столе лежали вышитые цветами салфетки, на которых стояли пустые тарелки. Девушка то и дело поглядывала на часы. Суп в кастрюле давно остыл, котлеты с лапшой засохли на сковородке, и она уже начала злиться на Моисеева.
Щелкнул дверной замок. Лерочка встрепенулась, поднялась с табурета. Сергей вбежал на кухню, крепко обнял девушку.
— Господи, дома-дома, цела! — зашептал он, покрывая ее лицо поцелуями.
— Что случилось? — испуганно прошептала Лера. — Ты где был?
— Уходим! — Сергей бросился в комнату, вытащил из-под кровати большую дорожную сумку, открыл шкаф, стал скидывать вещи.
— Куда уходим? Что случилось? А суп? — посыпались вопросы.
— Потом — суп! Некогда — суп! — бормотал Сергей, подсчитывая деньги. — Мне нужно срочно сваливать, а тебе лучше пожить у родителей!
— Как — у родителей? — на глаза Лерочки навернулись слезы. — Они же меня съедят!
— Не съедят — родная дочь! Лерочка, переодевайся быстрей, каждая минуту дорога.
— Ты меня бросаешь, да? — спросила Лера, скидывая халат и напяливая на себя черную кофту.
— Господи, не бросаю я тебя, не бросаю! Сейчас некогда, по дороге объясню! — закричал он, раздражаясь на ее медлительность.
Они выбежали из квартиры, Сергей захлопнул дверь. Он подхватил девушку на руки и побежал вниз по лестнице.
— А суп? Он прокиснет, — твердила Лерочка, прижимаясь к груди Сергея.
Минут через семь на лестничную площадку пятого этажа, где была расположена квартира Моисеева, поднялись двое. На одном была кожаная куртка, другой был одет в хороший костюм.
— Тихо открой! — приказал мужчина в костюме, заклеивая оберткой от жвачки глазок двери напротив.
Парень в куртке вынул из кармана связку отмычек, глянул на замки. Отмычку подобрал в течение пятнадцати секунд.
— На нижний не закрыто, — тихо сообщил он напарнику, поворачивая отмычку.
— Очень хорошо, — мужчина в костюме вынул пистолет. — Вперед!
Они вбежали в квартиру, осмотрели комнату, заглянули в туалет, в ванную, на кухню.
— Суп теплый еще, — сказал парень, прикасаясь к кастрюле. — И тарелки на столе. Обедать собирались, — парень взял поварешку, поднял крышку кастрюли, зачерпнул суп, хлебнул жижи. — Ничего у него баба готовит.
— Поешь-поешь, раз проголодался, — второй, в костюме, вынул из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер. — Привет, это Гуня. Фраер наш свалил со своей бабой. Судя по всему, недавно. Ничего страшного, далеко не оторвется.
В дверь позвонили. Парень в куртке так и присел с поварешкой в руке. Суп полился на пол.
— Тихо ты! — цыкнул на него напарник. Он сунул телефон в карман, на цыпочках направился к входной двери. Заглянул в глазок. На площадке перед дверью стояла Тамара Алексеевна. В руках у нее были тяжелые сумки.
— Лерочка, открой, это я — мама! — громко произнесла Тамара Алексеевна.
Мужчина покачал головой и отошел от двери.
Тамара Алексеевна позвонила еще несколько раз, вздохнула, поставила сумки на пол.
— Интересно, куда они могли пропасть? — сказала она самой себе. — В магазине сказали — дома. Вот свинья, таскает девочку! Ведь сказано — постельный режим!
Тамара Алексеевна подошла к двери напротив, позвонила. Послышались шаркающие шаги.
— Кто там? — спросил из-за двери старушечий голос.
— Это…, — замялась Тамара Алексеевна. — Я мама вашей соседки напротив.
Из двадцатой квартиры.
— Нету у нас напротив никакой соседки, — возразила старуха. — Я вас не вижу! Зачем вы глазок пальцем закрыли?
Тут Тамара Алексеевна заметила на дверном глазке обертку, сорвала ее.
— Теперь видите? Лерочка сюда недавно переехала, к Моисееву Сергею.
— К Сереже? — старуха, наконец-то решилась открыть. Загремели замки. Она осмотрела женщину, прищурившись. — Женился и мне ничего не сказал!
— Можно у вас эти сумки оставить? Я Лерочке вещи привезла, а их дома нету. Не тащить же все снова домой?
— Вещи, — покачала головой старуха. — А вдруг у вас там бомба спрятана, я откуда знаю?
— Да вы что, какая бомба? — возмутилась Тамара Алексеевна. — Не верите, посмотрите, пожалуйста! — она расстегнула обе сумки. — Смотрите, смотрите, не стесняйтесь!
— Да ладно-ладно, — махнула рукой старуха. — В прихожей вон оставьте. А я вечером им позвоню.
— Вот спасибо, — Тамара Алексеевна занесла сумки в прихожую, застегнула молнии.
К сумкам тут же подошел огромный белый кот, принялся их обнюхивать.
— Брысь! — прикрикнула на кота старуха. Кот, выгнув хвост, опрометью бросился прочь. — Все метит, все! Такой подлец! И ведь гуляет во дворе каждый день, — объяснила она.
— Вы уж за ним проследите, пожалуйста, там хорошие вещи, — попросила Тамара Алексеевна. — До свидания!
— Да ладно уж, — вздохнула старуха, закрывая за Тамарой Алексеевной дверь. — Нет, ты посмотри-ка, женился и мне ни слова не сказал! А я ему обеды варила!
Старуха ногой задвинула сумки в угол, собралась было покинуть прихожую, но тут ее ушей коснулся звук открываемой двери напротив. С удивительным для ее возраста проворством старуха подскочила к своей двери, припала к глазку. Она увидела двоих мужчин, которые вышли из двадцатой квартиры. Они захлопнули дверь и стали быстро спускаться по лестнице.
— Угу, ишь ты, дома у них никого! — прошептала старуха. Она подошла к сумкам, расстегнула, и стала в них рыться.
Мороженое “На бис”
Анька сидела на лавочке в джинсовом комбинезоне и легкой курточке, поеживалась. Дул по-осеннему прохладный ветер, срывая с деревьев первую пожухлую листву. Липовый листок, крутнувшись в воздухе, застрял между реек скамейки. Анька взяла его в руку и смяла в крохотный комочек. Вчера врачиха сказала ей, что токсикоз может длиться всю беременность — сорок недель! Мрак! Ей столько не выжить!
Она увидела идущую по аллее журналистку. Оксана Павленко была не одна. Рядом с ней, ссутулившись, вышагивал высокий парень с непослушными вихрами на голове. Он что-то оживленно рассказывал девушке, смешно размахивая огромными руками. Оксана была увлечена рассказом, и Аньку не заметила.
Анька поднялась со скамейки и двинулась следом за парочкой.
— Я ему говорю: у меня на полосу шикарная аналитическая статья про подпольный бордель с малолетками, а он мне — это неактуально, это неинтересно, это избито. Как, говорю, избито, когда он существует, действует и процветает? И милиция на эту дрянь ноль внимания? — горячился парень. — Ксюша, ты мою статью читала, скажи, избито? Ну, избито?
Оксана неопределенно пожала плечами.
— Если честно — сыровато. Материал интересный, но как-то ты его не очень умело подал. Уж больно ты смачно все описываешь. Не знаю, как бабам, а мужики, когда прочитают, у них слюни потекут, тут захочется это заведение посетить. Скажем так — пафос не тот.
— Да какой там пафос? — возмутился парень. — Чистая уголовщина! Они их из других городов целыми командами на автобусах возят! Паспорта отбирают!
Оксана со вздохом отвела взгляд и увидела Аньку, которая стояла вполоборота у театральной афиши, стараясь не смотреть в их сторону.
— Вадим, ты извини, пожалуйста, у меня встреча, — торопливо произнесла Оксана, дежурно кивнула на прощание и подошла к Аньке.
Парень постоял немного, растерянно глядя вслед Оксане, тяжело вздохнул и пошел своей дорогой.
— Здравствуй, — сказала журналистка. — Ты меня ждала или просто так гуляешь?
— Просто так, — сказала Анька.
— Ладно, не ври! — резко сказала журналистка. — Пойдем присядем на скамейку, поговорим.
Они сели на скамейку, Оксана достала сигареты.
— Курить будешь?
— Мне сейчас нельзя — бронхит, — вздохнула Анька. — А иногда так хочется, просто сил никаких нет!
— Ты что, в положении? — тут же догадалась журналистка.
Анька посмотрела на нее с каким-то детским испугом. Какая прозорливая!
— Да нет, просто… Ну да, есть немного, — неуверенно кивнула она.
— Этого немного не бывает. Или есть или нет, — усмехнулась Оксана.
— В общем, я просто хотела вам деньги вернуть, — Анька полезла в карман куртки, вынула из него купюры. — Вы нас извините, пожалуйста, что так в прошлый раз получилось. Нехорошо.
— Да уж, конечно, что хорошего? — сказала журналистка. — Деньги убери, они ваши. Статья про “мойщиков” давно вышла, так что заработали.
— Нет, а как же…? — растерялась Анька. — Мы еж вас подставили!
— Отрицательный опыт — тоже опыт. Научили. Что это ты вдруг ни с того ни с сего добренькой стала? Попалась?
Анька снова с испугом посмотрела на журналистку — мысли она ее читает?
— Ничего я не попалась! Неудобно просто. Вы нам деньги, мы вам — подлянку.
— Грехи искупаешь? Хочешь своему будущему ребенку счастливую судьбу? Чтоб твою “грязь” на своих плечах по жизни не нес?
— Хочу, — призналась Анька. Он не совсем поняла, что имела в виду журналистка, когда сказала о “грязи” на плечах. — Кто же этого не хочет?
— Просто ангел, а не женщина, — рассмеялась Оксана. — Только не так это просто — свои прежние грехи искупить. Тут, моя милая, помучаться надо, пострадать. Деньгами не отделаешься!
— Может, возьмете? — Анька заглянула в глаза Оксане, и журналистка увидела, какие они красивые — карие, с темными крапинками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31