Фу Манчи выбрал последнее. Это что-нибудь да значит…Мы направились в комнату, где оставили Карамани. Ха! И она пуста.— Петри, — горько заметил Смит, — мы проиграли вчистую. Мы упустили желтого дьявола, и он опять свободно гуляет по Лондону!Он высунулся в окно, и трель полицейского свистка прорезала темноту. ГЛАВА IVКРИК СОВЫ Вот какими обстоятельствами было отмечено появление доктора Фу Манчи в Лондоне. Они пробудили старые страхи, разбередили старые раны. И даже более — впрыснули в них яд. Я отчаянно пытался вернуться к своим занятиям, изгнать из памяти образ Карамани. Отчаянно и тщетно. Больше не было мира в душе, радость ее покинула. Осталось глумление над собой.Беднягу Элтема мы поместили в больницу, чтобы там он залечил свои страшные раны. Его поразительная стойкость служила мне укором. Смит принял ряд мер, чтобы обезопасить раненого от новых происков доктора, и они были столь успешны, что эта злобная тварь, по-видимому, решила на время оставить всякие попытки покуситься на безопасность этого героического священника и переключила свое внимание на другое. На что именно, я расскажу позже.Сумерки всегда вызывают недобрые предчувствия, ибо темнота зачастую союзница преступления. Однажды ночью, «в тот страшный час, когда могилы свое чрево открывают», рука доктора Фу Манчи потянулась за очередной жертвой. В это время я прощался с одним случайным пациентом.— Доброй ночи, доктор Петри.— Доброй ночи, мистер Форсайт, — ответил я и проводил своего гостя до двери. Тщательно заперев за ним, я выключил свет и поднялся к себе.Мой пациент был старшим офицером судна Вест-Индской компании. В море он сильно поранил руку, получилось нагноение, и когда они пришвартовались, он буквально с трапа сразу бросился ко мне.Итак, оказав ему помощь и отпустив с миром, я поднимался к себе. Часы в холле пробили час. В это время я почему-то подумал о том, что этот Форсайт мне кого-то напоминает. Дойдя до спальни, я с удивлением обнаружил, что там выключен свет.— Смит! — позвал я.— Подойдите сюда и смотрите! — ответила мне темнота. И тут я заметил силуэт моего старого друга в проеме раскрытого окна. Прекрасно его зная, я даже в темноте заметил по его напряженной позе, что он наблюдает за какими-то захватывающими событиями на улице.Я подошел и спросил, что его так заинтересовало.— Вот, обратите внимание на эту купу вязов вон там…Он схватил меня за руку, и я почувствовал, что мне передается его волнение.В том, как он произнес это, я почувствовал крайнюю степень возбуждения. Облокотившись на подоконник рядом с ним, я огляделся. Звезды сияли, царящее спокойствие ночи внушало благоговейный трепет. Лето напоминало тропики, и улица с ее пляшущими огнями выглядела в эту ночь совершенно необычно. Купы вязов внизу виделись чем-то сплошным и бесформенным.Тем не менее мой друг излучал некий магнетизм тяжелого предчувствия, который заставлял не замечать красоты ночи. Она служила лишь напоминанием о том, что среди миллионов лондонцев затаился некий злой дух, само существование которого являлось для меня научной загадкой.— Где ваш пациент? — бросил Смит.Его резкий вопрос придал моим мыслям иное направление. Действительно, ничьи шаги не нарушали тишину. Черт побери, куда, в самом деле, мог деться мой пациент?Я было высунулся из окна, но Смит тут же втянул меня обратно.— Не высовывайтесь!Я посмотрел на него с удивлением:— Это еще почему?— Сейчас скажу, Петри. Вы видели, как он уходил?— Видел. Но я не могу понять, куда он делся. Может быть, задержался почему-либо у ворот?— Похоже, — шепнул Смит, — там, под вязами, его заметили.Его рука все сильнее сжимала мое плечо, по мере того, как росло возбуждение. Надо ли описывать мое удивление? Понемногу меня стала охватывать дрожь, потому что сдержанное напряжение и обострившаяся бдительность Смита могли означать только одно — близость Фу Манчи!Одного этого слова было достаточно, чтобы я весь обратился в зрение и слух. Причем я умудрялся каким-то образом одновременно вслушиваться и в то, что происходило на улице, и в то, что могло произойти внутри дома. Сомнения, подозрения и всевозможные страхи обрушились на меня. Что понадобилось Форсайту у моих ворот? Насколько помню, я никогда его прежде не видел. И все же в облике его было что-то до боли знакомое. А что если его визит обусловлен каким-то заговором? Хотя… рана-то была настоящая. Так лихорадочно метались мои мысли при одном только воспоминании о Фу Манчи.Найланд Смит буквально тисками сдавил мою руку.— Снова там, Петри! — прошептал он. — Смотрите! Смотрите!Его команда была совершенно не нужна. Мы практически одновременно заметили это поразительное… нет, скорее сверхъестественное явление. Из темноты под вязами, как из-под земли, вырвался колеблющийся голубоватый свет. Какое-то время он парил на одном месте, а затем начал подниматься. Подобно огненному видению, вернее, огненной ведьме, он поднимался все выше, выше и выше, пока не достиг, по моим прикидкам, футов двенадцати над землей. И там внезапно померк.— Черт побери, Смит, что это могло быть?— Не спрашивайте, Петри. Такое я уже видел дважды. Мы…Внезапно он смолк. Внизу раздались быстрые шаги. Через плечо Смита я увидел, как Форсайт пересекает дорогу, перемахивает ограждение и продолжает свой путь по шоссе.Смит вскочил.— Мы должны его остановить! — вымолвил он хрипло.Он выбежал из комнаты, и я услышал, как он кубарем скатился по лестнице, крича мне:— На улицу через сад! Через боковой выход!Я его догнал как раз в тот момент, когда он распахнул дверь чулана, через который мы, открыв еще одну дверь, выбежали в сад. Легкий запах цветущего табака был едва различим. Не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Я слышал, как впереди меня Смит поворачивает задвижку у ворот. Оставив их открытыми, мы выбежали на улицу.— Мы не должны показывать, что вышли из вашего дома, — быстро объяснял Смит. — Я пройду по улице сотню ярдов, а затем поверну назад. Вы полминуты, не более, ждете, затем двинетесь в противоположном направлении и проделаете то же самое. Как только выйдете из-под света уличных фонарей, перемахивайте ограждения и бегите к вязам.Он сунул мне в руки пистолет и исчез.Пока он был рядом, говорил, приказывал, пока я видел перед собой его лицо, глаза со стальным блеском, для меня не было никого и ничего, кроме нашей общей цели. Но, оставшись наедине с самим собой, с пистолетом в руке в этом тихом и вполне респектабельном месте, я почувствовал какую-то нереальность происходящего.Поразительно мы устроены. Повернув за угол, как было велено, я оказался в мире совершенно иных чувств и мыслей. Я уже думал не о докторе Фу Манчи, этом великом негодяе, мечтавшем о порабощении Китаем Европы и Америки, не о Найланде Смите, который встал поперек дороги зловещему китайцу, чтобы разрушить его планы, и даже не о Карамани, этой юной красавице рабыне — послушном орудии в руках Фу Манчи. Я размышлял о том, что подумает мой пациент, встретив меня в таком виде и с пистолетом в руке.Как раз в этот момент я пересек шоссе и выскочил на пустырь, что был по правую руку. И пока бежал по направлению к вязам, не переставал сам себе удивляться, а также всему тому, что мы со Смитом затеяли. Уже в пятидесяти ярдах от вязов мне пришло в голову, что если Смит решил отсечь от них Форсайта, то мы безнадежно опоздали. По моим расчетам, он давно уже должен быть среди деревьев.И я оказался прав. Пробежав еще двадцать шагов, я услышал впереди странный звук, очень напоминающий крик совы. Я не мог припомнить, чтобы здесь водились совы, но, странное дело, не придал этому никакого значения. До тех самых пор, пока не раздался страшный крик — крик ужаса, который мгновенно передался мне.На какое-то мгновение сознание мое почти выключилось, и очнулся я уже под одним из вязов.— Смит! — закричал я, теряя дыхание. — Смит, где вы?Ответом на мой крик был какой-то неописуемый звук, некая смесь рыданий и хрипа. Из темноты вывалилась страшная фигура — человек с изрезанным лицом. Он смотрел на меня невидящими глазами, его руки шарили по воздуху, будто он ослеп и обезумел от страха одновременно.Я, онемев, отпрянул назад. Человек круто повернулся и рухнул у моих ног. Внутри у него что-то клокотало и булькало.Я застыл, как в параличе, и мог лишь смотреть, как он дернулся и затих. Снова воцарилась тишина. И вдруг откуда-то из-за деревьев вынырнул Смит. Я не шевельнулся. Даже когда он подошел вплотную, я мог лишь бессмысленно на него уставиться.— Прости мне, Боже, — услышал я как бы издалека. — Я позволил ему пойти навстречу смерти, Петри.Его слова привели меня в чувство.— Смит, — мой голос не мог подняться выше шепота, — в один ужасный момент я подумал…— То же самое произошло еще кое с кем, — ответил он. — Наш бедный моряк встретил смерть, предназначавшуюся мне. Вот так, Петри!И тут я понял, почему лицо Форсайта показалось мне знакомым и почему Форсайт сейчас лежит мертвым передо мной. Кроме того, что это был красивый парень и носил легкую бородку, чертами и сложением он был точной копией Найланда Смита. ГЛАВА VСЕТЬ Мы перевернули беднягу на спину. Я опустился на колени и дрожащими, непослушными пальцами с трудом зажег спичку. Поднявшийся неожиданно ветерок чуть было ее не задул, но я вовремя прикрыл огонек ладонью. Он осветил колеблющимся светом загорелое лицо Найланда Смита, отразился неестественным блеском в его глазах. Я нагнулся, и уже гаснущей спичкой осветил лицо его двойника.— Боже! — прошептал Смит.Слабый ветерок задул спичку.За все свою хирургическую практику я ни разу не встречал что-либо столь же ужасное. Лицо мертвеца было все в крови, сочащейся из многочисленных ран у виска, под правым глазом, у подбородка, спускаясь к горлу. Они чем-то напоминали татуировку, и лицо в местах порезов неимоверно распухло. Ладони мертвеца были крепко сжаты в кулаки.Под вопросительным взглядом Смита я продолжал осматривать труп, хотя все ясно было уже с того момента, когда он вывалился из тени деревьев — мертвее не бывает. О чем я и доложил Смиту.— Причем это какая-то противоестественная…Смит, молотя правым кулаком левую ладонь, забегал туда-сюда около мертвеца. Где-то вдали проворчал автомобиль, но я все в том же оцепенении всматривался в изуродованное лицо трупа, который еще несколько минут назад был статным британским моряком. Я отметил контраст, который составляли аккуратная бородка и распухшее лицо. Кажется, я начал мешаться рассудком, но тут послышались шаги. Я вскочил. Шаги зачастили, я повернулся, и перед нами вырос констебль.— Что здесь происходит? — спросил он с повелительными интонациями в голосе, сжав кулаки и переводя взгляд со Смита на меня, с меня на того, кто лежал между нами. Затем его рука метнулась к груди, блеснуло серебро и…— Бросьте свисток! — огрызнулся Смит и выбил его из рук констебля. — Где ваш фонарь? И не задавайте дурацких вопросов!Констебль отпрянул, видимо прикидывая свои возможности справиться с нами обоими, и в это время мой друг вытащил из кармана бумагу и сунул ему в нос.— Читайте! — приказал он. — Будете выполнять мои распоряжения. — Было в его голосе что-то, заставившее полицейского изменить свое мнение о происходящем. Он осветил письмо и, судя по всему, был немало изумлен.— Если сомневаетесь, — продолжал Смит, — возможно, вам не знакома подпись комиссара полиции, позвоните в Скотланд-Ярд из дома доктора Петри. Мы сейчас туда возвращаемся.Затем он показал на мертвого Форсайта:— Помогите нам его отнести. Не нужно, чтобы нас заметили. Огласка здесь ни к чему. Понимаете?Констебль почтительно отдал честь, и все трое мы принялись за нашу скорбную работу: мы подтащили Форсайта к краю лужайки, перенесли через дорогу и внесли в дом, умудрившись не привлечь внимания бдительных соседей.Свою ношу мы водрузили на хирургический стол.— Надо сделать вскрытие, Петри, — распорядился Смит. — Констебль позвонит в скорую, а я тут должен еще кое-что исследовать.Он взбежал по лестнице в свою комнату и через минуту скатился вниз. Хлопнула входная дверь.— Телефон в холле, — сказал я констеблю.— Благодарю вас, сэр!Он вышел из операционной, а я зажег лампу над столом и стал изучать отметины на лице Форсайта. Как я уже говорил, они имели форму продолговатых наколок, причем довольно глубоких и какой-то странной грушевидной формы. Одна такая ранка была на правом глазу.Но самым странным были симптомы, или нет, скорее манера поведения Форсайта, когда он буквально вывалился из-за деревьев на меня. У него явно были поражены мускулы речевого и дыхательного аппаратов. И это лилово-синее лицо, испещренное мелкими ранками (они были и на горле), ввергло меня в состояние глубокой задумчивости. Мысленно я перебирал все известные мне причины смерти, которые подходили бы к данному случаю. Но я так и не пришел к сколь-либо приемлемому выводу. Подробный осмотр тела тоже ничего не дал.Небо уже посерело, предвещая близкий рассвет, когда явились полицейские вместе с каретой скорой помощи и забрали тело Форсайта.Я как раз снимал свое кепи с вешалки, когда возвратился Найланд Смит.— Смит! — воскликнул я. — Вы нашли что-нибудь?Он стоял посреди холла в сером свете зарождающегося утра и растерянно тянул себя за мочку уха. Было видно, как осунулось за ночь его загорелое лицо. Глаза его горели тем лихорадочным блеском, который, признаюсь, одно время я так не любил. Однако со временем научился понимать, что он свидетельствует о чудовищном нервном возбуждении. В эти периоды Смит, как правило, был в состоянии действовать с поразительным хладнокровием, а все его способности обострялись до предела. На мой вопрос он тем не менее не ответил.— Есть у вас молоко? — спросил он резко.Это было так неожиданно, что какое-то время я собирался с мыслями.— Молоко?!— Да-да, Петри! Я буду вам весьма обязан, если вы найдете хотя бы немного молока.Я уже повернулся, чтобы спуститься в кухню, когда вдруг…— Петри! И остатки тюрбо* Тюрбо — рыбное блюдо.

после нашего вчерашнего обеда тоже были бы крайне желательны. А еще мне нужна небольшая лопатка или совок.Моя нога замерла на первой ступени лестницы.— Смит, вы что, издеваетесь?..Он сухо рассмеялся.— Прости, старина, — ответил он. — Я был так занят своими мыслями, что не успел подумать, какими дикими могут показаться мои просьбы. Клянусь, эти свои странности я объясню позднее. А сейчас время слишком дорого.Нет, он явно не шутил, и я буквально слетел по лестнице. Через несколько мгновений у него уже были садовый совок, блюдо с холодной рыбой и стакан молока.— Спасибо, — сказал Смит, — вот только если бы вы перелили молоко в кувшин…Мое удивление превзошло все возможные пределы, но я, ни слова не говоря, вышел и вернулся с кувшином, в который он и вылил молоко. Затем, сунув совок в карман, взяв тарелку с холодным тюрбо в одну руку, а кувшин с молоком в другую, он направился к двери. И уже открыл ее, но в этот момент его осенила новая идея.— Петри, не сочтите за труд, — мой пистолет.Я молча протянул ему пистолет.— Только не подумайте, что я вас мистифицирую, — заметил он с легкими извиняющимися интонациями, — но если мы пойдем вдвоем, это может сорвать мой план. Я скоро вернусь.Тем временем холодный утренний свет уже залил прихожую. Дверь за ним захлопнулась, и я поднялся к себе в кабинет, из окна которого было видно, как Найланд Смит пересек газон и исчез в утреннем тумане, держа направление на группу из девяти вязов.Некоторое время я сидел у окна, наблюдая восход солнца. Под окном прошагал полицейский. За ним шаткой походкой проследовал припозднившийся гуляка в вечернем смокинге. Ощущение реальности начало понемногу возвращаться ко мне. И все же я помнил, что там, за пеленой тумана, проделывал какие-то фокусы с тарелкой холодного тюрбо, кувшином молока и садовым совком человек, которого закон наделил самыми высокими полномочиями; за спиной которого стоит правительство Великобритании; сфера деятельности которого простирается на всем пространстве от Рангуна до Лондона.Далеко справа, у кромки газона, остановился трамвай, затем тронулся вновь. Его желтоватые огни мигали в серой мгле, однако меня интересовало не столько это зрелище, сколько одинокий путешественник, который сошел на остановке.Трамвай прогрохотал под окном, а я изо всех сил старался разглядеть загадочную фигуру, которая пересекла шоссе и двинулась по газону. Это была женщина, несшая что-то вроде большого мешка или свертка.Надо быть самым заскорузлым материалистом, чтобы отрицать присутствие в нас неких мистических сил, которыми мы не умеем управлять, но, которые, при случае, великолепно руководят нашими действиями. Внезапно мне страстно захотелось узнать, кто же эта одинокая путешественница, пересекающая газон в столь ранний час.Без какого-либо четкого плана действий я сбежал по лестнице, надел кепи, выскочил из дома и пересек газон в том направлении, где предположительно мог столкнуться с одинокой странницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24