Они свободно пролезали в самые узкие ходы. У Хромуши при этом воспоминании шерсть на загривке зашевелилась, и она тихонько заворчала. Да, там не осталось ни одного барсука. Хорошо, что чужие охотники уехали и увезли собак с короткими лапами. Не то они выследили бы в лесу барсуков до последнего.Вот и овраг. Зарос так, что и пробраться в него трудно — как раз то, что нужно.Хромуша внимательно обследовала все отнорки, кое-где немножко покопалась, довольно фыркнула и лапкой потёрла засыпанные землёй глаза. Посидела, точно ещё раз что-то обдумала, и не спеша направилась домой.Но вдруг шерсть на её загривке опять вздыбилась. Бесшумно она скользнула с тропинки и залегла в кустах, вся напряжённая, готовая вскочить и мчаться без оглядки. Чуткие уши её уловили чьи-то, неслышные уху человека шаги.Ближе, ближе, теперь уже слышно, что шаги не грозят опасностью, это шагает всего только барсук и…Но тут Хромуша даже пасть раскрыла от удивления, так что из неё высунулся дрожащий красный язычок: нет, вы только подумайте! Тяжело дыша от напряжения, по тропинке вперевалочку трусила её квартирная хозяйка-барсучиха. Так вот почему она тяжело дышит: во рту несёт барсучонка. Нелёгкое дело толстухе протащить его в такую даль!Хромуша тихонько подождала, пока соседка протрусила мимо неё к оврагу, и, вскочив, стрелой понеслась по тропинке домой. Было понятно: та мать тоже решила укрыть детей подальше от людского глаза, пока не случилась беда.Ещё более встревоженная Хромуша добралась до родной норы с тысячью уловок: кружила, затаивалась, пока не уверилась, что всё обстоит благополучно. Зато, нырнув в нору, она не задержалась: поспешно, но чрезвычайно осторожно подняла одного детёныша. Острые зубы ухватились за нежную шкурку так бережно, что лисёнок даже не проснулся. А теперь скорей-скорей по знакомой дорожке туда, куда барсучиха уже унесла первого детёныша!Они опять встретились на тропинке. На этот раз детёныша несла лиса, а барсучиха торопилась обратно. Прятаться или сторониться не стала ни та, ни другая. Покосились понимающе: и ты, мол, тоже. И заторопились каждая в свою сторону.В овраге Хромуша подбежала к заранее выбранному отнорку. Но голодный лисёнок распищался во всю мочь! Пришлось прилечь, покормить его, чтобы не выдал себя писком. Чутким ухом лисица слышала: соседка принесла уже второго детёныша и побежала за третьим. Наконец сытый лисёнок отвалился на спинку, да так и задремал, раскинув лапки.Смутное беспокойство толкало Хромушу скорее кончить переселение. Второго — последнего — лисёнка она схватила за спинку и направилась к выходу сразу, не собираясь ни отдохнуть, ни покормить его. Однако он проголодался не меньше первого и уже в зубах матери протестовал голодным писком. Но Хромуша так торопилась, что не согласилась задержаться в старой норе и успокоить пискуна. От волнения она почти забыла об осторожности. Но лес не прощает ни шума, ни беспечности. Капризный писк детёныша заставил Хромушу ещё убыстрить бег, малыш, занимавший её рот, помешал чуткому носу вовремя предупредить об опасности…Огромному голодному волку-отцу никогда ещё не доставалась неожиданно такая лёгкая добыча. Лисица — самый осторожный зверь, а эта, да ещё с лисёнком, можно сказать сама набежала ему в зубы, когда он прилёг за кустом отдохнуть после целой ночи неудачной охоты. Борьба была отчаянная, но короткая: Хромуша не успела в первый миг бросить лисёнка, а потом было поздно…Очень довольный волк нёс добычу: ведь и его в далёком логове ждала голодная семья. (Вблизи от логова волк никогда не охотится.)Дело кончилось так быстро, что барсучиха, пробиравшаяся к новому дому с последним детёнышем, уже никого на тропинке не увидела. Но лужица крови заставила её в ужасе шарахнуться в сторону и далеко обойти страшное место.Объяснил ли ей тревожный запах, чья это кровь, кто знает? Но до самого дома жёсткая шерсть на её спина стояла дыбом, и барсучиха сердито и пугливо оглядывалась!Только в глубине норы, среди своих голодных нетерпеливых детей, она немного успокоилась: их жадное чмоканье создавало ощущение покоя и безопасности…Но что это? Мать привстала, напряжённо прислушиваясь к чему-то. Малыши недовольно завозились: так вовсе неудобно пить молоко. Но она, не обращая внимания на их неудовольствие, встала, продолжая слушать. Слабый писк, не похожий на голос её детей, но такой знакомый… Да, здесь, в соседнем отнорке нового дома.Осторожно, шаг за шагом барсучиха пробиралась, по направлению писка. Так и есть. Лисёнок! Первый, которого принесла Хромуша, беспомощно возился на одном месте. Ползать он ещё не умел.Узкая длинная чёрно-белая мордочка наклонилась над ним. Она совсем не похожа на лисью. Но что слепой малыш знает о сходстве? Запахло тёплым молоком, а ему так хочется есть. И он с писком потянулся к барсучихе.Минуту она стояла неподвижно. Писк повторился, требовательный и жалобный. Узкая мордочка наклонилась ниже, открылся рот, полный очень сильных зубов. Ведь барсуки — хищники, не откажутся от мяса. Но острые зубы осторожна захватили рыжую спинку малыша…Барсучиха медленно, не поворачиваясь, пятилась по узкому ходу. Ещё и ещё. Вот она уже в своём новом логове. Ненасытившиеся дети встретили её писком, и она улеглась около них. Снова раздалось жадное чмоканье. Писка больше не было. Потому что и пятый маленький рыжий комочек пил и чмокал наравне с чёрно-серыми новыми братцами. Время от времени барсучиха тревожно приподнималась. Жёсткая шерсть на затылке топорщилась, сдержанное грозное рычание надувало горло. Она вспоминала лужу крови на тропинке, душный тревожный её запах. Но тут же тихое чмоканье пяти маленьких ртов успокаивало её. В уютной темноте глубокой норы, казалось, было нечего опасаться. И мать с тихим вздохом опускалась на мягкую подстилку. Она ведь чистила нору и натащила свежей подстилки, прежде чем перенесла сюда своих чистеньких детей. Маленького рыжего приёмыша пришлось вылизывать долго и особенно тщательно: лисицы такие неряхи…
Прошло немного времени.День был ясный и тёплый, настоящий летний. В глубине оврага, у входа в нору, хорошо скрытого кустарником, весело играли лисёнок и четыре барсучонка. Мать-барсучиха лежала подле, насторожённо поглядывая по сторонам: всё как будто бы благополучно, но осторожность никогда не мешает. Наконец она решила, что прогулка затянулась. Тихий, почти неслышный звук-приказ, и пятёрка малышей мгновенно исчезла в глубине норы. Барсучиха последовала за ними.А этим же ясным утром у другой — пустой — норы, прислонившись лбом к шелковистому стволу берёзы, стоял мальчик. Он один, стыдиться некого: крупные слёзы текли по его лицу и дальше по белой коре. Он тихо всхлипывал:— Ушли, совсем ушли! Всё! И теперь их уже не найти.Рассказ из великой книги природы неожиданно оборвался для него на самом интересном месте.Он понял одно: лес крепко хранит свои тайны. И много нужно любви и терпения тому, кто возьмётся их разгадывать. Здесь белой берёзе, свидетельнице его радости и горя, он дал слово посвятить жизнь разгадыванию этих тайн. ДАЛЬШЕ… ВСЁ ПОВТОРЯЕТСЯ
Весна перешла в лето. Птичьих песен в лесах и на полях поубавилось: в каждом гнёздышке кричащие рты просят кушать, и родители тащат и тащат еду — работают до полного изнеможения, а дети требуют ещё и ещё. До песен ли тут!Раннее утро, тихо в лесу, и вдруг крикнул кто-то отрывисто так, вроде: кик-кик…Между деревьями мелькнула пёстрая птица. Летит, словно ныряет — вверх-вниз, вверх-вниз. К дереву поднырнула, но не села на ветку, а прямо к стволу прилепилась и ну долбить: тук-тук, тук-тук, только красная шапочка на чёрной голове замелькала.Птица лапками за ствол держится, а хвостом в кору упирается, точно третьей ногой, долбанёт, упрётся и выше подскочит, хвост, как пружинка, её кверху подкидывает.Пёстрый дятел на зиму в тёплые страны не улетал, только у него и заботы было — самого себя прокормить. Зато теперь с весны сразу прибавилась куча хлопот. Во-первых, прошлогоднее дупло чем-то дятлихе не понравилось, хотя в нём они выводили уже детей. Пришлось искать подходящее дерево, долбить новое дупло. Только закончили, выдолбили — и что же вы думаете? Явился большой чёрный дятел-желна и выгнал бедного пёстрого из новой квартиры. Мало того, пёстрая дятлиха успела снести в дупле два яичка, так чёрный разбойник ими позавтракал — выпил. Бедному пёстрому с ним спорить не приходится: чёрный гораздо больше и сильнее.Новое дупло долбить было некогда: дятлиха торопилась снова отложить яйца, вывести детей. Бедные ограбленные родители заметались от дерева к дереву. И вдруг… находка! Совсем готовое отличное дупло. Прошлым летом оно почему-то дятлам не понравилось, и в нём скворцы детей вывели. Пёстрые сразу принялись за работу: всю скворчиную подстилку из дупла выкинули, своих детей они мягкой постелькой не балуют.Беленькие, точно фарфоровые, яйца дятлиха отложила на дно дупла, в древесную труху, и принялась их насиживать попеременно с папашей. Это днём. Ночью яички грела только мать. А отец спал неподалёку, прицепившись к стенке в своём отдельном «спальном» дупле. Он его выдолбил в соседней трухлявой осине.Сейчас дятел, видно, особенно торопился: постучал, наспех что-то проглотил, тут же ухватил добычу покрупнее, но не съел, а опрометью с ней кинулся… куда? В гнездо, конечно. Он кормил самку, пока она грела яички. А теперь уже птенцы вывелись, целая четвёрка, новых хлопот хоть отбавляй. Им корм носят и отец и мать. Две-три минуты прошло, и уже летит кто-нибудь и засовывает еду в кричащий жадный рот. И всё-таки птенцы никогда не сыты, крик в дупле не умолкает ни на минуту.Жёсткие еловые семена, которые взрослые дятлы едят с таким удовольствием, птенцам не годятся: им подавай только нежных насекомых. Вот родители и носятся целый день от дерева к дереву. Иногда полчасика по очереди отдохнут и опять в полёт. А из дупла несётся скрипучее:— Есть хотим! Есть хотим!Вот дятел опять появился.— Кик-кик! — и нырком прямо на то же дерево, даже слышно — стукнулся об него с размаху. Постучал и вдруг прыг, заглянул на другую сторону ствола. Ага, так и есть: растревожились от стука и вылезли из трещинок коры мелкие жучки. Ну, дятел их быстро подобрал и опять задолбил, так кора и посыпалась. Под корой нашлось интересное: ход в дерево. В глубине жирная личинка жука-усача прячется, эта на стук не вылезает. И не нужно. На охоту за ней дятел отправил свой язык. Он тонкий, длинный, на конце острая роговая иголка с зазубринками, в любой узкий ход пролезет. Вытащил дятел язык, а на нём личинка прочно наколота, ей с зазубринок не сорваться.— Кик-кик! — радостно закричал дятел на весь лес. Будет деткам пожива! Сорвался с места и понёсся — как только о деревья не разобьётся. Скорей! Скорей! Птенцы уж охрипли от голодного крика.Лесники дятла недаром уважают. Говорят: «Дятел нам за охотничью собаку служит: все деревья, где вредители завелись, покажет, да сам же их и очистит».Три недели родители из сил выбивались, кормили птенцов, а те росли как на дрожжах. Чёрные дятлы своими детьми занялись, на пёстрых больше не нападали, но с ними чуть было не случилась новая беда.На счастье, мать только что прилетела с вкусной гусеницей в клюве, отдала её птенцу, а сама в гнездо забралась — прибрать за птенчиками. Дятлы чистоту любят.
Она уже приготовилась вылететь из дупла и повернулась головой к отверстию, как вдруг в него сунулась рыженькая мордочка с блестящими глазами, да так проворно, что оказалась нос к носу с дятлихой. На минуту обе замерли от неожиданности. Но в следующую минуту острый клюв разъярённой матери что есть силы стукнул прямо в рыженький нос. Ну и неприятность! А белочка рассчитывала найти в дупле яички или одних беспомощных очень вкусных дятлят.Придумать, как поступить дальше, у белки не хватило времени: тут подлетел дятел-отец. Новый удар, ещё сильнее, теперь сзади, по затылку, и она с писком кувыркнулась вниз.Кто её так ловко стукнул, разбираться не было времени. Шлёпнулась на землю и пустилась наутёк без оглядки.Дятел-отец так разгорячился, что чуть не стукнул и дятлиху, которая в эту минуту высунулась из дупла посмотреть, не надо ли белке добавить. Минуту рассерженные птицы воинственно смотрели друг на друга, наконец опомнились, и пёрышки на их головах опустились.Тут дятел вспомнил: жирную личинку жука он потерял, когда стукнул белку по затылку. Значит, надо опять отправляться за добычей.— Кик-кик! — крикнул он, отцепился от края дупла и умчался. Личинка пропала — не велика беда. Он знает, где их найти целую кучу — в трухлявом пне. А белка больше уж к нему в гнездо не сунется. Проучил!Мать-дятлиха ещё немножко посидела в дупле, выглядывала и тихонько не то шипела, не то поскрипывала. Но птенцы не давали покоя: лезли друг на друга, разевали жёлтые ротики, вот-вот разорвутся. Им дела не было до белки: подавайте есть, да поскорее! И мать, подцепив клювом подозрительный комочек, выкинула его из дупла и умчалась вслед за отцом.Маленькая зелёная ящерица проворно юркнула в кустики травы у подножия дерева. Какая удивительно вкусная жирная личинка свалилась ей сверху прямо в рот! Хорошо бы найти и вторую, но такая удача бывает не часто, а от дятла, на всякий случай, не худо держаться подальше. Ящерица так, конечно, не думала, просто её испугала промелькнувшая над ней тень.Белка в это время уже домчалась до дерева, на котором, тоже в старом дятловом дупле, устроила своё гнёздышко. Она молнией взлетела по стволу и забилась в самую глубину дупла. Один глаз её совсем скрылся в большой опухоли, из ранки на затылке сочилась кровь. Белка вздрагивала, чуть дыша, и сначала даже не обратила внимания на писк, которым её встретили собственные дети, крошечные бельчата. У них едва открылись глазки, сквозь коротенькую шёрстку ещё просвечивала нежная кожица. Но эти беспомощные комочки были милы белочке не меньше, чем дятлихе её птенцы. Ради них она хотела ограбить другую мать, принести им её яичко, сама долизала бы только остатки.Превозмогая боль, белочка легла так, чтобы детям было удобно пить молоко. Она осторожно и нежно вылизала их мягкую шёрстку, и сама от этого постепенно успокоилась и перестала вздрагивать, хотя раны ещё продолжали болеть.Пень с личинками оказался замечательной кладовой, полной вкусной еды. Дятлы крепкими клювами разломали его на мелкие кусочки, выбрали самых лакомых насекомых. Остальную мелочь растащили синички и поползни. Старый лесник Федотыч осмотрел обломки и довольно усмехнулся.— Чистая работа! — сказал он. — С такими помощниками спать можно спокойно.Пробежали три недели, полные труда и забот. Теперь уже не безобразные голенькие птенцы, а молодые нарядные дятлы бойко лазили по стенкам дупла, высовывали из него пёстрые любопытные головки, но вылетать ещё не решались. Зато аппетит их становился всё лучше, так что дятлы-родители совсем выбились из сил. Даже своё звонкое «кик-кик» старый дятел выкрикивал не так весело, точно в горле у него что-то заржавело.
Этот день как будто ничем не отличался от других. Мать, как всегда, провела ночь с детьми в дупле, отец — в своей спальне. Утром они тоже, как всегда, отправились за добычей и принялись набивать жадные рты молодых. Но затем улетели и вдруг появились оба одновременно. Оба несли добычу, но мать подлетела первая и прицепилась к стволу под самым дуплом, а отец устроился на соседнем дереве. Однако мать на этот раз не спешила сунуть детям вкусную жирную личинку. Она мотала головой, приглашая полюбоваться на угощение, а сама отодвигалась всё дальше, словно говорила: «А ну, кто первый дотянется?»Из отверстия дупла высунулись четыре головы с разинутыми клювами. Ну и кричали же они!— Дай! Дай! Есть хотим!А мать всё дальше манит.Покричали молодые и вдруг, толкаясь, полезли из дупла. Мать попятилась ещё, ещё, пока всю четвёрку не выманила. И что же? Всех обманула, никому личинку не отдала, вспорхнула и полетела прочь.Молодые не выдержали: тоже взмахнули неумелыми крыльями и сами не заметили, как оказались в воздухе, пустились за матерью такими же нырками, как и она. Голод сразу выучил.Старый дятел тоже сорвался с соседнего дерева, наспех проглотил майского жука, которого всё держал в клюве, и отправился за детьми.Он догнал семью у старого пня, полного личинок. Молодые посмотрели, как ловко достают их клювами родители, и постепенно сами принялись за работу. Наука пошла впрок: скоро они так наелись, что у родителей просить перестали. А те даже им отдохнуть не дали и дальше повели учить уму-разуму. Дятел-отец свёл счёты с белкой, которая пробовала его птенцами полакомиться: устроил со всей семьёй разбойничий набег на её кладовую в дупле, где хранились вкусные жёлуди.Так, стайкой, они летали и кормились целый день и ещё следующий и ночевали с матерью по-прежнему в старом дупле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31