Она любила этот стиль модерн – ценить его томность и негу ее научил Павел Сергеевич. Несколько гравюр и старых открыток в рамочках, которые она развесила по стенам, завершили иллюзию. Ей казалось, что она воссоздала тот дивный мир, в который на целый год забросила ее недавно добрая судьба…
Но предчувствие того, что все это ненадолго, что дремлющая где-то злая судьба все равно ее настигнет, не оставляло Марину. По ночам ее преследовали кошмары, и, чтобы не спать, она смотрела его фильмы – со временем Марине удалось купить и записать многие из тех старых лент. Видеть Павла Сергеевича живым и молодым было еще мучительнее, однако она вновь и вновь прокручивала эти ленты.
Как-то среди ночи в коридоре раздался резкий звонок. “Три часа”, – машинально отметила она и пошла к телефону.
– Как поживаешь, лапонька, как тебе твоя комнатка? – вкрадчиво спросили на том конце провода.
– Вы, наверное, ошиблись номером, – отнюдь не сонным голосом проговорила Марина. Что-то заставило ее насторожиться: какая-то узнаваемость то ли голоса, то ли слов…
– Не вешай трубку! – рявкнул собеседник, – Мы-то не ошиблись. Хорошо живется в новой комнатке, а?
Марина замерла – она в мгновение поняла, что неминуемое, наконец, настигло ее.
– Молчишь? Так как насчет должка, лапонька? Пора и отдавать.
– Что я должна делать? – сухо переспросила Марина.
– Думать – это раз. А потом не перечить это два…
После паузы голос по-деловому произнес:
– Из дома не выходить. Никому не звонить. Ждать, дорогуша, ждать.
– А что, если я скажу, что мне надо время, чтобы подумать?
– Думать надо было раньше. Там, на лестнице, когда ты, лапонька, по покойничку шарила, из-за пазухи мертвеца денежки доставала.
– Я?!
– А кто сможет доказать обратное? В трубке что-то защелкало, а потом и загудело. Марина ринулась назад в комнату. Погасив свет, кинулась к окну. На улице никого не было. В прихожей тотчас вновь зазвонил телефон:
– Э, так не пойдет. Ты нас не ищи. Мы сами тебя найдем. Или братца твоего, Петеньку… – в трубке гадко засмеялись.
Марина поняла, что западня захлопнулась.
Глава 4
КАТЬКИН БИЗНЕС
В этот вечер, как обычно, Катька восседала за стойкой бара в “Невском Паласе”. Недоразумения с “мамочкой” закончились Катькиными отступными – а куда ей еще было деваться, не идти же работать на улицу или в какую-нибудь “Анжелу”, из которой уже не выберешься во веки веков (контролировавшие этот бизнес бандиты, как известно, никого из своих объятий не выпускали).
Подсевший клиент восторга у нее не вызвал – такому бы куда-нибудь к вокзалу, к пьяненьким малолеткам-бомжихам, обслуживающим на лавочке да в кустах. Невзрачный, с усиками – откуда только деньги у таких берутся? “Наверное, гаишник… Или ларечник”, – оценила она клиента по одежке, явно приобретенной на вещевом рынке. Но работа есть работа…
– Местная? – зачем-то спросил этот парень, в говоре которого Катька тут же распознала родимую речь: только земляка ей и не хватало!
– А ты-то сам откуда?
– Откуда бы ни был… Ты прям здесь обслуживаешь или как? – парень был явно пьян, что не входило в число недостатков. Тепленькие клиенты вполне устраивали Катерину. Минимум работы – максимум спущенных денежек…
Катька повела его к себе на Свечной. По пути парень протрезвел и уже довольно проворно вскарабкался на пятый этаж.
– Ну, ты и забралась, – выдохнул он в темноте лестничной площадки.
Войдя с ней в комнату, он тут же приступил к решительному штурму, но Катька его осадила:
– Про СПИД слышал?
– Угу.
– Тогда облачайся, – и выдала ему презерватив.
Парень, увы, был явно не в ладах с новыми технологиями, а потому, повозившись с презервативом, тем и удовлетворился, а затем и вовсе обмяк, захрапев и зачмокав в свои жидкие усики.
Катька, уже отбывшая пару номеров в этот вечер, нисколько не огорчилась: пусть себе спит, бедолага-неудачник, к утру разберемся… Измаявшаяся, она заснула прямо в кресле.
Наутро ее растолкал опозорившийся клиент, замерзший в своей единственной одежке.
– Слушай, неудобно-то как получилось…
– Не расстраивайся, со всеми бывает. Не ты первый, не ты последний. Может, тебя покормить? почему-то вдруг прониклась она сочувствием к недотепе. С тех пор как ее покинула Марина, Катьке не с кем было и поговорить, а новая “подружка”, пускай и в таком обличий, ее вполне устраивала. Катька с удовольствием отметила, что чутье ее не подвело: “подружка” оказалась милиционером какого-то районного отделения, что было вовсе не лишним в тяготах ее непростой жизни. Кто знает, когда и что пригодится?
Вместе они с аппетитом умяли яичницу. Освоившийся паренек поведал Катьке о том, что лишь недавно демобилизовался из армии, что служил он где-то на границе с суверенным Казахстаном, что вернулся в Питер, потому что здесь после деревни пытался учиться в институте, да вылетел. После армии со своим полуобразованием инженера мог бы пойти и на базовый завод, но тот стоял без зарплаты и работы, так что паренек оказался в итоге в милиции. Звали его, конечно, не Денисом, как он сказал Катерине в баре, а Колей.
Коля-Денис повадился приходить к ней запросто, когда Катьки и дома не было. Так что иногда по вечерам она с удовольствием заставала его с Сильвой Петровной, с которой они резались в карты в дурачка. Коленька готовил ужин, а потом, довольный, получал оставшуюся ему порцию Катькиных ласк. Мент он и есть мент, что с него возьмешь?
У Катьки он как-то раз застал роскошную рыжеволосую девицу – явно не из тех, с которыми она работала при отеле.
– Марина, моя подруга, – представила ее Катька, довольная произведенным впечатлением. – А это Колян, мой охранник, – и они оба засмеялись. – Можешь звать его просто Шварценеггером, ему так больше нравится.
Когда Марина ушла, Катька, с некоторой гордостью за такое знакомство, поведала Коленьке о том, что подружка ее стала любовницей одного очень и очень известного актера, а до того, как и все смертные, выносила судна в больнице да жила в общаге. И что ему, Коленьке, на эту подругу лучше и не заглядываться, потому как эта пташка высокого полета, к тому же еще и большая мастерица по части стрельбы.
– Это сокровище не для тебя, – заключила Катька, с чем милиционер и согласился молча.
Через некоторое время Коля, увы, был отправлен в безоговорочную отставку. Катька нашла себе состоятельного “спонсора”, к которому она и перекочевала, забросив комнатку на Свечном. Время от времени Коленька наведывался к ее соседке Сильве Петровне, общение с которой, судя по всему, уже давно вышло за рамки подкидного дурачка…
Когда с Маришей случилась та беда, Катька, уже расставшаяся с очередным “папиком”, сказала просто:
– Живи у меня, сколько надо, и ни о чем не думай.
Однако через месяц-другой она начала тяготиться этой совместной жизнью: все-таки клиентов надо было принимать и у себя дома. Решившись, она предложила Марине позабыть все благородные замашки да вступить в ее нехитрый девичий бизнес. “Стыд не стыд, а все-таки деньги – не чета тем, что в больнице”, – растолковывала она чересчур интеллигентной подружке. Первый опыт, как назло, закончился той неудачей.
Через месяц Марина сообщила о новых переменах в своей жизни, и Катька, довольная, что все так обернулось, рассталась со своей подругой, на прощание сказав ей, что двери этой квартиры для нее всегда открыты:
– Возвращайся, если будет надо.
– Спасибо, дружок, – и подруги разошлись до поры до времени…
Иногда у Катьки вновь появлялся уже поднадоевший ей Коля. Раздобревший, приодевшийся, он, к счастью, хоть не приставал к ней со своими малосильными ласками. Посидит-поговорит, да и откланяется…
К весне Катерина познакомилась с удачным клиентом. Проведя с ней всего пару часов в номере гостиницы, представительный мужчина с ходу предложил перебраться к нему, куда-то на Ржевку. Новый “папик” имел какой-то бизнес на железной дороге – Катька в него не вникала, как и в застольные разговоры компаньонов своего дружка. Она быстренько освоилась с новой ролью хозяйки дома и даже с некоторым удовольствием готовила завтраки-ужины своему “папику”, который щедро отплачивал ей за заботы. Катька понакупила шмоток, начала ходить по соляриям и косметичкам, заглаживая следы тяжких трудов, проделанных в последний год.
Черт ее дернул поддаться на заманчивую рекламу, подсунутую как-то в почтовый ящик. Реклама сулила полное избавление от морщин. Морщин, собственно, и не было, однако Катьке хотелось взять от жизни все (пока “папик” платил), и она отправилась в одну медсанчасть на Гражданке. Там ей в назначенный день зверски выскоблили всю физиономию. К вечеру “папик” забрал ее из больницы с марлевой маской на все лицо. Катька пообещала, что уже через неделю будет как новенькая младенцем с упругой кожей.
Снятая через неделю маска обнажила нечто из фильмов ужасов – Катька предстала перед “папиком” картинкой из учебника анатомии: сплошное красное мясо без всяких следов кожных покровов. Таким анатомическим пособием она оставалась еще с месяц. Потом посинела, пожелтела. У “папика” уже срывалась их поездка в Хургаду, где он, согласно новой крутой моде, намеревался понырять с аквалангом за медузами. “Папик” снарядил бандитов, чтобы разобраться с этой проклятой больницей. Но прибывшим для разборки мальчикам продемонстрировали собственноручно подписанный Катькой договор, из которого следовало, что всю ответственность за неудачу она берет на свою физиологию и анатомию. “Ну, не получилось”, – пояснил им босс косметологов, и бандиты ретировались из недр клиники, в которой дамочки просаживали тысячи баксов – не праведные результаты трудов их супругов и любовников.
В таком жутком виде Катька и встретила на пороге своей квартиры заехавшую навестить ее Марину. “Папик” все-таки уехал в свой Египет, и скучающая в вынужденном затворничестве Катерина сама позвала к себе Марину, чтобы скрасить свое полное безделье.
Подруги вдоволь посмеялись над очередной переделкой, в которую попала Катька, посидели, повспоминали житье в коммуналке.
– Ой, – спохватилась Катька, – а ты знаешь, Сильва Петровна-то наша гикнулась? Нашли ее с месяц назад мертвую в подвале. Видно, напилась да замерзла. Черт ее дернул в этот подвал тащиться! Ко мне после даже из милиции приходили, расспрашивали, не знаю уж, как разнюхали, где я живу.
Марина насторожилась.
– Комнату ее опечатали. Стоит квартирка пустая. Ни тебя, ни меня, ни Сильвы… Колян тут ее вспоминал – славная старуха была.
– Колян… – будто бы и не могла припомнить Марина этого имени.
– Ну да, помнишь, ко мне такой мент все ходил, еще и Сильву Петровну ублажал.
– И что, он теперь?
– Понятия не имею. Объявился как-то раз. Про тебя, кстати, спрашивал. Как там, мол, поживает наша красавица – очень уж ты ему понравилась… Ой, вспомнила, я ему и твой телефон дала: так он просил, хотел что-то у тебя узнать. Звонил он?
– Нет, не дозвонился. Я мало бываю дома. Может, мне самой его отыскать?
Катька порылась в клочках бумаги у телефона, но номера своего приятеля не нашла. Марина отложила приготовленную было записную книжечку. Еще немного посидела и, пожелав подруге скорейшего возвращения к божескому виду, засветло уехала.
Катька с тоской глянула на себя в зеркало, вздохнула и поплелась к холодильнику на кухне. Выудив из его недр баночку пива, она рухнула на диван и принялась в который раз листать дамские журналы кладезь полезных советов: как найти состоятельного мужа, вывести пятно от соуса “тартар” и не обгореть на Канарах. На этот раз ее взгляд остановился на разделе “Всегда готовьтесь к худшему”. Советовали не тратить с ходу все бешеные деньги, свалившиеся в результате удачной сделки партнера по жизни, не приобретать без разбору недвижимость на Кипре и не начинать строительство нового особняка не будучи уверенной в том, что и следующие сделки принесут такую же прибыль. Рекомендовали всегда быть готовой к тяжелым в материальном плане временам, когда, возможно, придется делать непростой выбор между сотовым телефоном и абонементом к косметичке.
– Дожили, – пробормотала сквозь дрему Катька и заснула блаженным и безмятежным сном.
Глава 5
РАСПЛАТА
Это был тяжкий, жуткий и липкий страх. Страх сковал Марину в ту ночь, когда в ее квартире раздался звонок с требованием расплаты. –Конечно, ей с самого начала казалась более чем странной та история с покойником, подброшенным под двери коммуналки на Свечном. Тогда она подавила все сомнения единственной фразой:
"О мертвеце – забыть”. Но теперь мертвец возвращался. Стоило только зажмуриться, и перед глазами вставало его расплывшееся, уже начавшее пухнуть лицо, растрепанные седые волосы, засаленная куртка. Итого: третья смерть, к которой она прикоснулась в своей жизни. Многовато для двадцати с небольшим лет.
Кем все-таки был этот человек? И кому принадлежал вкрадчивый голос на том конце провода? Марина уже не сомневалась, что слышала его прежде. Но где? Когда? Она лихорадочно перебирала всех знакомых – ответ не приходил. Звонивший знал, что она жила на Свечном – это раз. Звонившему была известна ее жизнь – это два. Кому она говорила о маленьком брате, которым шантажировал ее этот мерзавец? Паше, Катьке, девчонкам-медсестрам в больнице, кому-то из однокурсниц, оперу Фалееву, когда тот зачем-то расспрашивал ее об украинской родне, а она зачем-то рассказывала… С кем-то она была откровенна, с кем-то не очень. Были всего две истории, о которых она никогда и никому ничего не говорила. История с мертвецом и история с отчимом…
Так, но кому же еще она могла сказать о своем маленьком брате?
Перебирая все встречи последних месяцев, Марина вдруг вспомнила о парне-охраннике, с которым она разоткровенничалась тогда на пикнике у банкира. Как его звали? Кажется, Лешей. Да, Алексей. А еще, кто еще? Откуда она слышала это слово “лапонька”, этот говорок?
– Дура, филолог называется, – злилась она сама на себя. – Вспоминай, вспоминай…
Устав задавать себе вопросы, она забылась в тяжелом сне, в котором вокруг нее носился хоровод расплывчатых лиц. Мама с Пашей (“Почему они вместе? Господи, конечно, им так и положено быть!”), Петя и тетка, черный банкир и опер Фалеев, Катька и Лев Борисович в белой докторской шапочке – и над всем этим какой-то перезвон, а потом тяжелый грохот… Лица рухнули куда-то в пропасть. Марина очнулась ото сна. В дверь барабанили что есть силы:
– Эй, соседка, ты к телефону-то собираешься подходить? Третий раз уже звонят, а тебя не добудишься! Одиннадцатый час, слава богу, – ругливо отчитывал ее сосед Боря.
– Боренька, скажите, что меня нет.
– Просыпайся-просыпайся. Но в следующий раз, чтобы сама со своими кавалерами разговаривала.
Марина натянула одеяло на голову – совсем как в детстве, когда порой в темноте комнаты она пугалась передвигающихся по обоям теней, бросаемых уличным фонарем. Вновь – звонок, и опять – недовольный стук соседа…
– Иду, – вскочила Марина, еще не зная, что сможет она ответить на этот раз. И что скажут ей…
Звонила Катька:
– Мань, сколько можно дрыхнуть! Ты сегодня свободна? Приезжай ко мне. Посидим, поболтаем. Я по тебе уже соскучилась.
– А твой “папик”?
– Уехал. На неделю я опять свободная женщина, но ты бы видела мою физиономию. Так ничего и не рассосалось. Непреходящая жуть – просто какой-то кошмар на улице Стачек! – Катька рассмеялась.
Марина с облегчением повесила трубку. Но тут же очнулась.
– Господи! – вспомнила она кошмар ночных разговоров по телефону.
Ей не надо было размышлять о том, что делать. Конечно, срочно лететь домой, во Львов. Звонивший сказал о Петеньке… Что, если…
Она как раз поспевала на дневной рейс. И билеты, к счастью, еще оставались.
– Как ваша фамилия пишется? – переспросила кассирша за окошком. “Господи, ну что же здесь сложного?” – с раздражением подумала Марина, а вслух отчетливо и громко произнесла:
– Войцеховская.
Кассирша долго выводила ее имя…
Марина схватила билет и помчалась к стойке регистрации. Она и не заметила того, что следом за ней, оторвавшись от стены, поспешил какой-то человек.
– Девушка, меня тут просили вам передать, – подошел он к ней, когда она уже оформила все документы.
– Что?
– А вот этот пакет. На, держи. Сказали, что дальше сама все знаешь. Короче, чтоб ждала звонка…
Марина в недоумении взяла в руки небольшой пластиковой мешок, перевязанный пышным бантом, каким скрепляют букеты цветов. Кто бы это мог ей что-то передать? Быстро сорвав бант, она открыла пакет и замерла. В пакете был игрушечный медвежонок – точно такой же, какого она недавно посылала в деревню на день рождения Петеньке. Под игрушкой лежала какая-то цветная фотография – с маленьким мальчиком на качелях. Снимок был сделан летом, сквозь буйство ярких георгинов и мальв, растущих вдоль забора, окружавшего дом ее тетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Но предчувствие того, что все это ненадолго, что дремлющая где-то злая судьба все равно ее настигнет, не оставляло Марину. По ночам ее преследовали кошмары, и, чтобы не спать, она смотрела его фильмы – со временем Марине удалось купить и записать многие из тех старых лент. Видеть Павла Сергеевича живым и молодым было еще мучительнее, однако она вновь и вновь прокручивала эти ленты.
Как-то среди ночи в коридоре раздался резкий звонок. “Три часа”, – машинально отметила она и пошла к телефону.
– Как поживаешь, лапонька, как тебе твоя комнатка? – вкрадчиво спросили на том конце провода.
– Вы, наверное, ошиблись номером, – отнюдь не сонным голосом проговорила Марина. Что-то заставило ее насторожиться: какая-то узнаваемость то ли голоса, то ли слов…
– Не вешай трубку! – рявкнул собеседник, – Мы-то не ошиблись. Хорошо живется в новой комнатке, а?
Марина замерла – она в мгновение поняла, что неминуемое, наконец, настигло ее.
– Молчишь? Так как насчет должка, лапонька? Пора и отдавать.
– Что я должна делать? – сухо переспросила Марина.
– Думать – это раз. А потом не перечить это два…
После паузы голос по-деловому произнес:
– Из дома не выходить. Никому не звонить. Ждать, дорогуша, ждать.
– А что, если я скажу, что мне надо время, чтобы подумать?
– Думать надо было раньше. Там, на лестнице, когда ты, лапонька, по покойничку шарила, из-за пазухи мертвеца денежки доставала.
– Я?!
– А кто сможет доказать обратное? В трубке что-то защелкало, а потом и загудело. Марина ринулась назад в комнату. Погасив свет, кинулась к окну. На улице никого не было. В прихожей тотчас вновь зазвонил телефон:
– Э, так не пойдет. Ты нас не ищи. Мы сами тебя найдем. Или братца твоего, Петеньку… – в трубке гадко засмеялись.
Марина поняла, что западня захлопнулась.
Глава 4
КАТЬКИН БИЗНЕС
В этот вечер, как обычно, Катька восседала за стойкой бара в “Невском Паласе”. Недоразумения с “мамочкой” закончились Катькиными отступными – а куда ей еще было деваться, не идти же работать на улицу или в какую-нибудь “Анжелу”, из которой уже не выберешься во веки веков (контролировавшие этот бизнес бандиты, как известно, никого из своих объятий не выпускали).
Подсевший клиент восторга у нее не вызвал – такому бы куда-нибудь к вокзалу, к пьяненьким малолеткам-бомжихам, обслуживающим на лавочке да в кустах. Невзрачный, с усиками – откуда только деньги у таких берутся? “Наверное, гаишник… Или ларечник”, – оценила она клиента по одежке, явно приобретенной на вещевом рынке. Но работа есть работа…
– Местная? – зачем-то спросил этот парень, в говоре которого Катька тут же распознала родимую речь: только земляка ей и не хватало!
– А ты-то сам откуда?
– Откуда бы ни был… Ты прям здесь обслуживаешь или как? – парень был явно пьян, что не входило в число недостатков. Тепленькие клиенты вполне устраивали Катерину. Минимум работы – максимум спущенных денежек…
Катька повела его к себе на Свечной. По пути парень протрезвел и уже довольно проворно вскарабкался на пятый этаж.
– Ну, ты и забралась, – выдохнул он в темноте лестничной площадки.
Войдя с ней в комнату, он тут же приступил к решительному штурму, но Катька его осадила:
– Про СПИД слышал?
– Угу.
– Тогда облачайся, – и выдала ему презерватив.
Парень, увы, был явно не в ладах с новыми технологиями, а потому, повозившись с презервативом, тем и удовлетворился, а затем и вовсе обмяк, захрапев и зачмокав в свои жидкие усики.
Катька, уже отбывшая пару номеров в этот вечер, нисколько не огорчилась: пусть себе спит, бедолага-неудачник, к утру разберемся… Измаявшаяся, она заснула прямо в кресле.
Наутро ее растолкал опозорившийся клиент, замерзший в своей единственной одежке.
– Слушай, неудобно-то как получилось…
– Не расстраивайся, со всеми бывает. Не ты первый, не ты последний. Может, тебя покормить? почему-то вдруг прониклась она сочувствием к недотепе. С тех пор как ее покинула Марина, Катьке не с кем было и поговорить, а новая “подружка”, пускай и в таком обличий, ее вполне устраивала. Катька с удовольствием отметила, что чутье ее не подвело: “подружка” оказалась милиционером какого-то районного отделения, что было вовсе не лишним в тяготах ее непростой жизни. Кто знает, когда и что пригодится?
Вместе они с аппетитом умяли яичницу. Освоившийся паренек поведал Катьке о том, что лишь недавно демобилизовался из армии, что служил он где-то на границе с суверенным Казахстаном, что вернулся в Питер, потому что здесь после деревни пытался учиться в институте, да вылетел. После армии со своим полуобразованием инженера мог бы пойти и на базовый завод, но тот стоял без зарплаты и работы, так что паренек оказался в итоге в милиции. Звали его, конечно, не Денисом, как он сказал Катерине в баре, а Колей.
Коля-Денис повадился приходить к ней запросто, когда Катьки и дома не было. Так что иногда по вечерам она с удовольствием заставала его с Сильвой Петровной, с которой они резались в карты в дурачка. Коленька готовил ужин, а потом, довольный, получал оставшуюся ему порцию Катькиных ласк. Мент он и есть мент, что с него возьмешь?
У Катьки он как-то раз застал роскошную рыжеволосую девицу – явно не из тех, с которыми она работала при отеле.
– Марина, моя подруга, – представила ее Катька, довольная произведенным впечатлением. – А это Колян, мой охранник, – и они оба засмеялись. – Можешь звать его просто Шварценеггером, ему так больше нравится.
Когда Марина ушла, Катька, с некоторой гордостью за такое знакомство, поведала Коленьке о том, что подружка ее стала любовницей одного очень и очень известного актера, а до того, как и все смертные, выносила судна в больнице да жила в общаге. И что ему, Коленьке, на эту подругу лучше и не заглядываться, потому как эта пташка высокого полета, к тому же еще и большая мастерица по части стрельбы.
– Это сокровище не для тебя, – заключила Катька, с чем милиционер и согласился молча.
Через некоторое время Коля, увы, был отправлен в безоговорочную отставку. Катька нашла себе состоятельного “спонсора”, к которому она и перекочевала, забросив комнатку на Свечном. Время от времени Коленька наведывался к ее соседке Сильве Петровне, общение с которой, судя по всему, уже давно вышло за рамки подкидного дурачка…
Когда с Маришей случилась та беда, Катька, уже расставшаяся с очередным “папиком”, сказала просто:
– Живи у меня, сколько надо, и ни о чем не думай.
Однако через месяц-другой она начала тяготиться этой совместной жизнью: все-таки клиентов надо было принимать и у себя дома. Решившись, она предложила Марине позабыть все благородные замашки да вступить в ее нехитрый девичий бизнес. “Стыд не стыд, а все-таки деньги – не чета тем, что в больнице”, – растолковывала она чересчур интеллигентной подружке. Первый опыт, как назло, закончился той неудачей.
Через месяц Марина сообщила о новых переменах в своей жизни, и Катька, довольная, что все так обернулось, рассталась со своей подругой, на прощание сказав ей, что двери этой квартиры для нее всегда открыты:
– Возвращайся, если будет надо.
– Спасибо, дружок, – и подруги разошлись до поры до времени…
Иногда у Катьки вновь появлялся уже поднадоевший ей Коля. Раздобревший, приодевшийся, он, к счастью, хоть не приставал к ней со своими малосильными ласками. Посидит-поговорит, да и откланяется…
К весне Катерина познакомилась с удачным клиентом. Проведя с ней всего пару часов в номере гостиницы, представительный мужчина с ходу предложил перебраться к нему, куда-то на Ржевку. Новый “папик” имел какой-то бизнес на железной дороге – Катька в него не вникала, как и в застольные разговоры компаньонов своего дружка. Она быстренько освоилась с новой ролью хозяйки дома и даже с некоторым удовольствием готовила завтраки-ужины своему “папику”, который щедро отплачивал ей за заботы. Катька понакупила шмоток, начала ходить по соляриям и косметичкам, заглаживая следы тяжких трудов, проделанных в последний год.
Черт ее дернул поддаться на заманчивую рекламу, подсунутую как-то в почтовый ящик. Реклама сулила полное избавление от морщин. Морщин, собственно, и не было, однако Катьке хотелось взять от жизни все (пока “папик” платил), и она отправилась в одну медсанчасть на Гражданке. Там ей в назначенный день зверски выскоблили всю физиономию. К вечеру “папик” забрал ее из больницы с марлевой маской на все лицо. Катька пообещала, что уже через неделю будет как новенькая младенцем с упругой кожей.
Снятая через неделю маска обнажила нечто из фильмов ужасов – Катька предстала перед “папиком” картинкой из учебника анатомии: сплошное красное мясо без всяких следов кожных покровов. Таким анатомическим пособием она оставалась еще с месяц. Потом посинела, пожелтела. У “папика” уже срывалась их поездка в Хургаду, где он, согласно новой крутой моде, намеревался понырять с аквалангом за медузами. “Папик” снарядил бандитов, чтобы разобраться с этой проклятой больницей. Но прибывшим для разборки мальчикам продемонстрировали собственноручно подписанный Катькой договор, из которого следовало, что всю ответственность за неудачу она берет на свою физиологию и анатомию. “Ну, не получилось”, – пояснил им босс косметологов, и бандиты ретировались из недр клиники, в которой дамочки просаживали тысячи баксов – не праведные результаты трудов их супругов и любовников.
В таком жутком виде Катька и встретила на пороге своей квартиры заехавшую навестить ее Марину. “Папик” все-таки уехал в свой Египет, и скучающая в вынужденном затворничестве Катерина сама позвала к себе Марину, чтобы скрасить свое полное безделье.
Подруги вдоволь посмеялись над очередной переделкой, в которую попала Катька, посидели, повспоминали житье в коммуналке.
– Ой, – спохватилась Катька, – а ты знаешь, Сильва Петровна-то наша гикнулась? Нашли ее с месяц назад мертвую в подвале. Видно, напилась да замерзла. Черт ее дернул в этот подвал тащиться! Ко мне после даже из милиции приходили, расспрашивали, не знаю уж, как разнюхали, где я живу.
Марина насторожилась.
– Комнату ее опечатали. Стоит квартирка пустая. Ни тебя, ни меня, ни Сильвы… Колян тут ее вспоминал – славная старуха была.
– Колян… – будто бы и не могла припомнить Марина этого имени.
– Ну да, помнишь, ко мне такой мент все ходил, еще и Сильву Петровну ублажал.
– И что, он теперь?
– Понятия не имею. Объявился как-то раз. Про тебя, кстати, спрашивал. Как там, мол, поживает наша красавица – очень уж ты ему понравилась… Ой, вспомнила, я ему и твой телефон дала: так он просил, хотел что-то у тебя узнать. Звонил он?
– Нет, не дозвонился. Я мало бываю дома. Может, мне самой его отыскать?
Катька порылась в клочках бумаги у телефона, но номера своего приятеля не нашла. Марина отложила приготовленную было записную книжечку. Еще немного посидела и, пожелав подруге скорейшего возвращения к божескому виду, засветло уехала.
Катька с тоской глянула на себя в зеркало, вздохнула и поплелась к холодильнику на кухне. Выудив из его недр баночку пива, она рухнула на диван и принялась в который раз листать дамские журналы кладезь полезных советов: как найти состоятельного мужа, вывести пятно от соуса “тартар” и не обгореть на Канарах. На этот раз ее взгляд остановился на разделе “Всегда готовьтесь к худшему”. Советовали не тратить с ходу все бешеные деньги, свалившиеся в результате удачной сделки партнера по жизни, не приобретать без разбору недвижимость на Кипре и не начинать строительство нового особняка не будучи уверенной в том, что и следующие сделки принесут такую же прибыль. Рекомендовали всегда быть готовой к тяжелым в материальном плане временам, когда, возможно, придется делать непростой выбор между сотовым телефоном и абонементом к косметичке.
– Дожили, – пробормотала сквозь дрему Катька и заснула блаженным и безмятежным сном.
Глава 5
РАСПЛАТА
Это был тяжкий, жуткий и липкий страх. Страх сковал Марину в ту ночь, когда в ее квартире раздался звонок с требованием расплаты. –Конечно, ей с самого начала казалась более чем странной та история с покойником, подброшенным под двери коммуналки на Свечном. Тогда она подавила все сомнения единственной фразой:
"О мертвеце – забыть”. Но теперь мертвец возвращался. Стоило только зажмуриться, и перед глазами вставало его расплывшееся, уже начавшее пухнуть лицо, растрепанные седые волосы, засаленная куртка. Итого: третья смерть, к которой она прикоснулась в своей жизни. Многовато для двадцати с небольшим лет.
Кем все-таки был этот человек? И кому принадлежал вкрадчивый голос на том конце провода? Марина уже не сомневалась, что слышала его прежде. Но где? Когда? Она лихорадочно перебирала всех знакомых – ответ не приходил. Звонивший знал, что она жила на Свечном – это раз. Звонившему была известна ее жизнь – это два. Кому она говорила о маленьком брате, которым шантажировал ее этот мерзавец? Паше, Катьке, девчонкам-медсестрам в больнице, кому-то из однокурсниц, оперу Фалееву, когда тот зачем-то расспрашивал ее об украинской родне, а она зачем-то рассказывала… С кем-то она была откровенна, с кем-то не очень. Были всего две истории, о которых она никогда и никому ничего не говорила. История с мертвецом и история с отчимом…
Так, но кому же еще она могла сказать о своем маленьком брате?
Перебирая все встречи последних месяцев, Марина вдруг вспомнила о парне-охраннике, с которым она разоткровенничалась тогда на пикнике у банкира. Как его звали? Кажется, Лешей. Да, Алексей. А еще, кто еще? Откуда она слышала это слово “лапонька”, этот говорок?
– Дура, филолог называется, – злилась она сама на себя. – Вспоминай, вспоминай…
Устав задавать себе вопросы, она забылась в тяжелом сне, в котором вокруг нее носился хоровод расплывчатых лиц. Мама с Пашей (“Почему они вместе? Господи, конечно, им так и положено быть!”), Петя и тетка, черный банкир и опер Фалеев, Катька и Лев Борисович в белой докторской шапочке – и над всем этим какой-то перезвон, а потом тяжелый грохот… Лица рухнули куда-то в пропасть. Марина очнулась ото сна. В дверь барабанили что есть силы:
– Эй, соседка, ты к телефону-то собираешься подходить? Третий раз уже звонят, а тебя не добудишься! Одиннадцатый час, слава богу, – ругливо отчитывал ее сосед Боря.
– Боренька, скажите, что меня нет.
– Просыпайся-просыпайся. Но в следующий раз, чтобы сама со своими кавалерами разговаривала.
Марина натянула одеяло на голову – совсем как в детстве, когда порой в темноте комнаты она пугалась передвигающихся по обоям теней, бросаемых уличным фонарем. Вновь – звонок, и опять – недовольный стук соседа…
– Иду, – вскочила Марина, еще не зная, что сможет она ответить на этот раз. И что скажут ей…
Звонила Катька:
– Мань, сколько можно дрыхнуть! Ты сегодня свободна? Приезжай ко мне. Посидим, поболтаем. Я по тебе уже соскучилась.
– А твой “папик”?
– Уехал. На неделю я опять свободная женщина, но ты бы видела мою физиономию. Так ничего и не рассосалось. Непреходящая жуть – просто какой-то кошмар на улице Стачек! – Катька рассмеялась.
Марина с облегчением повесила трубку. Но тут же очнулась.
– Господи! – вспомнила она кошмар ночных разговоров по телефону.
Ей не надо было размышлять о том, что делать. Конечно, срочно лететь домой, во Львов. Звонивший сказал о Петеньке… Что, если…
Она как раз поспевала на дневной рейс. И билеты, к счастью, еще оставались.
– Как ваша фамилия пишется? – переспросила кассирша за окошком. “Господи, ну что же здесь сложного?” – с раздражением подумала Марина, а вслух отчетливо и громко произнесла:
– Войцеховская.
Кассирша долго выводила ее имя…
Марина схватила билет и помчалась к стойке регистрации. Она и не заметила того, что следом за ней, оторвавшись от стены, поспешил какой-то человек.
– Девушка, меня тут просили вам передать, – подошел он к ней, когда она уже оформила все документы.
– Что?
– А вот этот пакет. На, держи. Сказали, что дальше сама все знаешь. Короче, чтоб ждала звонка…
Марина в недоумении взяла в руки небольшой пластиковой мешок, перевязанный пышным бантом, каким скрепляют букеты цветов. Кто бы это мог ей что-то передать? Быстро сорвав бант, она открыла пакет и замерла. В пакете был игрушечный медвежонок – точно такой же, какого она недавно посылала в деревню на день рождения Петеньке. Под игрушкой лежала какая-то цветная фотография – с маленьким мальчиком на качелях. Снимок был сделан летом, сквозь буйство ярких георгинов и мальв, растущих вдоль забора, окружавшего дом ее тетки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32