Я просто подвел итог и все.
— В самом деле? — ответил Грэхем, в голосе его чувствовалось раздражение.
— Майк, ты не расскажешь о своем плане? — сказала Сабрина, пытаясь снять напряжение.
— А что рассказывать, мы все равно не сможем им воспользоваться. Чтобы добраться до галереи Шредера, надо специальное оборудование.
— Майк, ты знаешь, как туда добраться?
Грэхем пожал плечами:
— Вы что-нибудь слышали о мотодельтаплане?
— Конечно, легкий планер с мотором, который последнюю пару лет используют спецназовцы.
— Да, надо сказать, наш Центр обучения целиком содрал его и усовершенствовал, приспособив к нашим задачам...
— У нас тоже есть? — спросил Витлок. — Тогда почему я ничего не знаю об этом, Сергей?
Колчинский смущенно поерзал на своем месте:
— Мы получили его лишь недели две назад. Предполагается, что его еще нельзя использовать, но когда Михаил рассказал мне сегодня о своем плане, я решил, что стоит попробовать, и попросил выслать три штуки. Их должны привезти завтра рано утром. Кто знает, может, они нам и пригодятся.
— Значит, план заключается в том, чтобы с помощью дельтапланов похитить картину, а затем вывезти ее? — нахмурилась Сабрина. — Но как мы попадем в дом? Ведь необходим... — Она запнулась, увидев, что Грэхем вытащил из кармана пропуск и бросил его на стол.
— Вытащил у одного из охранников.
Витлок взял пропуск и повертел его в руках. Это была магнитная карточка с именем и фотографией охранника.
— Ничего особенного. Я ожидал, что система безопасности там более суровая.
— Сначала тебе надо попасть в дом, прежде чем ты сможешь ею воспользоваться, — ответила Сабрина. — А с твоей внешностью это вообще невозможно.
— Ладно, у кого-нибудь есть другой план? — спросил Грэхем, переводя взгляд с одного на другого.
— Идти на это — чистое самоубийство, — сказала угрюмо Сабрина.
Колчинский сделал большой глоток пива и поставил бутылку на стол.
— Именно это мы и собираемся сделать. Ну, по крайней мере, я.
— Ладно, Сергей, говори серьезно.
— Я серьезно, К. В., — Колчинский повернулся к Грэхему: — У меня были некоторые замечания по твоему плану, когда ты его мне рассказал. Он был слишком... рискованный, но я принял его, потому что ничего другого у нас не было. Потом я придумал свой собственный план. Он как раз довольно прост. Без приглашения я приезжаю к Шредеру и представляюсь Тойсгеном. Он ведь не знает, что Тойсген мертв...
— Уже есть промашка, Сергей.
— Михаил, дай я сперва закончу, а потом ты можешь критиковать сколько угодно. Убедив Шредера, что меня зовут Тойсген, я рассказываю ему о том, что Ван Дехн и Кепплер заказали мне две копии и что я не сомневаюсь, что они отправили подделку ему, а себе оставили оригинал, чтобы позже самим продать его. Затем я проведу химический анализ, который подтвердит, что он владеет копией, и предложу ему такой план: я беру картину и возвращаюсь в Амстердам, где меняю ее на оригинал, который высылаю ему, а копию продаю Ван Дехну и Кепплеру. Если он соглашается отдать мне оригинал, мы летим домой и выходим из игры. А картину вешают в Мет послезавтра.
— Драго знает Тойсгена, он встречался с ним в Амстердаме. Как ты собираешься обойти это обстоятельство?
— Драго там не будет, Михаил. Я собирался позвонить ему и выманить его из дома, придумав какой-нибудь предлог, но с Юрием задача упрощается. Я позвоню, прикинувшись Юрием, и назначу ему встречу где-нибудь в городе. Когда Драго уедет, К. В. и я подъедем к главным воротам и попросим Шредера принять нас.
— В каком качестве буду задействован я? — спросил Витлок.
— Ты мой водитель.
— А что, если он позвонит в Мет, чтобы проверить насчет Ван Дехна? — спросила Сабрина.
— Я попросил Питера де Йонга вылететь из Амстердама. Завтра он скорее всего будет в Мет.
— В этом что-то есть, Сергей, — сказал Витлок после паузы. — Все зависит от того, передаст ли Шредер тебе картину.
— Поставь себя на его место, — ответил Колчинский. — Он пошел на огромные расходы, чтобы заполучить оригинал «Ночного дозора» для своей коллекции. А затем человек, который написал эту картину, говорит, что это копия. У него один выход — согласиться на этот план. Копия для него не имеет никакой цены.
— Если он поверит тебе.
— Он поверит мне, К.В. Когда я захочу, я умею быть очень убедительным. Ты знаешь.
— Стоит попытаться, — признал Грэхем. — А что будем делать мы с Сабриной?
— Ничего. Шредер знает вас.
— Когда мы завтра выезжаем? — спросил Витлок.
— Встречаемся в вестибюле в восемь тридцать.
— Уже два часа.
Витлок поднялся, подавив зевок:
— Терпеть не могу расстраивать компанию, но все-таки я пойду спать.
— А я, пожалуй, вернусь в свой отель, мне еще надо сделать несколько звонков перед сном.
Сабрина закрыла за ними дверь, повернулась к Грэхему и показала на его ногу:
— Я заметила, ты прихрамываешь. В чем дело?
— Ударился о гору, больше ничего.
— Это я уже слышала. Дай-ка я взгляну.
— Незачем, — раздраженно сказал он. — Я уже сам все осмотрел. И хватит нянчиться со мной.
— Я хочу помочь тебе, — не отступала Сабрина. — Я ведь лучше разбираюсь в этих вещах, согласен?
— Да, лучше. Но я и сам могу обработать свои раны.
Он метнулся в ванную, хлопнув за собой дверью.
В отчаянии она всплеснула руками, но не успела опуститься на кушетку, как раздался громкий, полный муки крик, который заставил ее броситься к двери ванной и распахнуть ее. Грэхем сидел на крышке унитаза с закатанными до лодыжек джинсами, сжимая руками ногу на несколько дюймов выше пропитанной кровью повязки.
— Что случилось? — с волнением спросила она.
— Я закатывал джинсы и сдвинул повязку. Господи, здесь открытая рана.
— Разрежь бинт и намочи повязку под душем.
Она взяла с подоконника ножницы.
— Вот возьми. А новую одежду я положу на подоконник, хоть ты, конечно, и не любишь, чтобы с тобой нянчились.
Он улыбнулся, но промолчал. Она закрыла за собой дверь и включила радио. Поймав «Голос Америки», она легла на кровать и закрыла глаза.
Через несколько минут из ванной вышел Грэхем в белой майке и голубых шортах и, вытирая полотенцем мокрые волосы, посмотрел на Сабрину сверху вниз, гадая, спит она или нет.
— Ты снял повязку? — спросила она, не открывая глаз.
— Да, — ответил он, садясь на кровать.
Она спустила ноги на пол и достала из своего чемодана голубую брезентовую сумку. Это был стандартный набор ЮНАКО для оказания первой помощи, который перед каждым выходом на задание оперативник должен взять со склада. Она встала перед ним на колени и чуть-чуть повернула ногу, чтобы лучше взглянуть на рану. Рана была рваная и пересекала колено по диагонали.
— Ну как, буду жить? — спросил он, вешая полотенце на шею.
— Пока да.
Она открыла брезентовую сумку и вытащила пузырек с дезинфицирующей жидкостью, тампон и бинт.
— Готовься, будет сильно щипать, — предупредила она, смачивая дезинфицирующей жидкостью тампон.
— Ладно, — сказал он и поморщился, когда она приложила тампон к ране.
— Останется шрам, имей в виду.
— Многие люди коллекционируют фотографии о тех странах, где они побывали. А я коллекционирую шрамы.
Пожалуй, она впервые видела его таким мягким, сейчас его настроение было абсолютно противоположным тому, с каким он кинулся в душ. Загадка ЮНАКО! Она мысленно улыбнулась, перевязала колено бинтом, скрепила повязку булавкой и положила аптечку в чемодан. Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит в зеркало. Грэхем ненавидел зеркала, считал, что они разжигают тщеславие. Что с ним?
Он поймал ее взгляд.
— Шрамы будоражат память. И больше всего вспоминается Вьетнам.
Сабрину охватило волнение. Грэхем ни одному человеку в ЮНАКО не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это было его табу, как однажды сказал Витлок.
— Вот этот, маленький, положил конец моей футбольной карьере, — сказал он, проводя пальцем по светлому шраму на правом плече.
— Что произошло? — спросила она.
Он сел на кровать и сцепил руки.
— Взрыв гранаты. Три месяца не мог шевельнуть рукой. Никогда в жизни я не испытывал большего унижения. Каждый день меня одевали, подавали мне еду. Господи, даже помочиться я не мог без помощи санитара. И вот однажды наглый юнец, только что вышедший из медучилища, заявил, что мол, рука никогда не будет действовать. Я и взвился, не допущу, черт возьми, чтобы... байстрючонок оказался прав. Я взялся за физиотерапию и через семь месяцев меня направили в Таиланд инструктором по подготовке наемников. Но до сих пор завести руку за спину я не в силах.
Грэхем вытянул правую руку перед собой и тщетно попытался завести ее назад.
— Настало время прощаться с футболом. Я не силен в футбольной терминологии, но понял, что с футболом покончено. Так, в девятнадцать лет моя мечта стать Даном Марино или Джимом Макмахоном развеялась.
— Это футболисты? — неуверенно спросила она.
— Два лучших защитника.
— Я не разбираюсь в футболе, — сказала она, виновато улыбаясь. — И ни разу в жизни не была на матче.
— Ни разу? — удивился он.
Она кивнула:
— Ближе всего я была к стадиону, когда встречалась с одним парнем, он был фанатом вроде тебя и все время уговаривал меня пойти с ним на стадион, но мне это было неинтересно.
— Я не упрекаю ни тебя, ни его за то, что он звал тебя на стадион. Ты не хочешь, чтобы видели, как ты болеешь за «Ракет».
Она рассмеялась.
— Футбол — ваша стихия. Он говорил мне примерно то же самое, но про «Гигантов».
— Ты можешь отделаться от кого угодно, — сказал он, улыбнувшись, и встал, подавляя зевоту. — Скоро день, и, пожалуй, пора бы поспать.
Она тоже зевнула:
— Да, подумать только, завтра в это время мы будем уже дома.
— Ну, тут все зависит от Сергея, разве не так?
— Да, так.
— До завтра.
Он пошел к своему ложу и начал разбирать постель.
— Угу, — пробормотала она и отправилась в ванную.
Глава 12
— Похуже ты ничего не мог достать, Сергей? — презрительно спросил Витлок, медленно обходя побитый фургон, припаркованный у отеля. — Да тебя тут же арестовали бы, если бы ты выехал на нем на улицы Нью-Йорка. Что за прихоть?
— Не прихоть, просто я нанял бедного favelado, чтобы он довез меня до Шредера. Мы же не можем прикатить на сверкающем «хертце», правда? Вчера ночью я купил фургон за сто долларов. Это как раз то, что нам нужно.
— Да никто никогда не примет меня за favelado! И одет я по-другому.
— Кое-какую одежду ты найдешь на заднем сиденье. Я уверен, она придется тебе впору.
Витлок открыл заднюю дверцу и залез в микроавтобус. Через мгновение он выскочил с искаженным от ужаса лицом.
— Сергей, от нее воняет!
— А как же! Я купил ее сегодня утром у бродяги рядом со своей гостиницей. Ты должен смириться, К.В., это единственный способ одурачить Шредера.
— Прекрасно, я куплю Что-нибудь в «Сэконд хэнд».
Колчинский отрицательно покачал головой.
— Сергей, я не надену эти лохмотья! В них, возможно, вши, блохи и еще черт знает какие паразиты. А что касается вони...
— Я не могу заставить тебя. Придется отказаться от этого плана. Пошли поднимем Михаила и Сабрину, может, они придумают что-нибудь получше.
— Ты отказываешься от своего плана из-за такого пустяка?
— Это не пустяк, К.В.! Тойсген наверняка нанял бы favelado, а не лощеного таксиста. Если бы ты приехал и от тебя пахло, как от Пако Рабаца, охрана вмиг взяла бы тебя на заметку и доложила бы Шредеру.
— Ладно, надену, — недовольно пробурчал Витлок и снова залез в фургон.
Колчинский улыбнулся про себя и сел на переднее сиденье. Витлок надел вонючую рубаху, потертый фланелевый пиджак и изношенные коричневые туфли, захлопнул дверь заднего отделения и сел рядом с Колчинским на место водителя.
— Теперь я знаю, что значит входить в образ, — пошутил он ворчливо с выражением гадливости на лице.
Колчинский опустил окно и решил не вводить Витлока в курс дела, сомневаясь, что он оценит это по достоинству.
— Надеюсь, ты знаешь дорогу? — спросил Витлок, включая стартер.
— Я ездил туда сегодня утром.
Колчинский вытащил карту и разложил ее на коленях.
— Поворот на авениде Ниемейер.
— Езжай. Я покажу.
Через двадцать минут они были на повороте.
— По дороге, в миле отсюда, есть заброшенное кафе, — сказал Колчинский, нарушив продолжительное молчание. — Оттуда я позвоню Драго.
Витлок переключил скорость, когда дорога пошла под уклон, и пропустил идущие за ним машины. У кафе Колчинский вылез из машины и подошел к желтой телефонной будке. Он бросил жетон и набрал номер.
— Данаэ. Bon dia, доброе утро, — раздался женский приветливый голос.
— Можно попросить Андре Драго?
— А кто его спрашивает?
— Леонов.
— Одну минутку, сэр. Я посмотрю, свободен ли он.
Через некоторое время Драго взял трубку:
— Драго слушает.
— Это Леонов, нам надо немедленно встретиться.
— Что случилось? Мы же договорились встретиться сегодня вечером в доме на набережной.
— А почему ты не рассказал всему миру о том, где мы встретимся? — оборвал Колчинский в типичной леоновской манере. Драго стушевался:
— Простите, у меня сейчас голова забита не тем.
— Встречаемся перед музеем Кармен Миранды через тридцать минут.
— Я должен привезти конверт? — нерешительно спросил Драго.
— Разумеется.
Колчинский повесил трубку и сел в машину.
— Клюнул? — спросил Витлок.
— Леонов назначил встречу через тридцать минут на другом конце города. У нас будет достаточно времени на то, чтобы зайти и выйти из Данаэ.
— Но как мы узнаем, что Драго выехал?
Колчинский вытащил из «бардачка» бинокль.
— Вот так. Пошли покажу.
Витлок последовал за Колчинским к перилам вокруг автостоянки. Вид был потрясающий — Ипанема и Леблон простирались перед ними как глянцевая фотография из туристического альбома.
Колчинский отдал бинокль Витлоку и показал на ближайшие горы за пляжем Сан Конраду.
— Посмотри вон туда. Видишь что-нибудь?
— Деревья, — ответил Витлок. — Одни деревья.
— Там есть дорога между деревьями. Возьми выше.
— Не знаю, что я... постой-ка, вижу ворота. Должно быть, футов в десять высотой.
Витлок опустил бинокль.
— Это вход?
Колчинский взял бинокль у Витлока и поднес его к глазам.
— Да, единственная дорога в Данаэ. Драго поедет по ней.
— Но откуда ты узнал, куда смотреть?
— Ниоткуда. Просто удача. Я видел ворота, когда ездил туда, а на обратном пути я случайно остановился здесь и увидел их в бинокль.
Витлок уловил движение и стукнул Колчинского по руке.
— Мы забыли про ворота. Засеки время. Сейчас двенадцать.
Колчинский вскинул бинокль. Белый вертолет «Газель» взмыл с вершины горы, резко развернулся и полетел прямо к пляжу Сан Конраду. Он настроил бинокль и посмотрел на кабину вертолета. Ошибки быть не могло, это был Драго со своими белыми волосами. На нем был ремень безопасности, он сидел рядом с пилотом в шлеме.
— Ты не передумал? — спросил Витлок.
— Конечно нет. У нас в запасе целых полчаса. Хватит.
Они выехали на трассу и, не доезжая милю до Данаэ, увидели знак поворота. Дорога сворачивала к горе и последние двести ярдов вела прямо к внушительным воротам из сваренной стали, которые являлись въездом в поместье.
Колчинский вышел из машины, взглянул на телекамеру, подошел к панели внутренней связи и нажал на кнопку.
— Я хотел бы увидеться с Мартином Шредером.
— Вам назначено? — спросил мужской голос.
— Нет, но у меня к нему очень важное дело.
— Мистер Шредер никого не принимает без предварительной договоренности.
— У меня не было возможности позвонить. Я только сегодня утром прилетел из Амстердама.
— Я же сказал вам...
— Я понимаю нежелание мистера Шредера видеть кого-либо без приглашения. Тогда сделаем так. Сегодня днем, в час дня, я улетаю в Амстердам, и, если до этого времени я не увижу мистера Шредера, он потеряет миллионы долларов, и произойдет это по вашей вине.
Наступила продолжительная пауза.
— Хорошо, я позвоню мистеру Шредеру и спрошу его, примет ли он вас. Ваше имя?
— Тойсген.
— По буквам, — попросил он.
Колчинский продиктовал по буквам.
— Скажите ему, что это по поводу картины. Он знает, о чем речь.
Через минуту раздался металлический щелчок, и ворота открылись. Колчинский снова сел в машину, и Витлок въехал на территорию поместья. Ворота за ними закрылись. Перед вторыми воротами их остановил другой охранник. С очевидным презрением он осмотрел машину, затем подошел к окну со стороны водителя и заглянул внутрь.
— Что-нибудь не так? — спросил Колчинский.
Охранник обошел фургон и подошел к окну пассажира, приходя в себя от зловония, которое исходило от Витлока.
— Я осмотрю кузов, — сказал он, постукивая по машине.
— Он открыт, — сказал Колчинский.
Охранник открыл заднюю дверь. Фургон был пуст. Он захлопнул дверь и дал знак двигаться дальше. Витлок выехал на просторную стоянку и остановился у регистратуры. Колчинский вытащил из-под сиденья черный дипломат.
— А там что?
— Надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы убедить Шредера расстаться с картиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— В самом деле? — ответил Грэхем, в голосе его чувствовалось раздражение.
— Майк, ты не расскажешь о своем плане? — сказала Сабрина, пытаясь снять напряжение.
— А что рассказывать, мы все равно не сможем им воспользоваться. Чтобы добраться до галереи Шредера, надо специальное оборудование.
— Майк, ты знаешь, как туда добраться?
Грэхем пожал плечами:
— Вы что-нибудь слышали о мотодельтаплане?
— Конечно, легкий планер с мотором, который последнюю пару лет используют спецназовцы.
— Да, надо сказать, наш Центр обучения целиком содрал его и усовершенствовал, приспособив к нашим задачам...
— У нас тоже есть? — спросил Витлок. — Тогда почему я ничего не знаю об этом, Сергей?
Колчинский смущенно поерзал на своем месте:
— Мы получили его лишь недели две назад. Предполагается, что его еще нельзя использовать, но когда Михаил рассказал мне сегодня о своем плане, я решил, что стоит попробовать, и попросил выслать три штуки. Их должны привезти завтра рано утром. Кто знает, может, они нам и пригодятся.
— Значит, план заключается в том, чтобы с помощью дельтапланов похитить картину, а затем вывезти ее? — нахмурилась Сабрина. — Но как мы попадем в дом? Ведь необходим... — Она запнулась, увидев, что Грэхем вытащил из кармана пропуск и бросил его на стол.
— Вытащил у одного из охранников.
Витлок взял пропуск и повертел его в руках. Это была магнитная карточка с именем и фотографией охранника.
— Ничего особенного. Я ожидал, что система безопасности там более суровая.
— Сначала тебе надо попасть в дом, прежде чем ты сможешь ею воспользоваться, — ответила Сабрина. — А с твоей внешностью это вообще невозможно.
— Ладно, у кого-нибудь есть другой план? — спросил Грэхем, переводя взгляд с одного на другого.
— Идти на это — чистое самоубийство, — сказала угрюмо Сабрина.
Колчинский сделал большой глоток пива и поставил бутылку на стол.
— Именно это мы и собираемся сделать. Ну, по крайней мере, я.
— Ладно, Сергей, говори серьезно.
— Я серьезно, К. В., — Колчинский повернулся к Грэхему: — У меня были некоторые замечания по твоему плану, когда ты его мне рассказал. Он был слишком... рискованный, но я принял его, потому что ничего другого у нас не было. Потом я придумал свой собственный план. Он как раз довольно прост. Без приглашения я приезжаю к Шредеру и представляюсь Тойсгеном. Он ведь не знает, что Тойсген мертв...
— Уже есть промашка, Сергей.
— Михаил, дай я сперва закончу, а потом ты можешь критиковать сколько угодно. Убедив Шредера, что меня зовут Тойсген, я рассказываю ему о том, что Ван Дехн и Кепплер заказали мне две копии и что я не сомневаюсь, что они отправили подделку ему, а себе оставили оригинал, чтобы позже самим продать его. Затем я проведу химический анализ, который подтвердит, что он владеет копией, и предложу ему такой план: я беру картину и возвращаюсь в Амстердам, где меняю ее на оригинал, который высылаю ему, а копию продаю Ван Дехну и Кепплеру. Если он соглашается отдать мне оригинал, мы летим домой и выходим из игры. А картину вешают в Мет послезавтра.
— Драго знает Тойсгена, он встречался с ним в Амстердаме. Как ты собираешься обойти это обстоятельство?
— Драго там не будет, Михаил. Я собирался позвонить ему и выманить его из дома, придумав какой-нибудь предлог, но с Юрием задача упрощается. Я позвоню, прикинувшись Юрием, и назначу ему встречу где-нибудь в городе. Когда Драго уедет, К. В. и я подъедем к главным воротам и попросим Шредера принять нас.
— В каком качестве буду задействован я? — спросил Витлок.
— Ты мой водитель.
— А что, если он позвонит в Мет, чтобы проверить насчет Ван Дехна? — спросила Сабрина.
— Я попросил Питера де Йонга вылететь из Амстердама. Завтра он скорее всего будет в Мет.
— В этом что-то есть, Сергей, — сказал Витлок после паузы. — Все зависит от того, передаст ли Шредер тебе картину.
— Поставь себя на его место, — ответил Колчинский. — Он пошел на огромные расходы, чтобы заполучить оригинал «Ночного дозора» для своей коллекции. А затем человек, который написал эту картину, говорит, что это копия. У него один выход — согласиться на этот план. Копия для него не имеет никакой цены.
— Если он поверит тебе.
— Он поверит мне, К.В. Когда я захочу, я умею быть очень убедительным. Ты знаешь.
— Стоит попытаться, — признал Грэхем. — А что будем делать мы с Сабриной?
— Ничего. Шредер знает вас.
— Когда мы завтра выезжаем? — спросил Витлок.
— Встречаемся в вестибюле в восемь тридцать.
— Уже два часа.
Витлок поднялся, подавив зевок:
— Терпеть не могу расстраивать компанию, но все-таки я пойду спать.
— А я, пожалуй, вернусь в свой отель, мне еще надо сделать несколько звонков перед сном.
Сабрина закрыла за ними дверь, повернулась к Грэхему и показала на его ногу:
— Я заметила, ты прихрамываешь. В чем дело?
— Ударился о гору, больше ничего.
— Это я уже слышала. Дай-ка я взгляну.
— Незачем, — раздраженно сказал он. — Я уже сам все осмотрел. И хватит нянчиться со мной.
— Я хочу помочь тебе, — не отступала Сабрина. — Я ведь лучше разбираюсь в этих вещах, согласен?
— Да, лучше. Но я и сам могу обработать свои раны.
Он метнулся в ванную, хлопнув за собой дверью.
В отчаянии она всплеснула руками, но не успела опуститься на кушетку, как раздался громкий, полный муки крик, который заставил ее броситься к двери ванной и распахнуть ее. Грэхем сидел на крышке унитаза с закатанными до лодыжек джинсами, сжимая руками ногу на несколько дюймов выше пропитанной кровью повязки.
— Что случилось? — с волнением спросила она.
— Я закатывал джинсы и сдвинул повязку. Господи, здесь открытая рана.
— Разрежь бинт и намочи повязку под душем.
Она взяла с подоконника ножницы.
— Вот возьми. А новую одежду я положу на подоконник, хоть ты, конечно, и не любишь, чтобы с тобой нянчились.
Он улыбнулся, но промолчал. Она закрыла за собой дверь и включила радио. Поймав «Голос Америки», она легла на кровать и закрыла глаза.
Через несколько минут из ванной вышел Грэхем в белой майке и голубых шортах и, вытирая полотенцем мокрые волосы, посмотрел на Сабрину сверху вниз, гадая, спит она или нет.
— Ты снял повязку? — спросила она, не открывая глаз.
— Да, — ответил он, садясь на кровать.
Она спустила ноги на пол и достала из своего чемодана голубую брезентовую сумку. Это был стандартный набор ЮНАКО для оказания первой помощи, который перед каждым выходом на задание оперативник должен взять со склада. Она встала перед ним на колени и чуть-чуть повернула ногу, чтобы лучше взглянуть на рану. Рана была рваная и пересекала колено по диагонали.
— Ну как, буду жить? — спросил он, вешая полотенце на шею.
— Пока да.
Она открыла брезентовую сумку и вытащила пузырек с дезинфицирующей жидкостью, тампон и бинт.
— Готовься, будет сильно щипать, — предупредила она, смачивая дезинфицирующей жидкостью тампон.
— Ладно, — сказал он и поморщился, когда она приложила тампон к ране.
— Останется шрам, имей в виду.
— Многие люди коллекционируют фотографии о тех странах, где они побывали. А я коллекционирую шрамы.
Пожалуй, она впервые видела его таким мягким, сейчас его настроение было абсолютно противоположным тому, с каким он кинулся в душ. Загадка ЮНАКО! Она мысленно улыбнулась, перевязала колено бинтом, скрепила повязку булавкой и положила аптечку в чемодан. Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит в зеркало. Грэхем ненавидел зеркала, считал, что они разжигают тщеславие. Что с ним?
Он поймал ее взгляд.
— Шрамы будоражат память. И больше всего вспоминается Вьетнам.
Сабрину охватило волнение. Грэхем ни одному человеку в ЮНАКО не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это было его табу, как однажды сказал Витлок.
— Вот этот, маленький, положил конец моей футбольной карьере, — сказал он, проводя пальцем по светлому шраму на правом плече.
— Что произошло? — спросила она.
Он сел на кровать и сцепил руки.
— Взрыв гранаты. Три месяца не мог шевельнуть рукой. Никогда в жизни я не испытывал большего унижения. Каждый день меня одевали, подавали мне еду. Господи, даже помочиться я не мог без помощи санитара. И вот однажды наглый юнец, только что вышедший из медучилища, заявил, что мол, рука никогда не будет действовать. Я и взвился, не допущу, черт возьми, чтобы... байстрючонок оказался прав. Я взялся за физиотерапию и через семь месяцев меня направили в Таиланд инструктором по подготовке наемников. Но до сих пор завести руку за спину я не в силах.
Грэхем вытянул правую руку перед собой и тщетно попытался завести ее назад.
— Настало время прощаться с футболом. Я не силен в футбольной терминологии, но понял, что с футболом покончено. Так, в девятнадцать лет моя мечта стать Даном Марино или Джимом Макмахоном развеялась.
— Это футболисты? — неуверенно спросила она.
— Два лучших защитника.
— Я не разбираюсь в футболе, — сказала она, виновато улыбаясь. — И ни разу в жизни не была на матче.
— Ни разу? — удивился он.
Она кивнула:
— Ближе всего я была к стадиону, когда встречалась с одним парнем, он был фанатом вроде тебя и все время уговаривал меня пойти с ним на стадион, но мне это было неинтересно.
— Я не упрекаю ни тебя, ни его за то, что он звал тебя на стадион. Ты не хочешь, чтобы видели, как ты болеешь за «Ракет».
Она рассмеялась.
— Футбол — ваша стихия. Он говорил мне примерно то же самое, но про «Гигантов».
— Ты можешь отделаться от кого угодно, — сказал он, улыбнувшись, и встал, подавляя зевоту. — Скоро день, и, пожалуй, пора бы поспать.
Она тоже зевнула:
— Да, подумать только, завтра в это время мы будем уже дома.
— Ну, тут все зависит от Сергея, разве не так?
— Да, так.
— До завтра.
Он пошел к своему ложу и начал разбирать постель.
— Угу, — пробормотала она и отправилась в ванную.
Глава 12
— Похуже ты ничего не мог достать, Сергей? — презрительно спросил Витлок, медленно обходя побитый фургон, припаркованный у отеля. — Да тебя тут же арестовали бы, если бы ты выехал на нем на улицы Нью-Йорка. Что за прихоть?
— Не прихоть, просто я нанял бедного favelado, чтобы он довез меня до Шредера. Мы же не можем прикатить на сверкающем «хертце», правда? Вчера ночью я купил фургон за сто долларов. Это как раз то, что нам нужно.
— Да никто никогда не примет меня за favelado! И одет я по-другому.
— Кое-какую одежду ты найдешь на заднем сиденье. Я уверен, она придется тебе впору.
Витлок открыл заднюю дверцу и залез в микроавтобус. Через мгновение он выскочил с искаженным от ужаса лицом.
— Сергей, от нее воняет!
— А как же! Я купил ее сегодня утром у бродяги рядом со своей гостиницей. Ты должен смириться, К.В., это единственный способ одурачить Шредера.
— Прекрасно, я куплю Что-нибудь в «Сэконд хэнд».
Колчинский отрицательно покачал головой.
— Сергей, я не надену эти лохмотья! В них, возможно, вши, блохи и еще черт знает какие паразиты. А что касается вони...
— Я не могу заставить тебя. Придется отказаться от этого плана. Пошли поднимем Михаила и Сабрину, может, они придумают что-нибудь получше.
— Ты отказываешься от своего плана из-за такого пустяка?
— Это не пустяк, К.В.! Тойсген наверняка нанял бы favelado, а не лощеного таксиста. Если бы ты приехал и от тебя пахло, как от Пако Рабаца, охрана вмиг взяла бы тебя на заметку и доложила бы Шредеру.
— Ладно, надену, — недовольно пробурчал Витлок и снова залез в фургон.
Колчинский улыбнулся про себя и сел на переднее сиденье. Витлок надел вонючую рубаху, потертый фланелевый пиджак и изношенные коричневые туфли, захлопнул дверь заднего отделения и сел рядом с Колчинским на место водителя.
— Теперь я знаю, что значит входить в образ, — пошутил он ворчливо с выражением гадливости на лице.
Колчинский опустил окно и решил не вводить Витлока в курс дела, сомневаясь, что он оценит это по достоинству.
— Надеюсь, ты знаешь дорогу? — спросил Витлок, включая стартер.
— Я ездил туда сегодня утром.
Колчинский вытащил карту и разложил ее на коленях.
— Поворот на авениде Ниемейер.
— Езжай. Я покажу.
Через двадцать минут они были на повороте.
— По дороге, в миле отсюда, есть заброшенное кафе, — сказал Колчинский, нарушив продолжительное молчание. — Оттуда я позвоню Драго.
Витлок переключил скорость, когда дорога пошла под уклон, и пропустил идущие за ним машины. У кафе Колчинский вылез из машины и подошел к желтой телефонной будке. Он бросил жетон и набрал номер.
— Данаэ. Bon dia, доброе утро, — раздался женский приветливый голос.
— Можно попросить Андре Драго?
— А кто его спрашивает?
— Леонов.
— Одну минутку, сэр. Я посмотрю, свободен ли он.
Через некоторое время Драго взял трубку:
— Драго слушает.
— Это Леонов, нам надо немедленно встретиться.
— Что случилось? Мы же договорились встретиться сегодня вечером в доме на набережной.
— А почему ты не рассказал всему миру о том, где мы встретимся? — оборвал Колчинский в типичной леоновской манере. Драго стушевался:
— Простите, у меня сейчас голова забита не тем.
— Встречаемся перед музеем Кармен Миранды через тридцать минут.
— Я должен привезти конверт? — нерешительно спросил Драго.
— Разумеется.
Колчинский повесил трубку и сел в машину.
— Клюнул? — спросил Витлок.
— Леонов назначил встречу через тридцать минут на другом конце города. У нас будет достаточно времени на то, чтобы зайти и выйти из Данаэ.
— Но как мы узнаем, что Драго выехал?
Колчинский вытащил из «бардачка» бинокль.
— Вот так. Пошли покажу.
Витлок последовал за Колчинским к перилам вокруг автостоянки. Вид был потрясающий — Ипанема и Леблон простирались перед ними как глянцевая фотография из туристического альбома.
Колчинский отдал бинокль Витлоку и показал на ближайшие горы за пляжем Сан Конраду.
— Посмотри вон туда. Видишь что-нибудь?
— Деревья, — ответил Витлок. — Одни деревья.
— Там есть дорога между деревьями. Возьми выше.
— Не знаю, что я... постой-ка, вижу ворота. Должно быть, футов в десять высотой.
Витлок опустил бинокль.
— Это вход?
Колчинский взял бинокль у Витлока и поднес его к глазам.
— Да, единственная дорога в Данаэ. Драго поедет по ней.
— Но откуда ты узнал, куда смотреть?
— Ниоткуда. Просто удача. Я видел ворота, когда ездил туда, а на обратном пути я случайно остановился здесь и увидел их в бинокль.
Витлок уловил движение и стукнул Колчинского по руке.
— Мы забыли про ворота. Засеки время. Сейчас двенадцать.
Колчинский вскинул бинокль. Белый вертолет «Газель» взмыл с вершины горы, резко развернулся и полетел прямо к пляжу Сан Конраду. Он настроил бинокль и посмотрел на кабину вертолета. Ошибки быть не могло, это был Драго со своими белыми волосами. На нем был ремень безопасности, он сидел рядом с пилотом в шлеме.
— Ты не передумал? — спросил Витлок.
— Конечно нет. У нас в запасе целых полчаса. Хватит.
Они выехали на трассу и, не доезжая милю до Данаэ, увидели знак поворота. Дорога сворачивала к горе и последние двести ярдов вела прямо к внушительным воротам из сваренной стали, которые являлись въездом в поместье.
Колчинский вышел из машины, взглянул на телекамеру, подошел к панели внутренней связи и нажал на кнопку.
— Я хотел бы увидеться с Мартином Шредером.
— Вам назначено? — спросил мужской голос.
— Нет, но у меня к нему очень важное дело.
— Мистер Шредер никого не принимает без предварительной договоренности.
— У меня не было возможности позвонить. Я только сегодня утром прилетел из Амстердама.
— Я же сказал вам...
— Я понимаю нежелание мистера Шредера видеть кого-либо без приглашения. Тогда сделаем так. Сегодня днем, в час дня, я улетаю в Амстердам, и, если до этого времени я не увижу мистера Шредера, он потеряет миллионы долларов, и произойдет это по вашей вине.
Наступила продолжительная пауза.
— Хорошо, я позвоню мистеру Шредеру и спрошу его, примет ли он вас. Ваше имя?
— Тойсген.
— По буквам, — попросил он.
Колчинский продиктовал по буквам.
— Скажите ему, что это по поводу картины. Он знает, о чем речь.
Через минуту раздался металлический щелчок, и ворота открылись. Колчинский снова сел в машину, и Витлок въехал на территорию поместья. Ворота за ними закрылись. Перед вторыми воротами их остановил другой охранник. С очевидным презрением он осмотрел машину, затем подошел к окну со стороны водителя и заглянул внутрь.
— Что-нибудь не так? — спросил Колчинский.
Охранник обошел фургон и подошел к окну пассажира, приходя в себя от зловония, которое исходило от Витлока.
— Я осмотрю кузов, — сказал он, постукивая по машине.
— Он открыт, — сказал Колчинский.
Охранник открыл заднюю дверь. Фургон был пуст. Он захлопнул дверь и дал знак двигаться дальше. Витлок выехал на просторную стоянку и остановился у регистратуры. Колчинский вытащил из-под сиденья черный дипломат.
— А там что?
— Надеюсь, этого окажется достаточно, чтобы убедить Шредера расстаться с картиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29