Примерный срок готовности субмарины к выходу в море нам известен, остается только следить за погодой.
— В таком случае не вижу проблем. Наш экипаж готов выполнить поставленную задачу.
— В вас я никогда не сомневался, к тому же эта MSS-2 существенно упростит ее выполнение, мы постоянно будем обсчитывать полет и иметь наготове варианты решения возникших сложностей, если таковые будут иметь место.
— А в чем же тогда дело?
— Вот в этом, — полковник вздохнул и положил на стол перед Беном листок бумаги с официальным штампом и печатью военного министра. Из приказа следовало, что на время выполнения полетов по программе взаимного обмена летным составом экипаж патрульного самолета, которым командует майор Б. Йенсен, передается в подчинение капитану ВВС США С. Алмас.
— Поверь, дружище, я был против.
— Ну ладно, и кто это такой? — недовольным голосом произнес Йенсен. Иметь в начальниках явного аутсайдера в момент выполнения ответственной задачи ему явно не улыбалось.
— Не такой, а такая; все, что нам удалось узнать по линии военной разведки, — на последней странице в папке, что лежит на столе у тебя под носом.
Йенсен вытащил последний лист и, положив поверх остальных, приступил к изучению. Торвальдсон подлил ему кофе, отошел к форточке и закурил, выпуская дым на улицу. Бену тоже захотелось сделать несколько затяжек, он с трудом подавил возникшее желание; после ледяного купания врачи рекомендовали ему бросить курить, я он строго придерживался этого правила. Информация показалась ему достаточно интересной.
Алмас — все, что осталось от русской фамилии Алмазов, которую носил прадед Сандры, подполковник и начальник разведки одной из дивизий армии Деникина. После того как красные победили на юге, подполковник оказался в Сибири в армии Колчака, после разгрома войск адмирала ему удалось бежать в Штаты. В годы второй мировой подполковник давал консультации службе Даллеса, а его сын высаживался на Окинаву во главе взвода морской пехоты. Сынок дослужился до полковника, а уже его сын вышел из Вьетнамской мясорубки в чине бригадного генерала. Сандра была единственным ребенком в семье. Кстати, по материнской линии какой-то из ее предков служил под началом генерала Гранта. Так что семья была военная, и это предопределило ее выбор. Во взрослую жизнь Сандра вступила вторым лейтенантом и начала службу в эскадрилье стратегической разведки, базирующейся на авиабазе Оффут. Она была избалованным генеральским ребенком, отец и мать не могли уделять ей много внимания и компенсировали это тем, что дозволяли маленькой Сандре все. Девочке спускались все выходки, она с малолетства привыкла командовать няньками и домработницами. В дальнейшем стремление занимать командные посты усилилось. Она была прирожденным лидером, из-за постоянных стычек с одноклассниками родители были частыми гостями на заседаниях попечительского совета. В военной академии она сразу стала старшим в группе, хотя осваивала еще только азы летного мастерства. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать окружающим мужчинам, что она все может сделать лучше. Она первой из своего выпуска стала командовать экипажем. Характер у лейтенанта Алмас отличался самолюбием и нетерпимостью к окружающим, но она всегда блестяще выполняла порученные ей полетные задания. Дальше шло перечисление заслуг капитана С. Алмас. Особо отмечалось ее участие в разведывательных полетах над территорией Ирака во время войны в заливе. Были специальные задания в Колумбии, у берегов Йемена, в Юго-Восточной Азии, и везде С. Алмас выходила победителем. Ее экипаж всегда добывал необходимые разведывательные данные, невзирая на риск, связанный с их получением. В то же время в экипаже Сандры никто не служил дольше полугода. Бен отложил бумагу в сторонку.
— И что, я должен отдать штурвал этому солдату Джейн?
— Нет, только выполнять ее приказы.
— И на том спасибо. А если я откажусь?
— Тогда сразу же можешь начать читать лекции в ближайшем отделении военно-воздушного хемверна.
— Ты прочти вот это, — Йенсен отчеркнул ногтем нужное место, — за три года у нее четыре раза сменился состав экипажа. Этой истеричке самой впору в «Союзе Лотта» пропагандой заниматься, если у них в Штатах есть что-нибудь похожее.
— И тем не менее американцы настаивают именно на ее кандидатуре.
— Веселое начало. И как долго мне ее терпеть?
— Не больше месяца — несколько пробных полетов и выполнение самого поиска. Переоборудование твоей машины начнется уже сегодня, так что до четверга ты совершенно свободен.
— Я должен сказать экипажу.
— О модернизации самолета — да, о предстоящем задании — нет.
— Могу я их тоже отпустить на указанный срок?
— Конечно. Когда вы приступите к подготовке, вас переведут на казарменное положение до момента выполнения задания.
Больше говорить было не о чем. Размышляя над тем, какую свинью подложил ему бывший подчиненный, Йенсен отправился в комнату подготовки экипажей.
После разговора с подчиненными Бен Йенсен направился в колледж к сыну. Сержанта на контрольном пункте он оштрафовал на тысячу семьсот пятьдесят крон за поднятый воротник — максимальный размер наказания, применяемый к унтер-офицерскому составу в норвежской армии. После этого ему стало легче. В конце концов, не так уж все и плохо. Не век же ему служить с этой чертовой бабой.
ГЛАВА 3.
ВПЕРЕД, НА МИНЫ!
Давыдов посмотрел в окно, зябко поежился. Из тяжелых, низких туч па мрачную серую гладь Онежского озера сыпался мелкий снег. Кроны сосен на городском пляже накрывало пушистым снежным одеялом. Снежинки падали в свинцовую воду и таяли, отбирая у озера остатки тепла. На желтом песке появились снежные переметы, а сам пляж сейчас меньше всего напоминал место, где можно заниматься водными процедурами. Глядя на картину за оконным стеклом, трудно было себе представить, что летом на берегу не протолкнуться от отдыхающих. Майор перевел взгляд на настенный календарь. Ничего радостного в нем обнаружить не удалось. Был понедельник, середина ноября, и зима в Карелии наступала вполне правомочно. Впереди была полная рабочая неделя, не подлежащая разбавлению какими-либо общенародными или ведомственными праздниками. Анатолий потер переносицу, голова раскалывалась. Воскресный вечер был посвящен торжественному бракосочетанию начальника отделения, в которое майор попал служить, после того как распрощался с агентством. Сейчас Анатолий думал, что подобные мероприятия нужно устраивать в пятницу, ну, на худой конец, в субботу, но никак не в воскресенье, после которого нормальным людям еще и служить. Ко всему прочему, пришлось работать тамадой. Работа, в общем-то, не сложная, единственный минус заключается в том, что пить приходится вместе со всеми, а закусывать, как правило, не успеваешь, так как пока все едят, приходится развлекать народ, занятый пережевыванием и перевариванием. Последствия бесшабашного воскресного веселья вылились в тяжелое утреннее похмелье. Голова раскалывалась, желудок колотился о прочие внутренние органы, сердце натужно гнало по венам антифриз, а легкие с трудом справлялись с пустяковой нагрузкой вроде обычного подъема на второй этаж. Организм требовал принятия каких-то кардинальных мер. Давыдов засунул в рот две таблетки «Рондо» и принялся их старательно грызть. Окружающая действительность наполнилась мятным вкусом и ароматом. Наполненная мятными ощущениями реальность показалась Анатолию отвратной. Он выплюнул остатки «Рондо» в корзину для бумаг. Легче не стало. Чашка кофе была бы очень кстати. Давыдов открыл свой шкаф, достал чашку, налил в нее воды из графина, воткнул кипятильник и направился за кофейной банкой. Банка казалась подозрительно легкой. Анатолий зацепил жестяную крышку чайной ложкой. На дне цилиндрической емкости тоскливо пересыпалось несколько крупинок — жалкие остатки былой роскоши. Вода вскипела, перелилась через край и оставила на лакированной крышке стола белесое пятно. Давыдов выдернул хвост кипятильника из розетки и пошел по штабу побираться. Первое место, куда он заглянул, был кабинет начальника оперативного отделения. Сам начопер, подполковник Иван Сергеевич Марков, умница и эрудит, находился на своем рабочем месте. В глубоком кресле с чашкой кофе и журналом «Зарубежное военное обозрение». На столе перед ним лежала рабочая тетрадь, в которую Иван Сергеевич прилежно перерисовывал ТТХ «вражеского» истребителя F/A-18. С Давыдовым у них были приятельские отношения, и знакомы они были уже лет девять, раньше Марков был у Анатолия комбатом. На новом месте майор служил всего три месяца, но друзей и приятелей в части успел завести достаточно, причем значительное число сослуживцев оказались его знакомыми еще со времен лейтенантской юности. Подполковник внимательно рассмотрел бледную физиономию бывшего подчиненного.
— Страдаешь? — человеколюбиво посочувствовал он.
Давыдов стоически кивнул. Выражать мысли словами было затруднительно, но он напрягся и перефразировал известный шлягер:
— Как отвратительно в России по утрам.
— Кофе хочешь?
— Угу, за тем и пришел.
— Кипяток найдешь или тоже угостить?
— Найду, — вздохнул майор. Он вернулся к себе, надел на руку перчатку, чтобы не обжечься, и перетащил дымящуюся чашку в кабинет Маркова.
Тот открыл тумбу стола и достал банку «Чибо»:
— Угощайся.
— Красиво жить не запретишь, мы «Максвелл Хаусом» обходимся.
— На вкус и цвет… — парировал Иван Сергеевич, — хочешь, развеселю?
Давыдов кивнул, хотя не мог представить себе, чем его сейчас можно обрадовать или развеселить. Воспринимать информацию он был способен, но как-то реагировать на нее — вряд ли. Обрадовать могло разве что известие о том, что кварталку дадут без обычной задержки выплат, ставшей в армии традиционной, вопреки жизнерадостным заверениям говорящих «голов» из телеящика.
— Угадай, сколько лет министру обороны Эстонии?
— Лет сорок, — предположил Анатолий, заранее ожидающий какого-то подвоха или розыгрыша.
— Ошибся на пятнадцать лет.
— Пятьдесят пять? — спросил Анатолий. Такой жизненный «стаж» был вполне достаточным для столь ответственной должности. Хоть страна и небольшая, но должность обязывает.
— Двадцать пять, — категорично отрезал Иван Сергеевич, — как тебе?
— Он что у них, старший лейтенант? — майор подсчитал примерную выслугу эстонского военачальника.
— Он у них вообще гражданский, его партия на выборах победила, все посты в правительстве ей и достались.
— У них еще партия геев и лесбиянок есть, они тоже в правительство лезут, — сообщил Анатолий, болтая ложкой в чашке. Вода немного остыла, перчатку он снял и использовал в качестве салфетки, чтобы не испортить хозяйский стол, — вчера во «Времени» передали.
— Жаль, не эта партия у них к власти пришла, — задумчиво произнес подполковник.
— Это еще почему? — поинтересовался Давыдов и осторожно отхлебнул кофе. Вкус был вполне приличным, без привкуса жженой резины и горечи присадок к машинному маслу, которыми изобилуют основные «сорта» растворимой дряни, сливаемой на российский рынок ее «более цивилизованными» соседями.
— Тогда любой военнослужащий мог бы открыто назвать своего министра голубым, и ему ничего бы за это не было.
Давыдов принялся переваривать полученную информацию. Вспомнил холеную физию Паши Мерседеса и решил, что для него большинство его сослуживцев подобрали бы слову «голубой» более подходящий синоним.
— Было бы неплохо, — наконец согласился он, — а то, как послушаешь и посмотришь телик, все у нас здорово и распрекрасно, а в суровой действительности все наоборот. Одна нецензурщина отчего-то в голову приходит. Противно, хоть ящик не включай.
— Прошла информация, что грядет новое сокращение. Хотят две приграничные точки ликвиднуть.
— Они там у себя в «генеральском штабе» вообще с катушек съехали? У нас же и так почти ничего не осталось. Куда дальше сокращать то?
— А им по барабану, они пехота, им не понятно, зачем ПВО существует. Точки же без электросети, на них постоянно солярку завозить нужно. А это, вишь ли, накладно, лишние расходы для министерства.
— Так они же там не просто так стоят, границу прикрывают! Ясное дело, что там сети нет, там вообще ни фига нет, никакого проблеска цивилизации в радиусе ста верст. Но земля-то наша, да и точки туда вынесены, чтобы они могли раньше «увидеть» СВКНы, — недоуменно покачал головой майор.
— А им до лампады, у них уровень военно-политического мышления на уровне командира мотострелкового отделения. Им вообще не понятно: на фига прикрывать всю территорию страны. Проще сидеть на крыше правительственной дачи со «Стрелой» на загривке и пугать пролетающего воздушного агрессора своим грозным видом.
— Югославия им не пример?
— Им вообще ничего не пример. Да, тебя, кстати, Свинцов искал.
— Зачем?
— Понятия не имею, — пожал плечами Марков, — в окрестностях вроде бы все тихо.
— Давно?
— Минут двадцать.
— Пойду спрошу, — Анатолий выхлебал кофе в два глотка. — Спасибо за кофе.
— Забегай, если что, — кивнул ему бывший комбат.
Дверь в кабинет начальника штаба оказалась закрыта. Давыдов внимательно прочитал табличку (желтым по красному) «подполковник Свинцов Яков Алексеевич», как будто отжатого дверь должна была открыться как от магического заклинания «Сим-сим, откройся!». Но, увы, чуда не случилось. Майор для очистки совести подергал ручку и отправился восвояси. Лечебный эффект от выпитого кофе прошел и для измученного организма был явно не достаточным. Требовалось что-то более кардинальное. Давыдов посмотрел на циферблат наручных часов, стрелки уверенно говорили: местный «Военторг» уже открылся. Давыдов вышел из штаба и повернул налево мимо доски почета части. Передовики «производства» с черно-белых фотографий, подкрашенных акварельными красками, смотрели на страждущего майора с явным осуждением. «Вы бы на себя посмотрели!» — буркнул им Давыдов и свернул за угол. Магазин работал. В запасе оставалось еще одно радикальное средство, способное поставить Анатолия на ноги, — томатный сок. Поздоровавшись, Давыдов сделал заказ:
— Три стакана сока здесь и пакет с собой.
— Яблочного? — спросила продавщица.
— Томатного, — внес ясность майор.
— Пирожки возьмите или вот выпечку, все свежее, только что разгрузили. Заодно и позавтракаете!
При мыслях о твердой пище желудок возмутился. Не дожидаясь, пока он «выйдет из себя», Анатолий яростно затряс головой.
— Только сок, больше ничего.
Продавщица перегнулась через прилавок и, заговорщицки подмигнув, предложила:
— Может, пивка?
Давыдов прислушался к организму. При упоминании об алкоголе внутренние органы единодушно, как на партсобрании, проголосовали, только не «за», а «против».
— Нет, — решительно произнес Давыдов, — только сок.
Расплатился, забрал покупку и направился к себе. Прошел через стеклянную дверь и по привычке мотнул головой вправо. Раньше там, на возвышении, в стеклянной пирамиде, под охраной часового хранилось Боевое Знамя части. Но в связи с победоносным шествием военной «реформы» людей в части стало не хватать даже на то, чтобы обеспечить полноценное несение караульной службы. Теперь символ чести, доблести и славы хранился в чехле под замками и печатями, а его место заняло какое-то переходящее полотнище комсомольско-партийной эпохи. Вроде бы и место не пустует, и охранять ничего не надо. А все же что-то не то. Раньше все входящие в штаб должны были отдавать честь Знамени, как отдает честь флагу корабля каждый, кто ступает на его палубу. А теперь все трусили мимо, стыдливо вжав голову в плечи. Давыдов миновал холл и, вяло размышляя о том, куда мог подеваться Свинцов Я. А., стал преодолевать ступеньки, ведущие к лестнице на второй этаж. Дышал он при этом, как альпинист, добирающий последние метры пути перед вершиной рекордного восьмитысячника. В этот момент до его сознания донесся настойчивый стук. Анатолий обернулся. Дежурный по части майор Игнатьев — местный инженер — барабанил по стеклу своего аквариума костяшками пальцев одной руки, а второй делал какие-то жесты, смысл коих по причине замутненного сознания оставался для Давыдова так же малопонятен, как письменность древних майя. Анатолий пожал плечами и поплелся в «дежурку».
— Тебя Свинцов уже сорок минут ищет, — сообщил ему вместо приветствия Юрка Игнатьев.
— Я уже ходил, у него кабинет заперт.
Дежурный с нескрываемой иронией пояснил:
— Вали в «греческий зал», там молодожен заблаговременно заначку вам оставил на утро, для таких страждущих, как ты. Все уже там, и шеф тоже, реанимационное отделение для алкоголиков походно-полевого госпиталя с самого утра «фунциклирует».
— А-а-а, спасибо, — вяло поблагодарил Давыдов и направился в офицерскую столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— В таком случае не вижу проблем. Наш экипаж готов выполнить поставленную задачу.
— В вас я никогда не сомневался, к тому же эта MSS-2 существенно упростит ее выполнение, мы постоянно будем обсчитывать полет и иметь наготове варианты решения возникших сложностей, если таковые будут иметь место.
— А в чем же тогда дело?
— Вот в этом, — полковник вздохнул и положил на стол перед Беном листок бумаги с официальным штампом и печатью военного министра. Из приказа следовало, что на время выполнения полетов по программе взаимного обмена летным составом экипаж патрульного самолета, которым командует майор Б. Йенсен, передается в подчинение капитану ВВС США С. Алмас.
— Поверь, дружище, я был против.
— Ну ладно, и кто это такой? — недовольным голосом произнес Йенсен. Иметь в начальниках явного аутсайдера в момент выполнения ответственной задачи ему явно не улыбалось.
— Не такой, а такая; все, что нам удалось узнать по линии военной разведки, — на последней странице в папке, что лежит на столе у тебя под носом.
Йенсен вытащил последний лист и, положив поверх остальных, приступил к изучению. Торвальдсон подлил ему кофе, отошел к форточке и закурил, выпуская дым на улицу. Бену тоже захотелось сделать несколько затяжек, он с трудом подавил возникшее желание; после ледяного купания врачи рекомендовали ему бросить курить, я он строго придерживался этого правила. Информация показалась ему достаточно интересной.
Алмас — все, что осталось от русской фамилии Алмазов, которую носил прадед Сандры, подполковник и начальник разведки одной из дивизий армии Деникина. После того как красные победили на юге, подполковник оказался в Сибири в армии Колчака, после разгрома войск адмирала ему удалось бежать в Штаты. В годы второй мировой подполковник давал консультации службе Даллеса, а его сын высаживался на Окинаву во главе взвода морской пехоты. Сынок дослужился до полковника, а уже его сын вышел из Вьетнамской мясорубки в чине бригадного генерала. Сандра была единственным ребенком в семье. Кстати, по материнской линии какой-то из ее предков служил под началом генерала Гранта. Так что семья была военная, и это предопределило ее выбор. Во взрослую жизнь Сандра вступила вторым лейтенантом и начала службу в эскадрилье стратегической разведки, базирующейся на авиабазе Оффут. Она была избалованным генеральским ребенком, отец и мать не могли уделять ей много внимания и компенсировали это тем, что дозволяли маленькой Сандре все. Девочке спускались все выходки, она с малолетства привыкла командовать няньками и домработницами. В дальнейшем стремление занимать командные посты усилилось. Она была прирожденным лидером, из-за постоянных стычек с одноклассниками родители были частыми гостями на заседаниях попечительского совета. В военной академии она сразу стала старшим в группе, хотя осваивала еще только азы летного мастерства. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать окружающим мужчинам, что она все может сделать лучше. Она первой из своего выпуска стала командовать экипажем. Характер у лейтенанта Алмас отличался самолюбием и нетерпимостью к окружающим, но она всегда блестяще выполняла порученные ей полетные задания. Дальше шло перечисление заслуг капитана С. Алмас. Особо отмечалось ее участие в разведывательных полетах над территорией Ирака во время войны в заливе. Были специальные задания в Колумбии, у берегов Йемена, в Юго-Восточной Азии, и везде С. Алмас выходила победителем. Ее экипаж всегда добывал необходимые разведывательные данные, невзирая на риск, связанный с их получением. В то же время в экипаже Сандры никто не служил дольше полугода. Бен отложил бумагу в сторонку.
— И что, я должен отдать штурвал этому солдату Джейн?
— Нет, только выполнять ее приказы.
— И на том спасибо. А если я откажусь?
— Тогда сразу же можешь начать читать лекции в ближайшем отделении военно-воздушного хемверна.
— Ты прочти вот это, — Йенсен отчеркнул ногтем нужное место, — за три года у нее четыре раза сменился состав экипажа. Этой истеричке самой впору в «Союзе Лотта» пропагандой заниматься, если у них в Штатах есть что-нибудь похожее.
— И тем не менее американцы настаивают именно на ее кандидатуре.
— Веселое начало. И как долго мне ее терпеть?
— Не больше месяца — несколько пробных полетов и выполнение самого поиска. Переоборудование твоей машины начнется уже сегодня, так что до четверга ты совершенно свободен.
— Я должен сказать экипажу.
— О модернизации самолета — да, о предстоящем задании — нет.
— Могу я их тоже отпустить на указанный срок?
— Конечно. Когда вы приступите к подготовке, вас переведут на казарменное положение до момента выполнения задания.
Больше говорить было не о чем. Размышляя над тем, какую свинью подложил ему бывший подчиненный, Йенсен отправился в комнату подготовки экипажей.
После разговора с подчиненными Бен Йенсен направился в колледж к сыну. Сержанта на контрольном пункте он оштрафовал на тысячу семьсот пятьдесят крон за поднятый воротник — максимальный размер наказания, применяемый к унтер-офицерскому составу в норвежской армии. После этого ему стало легче. В конце концов, не так уж все и плохо. Не век же ему служить с этой чертовой бабой.
ГЛАВА 3.
ВПЕРЕД, НА МИНЫ!
Давыдов посмотрел в окно, зябко поежился. Из тяжелых, низких туч па мрачную серую гладь Онежского озера сыпался мелкий снег. Кроны сосен на городском пляже накрывало пушистым снежным одеялом. Снежинки падали в свинцовую воду и таяли, отбирая у озера остатки тепла. На желтом песке появились снежные переметы, а сам пляж сейчас меньше всего напоминал место, где можно заниматься водными процедурами. Глядя на картину за оконным стеклом, трудно было себе представить, что летом на берегу не протолкнуться от отдыхающих. Майор перевел взгляд на настенный календарь. Ничего радостного в нем обнаружить не удалось. Был понедельник, середина ноября, и зима в Карелии наступала вполне правомочно. Впереди была полная рабочая неделя, не подлежащая разбавлению какими-либо общенародными или ведомственными праздниками. Анатолий потер переносицу, голова раскалывалась. Воскресный вечер был посвящен торжественному бракосочетанию начальника отделения, в которое майор попал служить, после того как распрощался с агентством. Сейчас Анатолий думал, что подобные мероприятия нужно устраивать в пятницу, ну, на худой конец, в субботу, но никак не в воскресенье, после которого нормальным людям еще и служить. Ко всему прочему, пришлось работать тамадой. Работа, в общем-то, не сложная, единственный минус заключается в том, что пить приходится вместе со всеми, а закусывать, как правило, не успеваешь, так как пока все едят, приходится развлекать народ, занятый пережевыванием и перевариванием. Последствия бесшабашного воскресного веселья вылились в тяжелое утреннее похмелье. Голова раскалывалась, желудок колотился о прочие внутренние органы, сердце натужно гнало по венам антифриз, а легкие с трудом справлялись с пустяковой нагрузкой вроде обычного подъема на второй этаж. Организм требовал принятия каких-то кардинальных мер. Давыдов засунул в рот две таблетки «Рондо» и принялся их старательно грызть. Окружающая действительность наполнилась мятным вкусом и ароматом. Наполненная мятными ощущениями реальность показалась Анатолию отвратной. Он выплюнул остатки «Рондо» в корзину для бумаг. Легче не стало. Чашка кофе была бы очень кстати. Давыдов открыл свой шкаф, достал чашку, налил в нее воды из графина, воткнул кипятильник и направился за кофейной банкой. Банка казалась подозрительно легкой. Анатолий зацепил жестяную крышку чайной ложкой. На дне цилиндрической емкости тоскливо пересыпалось несколько крупинок — жалкие остатки былой роскоши. Вода вскипела, перелилась через край и оставила на лакированной крышке стола белесое пятно. Давыдов выдернул хвост кипятильника из розетки и пошел по штабу побираться. Первое место, куда он заглянул, был кабинет начальника оперативного отделения. Сам начопер, подполковник Иван Сергеевич Марков, умница и эрудит, находился на своем рабочем месте. В глубоком кресле с чашкой кофе и журналом «Зарубежное военное обозрение». На столе перед ним лежала рабочая тетрадь, в которую Иван Сергеевич прилежно перерисовывал ТТХ «вражеского» истребителя F/A-18. С Давыдовым у них были приятельские отношения, и знакомы они были уже лет девять, раньше Марков был у Анатолия комбатом. На новом месте майор служил всего три месяца, но друзей и приятелей в части успел завести достаточно, причем значительное число сослуживцев оказались его знакомыми еще со времен лейтенантской юности. Подполковник внимательно рассмотрел бледную физиономию бывшего подчиненного.
— Страдаешь? — человеколюбиво посочувствовал он.
Давыдов стоически кивнул. Выражать мысли словами было затруднительно, но он напрягся и перефразировал известный шлягер:
— Как отвратительно в России по утрам.
— Кофе хочешь?
— Угу, за тем и пришел.
— Кипяток найдешь или тоже угостить?
— Найду, — вздохнул майор. Он вернулся к себе, надел на руку перчатку, чтобы не обжечься, и перетащил дымящуюся чашку в кабинет Маркова.
Тот открыл тумбу стола и достал банку «Чибо»:
— Угощайся.
— Красиво жить не запретишь, мы «Максвелл Хаусом» обходимся.
— На вкус и цвет… — парировал Иван Сергеевич, — хочешь, развеселю?
Давыдов кивнул, хотя не мог представить себе, чем его сейчас можно обрадовать или развеселить. Воспринимать информацию он был способен, но как-то реагировать на нее — вряд ли. Обрадовать могло разве что известие о том, что кварталку дадут без обычной задержки выплат, ставшей в армии традиционной, вопреки жизнерадостным заверениям говорящих «голов» из телеящика.
— Угадай, сколько лет министру обороны Эстонии?
— Лет сорок, — предположил Анатолий, заранее ожидающий какого-то подвоха или розыгрыша.
— Ошибся на пятнадцать лет.
— Пятьдесят пять? — спросил Анатолий. Такой жизненный «стаж» был вполне достаточным для столь ответственной должности. Хоть страна и небольшая, но должность обязывает.
— Двадцать пять, — категорично отрезал Иван Сергеевич, — как тебе?
— Он что у них, старший лейтенант? — майор подсчитал примерную выслугу эстонского военачальника.
— Он у них вообще гражданский, его партия на выборах победила, все посты в правительстве ей и достались.
— У них еще партия геев и лесбиянок есть, они тоже в правительство лезут, — сообщил Анатолий, болтая ложкой в чашке. Вода немного остыла, перчатку он снял и использовал в качестве салфетки, чтобы не испортить хозяйский стол, — вчера во «Времени» передали.
— Жаль, не эта партия у них к власти пришла, — задумчиво произнес подполковник.
— Это еще почему? — поинтересовался Давыдов и осторожно отхлебнул кофе. Вкус был вполне приличным, без привкуса жженой резины и горечи присадок к машинному маслу, которыми изобилуют основные «сорта» растворимой дряни, сливаемой на российский рынок ее «более цивилизованными» соседями.
— Тогда любой военнослужащий мог бы открыто назвать своего министра голубым, и ему ничего бы за это не было.
Давыдов принялся переваривать полученную информацию. Вспомнил холеную физию Паши Мерседеса и решил, что для него большинство его сослуживцев подобрали бы слову «голубой» более подходящий синоним.
— Было бы неплохо, — наконец согласился он, — а то, как послушаешь и посмотришь телик, все у нас здорово и распрекрасно, а в суровой действительности все наоборот. Одна нецензурщина отчего-то в голову приходит. Противно, хоть ящик не включай.
— Прошла информация, что грядет новое сокращение. Хотят две приграничные точки ликвиднуть.
— Они там у себя в «генеральском штабе» вообще с катушек съехали? У нас же и так почти ничего не осталось. Куда дальше сокращать то?
— А им по барабану, они пехота, им не понятно, зачем ПВО существует. Точки же без электросети, на них постоянно солярку завозить нужно. А это, вишь ли, накладно, лишние расходы для министерства.
— Так они же там не просто так стоят, границу прикрывают! Ясное дело, что там сети нет, там вообще ни фига нет, никакого проблеска цивилизации в радиусе ста верст. Но земля-то наша, да и точки туда вынесены, чтобы они могли раньше «увидеть» СВКНы, — недоуменно покачал головой майор.
— А им до лампады, у них уровень военно-политического мышления на уровне командира мотострелкового отделения. Им вообще не понятно: на фига прикрывать всю территорию страны. Проще сидеть на крыше правительственной дачи со «Стрелой» на загривке и пугать пролетающего воздушного агрессора своим грозным видом.
— Югославия им не пример?
— Им вообще ничего не пример. Да, тебя, кстати, Свинцов искал.
— Зачем?
— Понятия не имею, — пожал плечами Марков, — в окрестностях вроде бы все тихо.
— Давно?
— Минут двадцать.
— Пойду спрошу, — Анатолий выхлебал кофе в два глотка. — Спасибо за кофе.
— Забегай, если что, — кивнул ему бывший комбат.
Дверь в кабинет начальника штаба оказалась закрыта. Давыдов внимательно прочитал табличку (желтым по красному) «подполковник Свинцов Яков Алексеевич», как будто отжатого дверь должна была открыться как от магического заклинания «Сим-сим, откройся!». Но, увы, чуда не случилось. Майор для очистки совести подергал ручку и отправился восвояси. Лечебный эффект от выпитого кофе прошел и для измученного организма был явно не достаточным. Требовалось что-то более кардинальное. Давыдов посмотрел на циферблат наручных часов, стрелки уверенно говорили: местный «Военторг» уже открылся. Давыдов вышел из штаба и повернул налево мимо доски почета части. Передовики «производства» с черно-белых фотографий, подкрашенных акварельными красками, смотрели на страждущего майора с явным осуждением. «Вы бы на себя посмотрели!» — буркнул им Давыдов и свернул за угол. Магазин работал. В запасе оставалось еще одно радикальное средство, способное поставить Анатолия на ноги, — томатный сок. Поздоровавшись, Давыдов сделал заказ:
— Три стакана сока здесь и пакет с собой.
— Яблочного? — спросила продавщица.
— Томатного, — внес ясность майор.
— Пирожки возьмите или вот выпечку, все свежее, только что разгрузили. Заодно и позавтракаете!
При мыслях о твердой пище желудок возмутился. Не дожидаясь, пока он «выйдет из себя», Анатолий яростно затряс головой.
— Только сок, больше ничего.
Продавщица перегнулась через прилавок и, заговорщицки подмигнув, предложила:
— Может, пивка?
Давыдов прислушался к организму. При упоминании об алкоголе внутренние органы единодушно, как на партсобрании, проголосовали, только не «за», а «против».
— Нет, — решительно произнес Давыдов, — только сок.
Расплатился, забрал покупку и направился к себе. Прошел через стеклянную дверь и по привычке мотнул головой вправо. Раньше там, на возвышении, в стеклянной пирамиде, под охраной часового хранилось Боевое Знамя части. Но в связи с победоносным шествием военной «реформы» людей в части стало не хватать даже на то, чтобы обеспечить полноценное несение караульной службы. Теперь символ чести, доблести и славы хранился в чехле под замками и печатями, а его место заняло какое-то переходящее полотнище комсомольско-партийной эпохи. Вроде бы и место не пустует, и охранять ничего не надо. А все же что-то не то. Раньше все входящие в штаб должны были отдавать честь Знамени, как отдает честь флагу корабля каждый, кто ступает на его палубу. А теперь все трусили мимо, стыдливо вжав голову в плечи. Давыдов миновал холл и, вяло размышляя о том, куда мог подеваться Свинцов Я. А., стал преодолевать ступеньки, ведущие к лестнице на второй этаж. Дышал он при этом, как альпинист, добирающий последние метры пути перед вершиной рекордного восьмитысячника. В этот момент до его сознания донесся настойчивый стук. Анатолий обернулся. Дежурный по части майор Игнатьев — местный инженер — барабанил по стеклу своего аквариума костяшками пальцев одной руки, а второй делал какие-то жесты, смысл коих по причине замутненного сознания оставался для Давыдова так же малопонятен, как письменность древних майя. Анатолий пожал плечами и поплелся в «дежурку».
— Тебя Свинцов уже сорок минут ищет, — сообщил ему вместо приветствия Юрка Игнатьев.
— Я уже ходил, у него кабинет заперт.
Дежурный с нескрываемой иронией пояснил:
— Вали в «греческий зал», там молодожен заблаговременно заначку вам оставил на утро, для таких страждущих, как ты. Все уже там, и шеф тоже, реанимационное отделение для алкоголиков походно-полевого госпиталя с самого утра «фунциклирует».
— А-а-а, спасибо, — вяло поблагодарил Давыдов и направился в офицерскую столовую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28