«Сегодня, пожалуй, уже поздновато, тебе не кажется? Сегодня мы и так достаточно сделали. Стоит ли торопить события? Увидимся завтра. Здесь же. В восемь часов — устраивает? В восемь вечера. Тогда и поговорим. Это...»
Паскью резко нажал на клавишу «стоп».
«Боже, — подумал он, — кто-то меня дурачит. — От его гневного смеха пламя свечей задрожало. — Что за игра? Почему бы не сказать просто: положи двадцать штук в чемоданчик, оставь его в отеле для человека с таким-то именем и убирайся. И можешь не волноваться за свой секрет. До следующего раза. Интересно, он мне знаком? Или просто узнал обо мне? И о Нике... и, возможно, об остальных. И если я здесь застряну надолго, не приедут ли сюда остальные, следуя какой-то зловещей договоренности?»
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Паскью отпил вина и отправил в рот кусок семги. Он уловил какой-то странный привкус и застыл, ожидая, что вот-вот начнутся конвульсии. Через минуту отпил еще из бокала, потом осушил его до дна. Положил в тарелку немного салата.
В какой-то момент он оглянулся вокруг, и увиденное, казалось, ошеломило его — словно снова попал в тот сон, который видел чуть раньше. Он засмеялся и встряхнул головой.
В странном городе, в доме с голыми стенами, в комнате на втором этаже, в абсолютной тишине Паскью сидел в одиночестве и ужинал при свечах.
* * *
Неподалеку от этого места Зено сидел вместе с Карлой, наслаждаясь приготовленной ею едой. Она, конечно же, замечательно готовила — в ней все было замечательно. В этот раз она кормила его печенкой и пельменями с подливкой. Зено склонился к тарелке, вдыхая пряный аромат мяса, потом поднял глаза на Карлу, и на лице его появилась хищная улыбка, он напоминал сейчас зверя, напавшего на след очередной жертвы.
Дом их стоял в рощице, над морем. Порой по ночам от ударов волн балки на крыше вздрагивали так, будто прямо за окнами спальни бушевало море. После еды они займутся любовью — она сделает все, как он ее учил, а после он будет бодрствовать, лежа рядом с уснувшей Карлой, рассматривая ее лицо и мучаясь мыслью — как уберечь от беды такое хрупкое и совершенное создание.
Карла встала у него за спиной, наполняя бокал. Свободной рукой она гладила его волосы. Она произносила его имя, словно молитву, освящающую пищу.
Зено закрыл глаза и от избытка чувств заплакал. От счастья, что обладает всем этим, от страха, что из-за превратностей судьбы может этого лишиться. Карла оттянула его голову назад, взяла за подбородок, и его слезы капали ей в ладони.
Она стояла совсем близко, и он прижался к ней спиной. Его всхлипывания сотрясали ее тело, и она знала, что в этом плаче — ничем не замутненная радость и боязнь утраты.
* * *
Паскью собрался уходить. Он не знал, то ли задуть свечи, то ли нет, как будто в этой ситуации можно было решить, что лучше. В конце концов он оставил свечи зажженными.
Остановившись у двери, он после некоторых раздумий вернулся и включил магнитофон.
Голос на пленке спросил:
«Договорились, Сэм?» — И больше ничего.
Паскью подождал еще несколько минут, но больше ничего не услышал.
Глава 5
Лонгрок в свое время был поселком рыболовов — он состоял из пристани, нескольких домов на берегу и пары узеньких улиц, которые, петляя, уходили вверх, к полям. В книгах попадаются такие картинки, выдержанные в темно-коричневых тонах: лодки, приставшие к берегу после рыбной ловли; бородатые мужчины в ситцевых рубашках латают сети; женщины в длинных фартуках и чепцах из хлопковой ткани стоят перед сдвинутыми в ряд козлами, держа в одной руке рыбу, в другой — разделочный нож.
Теперь уже никто не помнит тех дней. Поселок разросся, но жизнь в нем не стала богаче. Рыбу здесь больше не ловят... Понемногу занимаются фермерством. Большинство местных жителей работают в близлежащих городах — тех, что покрупнее, пошумнее и побогаче. Молодые люди покидают поселок в поисках интересной жизни и никогда не возвращаются. К вечеру улицы пустеют.
В городке есть магазины, бары и кинотеатр, а на холме стоит психиатрическая больница, основанная на средства города.
Было время, когда сюда приезжали отдохнуть на несколько дней целыми семьями и останавливались в «Паллингзе» или другом отеле с видом на море. Но все это в прошлом. На побережье, в пяти милях отсюда, чуть дальше маяка, в глубину суши, на деньги вкладчиков отстроили целый комплекс из отелей, прогулочной станции, торгового центра, парка с водными аттракционами, расположенного у обширной возвышенности, с теннисными кортами й площадками для гольфа на девять лунок. Отели предлагали к вашим услугам казино, бассейн, соответствующий по размерам олимпийским стандартам, три банка, салоны красоты, конференц-залы. Словом, все, что только можно пожелать. Или почти все. Множество такси, несколько ночных заведений, поставляющих проституток. Проститутки приезжали из более крупных городов, расположенных поблизости. Оплата была почасовая и включала в себя транспортные расходы и затраченное на проезд время.
* * *
Валлас Эллвуд всегда платил им с готовностью, сколько бы с него ни брали. Но и требовал за эти деньги сполна — аппетит на девочек у него был гораздо больший, чем на еду. Его ресторанные и гостиничные счета оказывались всегда очень скромными, и никто не мог упрекнуть его в чрезмерных расходах.
Останавливался он обычно в «Виндбраше» — самом маленьком отеле. Там его хорошо знали как бизнесмена, вложившего капиталы в какое-то местное предприятие и время от времени приезжающего проверить состояние дел. В определенном смысле это действительно было так. Швейцар, дежурный и ночной портье смотрели сквозь пальцы на девушек, направляющихся к нему в номер, потому что на прощание он всегда оставлял солидные чаевые. Между собой они поговаривали, что он немного... ну... скуповат, но, черт возьми, кому какое дело? Это качество ведь не облагается налогом...
Эллвуд вышел из-под душа и протер рукой запотевшее зеркало. Потом встал на весы, заранее зная результат. С тех пор как ему перевалило за двадцать, вес его увеличивался или уменьшался не больше, чем на фунт. Он был тощий, как жердь. Кожа да кости — не за что ухватиться. Тело его, гладкое, без единого волоска, было малопривлекательно, особенно мокрое, и сам он напоминал существо, потерявшее панцирь. Кожа какого-то неопределенного серого цвета, высыхая, становилась шероховатой и еще более темной. Длинные мокрые волосы цвета вороненой стали прилипли к голове, но Эллвуду нравилась такая прическа; он всегда смазывал волосы гелем. Лицо у него было длинное, так же, как и тело, с тонким носом и маленьким ртом.
Из спальни донеслось позвякивание вилки о тарелку. Постепенно возбуждаясь, он опустил руки и взял в ладонь свои яички. Ему нравились эти поездки в Лонгрок. Морской воздух, морские пейзажи, возможность снять стресс после городской жизни... Одно дельце должно было завершиться неплохо. Правда, последнее время не все шло гладко, но что такое жизнь без препятствий, возникающих время от времени и лишь придающих ей вкус?
Снова позвякивание вилки, потом стук чашки о стол. Как волнует кровь такая... доступность! Он снова взглянул в зеркало — пар охладился, по зеркалу, искажая отражение, потекли ручейки влаги — и стал наблюдать, как член его постепенно твердеет...
Девушка не оглянулась, когда он вошел в спальню. Она сидела у стола в его пижаме, полностью сосредоточившись на заказанной в номер еде — фруктовый сок, кофе, ломтик арбуза, тосты, мясо с овощами и яичница-глазунья. Клиент платит за все.
Эллвуд подошел к ней сзади и встал так близко, что, обернувшись, она едва не задела губами его член. Она подняла голову, посмотрела на него, потом снова опустила глаза. Эллвуд начал поглаживать ее по волосам, затем рука его скользнула к шее. Слегка стиснул ее и еще крепче прижался к девушке.
— Я очень занят сегодня, моя сладкая, — произнес Эллвуд. — Даже позавтракать толком некогда. — Он держал в ладонях ее затылок. В уголках губ у нее остались засохшие яичные крошки... — Могу только перекусить на ходу.
* * *
Утром Сэм пришел в тот дом. Его сопровождал прыщеватый молодой человек с золотой серьгой в ухе. Паскью попытал счастья во всех трех агентствах в городе, занимающихся недвижимостью. И в последнем нашел то, что искал.
Молодого человека звали Давенпорт. Его озадачила пропажа таблички с надписью: «Продается».
— Дом пустовал какое-то время, — объяснил он, — Теперь в городе мало приезжих, наоборот, все переселяются в другие места.
Он отпер входную дверь и пропустил Паскью внутрь.
— К сожалению, все, кроме меня, — посетовал он, — я бы тоже хотел уехать.
Днем комнаты казались просторнее и выглядели обшарпанными. Кое-где виднелись наросты плесени, осыпавшаяся штукатурка. Стекло в одном из окон было разбито.
— Знаете, город умирает. Улица за улицей. — Давенпорта, видимо, увлек нарисованный им образ. — Дом за домом. — Потом предложил: — Эту сделку можно устроить. Хозяину не терпится продать дом.
— А кто он?
— Какой-то пенсионер. — Давенпорт пожал плечами. — Приезжал сюда покататься на яхте. Теперь он и от яхты избавился. У нас слишком спокойно, даже для пенсионера. Хотите посмотреть, что наверху?
Попробуйте вернуться в маленький ресторанчик, где вы впервые повстречались с... Мерцание свечей, тени с расплывчатыми очертаниями, охлажденное вино. Вы разговаривали шепотом, порой вас было едва слышно, потому что сказанное и услышанное вами слишком рискованно произносить внятно. Здесь могло быть полным-полно людей, но вам казалось, что нет никого. В воздухе витали тайны, не всегда поддающиеся разгадке. Вернитесь сюда на следующий день, с утра: здесь холодно, как в амбаре. Стук сдвигаемых столов и стульев, спертый воздух, гудение пылесоса.
В комнате ничего не было, за исключением большого шкафа из сосновых досок. Паскью открыл дверцу и обнаружил внутри сложенный карточный столик. Вряд ли на нем могли уместиться свечи, тарелки, салат, ведерко со льдом, магнитофон... Окна — без занавесок. Сквозь них виден изгиб дамбы и чернеющая за ней вода.
Давенпорт тоже зашел в комнату. Открыл дверцу шкафа и тут же закрыл.
— Это хозяин оставил, — сказал он. — А чем вы занимаетесь?
— Юриспруденцией, — ответил Паскью. — Я — адвокат.
— Собираетесь открыть в Лонгроке магазин?
— Нет, хочу купить дом для матери.
— Вышедшей на пенсию, — добавил Давенпорт, — я так и думал.
— Вы звоните отсюда? — спросил Паскью.
— Что?
— Можно отсюда позвонить?
— Вам нужно позвонить?
— Нет. Просто интересно, телефон подключен?
Давенпорт пожал плечами:
— Откуда мне знать... Ну как, все осмотрели?
Они прошлись пешком к океанскому побережью, в лицо им брызгала изморось — капли дождя, настолько невесомые, что ветер подбрасывал их на лету и закручивал в вихре, словно клубы дыма.
Паскью спросил:
— Вы не могли бы оставить мне ключ?
— Хотите потом еще раз взглянуть? — предположил Давенпорт.
— Да. Завтра утром его верну вам.
— У меня есть и другие клиенты. — Ключ был привязан к жетону с номером. — Только не забудьте. А то увезете с собой.
— Договорились. Возможно, я уеду завтра.
— Жаль, что не могу поступить так же. Ну, мне туда.
Они помолчали, прежде чем проститься, и Паскью спросил:
— Что же вам мешает?
— Да, в общем, ничего, — ответил Давенпорт, — скоро уеду. Недолго осталось. В большой город. Там, знаете ли, денежней. Совсем другой стиль жизни, совсем другой ритм. Девочек навалом. Короче, есть чем заняться. — Он стал каким-то суетливым, словно боялся опоздать на автобус. — Скоро я буду там. Я так решил.
* * *
— Я понимаю тебя, — произнес Эллвуд, — понимаю, почему ты это сделал.
— Правда? Это хорошо. — Присутствие Эллвуда в доме нервировало Зено. И перед тем как Карла куда-то вышла, он ей сказал: — Деловая встреча.
Карла и раньше видела Эллвуда — он был частью той лжи, которую Зено ей говорил; но обычно Зено предпочитал встречаться с Эллвудом у него в отеле или маленьком парке в центре городка.
Зено придумал для Карлы легенду, рассказал, что родители оставили ему после смерти довольно большой капитал, вложенный в дело. Эллвуд — их семейный адвокат; он консультирует и присматривает за вложениями. Время от времени они встречаются, чтобы обсудить изменения в инвестиционных долях. Зено должен подписывать кое-какие бумаги. Придумав эту ложь, Зено чувствовал себя спокойнее, хотя и знал — Карла слишком любит его, чтобы в чем-то подозревать.
— Я понимаю тебя, потому что знаю, как ты относишься к Карле.
— Не надо о ней, — попросил Зено, — не упоминай ее имени.
— Но учти: нужно соблюдать осторожность. Выпьешь кофе? — предложил Эллвуд, словно Зено был у него в гостях.
— Что?
Эллвуд поднялся и направился в кухню; когда Зено вошел туда, он рылся в шкафчике в поисках фильтровочной бумаги.
— Достаточно? — спросил он.
— Не надо...
Эллвуд резко обернулся, задев рукой сложенные на полке продукты. На пол с грохотом полетели консервы, за ними упаковка риса; зерна сыпались из порванного пакета и разлетались по кухне.
— Послушай, — сказал он, — поступай так, как тебе нравится. Я не против. Только не сейчас. — Он нашел наконец фильтровочную бумагу и вложил в кофейник. — Сколько ты прожил в Лонгроке?
— Шесть месяцев.
— Вот именно. Нам потребуется еще два месяца, чтобы все доделать. Это медленный процесс. Давай сохраним трезвость ума до самого конца, хорошо? А потом... — Эллвуд пожал плечами.
— Это был несчастный случай, — возразил Зено, — я ведь уже говорил.
— Да, знаю. Как ты его варишь? Заливаешь водой? Наполовину?
— Не доливаю два дюйма до края... Ник сам виноват.
— Знаю.
Зено вытащил из кармана монету. Она то исчезала у него в руке, то снова появлялась. У него это было своеобразным проявлением нервного тика.
Эллвуд улыбнулся:
— Ты мог бы быть одним из лучших.
— Я занимаюсь этим только для удовольствия. Как любитель. — Он лгал. Эллвуд видел, как он работает.
— Не знаю, откуда Ник здесь взялся. Он как будто выслеживал меня. Кто знает, что ему было нужно. Мы немного выпили. Поговорили о... — В какой-то момент показалось — сейчас Зено скажет: «О давних временах». Но он осекся, и лишь после некоторого усилия договорил: — О прошлом.
— Ах да, о прошлом.
Кофейник вскипел, и оба повернулись к нему, привлеченные бульканьем. Монетка снова промелькнула в воздухе и опять исчезла.
— Мы спустились к пляжу, прогуляться. Я не хотел говорить обо всем этом. Он начал злиться... Ну хорошо. — Зено поднял руку. — Мы оба разозлились. Сам не знаю... Ну, я ударил его — это я помню. Сильно ударил. Но даже если так... Он упал спиной на камни. Скорее всего, потерял сознание. Может быть, я даже убил его. Потом я просто ушел. Просто ушел. Его тело выбросило на берег через три дня.
Эллвуд знал кое-что, чего не знал Зено: он ознакомился с полицейским протоколом, в котором говорилось, что труп нашли безруким. Он достал из кухонного шкафчика кружку и налил себе немного кофе.
— Да, да, конечно, — согласился он, — ты мне уже рассказывал.
Монетка появилась, сверкнула в воздухе и снова исчезла. Вся жизнь Зено была сплошным обманом.
Эллвуд продолжал:
— У тебя здесь еще остались дела. Все идет хорошо. Как по маслу — верно ведь? Так что не осложняй себе жизнь. — И тут же, как будто эти две темы были связаны между собой: — А что с Карлой? Как она поживает?
Зено снова извлек монетку из воздуха и бросил ее на кухонный стол. Она зазвенела, как колокольчик.
— Отлично.
Эллвуд кивнул — и в глазах его промелькнула угроза.
— Повезло тебе, что ты ее встретил.
Он прошел по кухне, рисовые зернышки хрустели под ногами. Лишь спустя пару минут Зено понял, что Эллвуд ушел. К кофе он так и не притронулся.
* * *
Эллвуд поехал вдоль моря по направлению к мысу, туда, где находился его отель. Он гнал вовсю, и время от времени машину заносило на мокрой дороге, «дворники» за стеклом без устали двигались, словно ведя непрекращающийся спор.
Он ехал и думал: «Ты будешь делать так, как тебе говорят, ублюдок несчастный! Слишком многого ты можешь лишиться».
* * *
Встав на четвереньки, Зено собирал рассыпанные рисинки.
«Скажи Карле хоть слово — и я убью тебя!» — подумал он.
Паскью как раз шел к берегу, когда перед ним вильнул задний бампер машины, и Эллвуд, проехав лодочную станцию, взял круто вверх, на холм, по дороге, уводящей в сторону от Дьюэр-стрит.
«Тоже мне, гонщик сопливый!» — подумал Паскью и улыбнулся. Всем почему-то не терпится поскорее убраться отсюда. По правде говоря, Паскью и самому хотелось уехать из этого города, и сейчас — особенно сильно. Он чувствовал, что рискует и теряет над собой контроль. Его ночное пиршество не поддавалось никакому разумному объяснению. Вернувшись в «Паллингз», он снова стал наблюдать за мигающим маяком. Вспышки мелькали перед глазами, и он не заметил, как в комнате стало темно.
Он посмотрел на окно, где накануне сидела парочка, которая не видела за стеклом ничего, кроме собственного отражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42