— Хорошо. Ну, до сих пор мы не докучали вам вопросами, не проявляли излишнего любопытства. Вы обладали властью, в ваших руках были связи, агентура. Просто... Мы надеялись на более быстрый результат.
— Ждать осталось недолго, — заверил Эллвуд. — Вы получите все, что вам требуется.
Хилари улыбнулся:
— Хорошо. Хорошо. Хорошо.
Настоящим домом Эллвуда был Город Ночных Кошмаров. Как и во всех диких местах, тут были свои стаи и стада. Ночные создания были самыми экзотичными: в мехах и ярком оперении, нарядах, отливающих серебром, с глазами, подведенными черной и сиреневой тушью, и розовыми, малиновыми или лиловыми губами.
Эллвуд прохаживался взад-вперед, рассматривая девушек, они томились у дверей магазинов, на тротуаре или около неподвижных фургонов; курили, плевали карамелью. Он посигналил одной из них, и она подошла, словно прирученная.
Поняв, что ее хотят увезти, девица испугалась и стала злиться. Тогда он, как всегда, назвал сумму и сунул в ладонь порцию кокаина, чтобы успокоить.
Позже, когда он привез ее обратно, на ту же самую улицу, ее широко раскрытые глаза ничего не говорили. Она сидела неподвижно, как будто боясь рассыпаться на части. Эллвуд ушел от Хилари Тодда злой, возбужденный, но сейчас это прошло. Девушка почти на ходу выскочила из машины и бросилась прочь, в темноту, почти не разводя колени и обхватив руками плечи. Эллвуд протянул руку, чтобы захлопнуть дверцу, и увидел двух мужчин, стоящих около машины, — одного у окна с его стороны, другого — впереди, у капота. Этого Эллвуд мог бы переехать, если бы не заметил у него в руке пистолет.
Тот, что встал у окна, был высокий, рыжеволосый. Он обогнул машину спереди и демонстративно посмотрел на табличку с номером, потом вернулся к окну и постучал по стеклу. Передвигался он вразвалочку, с видом человека, уверенного в своей физической силе.
Эллвуд опустил стекло дюйма на три. Рыжеволосый слегка наклонился вперед, чтобы его было лучше слышно, с улыбкой произнес «хэлло» и замолчал. Казалось, он ждет ответа.
Эллвуд посмотрел прямо перед собой, туда, где стоял человек с пистолетом. Рыжеволосого, казалось, нисколько не смущало, что Эллвуд на него не смотрит. По крайней мере, он может говорить ему прямо в ухо.
— Вы и раньше увозили моих девушек с нашей территории. — Голос его звучал негромко и как-то удивительно мягко. — Одни ехали охотно, другие — нет. Но это неважно. Главное — мое желание. А я хочу, чтобы они не забирались далеко от дома. Экономика — ею все определяется. Не знаю, сколько вы им платите, но вряд ли все деньги оседают в этом случае у меня. А это нехорошо. Если они обслуживают прямо здесь, в машине, я знаю их цену и на что могу рассчитывать. Мне тогда не сложно планировать свои вложения и прибыль. Каждый ведет свой бизнес по-своему. В случае со мной можно говорить о высокой производительности, быстром обороте средств, хорошем притоке капитала. Поэтому я и хочу, чтобы они выполняли работу усердно и быстро, не покидая территории...
— Я просто потрясен тем, что вы сказали, — перебил его Эллвуд. — Весьма ценные данные по теории ведения бизнеса. — Захватывающий рассказ. А пошли вы в задницу!
— И еще... — Рыжий говорил с ним все тем же приглушенным голосом, с оттенком доверительности. — Кое-кто из девушек возвращался от вас со следами побоев. Это не такая уж серьезная проблема. Я хочу сказать, моя девушка будет работать, пока не упадет или на ней живого места не останется. Но если кому-то из них требуется дать оплеуху, я сделаю это сам.
— Хорошо, — согласился Эллвуд, — насчет этого договорились.
Рыжий улыбнулся. Он отошел чуть назад и протянул руку в щель, оставленную Эллвудом в окне. Этой узенькой щелки оказалось вполне достаточно. Тот, что стоял впереди, навалился животом на крышку капота, и, когда он вытянул вперед руки, Эллвуду стало видно лишь дуло нацеленного на него пистолета. Рыжий схватил Эллвуда за нос и зажал его между большим пальцем и ребром ладони.
— Хорошенько запомни мои слова. — Произнося это, он слегка повернул кисть руки. Эллвуд почувствовал давление на переносицу, какое бывает при головной боли. — Убирайся куда-нибудь еще со своими деньгами. И со своим членом. И со своими дерьмовыми замашками.
Что-то хрустнуло у Эллвуда в переносице, и струйка крови побежала у рыжего между пальцами.
— И учти: если я еще раз увижу тебя возле моих девушек, то сделаю тебе больно. Не так, как сейчас, а по-настоящему больно. — Он по-прежнему говорил почти шепотом, хотя в голосе его чувствовалось некоторое напряжение.
У Эллвуда из глаз брызнули слезы, смешиваясь с кровью, они стекали на подбородок и вниз по шее. Он сидел открыв рот, глядя прямо перед собой.
— Больше мы с тобой не увидимся, поэтому запомни все хорошенько.
Эллвуду показалось, будто в голове у него взорвались хлопушки. Сквозь стекло слышно было, как мужчина, лежавший на капоте, засмеялся. Рыжий убрал руку.
— Ну как? — спросил он. — Все понял? Вот и хорошо.
Эллвуд нажал на газ, вцепившись другой рукой в руль. Он свернул в сторону, дал задний ход, проехал несколько ярдов, потом стал на медленной скорости выбираться с улицы. Он ни разу не взглянул на рыжеволосого и того, второго. Ни разу не дотронулся до лица.
Проехав с полторы мили по главной магистрали, он свернул на боковую улицу, ведущую к тихому скверу. Сквер был разбит вокруг маленького парка и обсажен ровным рядом деревьев. Здесь он остановил машину и выключил мотор.
Наклонившись вперед, Эллвуд обхватил голову руками и завыл, как раненый зверь.
Глава 11
Он работал с сундуком — излюбленный номер зрителей. Это было видно по тому, как они застыли в напряженном ожидании. Они никогда не хлопали, не ахали от восхищения. Дама с Цветком, Собачья Морда, Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой, Пташка, Удивленная Челюсть, Кашляющий Мак. Шары, как всегда, покатились по краю крышки, словно разноцветные лампочки, мигающие под куполом театра, соскочили на пол и оказались у его ног. У зрителей от восторга перехватило дыхание.
Он попросил желающего подняться на сцену. Им оказался человек, вполне подходящий для этой роли, в белом халате и белых брюках санитара. С его помощью Зено влез в смирительную рубашку и, обхватив себя руками, повернувшись лицом к публике, ждал, пока человек в белом застегнет на рубашке все ремни. Затем он повернулся спиной, чтобы было видно, что через застежки пропущена цепь, запертая на амбарный замок. Еще одну цепь ему намотали на ноги, тоже заперев на замок. Зено откинул назад голову, и санитар надел ему на шею стальной обруч с кольцом, сквозь которое была пропущена цепь, — она тянулась вниз, к икрам ног, а оттуда снова к шее и была соединена с остальными цепями. Теперь он мог передвигаться лишь прыжками, по нескольку дюймов.
Санитар помог ему забраться в сундук и закрыл крышку, запер ее на замок, после чего опоясал сундук тремя цепями и тоже закрыл на замок.
И тут на сцене появился клоун — в широченном клетчатом костюме, в феске, с виноватой улыбкой на лице. Он внимательно вглядывался в публику, будто никак не мог понять, куда попал. И вдруг внимание его привлек сундук. Клоун обошел его несколько раз, дернул за одну цепь. Цепь не сдвинулась с места, что еще больше разожгло его любопытство. Он принялся дергать остальные цепи, замки, толкать крышку — все тщетно.
Тут клоун не на шутку разозлился, ушел за кулисы и вернулся с ломом. Пыхтя и сопя, он просунул лом под одну из цепей и налег на другой его конец, закрыв глаза и гримасничая. Опять никакого толку.
Немного поразмыслив, клоун переключил внимание на замок и, продев лом через стальную дугу, стал яростно его трясти. Замок не поддавался. Взбешенный, он стал колотить ломом по замкам, словно топором, пытаясь их сбить. Ничего не получилось.
Клоун с досадой посмотрел на сундук, словно в нем было сокровище, до которого он так и не смог добраться. Швырнув лом на пол, клоун ушел прочь.
И снова тишина. Сундук стоял посреди сцены, как идол. И вот на глазах публики крышка приподнялась, и одна цепь, позванивая, соскользнула на пол. За ней вторая, третья. Крышка еще раз дернулась, с нее, щелкнув, слетел замок. Теперь осветителю осталось самое простое: навести прожектор на стоявший в темноте сундук.
Крышка, хлопнув, откинулась назад. По залу промчалась тень; зрители сидели задрав головы, подавшись всем корпусом вперед.
В полной тишине Зено выбрался из сундука и направился к публике, в его торжествующей улыбке слышался звук фанфар, он протянул руки к зрителям с таким видом, словно явился, чтобы спасти их.
* * *
Отец Кэри дожидался его. Теперь он тоже регулярно ходил на представления, присоединившись к кучке его восторженных поклонников. Они вместе прошлись по городу, спустившись к берегу. Поверхность воды оставалась гладкой, насколько хватало глаз, лишь в нескольких местах пена окаймляла выступавшие из моря скалы.
— Как тебе это удается? — спросил Кэри.
Зено пожал плечами, словно сам не мог понять. Потом попробовал объяснить:
— Все очень просто. Я постоянно делаю этот трюк. Сначала толкаю сундук во все стороны — как вздумается, — и зрителям кажется, будто он сам в конце концов останавливается. Ну, а на самом деле под ним расположен люк. Люди мыслят прямолинейно. Они рассуждают так: от одной цепи, пожалуй, еще можно освободиться, а от двух — никак. Ну, допустим, он сбросит две, а как быть с остальными? Не говоря уже о смирительной рубашке, сквозь которую пропущена цепь. Зрители полагают, что все эти препятствия следует преодолеть одно за другим. На самом же деле все цепи спадают одновременно, за сценой, где меня ждет человек с ключом.
— Ну а сундук, — продолжал спрашивать Кэри, — он был заперт и опоясан цепями, но ты выбирался из него. — Он старался восстановить в памяти все подробности. — Видимо, клоун поработал?
Ветер дул прямо в лицо, и Зено прищурился. Они шли вдоль дамбы — мимо того места, где он убил Ника Говарда.
— Да, это сделал клоун. Трюк заключался в том, что он якобы пытается сбить замки в то время, как они уже открыты. Но никто этого не видит.
— Я тоже не заметил, — поддакнул Кэри. — Клоун играл отлично. Кто он такой?
Зено удивленно посмотрел на него:
— Да это я сам.
* * *
Оставив город позади, они вышли к песчаным дюнам и зарослям песчаного тростника.
— Мы ведь знаем друг друга очень давно, — сказал Кэри. — Когда же ты начал показывать фокусы?
— Нет, — возразил Зено. — Мы знали друг друга когда-то очень давно. Это разные вещи. Что же касается фокусов, то все началось с забавы. Я тогда путешествовал. И оказался в Греции. Остановился на одном из островов. И там один человек научил меня жонглировать. Сам он выступал в цирке. Вот откуда все и пошло. Для фокусов требуются лишь ловкие руки. Все строится на хитрости.
«Впрочем, нет, — подумал он, — не на хитрости. На волшебстве. Очаровании. Нужно жить этим. Даже не знаю, как это выразить».
— Хорошо, что мы встретились, — сказал Кэри.
— Как ты здесь оказался?
— Разве ты не рад меня видеть?
Они расположились среди дюн. Ветер нашептывал что-то, гоняя песчинки по тростнику. Зено наклонился вперед, положил голову на колени, и в ушах у него зазвучало приглушенное пение. Перед глазами возникло внутреннее убранство храма, полутемного и прохладного, он представил, что сидит в исповедальне, стараясь высказать все, что накопилось на душе, а находящийся за перегородкой отец Кэри слушает его.
Кэри смотрел на море. Казалось, он был немного раздражен, так и не получив ответа на свой вопрос.
— Разве ты не рад меня видеть?
Зено вспомнил стойкий запах кадильницы и лака; высокие окна, полумрак исповедальни, занавески, скрывающие акт покаяния от посторонних глаз.
— Облегчите мою душу, Святой Отец, я согрешил. Прошла неделя с тех пор, как я последний раз исповедывался.
Каждую неделю он приходил сюда, чтобы выложить все. Как ее зовут. Чем они занимались. О чем разговаривали.
Лори.
И отец Кэри наставлял его:
— Эта женщина замужем. Ты совершаешь смертный грех.
Но оба понимали, что не это главное. Не так важно, чем они с Лори занимались. Важно, о чем они говорили, — вот от этого бремени он и хотел освободиться на исповеди. От всего, что она ему говорила. От всех тайн.
Зено вспомнил, как он уходил из церкви, сбросив с себя это бремя, очистившись от своего знания, от тайн. Вспомнил ощущение легкости, пустоты внутри.
Он снова спросил:
— Почему вы здесь?
— Твои друзья просили меня приехать, — объяснил Кэри. — Они подумали, что тебе захочется с кем-то поговорить.
— Валлас Эллвуд, — догадался Зено.
Кэри ничего не ответил.
— Ник погиб от несчастного случая: мы подрались.
— Разве я когда-нибудь судил тебя? — спросил Кэри.
«Никогда, — подумал Кэри. — Никогда ты этого не делал». Закрыв глаза, он представлял разделявшую их перегородку, слышал отдаленное пение хора, ощущал полумрак, в котором поверяется самое сокровенное.
— Да, я рад, что ты здесь. Я нуждаюсь в тебе. Но узнал это только сейчас. Ты должен выслушать меня. Помоги мне кое в чем разобраться.
Я встретил одну женщину, — стал рассказывать Зено. Ее зовут Карла. В тот день я нашел ее на...
— Нет, — прервал его Кэри, — подожди минуту. Это должно быть по-другому.
Он переместился так, чтобы Зено не видел его, и теперь они сидели спина к спине. Плечи их соприкасались. Зено медленно откинулся назад, запрокинув голову и оперевшись на исповедника. Глаза его оставались открытыми, он видел чистое серо-голубое небо и чаек, круживших в воздухе. Потом он сомкнул веки, и перед ним возникла перегородка, за ней мелькали какие-то неясные тени и звучал голос человека, который способен простить его.
— Вот теперь, — произнес Кэри, — начни все заново.
— Простите меня, Святой Отец, я согрешил. Прошло двадцать лет, с тех пор как я последний раз был на исповеди.
Глава 12
Они оставили «пежо» Софи на стоянке рядом с «Паллингзом» и целых восемь часов разъезжали по сельским районам — это оказалось пустой тратой времени. Луиза Говард была очень словоохотлива, но зациклилась на одной теме. Потускневшие глаза смотрели отрешенно, словно внутрь самой себя.
Она без конца твердила:
— Нет, самое ужасное не в том, что он умер. Я хочу сказать, все люди смертны. Он был в неплохой форме. Время от времени посещал спортивный зал. Компания оплачивала медицинскую страховку — у них были регулярные осмотры и тому подобное; правда, все мы знаем — иногда люди умирают совершенно неожиданно от какой-то неизлечимой болезни. Но чтобы такое... чтобы его убили... — Основания ногтей были свинцового цвета в тех местах, где она содрала тонкую пленку.
— А вы друзья Ника?
— Мы знали его когда-то, — ответил Паскью. И добавил, как будто это давало ему какие-то права: — Я адвокат.
— Слишком поздно, — как-то не к месту обронила Луиза и нахмурилась, досадуя на саму себя за эту нелепую фразу. — Зачем вы приехали? Ведь его давно похоронили.
Софи воспользовалась возможностью вставить словечко:
— Мы ошиблись. Простите нас. Мы надеялись...
— Слишком поздно. Мы похоронили то, что от него осталось, сразу после расследования. — При воспоминании об этом женщина содрогнулась. — Погиб бы он в аварии — это еще можно было бы вынести. Или если бы он разбился, упав с высоты, или заразился опасной болезнью. Но быть убитым — дичь какая-то! Он отправился в деловую поездку, связанную с бизнесом, а очутился в совершенно другом месте.
О письме она ничего не знала. Ни о каких встречах тоже. Софи немного рассказала ей об их дружбе с Ником. Упомянула других общих друзей: Чарли Сингера, Сью Харт, Люка Маллена, Марианну Новак, Лори Косгров. Но выражение лица Луизы при этом нисколько не изменилось. Она ничего не знала ни о ком из них.
Она проводила их до двери:
— Не знаю, что теперь будет с его завещанием. С его страховкой. Мне ведь надо растить ребенка. Ник убит, и это может изменить дело.
Паскью успокоил ее:
— Не изменит. Причина смерти не имеет никакого значения.
Луиза посмотрела на него так, будто только сейчас поняла причину их визита. И снова посетовала:
— Если бы он умер своей смертью, как все люди.
* * *
— Где ты живешь? — спросил Паскью. Он ничего о ней не знал. Не только где она живет.
— В Лондоне, — ответила Софи.
— До Лондона отсюда два часа езды. До Лонгрока — шесть. Ты хочешь вернуться домой?
— Нет, не хочу. А ты тоже живешь в Лондоне?
— Да.
— Так почему бы тебе не вернуться домой? Вместе поедем!
В машине они разговаривали, и Софи то и дело поглядывала на него — это одно из преимуществ пассажира, в то время как водитель постоянно должен смотреть на дорогу. Она заметила, что профиль у него грубоватый — в анфас лицо его казалось более привлекательным. Зеленые глаза, волосы с проседью, абсолютно прямые и слишком длинные. Он каждый раз откидывал их ладонью со лба, а они упрямо падали обратно. На скуле — маленький серповидный шрам, похожий на турецкий полумесяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42