Это она впервые разглядывала его так внимательно.
«Как глупо было подумать, что ты автор писем! Но почему мне пришло это в голову? В сущности, у нас не было лидера. Это не входило в правила игры. Но все равно нам нужен был источник энергии. И им стал ты. Люк вынашивал безумные планы, но довести дело до конца мог только ты. Чарли носил в себе тайны и грусть, а ты — устремления».
Она спросила:
— А помнишь, как ты хотел взорвать поезд?
— Это было несерьезно.
— Еще как серьезно! Ты все продумал: время, маршрут, каждую мелочь. Даже детонаторы раздобыл.
— С военного объекта.
— Ну да, конечно. Теперь я все поняла.
— Мы никогда бы этого не сделали.
— Ну почему? Чего только мы не вытворяли!
— Мелкие акты саботажа.
— Да, кое-что нам удалось. Мы подожгли здание и собирались взорвать поезд. Внесли это в список предстоящих акций.
Паскью помолчал, потом ответил усталым голосом:
— Это была шутка. Мы просто валяли дурака. Подкрадывались к военно-воздушной базе США по ночам, вымазав лица черной краской. Подсыпали сахар в цистерны с горючим, малевали пацифистские символы на стенах, резали шины, какие-то несчастные ребята получали из-за нас ожоги третьей степени. Чего мы хотели этим добиться?
— Это будоражило кровь, — предалась воспоминаниям Софи. — Жаль, что мы так и не взорвали этот чертов поезд.
Они опять помолчали.
Потом, словно угадав его мысли, она добавила:
— Жаль. А вот Лори не надо было убивать.
Теперь «самое страшное» сопровождало их до самого Лондона.
* * *
Карла принесла из кухни еду мужчинам, а потом и себе. Когда она села за стол, Отец Том прочел молитву. Потом они не спеша принялись за трапезу, состоявшую из обычной мучнистой пасты с салатом. Карла не приняла комплиментов в свой адрес, утверждая, что еда слишком скромная. Отец Том настаивал, что принятие любой пищи есть таинство. Такой подход, казалось, удовлетворил Карлу. Она улыбнулась чему-то своему и принялась убирать со стола.
Карла ничего не спрашивала о Томе Кэри, просто приняла его как друга Зено. Что же до Тома, то он знал все о Карле. Зено ему рассказал.
— Я никогда не испытывал таких чувств, хотя женщины у меня были. Ты же знаешь. Я вел беспорядочную жизнь. Эллвуд постоянно использовал меня для каких-то своих целей. Я хватался то за одну работу, то за другую.
— Великий Зено, — задумчиво произнес отец Том. — Иллюзионист, Маг, Эскейполоджист.
— Да, временами. Вырученных денег вместе с жалованьем, которое я получал у Эллвуда, вполне хватало на жизнь. Из фокусов — магии — нельзя делать бизнес, если она для тебя что-то значит. Это должно... вызревать. Это весьма тонкое, деликатное дело.
— Сплошная хитрость, — ты ведь сам говорил.
— Да, хитрость. Конечно, все так. Хитрость. Но это здорово утомляет, а усталость может отразиться на представлении.
— Итак, ты перебивался, берясь то за одну работу, то за другую. Кочевал с места на место. А потом встретил Карлу.
Это было сказано чуть раньше, на берегу, когда Зено наконец открыл глаза и отодвинулся от Кэри, освободив его от тяжести собственного тела. Он смотрел на медленно перекатывающиеся волны и рассказывал священнику о своей встрече с Карлой.
— Я взял ее с собой. Ничего другого просто не оставалось. Она нуждалась в моей помощи. Как будто только со мной могла чувствовать себя в безопасности, только я мог ее защитить, и вот она отыскала меня, несмотря на все превратности судьбы, на самом краю суши, будто прошлое смыло волной, и я предстал перед ней как единственная надежда на будущее. Прошлого у нее не осталось. Понимаешь? Не осталось. Мы сразу полюбили друг друга, с первого взгляда. Я и не подозревал, что такое возможно. Это чувство настолько сильное, что невозможно его описать. Оно захлестывает меня. Понимаешь?
Да, Кэри понимал.
— Оно берет начало во мне, и вся моя жизнь как бы прорастает из него. Тебе понятен смысл моих слов?
— Да, понятен.
— Оно питается мной и подпитывает меня. Понимаешь?
— Да, — отвечал Кэри. — Да, да.
Они сидели спина к спине, поэтому Зено не видел выражения страха на лице отца Кэри.
* * *
Теперь они сидели лицом друг к другу. Карла убрала со стола, налила кофе и, извинившись, отправилась спать. Чтобы хромота была не очень заметна, Карла при ходьбе слегка приподнимала левое бедро. И, против ожиданий, это придавало ей особую сексуальность — при каждом шаге грудь ее под джинсовым комбинезоном колыхалась.
Зено подвинулся в кресле, потрогал рукой поясницу и поморщился. Когда Кэри удивленно посмотрел на него, он объяснил с улыбкой:
— Опять спину схватило.
Карла промыла и перевязала рану. Она ни о чем его не спросила, вообще сделала это молча. Рана все еще беспокоила Зено, особенно часто побаливал шрам.
Они сидели в полумраке, при зажженных свечах, которые Карла расставила по обе стороны стола. Зено разлил бренди по стаканам и стал катать по ладони монетку.
— Ловкие у тебя руки, — улыбнулся Кэри.
— Да, этого у меня не отнимешь.
— Расскажи о своем представлении. Как это все началось?
— Я предложил, администрация больницы согласилась. Вот и все. Выступаю я раз в неделю. Им вполне хватает, да и мне тоже. Там очень благодарные зрители. Помимо меня есть еще артисты-добровольцы: квартет из парикмахерской, любительская драматическая труппа... Ведь единственное развлечение в больнице — телевизор.
— И что они думают об этом? — спросил Кэри. — О Великом Зено?
— Да ведь это сумасшедшие, — ответил Зено. — Кто знает, о чем они думают? Санитары их приводят и уводят. То у одного, то у другого случается припадок. А ты понял то, что я тебе говорил о Карле?
— Конечно. Конечно, понял. А старик там? На представлениях бывает?
Зено улыбнулся:
— Конечно, он постоянный зритель. Я называю его Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой.
— И давно он стал приходить, не помнишь?
— Эллвуд попросил тебя это узнать?
Кэри улыбнулся:
— Эллвуд — это Эллвуд. А ты — это ты. Давно...
— Он вспоминает о прошлом. Все перемешалось в его рассказах. Детство, школьные годы, война... Он пока ничего не сказал. Я не думаю... — Он сделал паузу. — Эллвуд требует слишком многого. До встречи с Карлой все было по-другому. А сейчас я хочу поставить на этом точку.
— Только раз, — произнес Кэри. — А потом, надеюсь, ты сможешь завязать с этим.
— Передай Эллвуду, — сказал Зено, — если он впутает в это дело Карлу, я его убью. Прошлое не имеет к ней никакого отношения.
— Хочешь начисто стереть все, — поинтересовался Кэри, — хочешь все убить — так же, как убил Ника?
— С ним произошел несчастный случай.
— Ничего подобного! Неважно, как это произошло, неважно, что привело его сюда, но ты хотел его смерти. Потому, что он принадлежал прошлому, а прошлого ты страшишься. Зачем лгать? Чего ты опасаешься?
"Всего, — подумал Зено. — Каждого, кто напомнит мне о прошлом и тем самым поставит под угрозу мое будущее; мою свободу и нашу жизнь с Карлой. Каждого, кто знает о тех временах, о нашей компании, о Лори.
— Лори. — Кэри как будто прочел его мысли. — Что ты думаешь обо всем этом?
Зено отвел взгляд в сторону.
— Ну, она была глупой женщиной, — продолжал Кэри. — То, что произошло, — скверно. Но это было сделано с добрыми намерениями — ради правого дела. Это один из проклятых вопросов. Церковь увязла в подобных теологических головоломках. Помнишь? «Сколько ангелов смогут танцевать на булавке?» — Он рассмеялся.
— Ты видел остальных?
— Кого?
— Ну, кого-нибудь из нашей компании.
— Нет.
В комнате стало почти темно. Слабое пламя свечи падало Зено на щеку; монетка, катаясь в его руке, поблескивала — маленькое пятнышко света. Они вели разговор, не видя лиц друг друга. Кэри поднялся, нащупал выключатель.
Зено смотрел на него в упор.
— Лори кое-что мне рассказывала. Делилась со мной своими секретами. Я приходил на исповедь и пересказывал их тебе. А ты передавал их кому-то еще.
Кэри согласился:
— Да, это выглядело именно так.
— И все ради правого дела. Ради нового мира, ради будущего.
Кэри молчал.
— Вот все, о чем я хотел тебя спросить, — сказал Зено.
* * *
Софи с опаской, словно беглец, выглянула из окна квартиры Паскью. Мелькнул лишь ее профиль. Вертолет облетал парк по периметру, мелово-белые лучи прожектора, перекрещиваясь, выхватывали из темноты то одну, то другую часть территории, блуждая среди кустарников и деревьев, тропинок и аллей. От стрекотания пропеллера слегка дребезжали окна.
— Тебе нравится здесь жить? — поинтересовалась Софи.
— Меня уже спрашивали об этом. — Паскью как раз готовил омлет, не замечая шума вертолета. Иногда полиция отлавливала грабителей, иногда просто напоминала местным подонкам, что война продолжается.
Он предложил Софи вино, но она попросила виски. К тому времени, когда она вернулась от окна к своему креслу, ее уже ждали шотландское виски и охлажденная минеральная вода. Она налила из обеих бутылок в соотношении восемьдесят к двадцати в пользу виски.
— Ты много пьешь? — спросил Паскью.
— Хороший способ — отвечать вопросом на вопрос, тем более вопросом, уводящим от темы. У тебя, как я понимаю, это профессиональная уловка. — Он улыбнулся, и она ответила ему улыбкой. — Но я готова обменять свой ответ на твой. Прежде я пила дьявольски много. Это становилось опасно, и тогда я стала пить просто много. Это было не так опасно, но налагало определенную ответственность: нужно было вымерять дозы, придерживаться определенного распорядка — словом, поддерживать репутацию. А теперь у меня время от времени случаются запои. А между запоями я потихоньку цежу. Ну, так почему ты поселился здесь?
Паскью поставил на стол две тарелки с омлетом, салат из помидоров и хлеб.
— Ты слышала про «Марию Селесте»?
— Конечно. Судно, которое нашли дрейфующим посреди океана, — команда и пассажиры как будто только что покинули корабль. Недоеденные блюда на столах, неостывшие духовки...
— Совершенно верно. Однажды утром я вышел из дома, провел самый обычный для меня день, а потом вернулся домой — на «Марию Селесте». Все выглядело так, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то идея, она вскочила, накинула плащ и вышла на улицу, оставив в гостиной раскрытую книгу, а в чашке недопитый, уже холодный кофе. Она собиралась запечь устрицы. Они ждали, замаринованные в уксусе, в холодильнике. Вся необходимая ей кухонная утварь была сложена в раковине. — Софи наблюдала, как он, расхаживая по комнате, восстанавливает у себя в памяти эту картину. — Когда я вернулся, почти стемнело. Я понял, что она вышла ненадолго, потому что не погасила свет. И оставила включенным радио — по забывчивости, как мне показалось. В квартире было слишком темно, чтобы разглядеть мебель, картины, но музыку я слышал — пьеса для виолончели, медленная, мягкая. Я обошел все комнаты, стараясь отыскать ее, и все это время меня сопровождали звуки виолончели. — Паскью подошел к столу, налил себе виски и минеральной воды и поставил бутылку рядом с Софи.
— Может быть, выпьешь вина?
Она покачала головой:
— Нет, спасибо. Я редко пью ради удовольствия. — Она уже прикончила свой омлет и перегнулась через стол, чтобы взять вилкой у него кусочек. Он так и не притронулся к омлету.
— Вся ее одежда осталась на месте. Все туфли, до единой пары. Драгоценности. Она не взяла ни книг, ни музыкальных записей, ни одной мелочи, принадлежавшей ей. Везде были разбросаны безделушки, побрякушки, памятные сувениры. Осталась коробка с тампаксами — не хватало всего одной штуки. Позднее мне показалось это забавным. Как будто, уйдя таким образом, она могла вновь обрести невинность. Помню, я кому-то сказал: «Так не делают. Она должна была объяснить свой поступок, по крайней мере мне». Так и закончилась моя семейная жизнь — все в доме на месте, кроме жены; играет виолончель, а я стою, недоумевая, почему она ушла в такой спешке и когда вернется.
— Вы теперь в разводе?
— Нет, просто живем раздельно, как и ты с мужем.
— А почему не развелись?
Паскью принялся за еду. История его близилась к концу, осталось лишь сказать:
— Потому что с тех пор я ее не видел.
— Что? — Софи готова была рассмеяться, но вместо этого зашлась в кашле и глотнула виски, прочищая горло.
— Она прислала мне письмо через коллег по офису. Я был удивлен, подумал, что это способ сообщить мне, что она жива.
— Чтобы ты не подумал, что ее убили?
Он пожал плечами:
— Наверное.
— И что она написала?
— Сообщала номер почтового ящика, по которому ей можно переправлять письма, а также прислала чек на покрытие ее доли трехмесячной выплаты по закладной — дала мне время на продажу дома; еще в нем содержалось разрешение распродать всю ее собственность и вырученной суммой покрыть ее долю расходов за юридическое оформление; и еще просьба вернуть ей одну-две вещи, которые она с милой непосредственностью назвала своими личными.
— Деловая дама.
Паскью кивнул:
— Я не имел ни малейшего понятия, что она за человек. Ни малейшего! А прожил с ней шесть лет.
— Это она прожила с тобой.
— Тоже верно.
— И она никак не объяснила свой внезапный уход? Что-нибудь вроде: я больше ни минуты не вынесу, мы дошли до последней точки, я чувствовала себя как в силках... и все в таком духе.
— Нет.
— А в письмах ты ее об этом не спрашивал? Когда писал на адрес того почтового ящика?
— Конечно, спрашивал. Но ответа не получил.
— И какие же вещи она просила прислать ей?..
— Фотографии ее родителей в двойной рамке — это была лишь одна из многочисленных вещей, которые не принадлежали нам обоим, как мне кажется.
— А что еще?
— Противозачаточный колпачок.
Софи взглянула на него, широко раскрыв глаза, без тени улыбки. А когда снова решилась заговорить, спросила:
— И как ее звали?
— Карен, — ответил Паскью.
Софи налила себе в стакан.
— Карен, — повторила она, потом сделала глоток. В одном глазу ее блеснула слезинка, смеха так и не последовало.
Глава 13
Проснувшись, Паскью начал беспокойно озираться по сторонам. Он никак не мог понять, где находится. Все сливалось перед глазами: книги, картины, предметы мебели. Ему никогда не приходилось ночевать в гостиной. Телефон надрывался. Он поднял трубку и услышал два голоса, мужской и женский. Мужской принадлежал Робу Томасу. Женский — Софи.
Она сказала:
— Нет, вы не ошиблись номером... — Потом умолкла, смущенная. Она только сейчас окончательно проснулась.
— Да, да, слушаю тебя, Роб, — включился в разговор Паскью.
— Сэм. — В голосе Томаса сквозило насмешливое изумление. — Кто она?
— А какой сегодня день?
— Вторник.
— Вторник, говоришь? Значит, Мадонна.
— Я звонил тебе в отель у моря, потом в офис, а сейчас застаю тебя в постели с блондинкой. Я кое-что раздобыл. Что-то ты ожидал получить. А что-то — нет.
— Ты нашел их?
— И да, и нет. Лучше не надо об этом по телефону, Сэм. — Томас дал ему адрес в Сохо. — Прихвати Мадонну. Скажи, пусть наденет джинсы и майку.
* * *
Пока Паскью принимал душ, Софи искала кофе. Еды у них не осталось никакой.
Квартирка была совсем маленькая. Он слышал, как Софи гремит посудой на кухне. А она — как шумит в душе вода. Эти сценки из домашней жизни оставили их безучастными — слишком долго оба не испытывали ничего подобного.
Он вернулся в комнату полностью одетый и принялся за кофе с таким видом, словно эта чашка стояла здесь всю жизнь. Софи выглянула на улицу. И сказала:
— У ограды парка лежит труп.
— Вовсе нет, — ответил Паскью. — Она просто поздно ложится спать, только и всего.
— Ты, должно быть, здорово себя ненавидел, когда приобрел эту квартиру.
* * *
Ветер в городе был сущее бедствие. Софи опустила стекло машины, подумав, что при таком сильном ветре воздух должен быть свежим. Мотоциклисты в медицинских повязках на лице, демонстрируя чудеса виртуозной езды, пробирались по металлическому лабиринту, образованному растянувшейся на целую милю автомобильной колонной.
— А ты искал потом Карен?
— Да.
— Но не нашел?
— Нет. Она сообщила, что сменила имя. И я понял, что дальнейшие поиски бессмысленны.
— Но тебе хотелось ее найти?
— Да.
— Зачем?
В этот момент впереди освободилось пространство ярдов в двадцать, и машины нескончаемым потоком поползли вперед, ревя моторами. Он лавировал, переезжая из ряда в ряд, втискиваясь вслед за сердитого вида спортивной «тойотой», и Софи подумала, что, скорее всего, он не слышал ее вопроса. Они добрались до окраин Сохо и теперь продвигались, с бесконечными остановками, по лабиринту улиц, в направлении автомобильной стоянки.
— Не помню, — неожиданно ответил Паскью.
* * *
Следуя по указанному Робом Томасом адресу, они вошли в узкую дверь, расположенную между кафе и магазином порнографической литературы. Первые три этажа занимали компании, производящие кинопродукцию. На четвертом располагались офис и туалет, примерно одинаковых размеров. Томас ожидал их у двери, через плечо Паскью разглядывая Софи; позади него, у дисплея компьютера, сидел человек, пальцы его летали по клавиатуре с такой скоростью, что казалось, они потрескивают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
«Как глупо было подумать, что ты автор писем! Но почему мне пришло это в голову? В сущности, у нас не было лидера. Это не входило в правила игры. Но все равно нам нужен был источник энергии. И им стал ты. Люк вынашивал безумные планы, но довести дело до конца мог только ты. Чарли носил в себе тайны и грусть, а ты — устремления».
Она спросила:
— А помнишь, как ты хотел взорвать поезд?
— Это было несерьезно.
— Еще как серьезно! Ты все продумал: время, маршрут, каждую мелочь. Даже детонаторы раздобыл.
— С военного объекта.
— Ну да, конечно. Теперь я все поняла.
— Мы никогда бы этого не сделали.
— Ну почему? Чего только мы не вытворяли!
— Мелкие акты саботажа.
— Да, кое-что нам удалось. Мы подожгли здание и собирались взорвать поезд. Внесли это в список предстоящих акций.
Паскью помолчал, потом ответил усталым голосом:
— Это была шутка. Мы просто валяли дурака. Подкрадывались к военно-воздушной базе США по ночам, вымазав лица черной краской. Подсыпали сахар в цистерны с горючим, малевали пацифистские символы на стенах, резали шины, какие-то несчастные ребята получали из-за нас ожоги третьей степени. Чего мы хотели этим добиться?
— Это будоражило кровь, — предалась воспоминаниям Софи. — Жаль, что мы так и не взорвали этот чертов поезд.
Они опять помолчали.
Потом, словно угадав его мысли, она добавила:
— Жаль. А вот Лори не надо было убивать.
Теперь «самое страшное» сопровождало их до самого Лондона.
* * *
Карла принесла из кухни еду мужчинам, а потом и себе. Когда она села за стол, Отец Том прочел молитву. Потом они не спеша принялись за трапезу, состоявшую из обычной мучнистой пасты с салатом. Карла не приняла комплиментов в свой адрес, утверждая, что еда слишком скромная. Отец Том настаивал, что принятие любой пищи есть таинство. Такой подход, казалось, удовлетворил Карлу. Она улыбнулась чему-то своему и принялась убирать со стола.
Карла ничего не спрашивала о Томе Кэри, просто приняла его как друга Зено. Что же до Тома, то он знал все о Карле. Зено ему рассказал.
— Я никогда не испытывал таких чувств, хотя женщины у меня были. Ты же знаешь. Я вел беспорядочную жизнь. Эллвуд постоянно использовал меня для каких-то своих целей. Я хватался то за одну работу, то за другую.
— Великий Зено, — задумчиво произнес отец Том. — Иллюзионист, Маг, Эскейполоджист.
— Да, временами. Вырученных денег вместе с жалованьем, которое я получал у Эллвуда, вполне хватало на жизнь. Из фокусов — магии — нельзя делать бизнес, если она для тебя что-то значит. Это должно... вызревать. Это весьма тонкое, деликатное дело.
— Сплошная хитрость, — ты ведь сам говорил.
— Да, хитрость. Конечно, все так. Хитрость. Но это здорово утомляет, а усталость может отразиться на представлении.
— Итак, ты перебивался, берясь то за одну работу, то за другую. Кочевал с места на место. А потом встретил Карлу.
Это было сказано чуть раньше, на берегу, когда Зено наконец открыл глаза и отодвинулся от Кэри, освободив его от тяжести собственного тела. Он смотрел на медленно перекатывающиеся волны и рассказывал священнику о своей встрече с Карлой.
— Я взял ее с собой. Ничего другого просто не оставалось. Она нуждалась в моей помощи. Как будто только со мной могла чувствовать себя в безопасности, только я мог ее защитить, и вот она отыскала меня, несмотря на все превратности судьбы, на самом краю суши, будто прошлое смыло волной, и я предстал перед ней как единственная надежда на будущее. Прошлого у нее не осталось. Понимаешь? Не осталось. Мы сразу полюбили друг друга, с первого взгляда. Я и не подозревал, что такое возможно. Это чувство настолько сильное, что невозможно его описать. Оно захлестывает меня. Понимаешь?
Да, Кэри понимал.
— Оно берет начало во мне, и вся моя жизнь как бы прорастает из него. Тебе понятен смысл моих слов?
— Да, понятен.
— Оно питается мной и подпитывает меня. Понимаешь?
— Да, — отвечал Кэри. — Да, да.
Они сидели спина к спине, поэтому Зено не видел выражения страха на лице отца Кэри.
* * *
Теперь они сидели лицом друг к другу. Карла убрала со стола, налила кофе и, извинившись, отправилась спать. Чтобы хромота была не очень заметна, Карла при ходьбе слегка приподнимала левое бедро. И, против ожиданий, это придавало ей особую сексуальность — при каждом шаге грудь ее под джинсовым комбинезоном колыхалась.
Зено подвинулся в кресле, потрогал рукой поясницу и поморщился. Когда Кэри удивленно посмотрел на него, он объяснил с улыбкой:
— Опять спину схватило.
Карла промыла и перевязала рану. Она ни о чем его не спросила, вообще сделала это молча. Рана все еще беспокоила Зено, особенно часто побаливал шрам.
Они сидели в полумраке, при зажженных свечах, которые Карла расставила по обе стороны стола. Зено разлил бренди по стаканам и стал катать по ладони монетку.
— Ловкие у тебя руки, — улыбнулся Кэри.
— Да, этого у меня не отнимешь.
— Расскажи о своем представлении. Как это все началось?
— Я предложил, администрация больницы согласилась. Вот и все. Выступаю я раз в неделю. Им вполне хватает, да и мне тоже. Там очень благодарные зрители. Помимо меня есть еще артисты-добровольцы: квартет из парикмахерской, любительская драматическая труппа... Ведь единственное развлечение в больнице — телевизор.
— И что они думают об этом? — спросил Кэри. — О Великом Зено?
— Да ведь это сумасшедшие, — ответил Зено. — Кто знает, о чем они думают? Санитары их приводят и уводят. То у одного, то у другого случается припадок. А ты понял то, что я тебе говорил о Карле?
— Конечно. Конечно, понял. А старик там? На представлениях бывает?
Зено улыбнулся:
— Конечно, он постоянный зритель. Я называю его Мужчина с Большим Галстуком-Бабочкой.
— И давно он стал приходить, не помнишь?
— Эллвуд попросил тебя это узнать?
Кэри улыбнулся:
— Эллвуд — это Эллвуд. А ты — это ты. Давно...
— Он вспоминает о прошлом. Все перемешалось в его рассказах. Детство, школьные годы, война... Он пока ничего не сказал. Я не думаю... — Он сделал паузу. — Эллвуд требует слишком многого. До встречи с Карлой все было по-другому. А сейчас я хочу поставить на этом точку.
— Только раз, — произнес Кэри. — А потом, надеюсь, ты сможешь завязать с этим.
— Передай Эллвуду, — сказал Зено, — если он впутает в это дело Карлу, я его убью. Прошлое не имеет к ней никакого отношения.
— Хочешь начисто стереть все, — поинтересовался Кэри, — хочешь все убить — так же, как убил Ника?
— С ним произошел несчастный случай.
— Ничего подобного! Неважно, как это произошло, неважно, что привело его сюда, но ты хотел его смерти. Потому, что он принадлежал прошлому, а прошлого ты страшишься. Зачем лгать? Чего ты опасаешься?
"Всего, — подумал Зено. — Каждого, кто напомнит мне о прошлом и тем самым поставит под угрозу мое будущее; мою свободу и нашу жизнь с Карлой. Каждого, кто знает о тех временах, о нашей компании, о Лори.
— Лори. — Кэри как будто прочел его мысли. — Что ты думаешь обо всем этом?
Зено отвел взгляд в сторону.
— Ну, она была глупой женщиной, — продолжал Кэри. — То, что произошло, — скверно. Но это было сделано с добрыми намерениями — ради правого дела. Это один из проклятых вопросов. Церковь увязла в подобных теологических головоломках. Помнишь? «Сколько ангелов смогут танцевать на булавке?» — Он рассмеялся.
— Ты видел остальных?
— Кого?
— Ну, кого-нибудь из нашей компании.
— Нет.
В комнате стало почти темно. Слабое пламя свечи падало Зено на щеку; монетка, катаясь в его руке, поблескивала — маленькое пятнышко света. Они вели разговор, не видя лиц друг друга. Кэри поднялся, нащупал выключатель.
Зено смотрел на него в упор.
— Лори кое-что мне рассказывала. Делилась со мной своими секретами. Я приходил на исповедь и пересказывал их тебе. А ты передавал их кому-то еще.
Кэри согласился:
— Да, это выглядело именно так.
— И все ради правого дела. Ради нового мира, ради будущего.
Кэри молчал.
— Вот все, о чем я хотел тебя спросить, — сказал Зено.
* * *
Софи с опаской, словно беглец, выглянула из окна квартиры Паскью. Мелькнул лишь ее профиль. Вертолет облетал парк по периметру, мелово-белые лучи прожектора, перекрещиваясь, выхватывали из темноты то одну, то другую часть территории, блуждая среди кустарников и деревьев, тропинок и аллей. От стрекотания пропеллера слегка дребезжали окна.
— Тебе нравится здесь жить? — поинтересовалась Софи.
— Меня уже спрашивали об этом. — Паскью как раз готовил омлет, не замечая шума вертолета. Иногда полиция отлавливала грабителей, иногда просто напоминала местным подонкам, что война продолжается.
Он предложил Софи вино, но она попросила виски. К тому времени, когда она вернулась от окна к своему креслу, ее уже ждали шотландское виски и охлажденная минеральная вода. Она налила из обеих бутылок в соотношении восемьдесят к двадцати в пользу виски.
— Ты много пьешь? — спросил Паскью.
— Хороший способ — отвечать вопросом на вопрос, тем более вопросом, уводящим от темы. У тебя, как я понимаю, это профессиональная уловка. — Он улыбнулся, и она ответила ему улыбкой. — Но я готова обменять свой ответ на твой. Прежде я пила дьявольски много. Это становилось опасно, и тогда я стала пить просто много. Это было не так опасно, но налагало определенную ответственность: нужно было вымерять дозы, придерживаться определенного распорядка — словом, поддерживать репутацию. А теперь у меня время от времени случаются запои. А между запоями я потихоньку цежу. Ну, так почему ты поселился здесь?
Паскью поставил на стол две тарелки с омлетом, салат из помидоров и хлеб.
— Ты слышала про «Марию Селесте»?
— Конечно. Судно, которое нашли дрейфующим посреди океана, — команда и пассажиры как будто только что покинули корабль. Недоеденные блюда на столах, неостывшие духовки...
— Совершенно верно. Однажды утром я вышел из дома, провел самый обычный для меня день, а потом вернулся домой — на «Марию Селесте». Все выглядело так, словно ей в голову неожиданно пришла какая-то идея, она вскочила, накинула плащ и вышла на улицу, оставив в гостиной раскрытую книгу, а в чашке недопитый, уже холодный кофе. Она собиралась запечь устрицы. Они ждали, замаринованные в уксусе, в холодильнике. Вся необходимая ей кухонная утварь была сложена в раковине. — Софи наблюдала, как он, расхаживая по комнате, восстанавливает у себя в памяти эту картину. — Когда я вернулся, почти стемнело. Я понял, что она вышла ненадолго, потому что не погасила свет. И оставила включенным радио — по забывчивости, как мне показалось. В квартире было слишком темно, чтобы разглядеть мебель, картины, но музыку я слышал — пьеса для виолончели, медленная, мягкая. Я обошел все комнаты, стараясь отыскать ее, и все это время меня сопровождали звуки виолончели. — Паскью подошел к столу, налил себе виски и минеральной воды и поставил бутылку рядом с Софи.
— Может быть, выпьешь вина?
Она покачала головой:
— Нет, спасибо. Я редко пью ради удовольствия. — Она уже прикончила свой омлет и перегнулась через стол, чтобы взять вилкой у него кусочек. Он так и не притронулся к омлету.
— Вся ее одежда осталась на месте. Все туфли, до единой пары. Драгоценности. Она не взяла ни книг, ни музыкальных записей, ни одной мелочи, принадлежавшей ей. Везде были разбросаны безделушки, побрякушки, памятные сувениры. Осталась коробка с тампаксами — не хватало всего одной штуки. Позднее мне показалось это забавным. Как будто, уйдя таким образом, она могла вновь обрести невинность. Помню, я кому-то сказал: «Так не делают. Она должна была объяснить свой поступок, по крайней мере мне». Так и закончилась моя семейная жизнь — все в доме на месте, кроме жены; играет виолончель, а я стою, недоумевая, почему она ушла в такой спешке и когда вернется.
— Вы теперь в разводе?
— Нет, просто живем раздельно, как и ты с мужем.
— А почему не развелись?
Паскью принялся за еду. История его близилась к концу, осталось лишь сказать:
— Потому что с тех пор я ее не видел.
— Что? — Софи готова была рассмеяться, но вместо этого зашлась в кашле и глотнула виски, прочищая горло.
— Она прислала мне письмо через коллег по офису. Я был удивлен, подумал, что это способ сообщить мне, что она жива.
— Чтобы ты не подумал, что ее убили?
Он пожал плечами:
— Наверное.
— И что она написала?
— Сообщала номер почтового ящика, по которому ей можно переправлять письма, а также прислала чек на покрытие ее доли трехмесячной выплаты по закладной — дала мне время на продажу дома; еще в нем содержалось разрешение распродать всю ее собственность и вырученной суммой покрыть ее долю расходов за юридическое оформление; и еще просьба вернуть ей одну-две вещи, которые она с милой непосредственностью назвала своими личными.
— Деловая дама.
Паскью кивнул:
— Я не имел ни малейшего понятия, что она за человек. Ни малейшего! А прожил с ней шесть лет.
— Это она прожила с тобой.
— Тоже верно.
— И она никак не объяснила свой внезапный уход? Что-нибудь вроде: я больше ни минуты не вынесу, мы дошли до последней точки, я чувствовала себя как в силках... и все в таком духе.
— Нет.
— А в письмах ты ее об этом не спрашивал? Когда писал на адрес того почтового ящика?
— Конечно, спрашивал. Но ответа не получил.
— И какие же вещи она просила прислать ей?..
— Фотографии ее родителей в двойной рамке — это была лишь одна из многочисленных вещей, которые не принадлежали нам обоим, как мне кажется.
— А что еще?
— Противозачаточный колпачок.
Софи взглянула на него, широко раскрыв глаза, без тени улыбки. А когда снова решилась заговорить, спросила:
— И как ее звали?
— Карен, — ответил Паскью.
Софи налила себе в стакан.
— Карен, — повторила она, потом сделала глоток. В одном глазу ее блеснула слезинка, смеха так и не последовало.
Глава 13
Проснувшись, Паскью начал беспокойно озираться по сторонам. Он никак не мог понять, где находится. Все сливалось перед глазами: книги, картины, предметы мебели. Ему никогда не приходилось ночевать в гостиной. Телефон надрывался. Он поднял трубку и услышал два голоса, мужской и женский. Мужской принадлежал Робу Томасу. Женский — Софи.
Она сказала:
— Нет, вы не ошиблись номером... — Потом умолкла, смущенная. Она только сейчас окончательно проснулась.
— Да, да, слушаю тебя, Роб, — включился в разговор Паскью.
— Сэм. — В голосе Томаса сквозило насмешливое изумление. — Кто она?
— А какой сегодня день?
— Вторник.
— Вторник, говоришь? Значит, Мадонна.
— Я звонил тебе в отель у моря, потом в офис, а сейчас застаю тебя в постели с блондинкой. Я кое-что раздобыл. Что-то ты ожидал получить. А что-то — нет.
— Ты нашел их?
— И да, и нет. Лучше не надо об этом по телефону, Сэм. — Томас дал ему адрес в Сохо. — Прихвати Мадонну. Скажи, пусть наденет джинсы и майку.
* * *
Пока Паскью принимал душ, Софи искала кофе. Еды у них не осталось никакой.
Квартирка была совсем маленькая. Он слышал, как Софи гремит посудой на кухне. А она — как шумит в душе вода. Эти сценки из домашней жизни оставили их безучастными — слишком долго оба не испытывали ничего подобного.
Он вернулся в комнату полностью одетый и принялся за кофе с таким видом, словно эта чашка стояла здесь всю жизнь. Софи выглянула на улицу. И сказала:
— У ограды парка лежит труп.
— Вовсе нет, — ответил Паскью. — Она просто поздно ложится спать, только и всего.
— Ты, должно быть, здорово себя ненавидел, когда приобрел эту квартиру.
* * *
Ветер в городе был сущее бедствие. Софи опустила стекло машины, подумав, что при таком сильном ветре воздух должен быть свежим. Мотоциклисты в медицинских повязках на лице, демонстрируя чудеса виртуозной езды, пробирались по металлическому лабиринту, образованному растянувшейся на целую милю автомобильной колонной.
— А ты искал потом Карен?
— Да.
— Но не нашел?
— Нет. Она сообщила, что сменила имя. И я понял, что дальнейшие поиски бессмысленны.
— Но тебе хотелось ее найти?
— Да.
— Зачем?
В этот момент впереди освободилось пространство ярдов в двадцать, и машины нескончаемым потоком поползли вперед, ревя моторами. Он лавировал, переезжая из ряда в ряд, втискиваясь вслед за сердитого вида спортивной «тойотой», и Софи подумала, что, скорее всего, он не слышал ее вопроса. Они добрались до окраин Сохо и теперь продвигались, с бесконечными остановками, по лабиринту улиц, в направлении автомобильной стоянки.
— Не помню, — неожиданно ответил Паскью.
* * *
Следуя по указанному Робом Томасом адресу, они вошли в узкую дверь, расположенную между кафе и магазином порнографической литературы. Первые три этажа занимали компании, производящие кинопродукцию. На четвертом располагались офис и туалет, примерно одинаковых размеров. Томас ожидал их у двери, через плечо Паскью разглядывая Софи; позади него, у дисплея компьютера, сидел человек, пальцы его летали по клавиатуре с такой скоростью, что казалось, они потрескивают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42