А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Дана мягко взяла подругу за руку.
— Ты здесь ни при чем, дружочек. Дело в том, что мне довелось столкнуться со смертью, посмотреть ей в глаза. Такое даром не проходит. Я, например, вмиг поумнела. Поняла, что веду жизнь, которая в конечном итоге способна завести меня лишь в тупик… Думаю, что это началось в детстве… — голос Даны сделался чуть слышным, когда старые воспоминания обступили ее со всех сторон. — У меня было чудовищное детство, и оно рикошетом ударяет по моей жизни до сих пор. Горечь детства я чувствовала даже тогда, когда Джен сделал мне предложение и когда все вокруг завидовали мне. Да и женился-то Джен, собственно говоря, не столько от большой любви, как от большой жалости. Он понимал меня тогда — Подсознательно он старался опекать меня, был для меня не столько мужем, любовником, сколько отцом. К тем отношениям с Джоном я не могу да и не желаю возвращаться. Во мне буквально не осталось эмоционального порыва, душевных сил продолжать жить с Дженом. Я — одиночна. Мари, я знаю это четко. Я слишком эгоистична. Таков мой крест, и тут уж ничего не поделать. Разве что обратно родиться, как девчонки говорят. С этих пор я решила быть всегда одна. Одиночество — и есть мой удел. В таком случае я не смогу никогда и никому сделать больно.
Мари взглянула на нее глазами, полными слез.
— Что ж, значит, нам придется расстаться. Ты превращаешься из замужней женщины в одинокую и независимую от кого бы то ни было, ну а я напротив — покидаю дружные ряды молодых, независимых, отчаянных и перехожу в стан хлопотуний домохозяек.
Губы Даны растянулись в широкую улыбку.
— Ты и Мел?
— Я и Мел.
— Когда?
— Лучше поскорее, а то придется заказывать приданое в магазине «Счастливая мамочка».
— Беременна?
— А то!..
Дана обогнула стол и крепко стиснула Мари в объятиях.
— Поверить не могу, что у тебя будет малыш.
— Отчего же не можешь?
— О, Мари, я так рада за тебя, ты даже не представляешь! Ты и я, мы в одно и то же время начинаем жить по-новому. Ты рада?
— Конечно, — суховато ответила Мари. — Ничто так не развлекает, как возможность начать сначала.
— А что, разве не так?
— Так-то оно так, но я вот о тебе сейчас думаю. Не надо ждать слишком далеко и слишком быстро, чтобы попасть в омут.
— Там, где омут, там как раз самое интересное.
— Да, но как минимум такой интерес предполагает умение плавать.
— Я стала чересчур ручной, — мечтательно произнесла Дана, — и настало время вспомнить клич: «Домой, в пампасы».
— И что же именно ты собираешься предпринять? Дана выдержала взгляд подруги и спокойно сказала:
— Когда решусь, мне понадобится только набрать номер телефона.
Президент поднялся, обогнул стол и протянул руку лидеру большинства в Сенате Джону Бурдику.
— Рад видеть тебя, Джон. Как Джози, дети как?
Бурдик, высокий поджарый мужчина с шапкой густых темных волос, редко видящих расческу, добродушно пожал плечами:
— Джози в порядке. Ну, а дети… Ты же знаешь, что такое дети. Я для них не больше, чем старая копилка, откуда всегда можно подзанять деньжат.
Усевшись, они принялись обмениваться мнениями по вопросам бюджетной политики и финансовых программ. Хотя тот и другой принадлежали к различным партиям и на людях не упускали случая поддеть друг друга, в приватной жизни они были добрыми приятелями, можно даже сказать, — друзьями.
— Знаешь, господин Президент, какое мнение доминирует в Конгрессе? Конгресс полагает, что ты попросту спятил. За последние полгода ты накладывал президентское вето на всякий закон, который был инициирован Капитолийским Холмом.
— Буду так поступать и впредь, пока остаюсь Президентом этой страны — Президент закурил длинную тонкую сигару, несколько раз пыхнул дымом. — Давай посмотрим правде в глаза, Джон. В Соединенных Штатах со времен окончания второй мировой войны по существу не было полноценного правительства. Не было, нет его и сейчас. Но ни у кого не хватает духу заявить об этом во всеуслышание. Год от года мы все более увеличиваем национальный долг, хотя он уже и без того необъятный. Увеличиваем, наивно полагая, что когда-нибудь президентские выборы сумеет выиграть этакий гений экономики, который и сумеет рассчитаться за то, что более полувека у власти находились элементарно некомпетентные политики.
— Хорошо, а что же делать? Что же, по-твоему, Конгресс должен признать национальное банкротство?
— Знаешь, когда-нибудь и до этого может дойти.
— Да, но каковы будут последствия такого шага?! Половина страховых компаний несет груз национального долга Америки вместе с крупнейшими банками. Они все разорятся в одну секунду, если что…
— Ну и?..
Бурдик отрицательно покачал головой.
— Не могу такое принять, как хочешь.
— Черт побери, Джон, мы же не сумеем до бесконечности прятать концы в воду, неужели этого ты не понимаешь?! Разве не ясно, что может получиться так, что ни один из налогоплательщиков моложе пятидесяти лет попросту никогда не увидит чек «Соушел Секьюрити». А пройдет еще лет двенадцать, и социальное страхование окажется недоступным и для трети граждан. Исходя из всего этого, я и решил бить тревогу. Одинокий голос в дремучем лесу. Однако ведь кто-то должен. Мне осталось всего несколько месяцев провести на этом посту. Но при каждой возможности я буду говорить о болевой точке экономики.
— Не видать тебе популярности. Наш народ не любит политиков, приносящих дурные вести.
— Да плевать я хотел! Пусть думают обо мне что угодно. Лишь эгоисты от политики добиваются популярности любой ценой. Пройдет совсем немного времени, и я пошлю все свои обязанности к чертям, сяду на яхту и поплыву на Фиджи. И в гробу я видел тогда все правительство.
— Мне грустно слышать такие слова, господин Президент. Ты хороший парень, и не один я это говорю, даже твои враги так считают, поверь.
Однако Президент не дал собеседнику сбить себя с темы.
— У нас великая страна, Джон. И она какое-то время будет еще оставаться великой. Однако такие, как ты, я, все эти умные и энергичные юристы, — все замучили Америку. Я бы вообще гнал юристов из правительства к чертям! В Конгрессе, а уж тем более в Белом доме, должны работать счетоводы и экономисты.
— Оставляешь юристам правоведение? Президент устало пожал плечами.
— Я вижу, что все впустую… Какова бы ни была моя политика, она по существу ничего не способна изменить. — Президент растянулся в кресле и неожиданно улыбнулся собеседнику. — Слушай, Джон, ты уж извини меня. Разболтался тут, ты наверняка по делу пришел, а тебе пришлось прослушать целую президентскую речь. Право, извини меня. Что у тебя за проблемы?
— Вопросы медицинского обслуживания детей из социально незащищенных слоев, — Бурдик пристально посмотрел на Президента. — Собираешься и тут прибегнуть к вето?
Президент внимательно изучил тлеющий конец сигары, затем сказал:
— Да.
— Но этот закон подготовил лично я, — негромко, внушительно сказал Бурдик. — Я сражался за него в Палате и Сенате.
— Знаю.
— Да как же ты вообще можешь накладывать вето на закон, который обеспечивает для детей медобслуживание?! Для тех детей, чьи родители не в состоянии платить врачам?!!
— Я сделаю это, исходя из тех же самых соображений, по которым я недавно наложил вето на закон о предоставлении дополнительных льгот гражданам старше восьмидесяти лет. По аналогичным соображениям я не одобрил проект Федеральной образовательной программы для этнических меньшинств, и много еще других прекраснодушных законов. За все эти благодеяния кто-то должен платить деньги! Эту страну сделали супердержавой трудящиеся, те самые люди, которые вкалывают своими руками. А мы только за последние десять лет увеличили для них налоги на пятьсот процентов. Понимаешь, о чем я говорю?! Они вкалывают, а мы увеличиваем налоги.
— Мы же не для себя увеличиваем. Мы поступаем в интересах всех.
— Скорее, в интересах сбалансированного бюджета, сенатор. Вот ты разработал новую программу, а деньги на нее — откуда?!
— Думаю, пришла пора подумать о сокращении расходов на Мета Секшн.
— А, вот куда ты повернул!!! Конгресс решил добраться и до Мета Секшн! Что ж, рано или поздно это и должно было произойти. Хоть не слишком рано, и на том спасибо. — Он дал себе чуточку остыть. — Значит, Мета Секшн, говоришь?!
— Ты и так столько сделал для этих ученых… Столько лет подряд ни в чем не отказывал им.
— Не отказывал, — мрачно согласился Президент. Некоторое время они помолчали. Наконец Бурдик нарушил паузу:
— Как все это ни было запутано, а мои парни сумели-таки организовать расследование. Теперь точно известно, что именно из денег, направленных для Мета Секшн, и был создан фонд для поднятия «Титаника». А связь между сверхсекретной Мета Секшн и Президентом Соединенных Штатов более чем очевидна. Я могу с полным на то основанием сказать, что именно ты направил более семисот пятидесяти миллионов долларов на спасение старого, ржавого, никому не нужного корабля. А публике сообщили сумму расходов, не соответствующую истинной и на половину. Мне же требуется лишь пятьдесят миллионов, к тому же — на детей из неблагополучных семей. Так что, извини меня, однако твои приоритеты мне не вполне понятны, мягко говоря.
— И что ты собираешься делать, Джон? Шантажировать меня, рассчитывая таким образом протолкнуть свой законопроект?
— Если честно, то да.
— Понятно.
В этот момент разговор был прерван вошедшим секретарем.
— Извините, что вынужден прервать, господин Президент, но вы распорядились просмотреть перечень дел на сегодняшний день.
Президент сделал извиняющийся жест:
— Извини, Джон, это займет пару минут.
Он взял из рук секретаря лист бумаги и стал читать, задержал взгляд на имени, которое было вписано карандашом против времени 4.15. Подняв бровь, он переспросил у секретаря:
— Миссис Сигрем?
— Да, Сэр. Она позвонила и сказала, что ей удалось выяснить историю того корабля, модель которого стоит в спальне у вас. Я подумал, что вас это может заинтересовать, и потому отвел для миссис Сигрем несколько минут.
Президент крепко зажмурился и плотно прижал ладони к лицу.
— Позвоните миссис Сигрем и отмените встречу на 4.15. Скажите, что я приглашаю ее на ужин, который состоится в 7.30 на борту президентской яхты.
Секретарь сделал пометку карандашом и тихо удалился.
Президент обернулся к Бурдику.
— Ну так, Джон, в случае, если я откажусь подписать твой законопроект, что будет? Бурдик поднял руки.
— Ты не оставляешь мне иного выхода. Я буду вынужден поставить вопрос о проблематичности подхода Президента Соединенных Штатов к вопросу об использовании федеральных средств. И тогда, поверь, разразится такой скандал, по сравнению с которым Уотергейт покажется тебе рождественским представлением, не более того.
— И ты сделаешь это?
— Мне придется.
Лицо Президента выражало в этот момент холодное убийственное спокойствие.
— Чтобы не тратить денег на парламентские слушания, я скажу тебе уже сейчас, что с Мета Секшн покончено. Но я хочу, чтобы ты знал, Джон, Мета Секшн сделала для страны столько, что лишь благодаря ее деятельности ты, я и все остальные могут спокойно спорить и ругаться друг с другом.
— Хочешь рассказать?
— Хочу.
…Час спустя совершенно потрясенный услышанным, сенатор Джон Бурдик пришел к себе в кабинет, вытащил папку с материалами по Мета Секшн и лист за листом отправил все бумаги в резательную машину.
Глава 77
Это было грандиозное зрелище — «Титаник», гордо возвышающийся над конструкциями сухого дока.
Работы начались. Сварщики пошли в атаку на забитые металлическим ломом трапы и проходы. Клепальщики своими грохочущими молотками убирали заплаты, поставленные под водой с помощью ветстила. Два мощных подъемных крана, высотой с хороший небоскреб каждый, раз за разом своими стальными клещами вырывали из корпуса «Титаника» все новые фрагменты.
Питт бросил прощальный взгляд на гимнастический зал и на верхнюю палубу. Подобно тому, как делали многие в последние секунды уходящего года, Питт стоял, мысленно воскрешая события, связанные с этим кораблем, а также происшедшие на борту лайнера. Горький пот аварийщиков, кровь и жертвы членов его славной команды, хрупкие надежды, помноженные на энтузиазм множества талантливых парней, — все это и привело к успеху. Теперь вся операция по спасению «Титаника» уже отошла в историю. Питт последний раз огляделся и отправился в грузовой отсек на седьмую палубу.
Там были уже все его коллеги. Их вид показался Питту несколько необычным, возможно, такое впечатление производили одинаковые серебряные шапки на голове каждого. Джен Сигрем, похудевший и дерганый, прогуливался туда-сюда. Мел Доннер, постоянно утирая пот с шеи и подбородка, искоса поглядывал на Сигрема. Минералог из Мета Секшн Херб Ласки разговаривал о чем-то с коллегой из аналитического отдела. Адмирал Сэндекер и адмирал Кемпер негромко беседовали в дальнем полутемном углу.
Питт осторожно обходил стойки переборок, перешагивал через обрывки верповального троса. Наконец он остановился за спиной одного из рабочих верфи, который нацеливался своей ацетиленовой горелкой на один из шарниров двери, ведущей в трюм корабля. «Ну, вот и до трюма добрались, — вскользь подумал Питт. — Через считанные минуты будет извлечен из чрева „Титаника“ тот самый груз, ради которого вообще затеяли все это предприятие…»
Неожиданно Питта охватила сильная нервная дрожь, словно температура воздуха резко понизилась втрое. Он вдруг испугался вскрытия трюма, и ему даже захотелось каким-нибудь образом отдалить этот финальный акт.
Словно для того, чтобы разделить беспокойство Питта все, кто находился поблизости, разом приумолкли и обступили Питта в напряженном ожидании.
Наконец работяга отпрянул от двери и отставил горелку в сторону.
— Ну как? — спросил Питт.
— Умели же делать в старину, — сказал рабочий. — И замок вместе с куском металла вырезал, и петли перерезал, а все равно не открывается.
— И что теперь?
— С «Доппелмана» опустим трос, и пускай кран поработает.
Целая бригада рабочих битый час прикрепляла трос к заклинившей двери. Трос был толстый, двухдюймовый, и с ним пришлось повозиться. Когда же все было готово, оператору на «Доппелмане» передали по радио команду. Мотор крана заработал, трос начал распрямляться. Никто не потрудился посторониться, хотя все понимали, что в случае разрыва трос перережет любого буквально пополам.
Все прислушивались к звуку работающего крана. Несколько секунд ничего не происходило. Трос натянулся и тихо, мелодично гудел, словно постанывал. Питт, презрев элементарную осторожность, приблизился на несколько шагов. По-прежнему ничего. Казалось, что дверь и стенка сделаны из единого куска металла.
По команде оператора кран ослабил натяжение, чтобы дать и тросу, и движку передышку. Затем трос вновь натянулся — на этот раз как струна, издав гнусавый звук. Людям на палубе казалось невероятным, что дверь может противостоять таким чудовищным нагрузкам. И тем не менее дверь не поддавалась. Вдруг послышалось тихое кряканье, створка двери чуть подалась вперед, казалось, на толщину волоса. По сторонам образовались две хорошо различимые трещины, дополненные двумя горизонталями сверху и снизу. Неожиданно послышался рваный металлический звук — и дверь вылетела, оставив аккуратный прямоугольный проем.
Из зияющей темноты не хлынула вода, как некоторые ожидали. За все время нахождения корабля в океанской бездне ни капли воды не проникло в эту часть корпуса.
Никто не двинулся с места. Ноги словно приросли к палубе, взгляды завороженно прикованы к черному проему. Из трюма донеслось зловоние с преобладающим запахом плесени.
Ласки первым нарушил молчание:
— Боже, это еще что такое?! Откуда тут этот запах?
— Дайте фонарь! — крикнул Питт, обращаясь к рабочим.
Ему протянули ручной флуоресцентный фонарик, Питт включил его и направил неяркий бледно-синий луч в проем.
Взгляду предстали десять деревянных ящиков, надежно увязанных кожаными ремнями. Увидели они еще и такое, от чего лица мужчин вмиг побледнели. То была мумия человека.
Глава 78
Он лежал на полу, в самом углу отсека. Глаза были плотно закрыты, глазницы ввалились внутрь. Кожа была темной, цвета просмоленной бумаги, которой некогда покрывали крыши складов. Высохшие мускулы легко угадывались под опавшей кожей. С головы до пят труп был покрыт плесенью. Борода и волосы на голове сохранились лучше всего. Возле тела оказалась разлита какая-то жидкость; именно она и придавала воздуху влажный оттенок. Казалось, что кто-то перед самым открытием двери умудрился плеснуть из ведра на стену отсека.
— Кто бы это ни был, а он и после стольких лет все еще мокрый, — сказал вполголоса Кемпер, чье застывшее с выражением ужаса лицо напоминало маску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50