В бессильном отчаянии девушка опустилась на стул и стала биться головой о стену. Где-то в конце коридора послышался крик Нади. Марина подбежала к двери, заколотила в нее кулаками, а потом и подкованными металлом каблуками.
— Откройте! Откройте!
Вскоре в коридоре послышалось рычание Малофеева.
— Сучка! Месячные у нее, оказывается!
— Я же говорила…
— Дрянь!
Дверь распахнулась. Надя, которую старший оперуполномоченный толкнул в спину, упала на вытертый ковер и замерла. Марина попыталась проскочить под рукой, но тот схватил ее за волосы.
— Помогите! — нечеловеческим голосом закричала она.
— Молчи, дура!
— Помо…
И тут девушка почувствовала холодную сталь пистолетного ствола, приставленного к ее виску.
— Один звук — и башка твоя разлетится! — абсолютно трезвым голосом произнес Малофеев, выволок Марину в коридор и сунул ей в руки ключ. — А теперь так: сама закрой дверь. — На секунду старший оперуполномоченный убрал свое оружие.
Марина трясущимися руками повернула ключ в замке.
— Еще верти.
Пришлось повернуть еще раз.
— Так, а теперь опусти ключ мне в карман.
Одной рукой Малофеев продолжал держать девушку за волосы, другой с пистолетом толкал ее перед собой. В конце коридора показались двери с известными буквами «М» и «Ж».
— А теперь выбирай — в мужской или в женский? Ну, быстро! — Ствол пистолета вдавился в висок.
Марина дернулась.
— Так выбирай — мужской или женский?
— Не надо… — прошептала несчастная девушка.
— Тогда выберу я.
Малофеев распахнул дверь мужского туалета и, лишь только Марина попробовала открыть рот, тут же всунул туда ствол пистолета.
— Попробуй только пикнуть — пристрелю!
В туалете желтели лужи, мерзко пахло застоявшейся мочой.
— Забирайся! — приказал Малофеев.
И Марине пришло влезть на два бетонных столбика, сооруженных возле унитаза. В бачке журчала вода, на канализационной трубе высилась куча грязных газетных обрывков. Пистолет на мгновение исчез, но тут же уперся ей в затылок.
— Присядь и согнись!
— Не буду…
— Пристрелю и закопаю.
Чтобы не упасть и не уткнуться лицом в вонючую бумажную кучу, Марине пришлось ухватиться руками за края бачка со снятой крышкой. Старший оперуполномоченный завернул ей на спину юбку и содрал белье. При этом он хрипел, неловко орудуя одной рукой. Марина видела, как съехали до колен его брюки, как широкий кожаный ремень одним концом попал в желтоватую лужицу. А затем мелькнула лилово-розовая головка напряженного члена.
— Сейчас узнаешь, что умеет настоящий мужчина.
Малофеев попытался пристроиться сзади. Марина вся сжалась.
— А ну, расслабься! — закричал милиционер в штатском, ударяя ее ребром ладони по левому боку.
— Не могу.
Ей казалось, что с нее пытались живьем содрать кожу.
— Насухую не получится, — абсолютно спокойно проворчал Малофеев и с чувством, с толком, с расстановкой поплевал на пальцы. Затем он растер слюну по члену и резко навалился на Марину. Хрустнул бачок унитаза.
— А ты подмахивай! Подмахивай! Что я, один стараться буду? — шипел Малофеев, тыча стволом пистолета в затылок. — Голову, голову ниже! Жопу выше! — командовал он.
Марине казалось, что этот ад никогда не кончится. Руки у нее начали затекать, но она боялась распрямить локти, боялась до потери сознания. Ведь одно неверное движение — и ее мучитель нажмет на спусковой крючок…
Дверь в туалет приоткрылась. Кто-то хохотнул и негромко спросил:
— Опять забавляешься?
— Вали отсюда! — прохрипел Малофеев, не прерывая своего занятия.
Вдруг Марина увидела, как по куче грязной бумаги ползет маленький паучок. Удивительно, но к нему ничего не приставало, хоть он и пробирался через дерьмо. Паучок замер, словно заметил ее. Девушка впилась в него взглядом, понимая, что сойдет с ума, если не сумеет отвлечься. Нужно было думать о чем-то другом, за чем-то следить.
Малофеев хрипло выдохнул и мелко затрясся. Затем он опять навалился на Марину всем телом. Ее руки соскользнули с мокрого бачка. Она больно ударилась грудью о шероховатый фаянс и только чудом успела упереться руками в стену. Липкая, горячая жидкость толчками входила внутрь.
— Ух… хорошо…
Малофеев отстранился, затем схватил свою жертву за волосы и развернул лицом к себе.
— Вытирай! — приказал он, указывая на свой липкий член.
Марина, содрогаясь от отвращения, принялась вытирать слизь рукой. Старший оперуполномоченный криво усмехнулся опухшими губами.
— Ну что, понравилось?
— Я не могу… — прошептала она. — Не надо…
— Надо, Федя!
Ей сделалось дурно, колени подкосились, и она опустилась на осклизло-мокрый кафельный пол.
— Не могу больше…
Очнулась она от того, что ей лили на голову воду. И вновь перед глазами возникла откормленная лоснящаяся харя с маленькими свинячьими глазками и тараканьими усами, цветом напоминающими лужи на полу.
— Я уж думал, ты окочурилась, — произнесло это неизвестное науке животное.
— Мне плохо, — прошептала Марина, — плохо…
— Ай-ай-ай! Может, доктора позвать? Девушка оперлась рукой на край унитаза (что значил для нее вонючий сортир по сравнению со всем пережитым!), встала на полусогнутых ногах и попыталась подтянуть порванные колготки.
Вдруг она подумала, что существо с документами на имя старшего оперуполномоченного Малофеева по возрасту вполне могло быть ее отцом. Ее отцом могло быть «ЭТО»… Господи, за что?
— Ты из себя целку не строй, — Малофеев подкрутил ус жестом поручика Ржевского. — Небось, «казала у середу: дам и с заду и с переду»?
— Тебя в тюрьму посадят, — не очень-то уверенно проговорила Марина.
— Меня? За что? — Старший оперуполномоченный сплюнул, снайперски попав в центр унитаза.
Желтоватый плевок тут же скрылся в недрах городской канализации.
— Ты же меня изнасиловал.
— Ой ли? Сама притащилась, дала мне, а потом шантажировать вздумала? Да я тебе сейчас… — И пистолет снова уткнулся в висок.
— Ты меня изнасиловал.
— Тебе, сука, еще мало? А ну, бери в рот! Научу старших уважать.
— Не надо! Ради Бога…
— Бери, кому говорят.
Малофеев схватил Марину за волосы, поставил на колени и, всунув ей между зубами ствол пистолета, заставил взять свой член в губы.
— Соси, соси, он должен встать! Слышишь? Не встанет — пристрелю!
Девушка очнулась на кафельном загаженном полу. Надя пыталась привести ее в чувство и, когда ей это более или менее удалось, вывела прочь из филиала ада на земле.
На следующий день, немного придя в себя, Марина Езерская поняла, что ей ничего не удастся доказать. Ведь в отделении милиции вряд ли кто признается, что видел ее и Малофеева. Никаких протоколов задержания тоже не было. Две недели она прожила как в тумане, а потом решила во что бы то ни стало исчезнуть из Смоленска, сделаться другим человеком. И в этом ей должен был помочь Феликс — друг ее брата.
Глава вторая
Небольшая, дворов на двадцать, деревенька Булгарино расположилась в пятнадцати километрах от Смоленска, на берегу Днепра. От самой реки ее отделял широкий заливной луг. Первые дома стояли у самого подножия холма, а затем улица карабкалась на его крутой откос. Вершину холма и спуск к деревне занимало кладбище с маленькой деревянной церквушкой и частоколом потемневших крестов. Серые бревенчатые дома, длинные полосы огородов, уходящие к самому лугу, — в общем, типичная деревенька российского Нечерноземья.
Лишь один двор был разительно не похож на все остальные: ни аккуратных грядок, ни парников, ни хлева со скотиной. На вымощенную булыжником улочку выходил небольшой домик в два окна, покрытый поросшей изумрудным мхом, растрескавшейся шиферной крышей. А вот за ним, поближе к кладбищу, возвышался огромный, двухэтажный недостроенный домина.
С архитектурной точки зрения эти хоромы совершенно не соответствовали недавно возникшему стилю «нозое русское зодчество». Не было ни красного облицовочного кирпича, ни башенок, ни шпилей, ни флюгеров, ни черепицы. Простые гладкие бетонные стены, плоская, залитая битумом крыша — огромный куб с ленточными окнами; высокий фундамент, сложенный из обломков железобетонных свай. Чуть ниже уровня земли в нем чернели стальные, выкрашенные черным гудроновым лаком двери гаража, такие же простые и аскетичные, как и само строение.
Этот дом возник буквально за три недели в прошлом году. Его возвели из стандартных деталей, изготовленных на местном строительном комбинате — точно таких же, какие в основном шли на строительство современных многоэтажных панельных домов и в самом Смоленске. Возле сарая высилась небольшая горка вагонки и досок, предназначенных для отделки дома.
В оконных проемах уже поблескивали дюралевые рамы без стекол, мрачновато смотрелись стены, облепленные грязно-серой мраморной крошкой. Хозяин и не собирался облицовывать их чем-нибудь дорогим. Сантиметрах в двадцати от стен высились сваренные из труб металлические решетки. Снизу по ним уже взбирались молодые побеги плюща и винограда. Лет через пять этот неуклюжий, даже уродливый с виду дом мог бы стать утопающим в зелени живописным особняком, таким же органичным на фоне среднерусского пейзажа, какими когда-то были дворянские усадьбы.
Солнце уже миновало зенит и стало медленно клониться к закату. Несколько раз вспыхнули старинным фейерверком сполохи электрической сварки: еще одна труба закрепилась на каркасе, предназначенном для дикого винограда. Единственный строитель на этой стройке — он же и хозяин дома — снял шлем сварщика с темным слюдяным окошечком и вытер платком вспотевшее лицо.
— Жарко… хоть тут тебе и не Австрия, — сказал он, тяжело дыша.
Строитель-хозяин посмотрел на часы. Короткая стрелка приближалась к отметке «три». Мужчина лет тридцати с длинными волосами почти неестественного соломенного оттенка, собранными на затылке в аккуратный хвост, отряхнул от пыли свой порванный джинсовый костюм, в котором вел сварку, и ловко спустился прямо по металлической решетке.
— Ни одного дня не удалось поработать без этих дурацких мотаний в город, — пожаловался он самому себе и скрылся в двухоконном домике.
Минут через десять мужчина вновь вышел на улицу из халупы, которую ему пришлось купить у прежнего владельца лишь для того, чтобы сделаться полноправным хозяином земельного участка.
Все в строителе дома выказывало закоренелого горожанина, чуждого деревенской жизни: типично городская прическа, потертый, но явно не китайского происхождения темно-синий джинсовый костюм, модные высокие сапожки с окованными медью носами, тоже далеко не новые, но, по всему видать, из дорогого магазина.
— Черт, как ни старался, а кожу прожег.. — опять сказал он, ни к кому не обращаясь.
Мужчина отворил дверь сарая. Тут же ему в нос ударил запах истлевшего сена и сохнущих дров. Дырявая, словно по ней палили из автомата, крыша изнутри напоминала модель звездного неба в планетарии. Сквозь дыры пробивался солнечный свет, несколько сглаживая мрачную картину запустения. И вот в этом неверном свете заблестели никелированные детали, темно-вишневый лак крыльев и дверок дорогого английского джипа «Лендровер».
Пожалуй, летающая тарелка выглядела бы здесь более уместной, чем этот роскошный лимузин. Вдобавок и номера у джипа оказались не местные, австрийские.
— Может, ты и привык ко мне, а я пока еще — нет. Сбылась наконец-то мечта идиота.
Молодой мужчина любовно провел рукой по капоту, сбрасывая с него несколько коротких истлевших соломинок, снял с гвоздя старую военную рубашку и протер ею лобовое стекло. Он так сроднился со своей машиной, что разговаривал с ней, как с живым существом.
— Ну вот, отстоялся, а теперь — в дорогу. Правда, пока еще не далеко.
Блондин в джинсовом костюме уселся за руль, вынул из нагрудного кармана куртки документы, положил на сиденье слева от себя техпаспорт и права, оставив в руке лишь новенький паспорт с австрийским орлом на обложке. Мужчина раскрыл аккуратную книжечку и посмотрел на собственную цветную фотографию. Он еще и сам не привык к своему новому документу. Открытое русское лицо вязалось со строгими словами языка уставов и параграфов еще меньше, чем новенькая иномарка с ее «гаражом».
— Феликс Колчанов, — беззвучно, одними губами прочитал мужчина. — Видишь, Феликс, даже места для отчества твоего не предусмотрено. Европейский стандарт… У австрийцев отчеств не бывает. Ну что ж, ты сам этого хотел, вот и получил подарок.
Он сунул права и документы на машину в кармашек солнцезащитного козырька, паспорт опустил в карман куртки и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель тут же завелся, заработал ровно, почти без шума. И джип, похожий на экзотическую птицу, случайно залетевшую в глухой участок Смоленщины, покатался по разбитой, вымощенной булыжником улочке, единственной на всю забытую Богом деревню Булгарино.
Один конец улицы уходил к заливному лугу и терялся среди травы, а другой огибал холм возле кладбища. Теперь за машиной тянулся густой шлейф пыли. Феликс Колчанов с явным удовольствием правил своим стальным конем. Он чуть поглубже утопил педаль газа, и джип послушно вышел на семьдесят километров в час — скорость нешуточную для печально знаменитых российских проселков. Понеслись за окнами еще зеленые поля ржи, машину высоко подбрасывало на выбоинах.
— Вот, черт, как слушается! — восхищенно приговаривал Феликс.
Джип ни на секунду не терял управление. Стоило лишь на несколько градусов повернуть руль, как автомобиль тут же послушно уходил в сторону.
— Мы с тобой подружимся… — мечтательно произнес водитель.
Впереди, за небольшой березовой рощицей, показался крутой откос автомобильной трассы, который смог бы преодолеть разве что танк или трактор. Ведущая к Смоленску трасса Брест — Минск — Москва была довольно оживленной. То и дело по ней проносились казавшиеся издалека разноцветными каплями легковые автомашины, проплывали редкие в выходные дни грузовики, солидно гудя, следовали трейлеры международных перевозок.
Перед самым откосом Феликс сбросил скорость, переключил рычаг передач на пониженную, подсоединил передний мост и почти до конца утопил в пол педаль газа. Нырнув в кювет, джип содрал крепким трубчатым бампером тонкий слой дерна и, высоко задрав нос, пополз по откосу. Слышно было, как ударяют в днище мелкие камешки, как натужно работает двигатель. Автомобиль медленно, но уверенно, нигде не срываясь вниз, двигался к вершине откоса.
Феликс Колчанов взглянул направо. Какой-то «Мерседес» явно собирался его обогнать. Джип пересек асфальт и, подскакивая на неровностях, спустился по противоположному откосу. Теперь он вновь мчался по извилистой, проложенной когда-то крестьянскими телегами, а теперь еще и укатанной тракторами и комбайнами проселочной дороге.
— На такой крутой машине ездить по хорошему асфальту — грех, — решил водитель вишневой иномарки.
Вскоре впереди показалась серая полоска разбитого асфальта. Из трещин кое-где высились стебли крапивы. Дорогой явно пользовались от случая к случаю, что было неудивительно. Прямо при въезде на нее стоял жестяной щит: «Опасная зона, проезд запрещен!»
«Обставился, однако, Котов, — подумал Феликс. — Словно знал, что я этой дорогой поеду».
Даже не притормозив у щита, владелец джипа выехал на асфальт и помчался к видневшейся в конце дороги приземистой будке из силикатного кирпича. Слева и справа от нее уходил нескончаемый забор, поверх которого тянулась спираль колючей проволоки. В одном месте его прорезали широкие трубчатые сварные ворота с ярко-красными пятиконечными звездами. Створки ворот были стянуты скрученным проводом.
Лихо развернувшись у самой будки, Феликс мягко нажал на тормоз. «Лендровер» мгновенно остановился, уткнувшись колесами в искрошенный, словно гнилые зубы, бетонный бордюр. Впрочем, этот бордюр оказался побеленным, да так густо и так ровно, как умеют белить только в армии, где привыкли к приезду высокого начальства красить траву в зеленый цвет. В окне кирпичной будки контрольно-пропускного пункта показалось заспанное лицо разомлевшего от жары солдата. Он с недоумением посмотрел на иномарку с заграничными номерами: даже родной «жигуленок» был здесь не частым гостем. Бдительный воин российской армии постарался стряхнуть с себя остатки сна и на всякий случай придвинул поближе заряженный автомат.
Напарник бравого солдата дремал, положив голову на письменный стол. Вместо подушки у него под ухом покоился черный телефонный аппарат, по которому, наверное, разговаривали еще комиссары с «кубарями» и «шпалами» вместо погон. Гражданские здесь появлялись нечасто. А на проверяющего в цивильной одежде Феликс Колчанов не был похож. Такие ревизоры, как правило, следовали неписаной моде «партайгеноссе» советских времен. Но на всякий случай первый защитник отечества все-таки снял со стола ноги и воткнул их в густо намазанные черным гуталином сапоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33