Она оглядела туалеты дам и с иронией подумала, что ее азиатские шаровары и болеро не привлекли бы здесь ничьего внимания. Экзотичность нарядов била в глаза. Чего только не было здесь: от тесно облегающих трико до платьев, которые держались на чисто символических лямочках. Большинство мужчин тоже были одеты в костюмы с элементами маскарада. На них были рубашки с оборками, золотые цепочки и даже атласные брюки.
Тони показывал ей разных знаменитостей, да с такими уморительными комментариями, что все время заставлял ее смеяться. С ним было хорошо, и, несмотря на лежащую на душе печаль, Дженни заразилась его весельем. Они пару раз видели Роберта и Миранду, промелькнувших в толпе гостей. Миранду неизменно окружали мужчины, а к Роберту постоянно льнула парочка очаровательных женщин. На Тони и Дженни никто не обращал внимания.
Тони приметил галерею картин этажом выше и предложил взглянуть на них. Они поскучали около этих произведений, Тони громко поупражнялся в остроумии, оценивая их художественную ценность. Он назвал работы художников-абстракционистов чистой коммерцией, проституированием искусства. Он как раз критиковал одно особенно бросающееся в глаза полотно, когда сзади раздался холодный, надменный голос:
— И кто же это так бойко судит о моих работах?
Они обернулись и увидели женщину, которая своим видом так напоминала некий театральный персонаж, что Дженни от удивления раскрыла рот: Она была высокая, почти одного роста с Тони. В ней поражало все: и нарочито вызывающая косметика, и огненно-рыжие волосы в мелких, как у негра, кудрях. Не менее ошеломляющее впечатление производил и костюм. Стройную фигуру украшало что-то вроде пижамы с геометрическим рисунком в фиолетовом, розовом и оранжевом тонах.
С выражением крайнего презрения на лице женщина с ног до головы оглядела Тони.
— Одна грязь на уме. Это так типично для куриных мозгов, возомнивших о себе невесть что, — с издевкой отметила она.
Тони расплылся в улыбке.
— Ну-ка, ну-ка, кто это говорит? — насмешливо протянул он. — Волосы напоминают мне шипящих змей, но, судя по тому, что я еще не превратился в камень, перед нами все же не Медуза Горгона.
Дженни изо всех сил сжала зубы, чтобы не рассмеяться.
— А вы, конечно, мните себя Геркулесом с горой стальных мускулов. Жаль только, что у Геркулеса, кроме мускулов, ничего нет, — ответила женщина, нисколько не реагируя на выпад Тони.
— Может, это вас удивит, мадам, но я вполне доволен своим телом и своим лицом. И у меня нет необходимости скрывать их под причудливой одеждой и странной раскраской. — Тут он склонил голову набок. — Впрочем, я смотрю, вы упустили красно-коричневый цвет. Как же так? На картинках все получилось лучше. Там все цвета налицо. — Он вернулся к картине, о которой только что говорил, и уставился на нее, пытаясь разобрать подпись в углу. — Нет, не Медуза Горгона. — Похоже… Ой! — Он выпрямился и округлил глаза. — Так, мне кажется, мой длинный язык опять завел меня не туда, куда следует, — сказал он Дженни. — Это дочь хозяина дома.
— А могу я узнать, кому принадлежит этот длинный язык?
Тони взял Дженни за руку и чересчур церемонно заговорил:
— Мисс Флеминг, разрешите представить мою спутницу, мисс Дженни Росс. — Потом поклонился: — Энтони Фредерик Найт… Не совсем к вашим услугам.
Конец фразы потонул во взрыве смеха.
— Ну конечно, двойник Миранды в мужском варианте. И брат светского льва Роберта Найта. Так же остер на язык, но совсем лишен дипломатичности.
— Я считаю, дипломатичность может затупить такой тонкий инструмент.
Она улыбнулась, оценив по достоинству его шутку.
— Так вот что я вам скажу, Энтони Фредерик Найт. Я всегда делаю то, что мне нравится. И меня ни капельки не интересует, кто и что думает обо мне. Однако я больше всего на свете ненавижу невежественных знатоков от искусства.
— Странно, но в этом наши взгляды совпадают, — насмешливо подчеркнул Тони.
Она скрестила руки на груди и с подозрением оглядела Тони. Одна из красиво изогнутых бровей поползла вверх.
— Вы художник?
— Представьте, да. И хотите обижайтесь, хотите — нет, но получше, чем вы.
— Правда? Я что-то не припомню, чтобы ваше имя когда-нибудь мелькало в выставочных залах. Вы, должно быть, один из непризнанных гениев. Мне грустно, когда я вижу, как ни на что не способные люди утешаются тем, что срывают зло на тех, кому удается достичь вершин.
— Вершин! — саркастически повторил внезапно посерьезневший Тони.
Дженни, пытаясь успокоить его, сжала ему руку, но он не отреагировал.
— Боже мой! Мисс Флеминг, ваши работы — это отражение вашего собственного “я”.
Они приковывают взгляд из-за их цветовой гаммы. Это малярная работа, пустая мазня. Хотя я не сомневаюсь, что они пользуются большим спросом. Потому что они, впрочем, как и вы сами, есть порождение вот этого общества манекенов. Но настоящее качество, мисс Флеминг, не должно утомлять глаз. Чем дольше смотришь на них, тем больше цепенеешь. Прошу нас извинить, но, когда долго зришь вас, можно заработать утомляемость сетчатки глаза. И он увлек Дженни прямиком к стекляной двери, выходящей во внутренний дворик. По дороге он схватил с подноса проходящего мимо официанта стакан с напитком, осушил его и заторопился дальше, пока они не выбрались во двор.
— О! Наконец-то свежий воздух, — вздохнул он.
— Что, Тони? Достала она тебя? — поддразнила его Дженни.
— Ну и ведьма, — пробормотал он. — Шикарная сволочь — всезнайка. Ну ничего, вот увидишь, когда я подготовлю выставку, — он криво усмехнулся, — я пошлю ей специальное приглашение. Да, специально придумаю и пошлю мисс специалистке по малярным работам, госпоже Флеминг.
Дженни улыбнулась.
— А мне она понравилась. И показалась чудной.
Тони покачал головой.
— Малиновка, не все то золото, что блестит. А эта — вообще медь. Пойдем перекусим. Есть хочу.
Для гостей был сервирован шикарный шведский стол, где они могли перекусить, когда им было угодно. Рядом стояли официантки, готовые принять заказ на горячие блюда. Тони наложил на свою тарелку целую гору, словно не ел целый день. Дженни была не голодна, но за компанию с ним тоже взяла пару деликатесов. Они вернулись во внутренний дворик. На одном его конце стояли столы и стулья. А на другом был установлен помост, где расположился оркестр. Звучала приятная поп-музыка. Было здорово вот так сидеть на свежем воздухе. При неярком свете Дженни не приходилось делать веселое лицо.
Насытившись, Тони начал слушать музыку. Когда исполняли особенно ритмичный джаз, он увлекал Дженни танцевать. К полуночи народ высыпал на улицу. Призывно забил барабан, и один из певцов начал отсчитывать последние секунды уходящего года. Ударили цимбалы, зазвенели колокольчики, и труба взяла первые ноты песни “Забыть ли дружбу прежних дней”.
Началось шумное веселье, люди пели, свистели, поздравляли друг друга с Новым годом. Дженни, смеясь, поцеловалась с Тони. Их осыпали серпантином и конфетти. Дженни с надеждой оглядывалась вокруг, но Роберта нигде не было видно. От него даже и новогоднего поцелуя нет, печально подумала она.
Потом праздничный шум стал затихать. Оркестр удалился на заслуженный перерыв. Толпа поредела, и тут Дженни заметила Роберта среди группы людей прямо у оркестра. Но он ее не замечал. Тони что-то сказал ей и пошел по направлению к брату. Дженни замерла в ожидании. Но ее ждало разочарование. Тони даже не взглянул на Роберта. Он пошел прямо к оркестру, поднял гитару и вернулся к Дженни, неся инструмент в руках словно драгоценный подарок.
— Спой для меня, Малиновка. Эта ласковая летняя ночь, и мы с тобой под звездами. Мне хочется услышать нежный звон гитары и твой чарующий голос.
Она покачала головой.
— Ну пожалуйста.
— Отнеси лучше гитару на место, пока хозяин не хватился.
Она глянула в сторону оркестра, боясь, как бы там не заметили отсутствие инструмента. Потом невольно перевела глаза на Роберта и застыла. Он смотрел на нее. Как только их взгляды встретились, он отвернулся. Гордость Дженни была уязвлена.
— Впрочем, ничего страшного не случится, если я спою одну песню, — сказала она Тони.
— Вот молодец, — заулыбался он.
Он вручил ей гитару, бросил прямо на землю подушку и уселся напротив нее, буквально искрясь от удовольствия.
Боясь, что передумает, Дженни быстро взяла гитару и негромко заиграла вступление. Потом, уверенная в том, что мелодия отработана до совершенства, она спокойно запела красивым, чистым голосом. Зазвучала “Песня-пожелание”.
Все ее чувства, до сих пор зажатые внутри, разом вырвались наружу. Волнуя душу, поплыла красивая мелодия, которая то взмывала, то затихала, а потом опять взмывала вверх пронзительным крещендо. Она рассказывала о томлениях истерзанного сердца, о мечтах, которым не суждено сбыться. В воздухе задрожала высокая нота, передавая крик, полный горечи и безысходности, который продолжал звучать в ушах даже после того, как стихла долгая тревожная каденция.
Когда она взяла аккорды, чтобы приступить ко второму куплету, Тони что-то сказал, и Дженни подняла на него глаза. Нежное обожание в его взгляде, словно живительный бальзам, смягчило ее израненную душу. Краем глаза он уловила какое-то движение чуть в стороне и, мельком глянув туда, увидела, что Роберт подошел поближе. Осознав, что наконец-то привлекла его внимание, Дженни запела еще эмоциональнее, стараясь через слова и музыку передать все те чувства, которые мучили ее с тех пор, как она полюбила Роберта Найта. Сердечное томление, невыполненные обещяния, восторг, звучащий в радостной трели, которая вдруг обрывается и переходит в тоскливые низкие звуки, передавая бездну отчаяния и неудач.
Она не замечала людей, которые стали собираться вокруг, не замечала тишины, которая наступала постепенно, публики, которая в благоговейном внимании затаила дыхание. Она полностью ушла в музыку. Песня захватила ее. Она растворилась в ней… Хрипло и печально прозвучало последнее арпеджио и постепенно затихло. Слова перешли в шепот, но каждая фраза была полна сердечной тоски и нашла отклик в любом, кто когда-либо познал любовь или чья одинокая душа когда-нибудь кричала от боли и желания, не смея признаться в этом.
Заключительная нота прозвучала как зыбкий лучик надежды, и отзвук надежды, повис в воздухе после того, как стихла гитара. Стояла полная тишина, и в этой тишине, словно многократно отражаясь, все звучала и звучала последняя нота. Никто не пошевелился. И, казалось, никто не дышал. Все стояли молча, словно в ожидании.
Дженни и не подозревала, что с блеском выдержала экзамен, который не каждой дебютантке по плечу. Она была совершенно разбита и опустошена. Она подняла усталые глаза и посмотрела прямо на Роберта. Растерянный взгляд — вот и вся награда, а ведь она сейчас выворачивала свою душу. Ответа на свой призыв она не увидела. Дженни закрыла глаза.
Кто-то тихо вздохнул, раздались негромкие голоса. Несколько человек начали хлопать. К ним присоединились остальные. Тишину разорвал шквал аплодисментов, а взволнованные голоса слились в сплошной рев. Дженни очнулась от своих мыслей. Она подняла голову и увидела море восторженных лиц. Девушка растерянно поежилась. Потом умоляюще посмотрела на Тони.
— Бис! — закричал кто-то, все поддержали, и толпа стала требовать продолжения.
— Тони! Останови их, — взмолилась она.
— Ты была великолепна! — с жаром заявил он.
— Ну, пожалуйста, сделай что-нибудь!
Он поднялся на ноги, вздохнул и спиной закрыл ее от остальных. Потом поднял руки, требуя тишины. Люди, решив что их просьба будет удовлетворена притихли.
— Люди, мне очень жаль, но концерта не будет. Будьте умницами и расходитесь. А то вы пугаете леди. Она и так вас надолго запомнит.
Послышалось несколько возмущенных голосов, но большинство не стало возражать. Дженни стояла в полной растерянности.
Тони с улыбкой повернулся к ней.
— Это было что-то сверхъестественное.
— Я хочу побыстрее выбраться отсюда, — сказала Дженни.
Она беспокойно глянула через его плечо и увидела, что Роберт решительным шагом направляется прямо к ней. Какой-то человек задержал его за руку. Она поежилась при мысли о том, что придется с Робертом говорить о песне. Торопливо сунула гитару Тони, велела отнести ее на место, а сама повернулась и побежала. Какие-то люди останавливали ее и говорили всякие слова, полные восторга . Желая скрыться подальше от людских глаз и остаться одна, она рванулась вверх по винтовой лестнице.
Она уже миновала картинную галерею и бежала по коридору, когда вдруг сзади услышала голос Роберта, и чуть не споткнулась. Он бежал за ней. Дженни не знала что делать.
Ее чувства предательски рвались наружу. Если она встретится с ним сейчас, они оба могут потерять голову. Она ринулась вперед, надеясь там найти спасение.
Но рука его уде легла ей на плечо и не давала бежать.
— Дженни…
Его голос прозвучал повелительно. Роберт повернул ее к себе.
Дженни не могла заставить себя взглянуть ему в лицо. Она тяжело дышала. Даже его прикосновение испугало ее. Навалилась слабость во всем теле. Дженни превратилась в беспомощную массу. И неоткуда было взять силы.
— Почему ты не показала мне свою песню?
Он тоже дышал с трудом. Дженни увидела, как судорожно поднимается и опускается его грудь. Она не отвечала. Он сжал ее плечи и повторил:
— Дженни…
— А когда? Когда мне было показывать? — разгорячено выпалила она. И добавила обиженно: — У тебя же не нашлось для меня времени.
— Времени, — как будто сердясь, повторил он. — Я был вынужден оставить тебя в покое. Но эта песня, Дженни… — он прерывисто задышал, — почему ты ее спела так? И смотрела на меня…
— И заставила наконец тебя обратить на меня внимание, — резко добавила она, теряя остатки самообладания. Потом подняла на него полные горечи глаза. — Ты же сегодня вообще знать меня не хотел.
— Так же, как и ты меня, — с болью в голосе ответил он. — Боже всемогущий! Если бы ты знала…
Его рука скользнула по плечу Дженни и обняла ее за шею.
Дженни открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал ей говорить и властным поцелуем впился в губы. Получилось грубо. Дженни отпрянула. От него пахло виски, и это возмутило ее. Какая там нежность, какая любовь! Собрав последние силенки, она оттолкнула его.
Он не смог снова поймать ее губы и стал неистово покрывать поцелуями лицо, при этом настойчиво шепча:
— Не сопротивляйся… Пожалуйста, Дженни… Я не мог ошибиться… Ты все сказала своей песней… Не гони меня… Ты так смотрела…
Он, чуть отстранившись, глядел на нее, и ее обожгла голодная страсть в его глазах. Ее собственное чувство устремилось навстречу его желанию, губы с тихим вздохом раскрылись. Они соединились в жарком поцелуе, одержимык общей страстью.
В голове у Дженни закружился калейдоскоп вновь пробудившихся чувств, когда он, развернувшись так прильнул к ней и так сильно ее обнял, что чуть не вдавил в стену. Руки его медленно двигались вверх, с наслаждением задержались на бедрах, на талии, потом коснулись мягкой округлости груди. Он ни на секунду не отпускал ее губы и пил их сладкий нектар, по всем правилам любовного искусства требуя, чтобы она принадлежала ему, и только ему…
Вдруг какая-то сила отшвырнула его прочь. Дженни обмякла. От слабости дрожали колени. Чтобы не упасть, она, часто дыша, прислонилась к стене. Словно в тумане она увидела Тони, который, прижав Роберта к противоположной стене, схватил его за горло.
— Я предупреждал, что уничтожу тебя, — угрожающе прорычал он.
Глаза Роберта яростно блеснули. Трудно было поверить в реальность этой безумной сцены, однако ненависть пролегла между братьями, и казалось, навсегда.
— Не тягайся со мной, Тони, — с не меньшей угрозой в голосе предупредил —Роберт. — Хоть ты и набит мускулами, однако помни, что я владею приемами и в состоянии справиться с тобой.
— Ага, особенно такой пьяный. От тебя же разит, — грубо отозвался Тони, но руку отпустил. — Тискать Дженни, как будто она одна из твоих дешевых звезд… Дрянь!
Темные беспокойные глаза устремились на Дженни. Во взгляде девушки застыл ужас.
— О Господи, — тяжело застонал Роберт и закрыл лицо рукой. Потом пальцы медленно скользнули по щекам, и он посмотрел на Тони. — Во всем виноват алкоголь. Он превращает людей в идиотов. — Роберт кисло усмехнулся. — И потом, ты же знаешь, что девственницы не в моем вкусе. Черт попутал, Тони.
Он хлопнул брата по плечу и пошел слегка пошатываясь, как пьяный. Тони глубоко вздохнул и нежно прижал Дженни к себе, поддерживая ее рукой. Дженни все еще трясло. От последних слов Роберта страсть, которой он сам так упорно добивался, превратилась в леденящую пустоту.
— Пойдем, я тебя куда-нибудь посажу, а сам возьму у Роба ключи от машины. Поедем домой. Роб дошел до точки, Дженни. Обычно он такого себе не позволяет, по крайней мере на людях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16