Все это хитроумное приспособление лежало одной бесформенной кучей прямо перед моими глазами. Вдруг откуда ни возьмись прибегает хозяин. Говорю ему, отвали, я тут ни при чем. Ну, а так как он этого не сделал, я воспользовался немедленным предложением Наоми провести меня благополучно через поля. Теперь мне нужно позаботиться о ее сохранности. Я так хотел посмотреть на ярмарке на Господина Внезапный Всос, человека-пылесоса, но меня так недружелюбно увели оттуда.
Бладмон сказал, что скоро на горизонте появятся остатки луны. И составят мне компанию. Я смотрел, как две тени по полю уходили в темноту ночи. Проглотил сырое невареное содержимое двух яиц. Потом последовали куски сыра. Одел бумажную шляпу. И нацепил значок силы, выигранный Бладмоном. Придает мужества, чтобы выстоять темноту. И держать рот закрытым перед прыгающими лягушками.
На рассвете пробрала дрожь. У серых теплых угольков костра. У меня на плечах пиджак Бладмона. Но его самого нет. Поют птички. В холодной серой пустоте неба. Конечности одеревенели. Поднимаюсь. Ищу воду. Чтобы попить и ополоснуть лицо.
Высоко задирая ноги, Клементин бредет по мокрой траве. На голове бумажная шляпа цвета зеленой капусты. Отпечатки следов Бладмона. Идут в эту сторону. Вниз довольно глубокой канавы. Полосы на другой стороне, где очевидно прилагались усилия, чтобы вытащить Наоми на другой стороне. Бладмон — хороший преданный друг. Пришел ночью, чтобы укрыть меня своим пиджаком. Тип человека, который делает свое дело, не смотря на насмешки вокруг. Хотя люди в наше время легко выходят из себя. Он снимает напряжение хорошей выпивкой. И не спешит обратно в цивилизацию. Вполне счастлив, упорно таскаясь замерзшим, мокрым и холодным по бесконечным полям.
Ивовая роща. Где-то течет вода. Визг. Бормотанье за валунами. Пруды, заросшие камышом. Нужно остановиться, чтобы пописать. Помочь растениям. Подняться зеленью из этой темной мягкой почвы. О, Боже, а это что? Пара колен и ног в воздухе. Замерли. Там, где убийца. Какое-то бедное создание. Замочил.
Клементин. Сердце стучит. Приближается. С вываленным, чтобы пописать пенисом. Посмотреть. Господи, Бладмон. Окутанный уже душком смерти. На ней, лежащей навзничь бледной. Стараясь взять то, что в обычной жизни она бы так легко не отдала. Постоянное напряжение такого путешествия по суше превратило его в того, кто и на свою бабушку взобрался бы в гробу. Выбивая газы из нее. Яростным тыканьем. Озлобившись и обезумев от похоти своей.
Слава Богу. Ее ноги шевелятся. Она жива. Под Бладмоном. Два тела сплелись в любовной страсти. Этот нахальный оператор трахается среди заросли тимофеевки. Этим утром. Пока ты стоишь и чешешь свою репу. Вопрошая. В отсутствии собственного оргазма. Пока другие, как ты видишь, наслаждаются вовсю.
И где
Ты был
Когда мозги
Кончались
Я
Писал
На
Свою ногу
19
Забравшись на скалы на склоне горы. Солнце почти в зените. Бладмон с значком Самсона на лацкане улыбается и тычет пальцем. В сторону синего моря. Подрагивающего белой полоской вдоль извилистого берега.
По этой дороге. Не так уж и далеко от замка. Четыре дня оттуда, откуда мы начали. Ползти, спотыкаться и бежать. Так, что вороны разлетались в разные стороны. В темноте нас чуть не затоптал жеребец. А бык чуть не поднял на рога. Когда его в поле пригласил на честный бой Бладмон. Но эта чертовая скотина чуть не прибила нас обоих.
Наоми кормила нас в сарае за ее коттеджем. Пока ее отец бегал с криками, обещая убить, по округе. Полные тарелки темно-коричневых ломтиков бекона с наваленными на них кучками яичницы-глазуньи. Все это плавает в сладком желе жира. Груды хлеба и сливочного масла. Полные кружки дымящегося чая с молоком. Все это подавалось с улыбками и очаровательным обменом знаками. Между Наоми и Бладмоном. Который может свободно говорить с глухонемыми.
Огромный черный автомобиль с шумом выезжает из-за склона горы. Бладмон поправляет лацканы, проверяют ширинку и выставляет большой палец вверх. Впереди шофер в униформе. И что-то белое сзади. Издающее крик, узнав нас.
— Боже праведный, а я вас повсюду ищу, парни!
Лицо, которое я последний раз видел, катающимся на полу в парикмахерской. Далеко, далеко в городе. Теперь уютно устроившаяся на пушистой белой обивке. И вся в белом шерстяном твиде. На зеленовато-голубом платье. Протягивает обе руки, чтобы схватить нас. Обнять, прижать. Положив руку каждому на колено. Уселась между нами, как королева. И говорит, поехали, Губерт.
Пыхтя, едет поезд, опаздывая на двенадцать часов. Или спеша на двенадцать часов. Высоко по ажурному мосту. Покачиваясь над серебристой полоской, текущей вниз по склону горы. Небо охвачено розовым закатом. В полях темнеет. Автомобиль, шумя, проезжает вдоль невысоких стен и паба. Вдалеке внизу пологих зеленых холмов едва заметный изгиб песчаного берега. И дальше серая массивная крыша лодочной станции. А еще выше. Кладбищенский замок. Все еще возвышающийся призраком на склоне холма.
Большие передние железные ворота приоткрыты. От окна отпрянуло лицо. Глория, вытанцовывая на гальке, направляется в сторону дверей. У стен замка навалены обугленные матрасы и кроватные пружины, столы, комоды и стулья. На каменной башне иссушенная и обугленная ива. Черноносый Элмер прыгает, гавкает и виляет хвостом. Персиваль с покрасочной кистью в руке улыбается и отдает честь на входных ступеньках. Кивает головой.
— Добро пожаловать домой, сэр. Крашу лаком входную верь. Ломились тут непрошеные гости, пытаясь проникнуть внутрь. Прибыли целой бандой из города. Говорят, нам сказали, что у вас тут вроде бы тусовка. Один из них держал под рукой колесо от рулетки. Говорит, организую здесь немного азарта для гостей. Ну, я ему пообещал организовать ключом по голове, что вряд ли пойдет на пользу его здоровью.
Барон в смокинге и полосатых брюках кланяется и щелкает каблуками на входе в библиотеку. Отведя глаза, я прохожу мимо раскопок. Но все же заметил леса. И дверь с надписью, опасно, не входить. Все, что нужно сделать — это пройти. Быстро. Думая о далеком будущем. Когда исчезнет запах гари. Все гости разъедутся. Ища удовлетворения в других местах. Спроси у каждого. Что ищете вы тут? Что вас тут держит? Поиск.
Вверх по парадной лестнице. По родным коридорам. Чувствую, что за мной наблюдают. Из дверей и в щелочки. Опусти и запри железный барьер в Октогональной комнате. Все еще целая. Чисто прибранная. Вывешен смокинг. На умывальнике брусок мыла. Письма на ночном столике. Сажусь и открываю одно.
2 Отдел Виновных
Корпорация правонарушений
Уважаемый господин,
Нашему вниманию предстали некоторые сведения и мы, все четверо в родстве по браку в этой компании, ошеломлены дискредитирующим и оскорбительным презрением и бесцеремонными насмешками, которым подвергся наш клиент в результате наглой публикации, нацарапанной углем на внутренних стенах вашего замка. Описывающей нашего клиента следующим образом.
Всем известно, она вдует
И датчику газа
Но сама утверждает
Меж засосами, что
Пока челюсть не вставлена
Не сделаю это
Выше приведенная надпись была сфотографирована, но наш клиент полностью отрицает такое утверждение и мы просим вас установить имя датчика, а также зарегистрированное количество кубических метров газа, потребленное во время выше упомянутого предполагаемого акта. Далее позвольте также разъяснить вам, сэр, что мы здесь не просто так сидим, мы знаем, что нам делать. В заключении, напоминаем вам о наших прежних жалобах и удовлетворении, которое мы требуем без промедленья.
Искренне ваши,
Боттомлес Дидл
Блеймвози и Дон
Клементин сидит на краю кровати. Прекрасное приветствие по возвращению домой. Быстренько ответь им с такой моральной силой, чтоб их охватила лихорадочная дрожь, и нанеси ущерб, порывшись в томах, описывающие соответствующие прецеденты. На примере которых можно создать неуязвимую оборону.
Уважаемые господа,
Фотограф, давно и незаметно следящий в окно через дорогу напротив вашего офиса, с большим удовольствием познакомит вас с интересными снимками, сделанными в прошлый вторник. А именно. На одном из снимком среднего увеличения вы все трое, явно руководящие партнеры, пытаетесь тренькать как на банджо вздувшимися сосками вашей клиентки, держа ее в своих объятьях. Осмелюсь полагать, что ваш четвертый партнер, хотя и утверждает обратное, в это время делал жесты у задней части вашей клиентки, балансирую на пачке писем, в которых он определенно излагал то, что нужно делать дальше.
С точки зрения общественности шансов ни у кого из вас нет.
Клементин
Три Железы.
Клейтон Кло растягивается на постели, чтобы отдохнуть. В туфлях и одежде. Привычка дискомфорта. В сельской местности не увидишь ни стульчака с унитазом. Ни зеркала, чтобы посмотреться. Бладмон говорил, что у него есть данное богом право украсть. Если никто не видит. Но здесь за дергающимися занавесками везде торчали головы, люди так и шныряли из дверей в двери, пока мы шли по городу. Меж угасающих мечтаний, выставленных в витринах магазинов. О том, как из кулака колотушку сделать. Прежде чем зарегистрироваться в ведомстве нищеты. Теперь можно и поспать. Пока не наступит последний час угасания. Я уже такое пережил. Молясь о том, чтоб больно было меньше. Чем пока живешь. А это всегда больнее. В огромной полой тишине. Ждать одиноко. В глаза страх тлеет. Пока отлетает душа. Когда мой отец был внезапно призван к ответу. Он сидел в своем клубе. Старый унылый дом с большими окнами за небольшим газоном с чугунным забором на широкой главной улице в центре города. Он поднялся, было время ланча, из своего кожаного кресла. Другие члены клуба подумали, что он собрался кого-то замочить и испугались. Подошли на цыпочках, а он лежит мертвый лицом вниз. На утренней газете, уткнувшись носом в цены на зерно. Таким был мой папашка. Который заключал только самые срочные грязные сделок. Те, что давали самую большую и быструю прибыль. Говорил мне, стоя на ковре, Клейтон, смотри всем прямо в глаза. Старайся напугать его до чертиков. А если это не сработает, улыбнись и твердо пожми ему руку. А потом сделай его. Вот таким был мой папашка. Таким сильным, что мог свернуть голову быку или сорвать пожарную лестницу со стены дома. По которой я однажды пытался удрать. Меня спасла шаровая молния. Появилась, потрескивая, прямо с неба и взорвалась прямо над головой отца. Я говорю ему. Вот видишь. Бог тебе знак дает. Но он опять вскакивает. И ломает доску о колено. А я отчаянно ищу, куда бы смыться. И думаю, мне, что, все это чудиться. Удар молнии с неба, мне на счастье. Испепеляющий моего отца. Но когда на мои ребра обрушился град ударов. Мне в нос ударил запах его паленых волос. Вот таким был мой папашка. Который дал моей матери меня.
Этот вечер был как раз срединой весны. Первая ночь моего возвращения. Раздался стук в дверь. Голос. Эрконвальд. Спрашивает разрешения войти. Расскажу ему о моем отце. А он, возможно, расскажет о своем. История может оказаться такой печальной. Что весь народ будет рыдать. Он стоит, сияя глазами. Белый воротник летней рубашки выпущен на лацканы.
— Добрый вечер, уважаемый. Как хорошо видеть вас снова. Надеюсь, ваша поездка в столицу была спокойной и прекрасной. А ваше возвращение не слишком омрачено следами пожара. По поводу чего я выражаю вам свои самые печальные соболезнования. Это была полностью моя вина. Я поджигал обувь УДС и замерял его боль, когда он вышел из под контроля и помчался на башню. Мы, где могли, все заделали и почистили. И теперь я пришел попрощаться. К сожалению, я должен уезжать.
— А змеи тоже уезжают?
— Они упакованы. Баки полные бензина. Шины накачены до нужного давления.
— Эрконвальд, мне жаль, что вы уезжаете.
— Путлог настроил ваш орган. Франц нашел свои минералы. Надеемся, мы вам пришлем о них хорошие новости. Если в шахте произойдет обвал, ничего не предпринимайте, а дайте нам знать.
— Спасибо.
— С вашего позволения Барон хотел бы побыть у вас еще немного. Он нашел граммофон и коллекцию пластинок, которые хотел бы послушать.
В этот печальный вечер я приподнял голову от подушки. Окинул взглядом постельные покрывала и рассыпающуюся мебель. Мои сатиновые панталоны и шелковые чулки на спинке стула. Чтобы посмотреть как уходит этот человек. Который сказал, что, не смотря на все эпидемии и землетрясения, величавые руины Кладбищенского замка будут удивлять тех, кто придет потом. Не смотря на пятна запекшейся крови. Оставленные Блаем. Который ослабил супругов УДС. Увечьями, нанесенными в ваше отсутствие. Все трое сцепились в драке в часовне, круша церковные скамейки. Блай ушел, оставив за собой Две Изуродованные Задницы. Которые сейчас лежат вместе навзничь, обсуждая, какие судебные действия им теперь предпринимать. Остается только надеется, что действовать они будут осмотрительно. Так чтобы завтра наступило с новых объявлений, бросающихся радостно в глаза. А вы, уважаемый, человек сплошного благородства. И бесконечной доброты. Как самый младший из трех детей я могу умножить два фактора и вывести кубичный корень за доли секунды. Теперь я уезжаю, чтобы присутствовать при снятии посмертной маски с моей недавно умершей матери при захоронении ее останков. Я вам всегда отвечу, уважаемый, вам только стоит меня кликнуть. Не беспокойтесь.
На рассвете их верхнего окна зала я наблюдаю за отъездом. Франц перетягивает капот машины широким стропом. Путлог укладывает ящики на крышу. Из окон машут руками. И вниз по холму они отправляются. Затем проезжают по каменному мостику. И скрываются среди деревьев поместья.
Ужинаю в спальне перед камином. Щи, варенная крапива и картошка. Магазин в кредит уже не дает. Выражают недовольство. Насчет крупных невозвращенных долгов. Но счета так и не прислали, чтобы не обижать. Персиваль сказал, что хозяин магазинчика там на холме выглядел за прилавком всегда вполне счастливым. С закатанными рукавами над гроссбухом. Лысый с огромными розовыми щеками и всегда улыбался, прибегая с последним заказом. Теперь они бледные, а он едва шевелится, выбирая бекон. Чуть не плачет, когда Персиваль уходит, сгибаясь под грузом. Стоя в проеме двери, бормочет о свежих признаках цинка, свинца и радия в шахте.
Бладмон в нервной готовности. Прерывает свои баталии с Бароном за шахматной доской, выглядывает из дверей в коридор, кланяется и улыбается. Говорит, Клементин, не сбавляйте оборотов жизни на доброй посудине Кладбищенский Замок. Дело времени и берег изобилия появится. А пока он всегда на палубе готовый, если надо, встретить новые осложнения при любом непонимании. Наступившие очень скоро. Со звуком автомобиля, взбирающегося вверх по холму, как это было всегда все эти месяцы. Из него вышли лукоеды. Добрались они только до паба. И жутко кутили там три дня. Потом Эрконвальд отправился дальше в столицу на поезде, снимать посмертную маску со своей матери.
Обитатели замка срезают путь прямо через поля, чтобы привлечь к себе внимание. В темном интерьере шумного паба. Под названием Пустая Петля. Толкая перед собой супругов Ута в кресле-каталке. Так, чтобы и они могли поджариться в печи проклятий. И потерять пару седых волос в чреве неудовлетворенности. Экс-зеки теперь охраняют Глорию. Которую УДС, кипя от гнева, обозвал падлой, готовую лечь под любого, как кран, готовый подать горячую воду, стоит его лишь повернуть. И что он ванну уже принял.
Пара УДС смерила меня недружеским взглядом, когда они шли на дневную прогулку через верхний зал с помощью Ины и Имельды в белых кружевных шапочках, которых они одарили большими коробками сливочных шоколадных конфет. Все теперь мигрировали из обгоревших северных комнат в южные. Как-то ранним утром в солнечных лучах, струящихся через купол большого зала, молча стоял Эрконвальд. Поднеся бинокль к глазам, он наблюдал за птицами, свившими гнезда в гипсовых украшениях над потолочными карнизами. Сказал, что среди них есть три редких вида. Каждый из которых может огорошить меня пометом. И огорошил, когда Эрконвальд объявил, что он и Глория обручились и собираются пожениться.
Шарлен по утрам, когда я к ней тянулся, отодвигалась в сторону. Фыркала и заявляла, за кого вы меня принимаете. Так как я едва мог кого за что-то принимать, я стал ждать полдника. Когда человек в более здравом уме. И она, пятясь, ушла с подносом. После приятно торжественного обеда планирую свое самоубийство. Которое должно произойти на рассвете на океанском лайнере. Время, против которого едва будут возражать твои попутчики. Большинство которых заняты, лежа друг на друге, или слишком изнурены, чтобы обратить внимание на такую печальную мелочь за завтраком. Если они вообще в силах принять пищу. Оно не должно произойти в самом начале путешествия, чтобы на омрачать остальную часть поездки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Бладмон сказал, что скоро на горизонте появятся остатки луны. И составят мне компанию. Я смотрел, как две тени по полю уходили в темноту ночи. Проглотил сырое невареное содержимое двух яиц. Потом последовали куски сыра. Одел бумажную шляпу. И нацепил значок силы, выигранный Бладмоном. Придает мужества, чтобы выстоять темноту. И держать рот закрытым перед прыгающими лягушками.
На рассвете пробрала дрожь. У серых теплых угольков костра. У меня на плечах пиджак Бладмона. Но его самого нет. Поют птички. В холодной серой пустоте неба. Конечности одеревенели. Поднимаюсь. Ищу воду. Чтобы попить и ополоснуть лицо.
Высоко задирая ноги, Клементин бредет по мокрой траве. На голове бумажная шляпа цвета зеленой капусты. Отпечатки следов Бладмона. Идут в эту сторону. Вниз довольно глубокой канавы. Полосы на другой стороне, где очевидно прилагались усилия, чтобы вытащить Наоми на другой стороне. Бладмон — хороший преданный друг. Пришел ночью, чтобы укрыть меня своим пиджаком. Тип человека, который делает свое дело, не смотря на насмешки вокруг. Хотя люди в наше время легко выходят из себя. Он снимает напряжение хорошей выпивкой. И не спешит обратно в цивилизацию. Вполне счастлив, упорно таскаясь замерзшим, мокрым и холодным по бесконечным полям.
Ивовая роща. Где-то течет вода. Визг. Бормотанье за валунами. Пруды, заросшие камышом. Нужно остановиться, чтобы пописать. Помочь растениям. Подняться зеленью из этой темной мягкой почвы. О, Боже, а это что? Пара колен и ног в воздухе. Замерли. Там, где убийца. Какое-то бедное создание. Замочил.
Клементин. Сердце стучит. Приближается. С вываленным, чтобы пописать пенисом. Посмотреть. Господи, Бладмон. Окутанный уже душком смерти. На ней, лежащей навзничь бледной. Стараясь взять то, что в обычной жизни она бы так легко не отдала. Постоянное напряжение такого путешествия по суше превратило его в того, кто и на свою бабушку взобрался бы в гробу. Выбивая газы из нее. Яростным тыканьем. Озлобившись и обезумев от похоти своей.
Слава Богу. Ее ноги шевелятся. Она жива. Под Бладмоном. Два тела сплелись в любовной страсти. Этот нахальный оператор трахается среди заросли тимофеевки. Этим утром. Пока ты стоишь и чешешь свою репу. Вопрошая. В отсутствии собственного оргазма. Пока другие, как ты видишь, наслаждаются вовсю.
И где
Ты был
Когда мозги
Кончались
Я
Писал
На
Свою ногу
19
Забравшись на скалы на склоне горы. Солнце почти в зените. Бладмон с значком Самсона на лацкане улыбается и тычет пальцем. В сторону синего моря. Подрагивающего белой полоской вдоль извилистого берега.
По этой дороге. Не так уж и далеко от замка. Четыре дня оттуда, откуда мы начали. Ползти, спотыкаться и бежать. Так, что вороны разлетались в разные стороны. В темноте нас чуть не затоптал жеребец. А бык чуть не поднял на рога. Когда его в поле пригласил на честный бой Бладмон. Но эта чертовая скотина чуть не прибила нас обоих.
Наоми кормила нас в сарае за ее коттеджем. Пока ее отец бегал с криками, обещая убить, по округе. Полные тарелки темно-коричневых ломтиков бекона с наваленными на них кучками яичницы-глазуньи. Все это плавает в сладком желе жира. Груды хлеба и сливочного масла. Полные кружки дымящегося чая с молоком. Все это подавалось с улыбками и очаровательным обменом знаками. Между Наоми и Бладмоном. Который может свободно говорить с глухонемыми.
Огромный черный автомобиль с шумом выезжает из-за склона горы. Бладмон поправляет лацканы, проверяют ширинку и выставляет большой палец вверх. Впереди шофер в униформе. И что-то белое сзади. Издающее крик, узнав нас.
— Боже праведный, а я вас повсюду ищу, парни!
Лицо, которое я последний раз видел, катающимся на полу в парикмахерской. Далеко, далеко в городе. Теперь уютно устроившаяся на пушистой белой обивке. И вся в белом шерстяном твиде. На зеленовато-голубом платье. Протягивает обе руки, чтобы схватить нас. Обнять, прижать. Положив руку каждому на колено. Уселась между нами, как королева. И говорит, поехали, Губерт.
Пыхтя, едет поезд, опаздывая на двенадцать часов. Или спеша на двенадцать часов. Высоко по ажурному мосту. Покачиваясь над серебристой полоской, текущей вниз по склону горы. Небо охвачено розовым закатом. В полях темнеет. Автомобиль, шумя, проезжает вдоль невысоких стен и паба. Вдалеке внизу пологих зеленых холмов едва заметный изгиб песчаного берега. И дальше серая массивная крыша лодочной станции. А еще выше. Кладбищенский замок. Все еще возвышающийся призраком на склоне холма.
Большие передние железные ворота приоткрыты. От окна отпрянуло лицо. Глория, вытанцовывая на гальке, направляется в сторону дверей. У стен замка навалены обугленные матрасы и кроватные пружины, столы, комоды и стулья. На каменной башне иссушенная и обугленная ива. Черноносый Элмер прыгает, гавкает и виляет хвостом. Персиваль с покрасочной кистью в руке улыбается и отдает честь на входных ступеньках. Кивает головой.
— Добро пожаловать домой, сэр. Крашу лаком входную верь. Ломились тут непрошеные гости, пытаясь проникнуть внутрь. Прибыли целой бандой из города. Говорят, нам сказали, что у вас тут вроде бы тусовка. Один из них держал под рукой колесо от рулетки. Говорит, организую здесь немного азарта для гостей. Ну, я ему пообещал организовать ключом по голове, что вряд ли пойдет на пользу его здоровью.
Барон в смокинге и полосатых брюках кланяется и щелкает каблуками на входе в библиотеку. Отведя глаза, я прохожу мимо раскопок. Но все же заметил леса. И дверь с надписью, опасно, не входить. Все, что нужно сделать — это пройти. Быстро. Думая о далеком будущем. Когда исчезнет запах гари. Все гости разъедутся. Ища удовлетворения в других местах. Спроси у каждого. Что ищете вы тут? Что вас тут держит? Поиск.
Вверх по парадной лестнице. По родным коридорам. Чувствую, что за мной наблюдают. Из дверей и в щелочки. Опусти и запри железный барьер в Октогональной комнате. Все еще целая. Чисто прибранная. Вывешен смокинг. На умывальнике брусок мыла. Письма на ночном столике. Сажусь и открываю одно.
2 Отдел Виновных
Корпорация правонарушений
Уважаемый господин,
Нашему вниманию предстали некоторые сведения и мы, все четверо в родстве по браку в этой компании, ошеломлены дискредитирующим и оскорбительным презрением и бесцеремонными насмешками, которым подвергся наш клиент в результате наглой публикации, нацарапанной углем на внутренних стенах вашего замка. Описывающей нашего клиента следующим образом.
Всем известно, она вдует
И датчику газа
Но сама утверждает
Меж засосами, что
Пока челюсть не вставлена
Не сделаю это
Выше приведенная надпись была сфотографирована, но наш клиент полностью отрицает такое утверждение и мы просим вас установить имя датчика, а также зарегистрированное количество кубических метров газа, потребленное во время выше упомянутого предполагаемого акта. Далее позвольте также разъяснить вам, сэр, что мы здесь не просто так сидим, мы знаем, что нам делать. В заключении, напоминаем вам о наших прежних жалобах и удовлетворении, которое мы требуем без промедленья.
Искренне ваши,
Боттомлес Дидл
Блеймвози и Дон
Клементин сидит на краю кровати. Прекрасное приветствие по возвращению домой. Быстренько ответь им с такой моральной силой, чтоб их охватила лихорадочная дрожь, и нанеси ущерб, порывшись в томах, описывающие соответствующие прецеденты. На примере которых можно создать неуязвимую оборону.
Уважаемые господа,
Фотограф, давно и незаметно следящий в окно через дорогу напротив вашего офиса, с большим удовольствием познакомит вас с интересными снимками, сделанными в прошлый вторник. А именно. На одном из снимком среднего увеличения вы все трое, явно руководящие партнеры, пытаетесь тренькать как на банджо вздувшимися сосками вашей клиентки, держа ее в своих объятьях. Осмелюсь полагать, что ваш четвертый партнер, хотя и утверждает обратное, в это время делал жесты у задней части вашей клиентки, балансирую на пачке писем, в которых он определенно излагал то, что нужно делать дальше.
С точки зрения общественности шансов ни у кого из вас нет.
Клементин
Три Железы.
Клейтон Кло растягивается на постели, чтобы отдохнуть. В туфлях и одежде. Привычка дискомфорта. В сельской местности не увидишь ни стульчака с унитазом. Ни зеркала, чтобы посмотреться. Бладмон говорил, что у него есть данное богом право украсть. Если никто не видит. Но здесь за дергающимися занавесками везде торчали головы, люди так и шныряли из дверей в двери, пока мы шли по городу. Меж угасающих мечтаний, выставленных в витринах магазинов. О том, как из кулака колотушку сделать. Прежде чем зарегистрироваться в ведомстве нищеты. Теперь можно и поспать. Пока не наступит последний час угасания. Я уже такое пережил. Молясь о том, чтоб больно было меньше. Чем пока живешь. А это всегда больнее. В огромной полой тишине. Ждать одиноко. В глаза страх тлеет. Пока отлетает душа. Когда мой отец был внезапно призван к ответу. Он сидел в своем клубе. Старый унылый дом с большими окнами за небольшим газоном с чугунным забором на широкой главной улице в центре города. Он поднялся, было время ланча, из своего кожаного кресла. Другие члены клуба подумали, что он собрался кого-то замочить и испугались. Подошли на цыпочках, а он лежит мертвый лицом вниз. На утренней газете, уткнувшись носом в цены на зерно. Таким был мой папашка. Который заключал только самые срочные грязные сделок. Те, что давали самую большую и быструю прибыль. Говорил мне, стоя на ковре, Клейтон, смотри всем прямо в глаза. Старайся напугать его до чертиков. А если это не сработает, улыбнись и твердо пожми ему руку. А потом сделай его. Вот таким был мой папашка. Таким сильным, что мог свернуть голову быку или сорвать пожарную лестницу со стены дома. По которой я однажды пытался удрать. Меня спасла шаровая молния. Появилась, потрескивая, прямо с неба и взорвалась прямо над головой отца. Я говорю ему. Вот видишь. Бог тебе знак дает. Но он опять вскакивает. И ломает доску о колено. А я отчаянно ищу, куда бы смыться. И думаю, мне, что, все это чудиться. Удар молнии с неба, мне на счастье. Испепеляющий моего отца. Но когда на мои ребра обрушился град ударов. Мне в нос ударил запах его паленых волос. Вот таким был мой папашка. Который дал моей матери меня.
Этот вечер был как раз срединой весны. Первая ночь моего возвращения. Раздался стук в дверь. Голос. Эрконвальд. Спрашивает разрешения войти. Расскажу ему о моем отце. А он, возможно, расскажет о своем. История может оказаться такой печальной. Что весь народ будет рыдать. Он стоит, сияя глазами. Белый воротник летней рубашки выпущен на лацканы.
— Добрый вечер, уважаемый. Как хорошо видеть вас снова. Надеюсь, ваша поездка в столицу была спокойной и прекрасной. А ваше возвращение не слишком омрачено следами пожара. По поводу чего я выражаю вам свои самые печальные соболезнования. Это была полностью моя вина. Я поджигал обувь УДС и замерял его боль, когда он вышел из под контроля и помчался на башню. Мы, где могли, все заделали и почистили. И теперь я пришел попрощаться. К сожалению, я должен уезжать.
— А змеи тоже уезжают?
— Они упакованы. Баки полные бензина. Шины накачены до нужного давления.
— Эрконвальд, мне жаль, что вы уезжаете.
— Путлог настроил ваш орган. Франц нашел свои минералы. Надеемся, мы вам пришлем о них хорошие новости. Если в шахте произойдет обвал, ничего не предпринимайте, а дайте нам знать.
— Спасибо.
— С вашего позволения Барон хотел бы побыть у вас еще немного. Он нашел граммофон и коллекцию пластинок, которые хотел бы послушать.
В этот печальный вечер я приподнял голову от подушки. Окинул взглядом постельные покрывала и рассыпающуюся мебель. Мои сатиновые панталоны и шелковые чулки на спинке стула. Чтобы посмотреть как уходит этот человек. Который сказал, что, не смотря на все эпидемии и землетрясения, величавые руины Кладбищенского замка будут удивлять тех, кто придет потом. Не смотря на пятна запекшейся крови. Оставленные Блаем. Который ослабил супругов УДС. Увечьями, нанесенными в ваше отсутствие. Все трое сцепились в драке в часовне, круша церковные скамейки. Блай ушел, оставив за собой Две Изуродованные Задницы. Которые сейчас лежат вместе навзничь, обсуждая, какие судебные действия им теперь предпринимать. Остается только надеется, что действовать они будут осмотрительно. Так чтобы завтра наступило с новых объявлений, бросающихся радостно в глаза. А вы, уважаемый, человек сплошного благородства. И бесконечной доброты. Как самый младший из трех детей я могу умножить два фактора и вывести кубичный корень за доли секунды. Теперь я уезжаю, чтобы присутствовать при снятии посмертной маски с моей недавно умершей матери при захоронении ее останков. Я вам всегда отвечу, уважаемый, вам только стоит меня кликнуть. Не беспокойтесь.
На рассвете их верхнего окна зала я наблюдаю за отъездом. Франц перетягивает капот машины широким стропом. Путлог укладывает ящики на крышу. Из окон машут руками. И вниз по холму они отправляются. Затем проезжают по каменному мостику. И скрываются среди деревьев поместья.
Ужинаю в спальне перед камином. Щи, варенная крапива и картошка. Магазин в кредит уже не дает. Выражают недовольство. Насчет крупных невозвращенных долгов. Но счета так и не прислали, чтобы не обижать. Персиваль сказал, что хозяин магазинчика там на холме выглядел за прилавком всегда вполне счастливым. С закатанными рукавами над гроссбухом. Лысый с огромными розовыми щеками и всегда улыбался, прибегая с последним заказом. Теперь они бледные, а он едва шевелится, выбирая бекон. Чуть не плачет, когда Персиваль уходит, сгибаясь под грузом. Стоя в проеме двери, бормочет о свежих признаках цинка, свинца и радия в шахте.
Бладмон в нервной готовности. Прерывает свои баталии с Бароном за шахматной доской, выглядывает из дверей в коридор, кланяется и улыбается. Говорит, Клементин, не сбавляйте оборотов жизни на доброй посудине Кладбищенский Замок. Дело времени и берег изобилия появится. А пока он всегда на палубе готовый, если надо, встретить новые осложнения при любом непонимании. Наступившие очень скоро. Со звуком автомобиля, взбирающегося вверх по холму, как это было всегда все эти месяцы. Из него вышли лукоеды. Добрались они только до паба. И жутко кутили там три дня. Потом Эрконвальд отправился дальше в столицу на поезде, снимать посмертную маску со своей матери.
Обитатели замка срезают путь прямо через поля, чтобы привлечь к себе внимание. В темном интерьере шумного паба. Под названием Пустая Петля. Толкая перед собой супругов Ута в кресле-каталке. Так, чтобы и они могли поджариться в печи проклятий. И потерять пару седых волос в чреве неудовлетворенности. Экс-зеки теперь охраняют Глорию. Которую УДС, кипя от гнева, обозвал падлой, готовую лечь под любого, как кран, готовый подать горячую воду, стоит его лишь повернуть. И что он ванну уже принял.
Пара УДС смерила меня недружеским взглядом, когда они шли на дневную прогулку через верхний зал с помощью Ины и Имельды в белых кружевных шапочках, которых они одарили большими коробками сливочных шоколадных конфет. Все теперь мигрировали из обгоревших северных комнат в южные. Как-то ранним утром в солнечных лучах, струящихся через купол большого зала, молча стоял Эрконвальд. Поднеся бинокль к глазам, он наблюдал за птицами, свившими гнезда в гипсовых украшениях над потолочными карнизами. Сказал, что среди них есть три редких вида. Каждый из которых может огорошить меня пометом. И огорошил, когда Эрконвальд объявил, что он и Глория обручились и собираются пожениться.
Шарлен по утрам, когда я к ней тянулся, отодвигалась в сторону. Фыркала и заявляла, за кого вы меня принимаете. Так как я едва мог кого за что-то принимать, я стал ждать полдника. Когда человек в более здравом уме. И она, пятясь, ушла с подносом. После приятно торжественного обеда планирую свое самоубийство. Которое должно произойти на рассвете на океанском лайнере. Время, против которого едва будут возражать твои попутчики. Большинство которых заняты, лежа друг на друге, или слишком изнурены, чтобы обратить внимание на такую печальную мелочь за завтраком. Если они вообще в силах принять пищу. Оно не должно произойти в самом начале путешествия, чтобы на омрачать остальную часть поездки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31