А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

отсидел в карцере десять суток. Вернувшись из сырого и холодного подвала обратно в казарму, он, с удивлением, увидел расположившегося на своей кровати какого-то пацана, похоже что новенького.
- Эй, лейтенант, сюда иди! - окликнули Ремизова из дальнего угла казармы, там размещалась уголовная элита отряда. Подойдя поближе, Алексей увидел, кто его позвал. На кровати лежал сам Выря, главный человек в зоне, пахан. Внутри у Ремизова сразу похолодело.
"Сейчас мне припомнят все" - подумал он.
Между тем Выря, приподнявшись на локтях, с интересом разглядывал лейтенанта. Алексей всегда поражался, насколько тот мало походил на классического уголовника. Среднего роста и плотного телосложения, Выря больше смахивал на старого, добродушного мастера на маленьком заводике. Не начальник, а отец родной для подчиненных, добрый, но справедливый. У него было широкое лицо
с мощным раздвоенным подбородком, солидный, мясистый нос, темные глаза,
светившиеся умом, и черные кудрявые волосы, в которых, несмотря на возраст, проблескивали лишь редкие паутинки седины, а ведь ему было уже за пятьдесят, и большую часть жизни Выря провел за колючей проволокой. Выря не афишировал свое первенство в зоне, но природный ум и знание человеческого стада позволяли ему манипулировать уголовным сообществом в собственных интересах.
- Присаживайся, лейтенант, - предложил Ремизову старый уголовник, и кивнул на пустующую кровать рядом со своей. Когда Алексей сел, Выря протянул ему кружку.
- На хлебни чифирку, погрей кишки после ямы.
Зная обычай, Алексей сделал только три глотка вяжущей жидкости. Пустой желудок от горечи немного свело, но действительно прогрело, и сразу прояснилось в голове. Ремизов вернул кружку хозяину, а тот передал ее дальше по кругу и снова обратился к Алексею:
- Тебя как зовут?
- Алексей.
- Леха? - Выря поморщился. - Не люблю я это имя. Первый раз я сел из-за одного Лехи. Я, пожалуй, тебя переименую. Будешь теперь Лёней, понял?
Несмотря на то, что Ремизов не понимал, что происходит, он кивнул головой. Этот человек говорил таким тоном, что раздумывать не приходилось.
- Закуривай, - Выря протянул ему пачку "Бонда", вполне приличных даже для воли сигарет. Ремизов в первый раз за эти десять дней затянулся табачным дымом, в голове что-то сразу зашумело, все поплыло.
- Ну, а теперь расскажи-ка нам, голуба, как ты попал на нары? обернувшись к Алексею, пахан приготовился слушать. Ремизов еще раз глубоко затянулся сигаретным дымом, а потом начал рассказывать. Он знал, что этим он снимает с себя ореол осужденного по серьезной, "мокрой" статье, но врать ему не хотелось. Все окружающие затихли, незаметно подтянулся еще народ, с верхнего яруса свесились круглые головы слушателей. Его не прерывали ни разу, а Выря, тот просто не
отрывал глаз от лица рассказчика. Ремизов шестым чувством понял, что все, что он сейчас говорит, взвешивается на незримых весах, и мерой всего была правда, а ценой - его жизнь.
- Да-а, - протянул Выря, выслушав до конца и откидываясь на подушку, - здорово они тебя подставили. Мастер работал.
Зрители сразу зашумели, засмеялись, кое-кто стал отпускать острые шуточки, но Выря цыкнул на свое стадо, и все стихло.
- Ты свою кровать, Леня, не ищи. Здесь спать будешь, - пахан кивнул на койку, на которой сидел Алексей и, зевнув, повернулся на бок, давая всем понять, что пора спать.
Алексей понял, что получил что-то вроде повышения по службе. Плохо это или хорошо, он не знал, сейчас его неумолимо тянула к себе поверхность постели. Хотя сквозь свалявшийся матрас прощупывались жесткие железяки панцирной сетки, но по крайней мере здесь он мог вытянуться во весь свой немалый рост. В короткой клетушке карцера, на откидном топчане он не мог сделать и этого. Через пару минут Алексей захрапел и не слышал, как обернувшийся в его сторону Выря удивленно сказал:
- Во дает, лейтенант! Полкружки чифиря вылакал и спит как сурок.
Со всех сторон услужливо засмеялись, но он опять прикрикнул на свою паству:
- Ша, хорош ржать! Отбой.
Старый уголовник долго лежал в темноте, прислушиваясь к молодецкому храпу своего нового телохранителя. Сам Выря давно и жестоко страдал бессонницей.
ГЛАВА 20
Тем временем жизнь в городе Энске шла своим чередом. Дела у нового мэра шли по-разному, когда хорошо, но чаще не очень. В первые дни правления пришлось перетрясти весь аппарат управления. Первым делом он избавился от алкоголика-юриста, пристроив его в городской архив. Неожиданностью для него стало заявление об уходе от Ангелины Васильевны. Спирин не думал ее менять, она вполне его
устраивала. Он ее вызвал, попробовал убедить остаться. Но она только качала
головой.
- Я не могу, - лицо Ангелины дрогнуло, и Виктор вдруг увидел, как она постарела после смерти Гринева. То, что раньше лишь угадывалось: морщинки возле глаз, легкие мешки под нижними веками, первая седина, то теперь проявилось в полную силу. - Я хочу заняться воспитанием сына, раньше я так мало времени уделяла ему.
Недели через две, проезжая по городу, Виктор увидел Ангелину, идущую
рядом с плотного сложения подростком. Он видел их какие-то секунды и не близко, но ему показалось, что походкой и своеобразной манерой держать голову чуть набычившись паренек напоминал старую фотографию молодого Гринева.
Неожиданной и неприятной новостью для нового мэра оказался конфликт с
Южаковым. Ранее не выражавший честолюбивых амбиций, зам по экономическим вопросам вдруг обиделся, что его обошли, и стал откровенно саботировать работу и порой грубить Спирину. Тот попробовал говорить с ним, но Южаков смотрел волком, и Виктору пришлось отправить его на бетонный завод вместо умершего Дерчуна. Сразу подобрать экономиста такого уровня Спирину не удалось, и ему
волей-неволей приходилось самому заниматься финансовыми делами города. Это отнимало много времени, и Виктору пришлось делать то, что раньше он считал дурным тоном - задерживаться на работе дольше положенного времени.
Не получилось ничего из затеи привлечь инвестиции корейцев и создать на базе одного из цехов совместное предприятие. Но зато Шамсудов открыл цех по производству рубероида. Спирин все больше проникался уважением к этому человеку, его светлой голове и цепкой деловой хватке. Он один давал городу более тысячи рабочих мест.
Но самое главное, что все-таки удалось претворить в жизнь идею с городским рынком. Огромный плакат вдоль железной дороги с самого начала строительства предупреждал всех проезжающих, что с первого ноября открывается Энский вещевой рынок, милости просим! Спирин уговорил своих компаньонов на телевизионную рекламу, этот ролик три месяца гоняли по местному телевидению и даже пару раз показали по центральному. Основной упор делался на удобное расположение
города, дешевые гостиницы. Действительно, постарались учесть все, даже перенесли место остановки поездов с первого пути на четвертый и пятый, поближе к рынку. От перрона заасфальтировали дорогу, на самом перроне дежурили с десяток носильщиков с тележками и даже электрокар. Огромные цеха несостоявшегося завода оборудовали торговыми рядами, причем челнокам не приходилось таскать с собой весь товар, на ночь все их сумки запирались в оборудованные под прилавки шкафы, а затем помещение запиралось на ночь, а внутри оставалась лишь свора натренированных овчарок. Для более солидных оптовых поставщиков отвели другое здание, рядом, где они могли выставить свою продукцию на постоянной выставке. Там продавалось все, от куриных окорочков до большегрузных автомобилей. За порядком на рынке и днем и ночью присматривали люди Нечая, официально зарегистрированные как охранный кооператив "Марс".
Не пустовала и переоборудованная из старых казарм гостиница, а так как ручеек торговых гостей превратился в полноводную реку, то для жителей города открылся новый вид коммерции. Они десятками стояли на перроне и у входа на рынок с небольшими плакатами: "Сдам комнату". Очень многие из горожан сами стали ездить за товаром на юг, а то и за границу.
Не ошибся и Нечай. Его казино с пышным названием "Версаль" процветало. Здание кинотеатра оказалось великовато для него, но Геннадий не растерялся и втиснул туда небольшой ресторан, а на сцене бывшего кинозала жующие бизнесмены могли видеть довольно откровенное варьете, с восхитительным канканом и стриптизом. Еще бы, кадры для варьете поставлял народный ансамбль танца, многократный лауреат всяческих конкурсов на протяжении тридцати лет. Руководитель ансамбля, человек
популярный и заслуженный, подготовивший сотни профессиональных танцоров, даже слег с сердечным приступом от огорчения. Но что он мог поделать? В варьете девчушкам платили раз в пять больше, чем они могли заработать любым другим способом.
Так что Нечай не прогадал. Уставшие с дороги и отвыкшие от благ цивилизации торгаши просто шалели от услуг такого уровня и иногда спускали на девочек и игру весь заработанный капитал.
А вот с гостиницей на один вечер пришлось повременить. Спирин реквизировал уже отремонтированное помещение бывшего педучилища после одной трагической ночи.
Виктора разбудил телефонный звонок. Взяв телефонную трубку, он глянул
на часы, они показывали полтретьего ночи.
- Да, Спирин слушает, - хриплым голосом спросил он.
- Виктор, приезжай, - Спирин узнал по голосу Макеева и удивился, что тот называет его просто по имени. С тех пор, как он стал мэром, то приучил всех подчиненных обращаться к нему по имени и отчеству. - Обвалился дом по Советской.
- Шестой? - спросил Виктор.
- Нет, девятый.
- Как девятый?! - закричал в трубку Виктор. - Он же из всех них самый
крепкий был?
- Был и весь вышел, - безнадежно потухшим голосом ответил Макеев. Сложился за секунду, как карточный домик. Все люди там, под обломками.
- Военных вызвал? - помолчав спросил Спирин.
- Да, - ответил Макеев.
- МЧС?
- Тоже. Машину я за вами выслал.
- Хорошо, сейчас я приеду.
Одеваясь, Виктор размышлял о злом роке, преследующим этот район города. Построенный в тридцатые годы на бывшем болоте и получивший при рождении гордое имя Соцгород с началом девяностых начал стремительно разрушаться, как и весь строй, в честь которого получил свое имя. Происходили какие-то непонятные подвижки грунта, да и силикатный кирпич оказался не таким стойким, как предполагалось, он активно впитывал грунтовую воду и терял свою прочность. К этому
времени уже три дома стояли в руинах, но рушились они постепенно, предупреждая об аварии сетью трещин. Людей отселяли загодя, и жертв еще не было. Пустым стоял и дом № 6 по Советской улице, хотя там обитали три семьи в ожидании переезда. Но рухнул не он, а самый крепкий на вид - девятый.
"Сколько же там квартир? - уже в машине думал Спирин. - Вроде сорок пять, нестандартная какая-то цифра. Значит, как минимум столько же пострадавших. И почему он обрушился сразу? Такого еще не было. Ну стена вывалится, подъезд осядет, а тут все, сразу".
Открывшаяся картина была просто ужасной. В свете фар нескольких работающих грузовиков, на месте дома громоздилась огромная куча обломков и из-под них доносились жуткие крики людей. Больше всего Спирина поразил крик грудного младенца, истошный, заходящийся надрывным плачем, а где-то рядом сорванный женский голос почти непрерывно кричал:
- Витя, Витенька, Витя!
Далее все было как во сне. Виктор ковылял по развалинам с ужасом понимая, что ходит по живым людям, быть может по тому младенцу, и не представлял, как теперь быть, ведь их можно было спасти, только разобрав обломки. Между тем со всех сторон сходился народ, горожане выстраивались цепочкой и начинали работать. Макеев пригнал все имеющиеся в городе автокраны, прибыли спасатели МЧС из областного центра, съехались все машины "скорой помощи". Руководили всем Макеев и подполковник МЧС, очень скоро Спирин почувствовал, что он там лишний, все и без него идет, как надо. Тогда он отошел в сторону и пристроился к одной из цепочек, автоматически, как робот, передавал дальше обломки, что подавали ему другие люди, а сам напряженно вслушивался в затихающий голос ребенка. Было холодно и пошел снег. Ребенка извлекли уже в десять часов утра, он был целехонек, но мертв, просто замерз. У солдата, несшего его на руках, из глаз текли слезы.
А еще через час откопали мать ребенка, ту самую, что кричала: "Витя". Она оказалась жива, только с перебитыми ногами.
Как потом подсчитали, спасли шестнадцать человек, похоронили пятьдесят два. Днем приехала съемочная бригада местного телевидения. Спирина, плохо понимающего, чего от него хотят, заставили дать интервью. Уже на следующий день, вечером, он с удивлением увидел себя в вечернем выпуске новостей по центральному телевидению. Внешне он себе не понравился: какой-то растерянный, растрепанный, костюм весь в известке. Но говорил хорошо, с горечью в голосе, не забыл и
упомянуть о пяти домах той же серии, находящихся в опасном состоянии. Да
и комментарий журналистов был в общем благожелателен, они представили
его как молодого мэра, принявшего город только недавно. Они не забыли отметить, что Спирин сам всю ночь трудился на развалинах дома.
После этого выступления авторитет молодого мэра среди горожан возрос
чрезвычайно. Случилось то, чего он давно боялся, его стали узнавать на улице и обращаться по личным вопросам. Спирину пришлось выселить всех обитателей пяти опасных домов и разместить их в профилакториях заводов, а так как мест не хватило, то он реквизировал и бывшее педучилище.
Худа без добра не бывает. На фоне всеобщего внимания и сочувствия Виктор выбил из губернатора фонды на завершение трех замороженных два года назад пятиэтажек и на строительство еще трех новых.
Только по ночам Виктору еще долго снился тот ребенок на руках у солдата и его захлебывающийся в истерике плач. Но ни разу ему не приснился лейтенант Ремизов.
ГЛАВА 21
А Леня, как теперь звали Ремизова, потихоньку шел в гору. Он уже дважды спас своего благодетеля от верной смерти. Сначала Алексей ночью услышал шум на соседней кровати и, не раздумывая, бросился на помощь, успел как раз вовремя. Здоровенный верзила по кличке Дурак пытался задушить Вырю, но тот не спал и успел перехватить руки убийцы, а затем уж лейтенант пришел на помощь и отделал здоровяка, как бог черепаху.
Вскоре после этого Ремизова перевели в небольшой цех по производству
оконных блоков. Как Выря этого добился, лейтенант мог только догадываться. Выря числился в этом цехе инструментальщиком, ходил по мастерской в новенькой, чистенькой спецовке со штангелем в кармане и остро заточенным карандашом. Ремизов заметил, что в каптерку к Выре часто заглядывают солдаты и офицеры из охраны. После этого у Выри таинственным образом появлялся чай, сигареты, а то и водка или анаша. Уже потом Алексей понял, что на Вырю работала целая артель по производству самодельных портсигаров, браслетов для часов, наборных мундштуков и других поделок "народного творчества". Все это перекочевывало в жадные руки конвоя, кое-что получали изготовители, но сливки, несомненно, снимал Выря.
Именно там, в цехе, на пахана ни с того ни с сего кинулся мужик, недавно появившийся в этой зоне. Услышав сзади какой-то рев, обернувшийся Ремизов увидел перекошенное лицо бегущего человека, безумные его глаза, пену на губах, а еще - острый кусок разбитого оконного стекла в его руках. В секунду сориентировавшись, Алексей оттолкнул Вырю и сам встал на пути помешанного, но в последнее
мгновение с удивительной для его тела легкостью отпрыгнул в сторону и уже вдогонку наотмашь ударил сумасшедшего по затылку, отчего тот с разбегу врезался в кирпичную стену и оказался на полу с окровавленной головой.
Частенько Выря стал брать Ремизова с собой на разного рода разборки,
частенько возникающие в зоне, и никто не смел решать споры с помощью силы. Леню все откровенно боялись, помнили, как он сумел в одиночку раздолбать чуть ли не весь отряд.
Пахан был им очень доволен. Насколько Ремизов понял, основным даром
его высокого покровителя являлось незаурядное знание людей. Он сортировал их по каким-то своим, одному ему известным признакам. Одних он приближал, других не жаловал, третьих уничтожал своим презрением, но ни разу за это время не ошибся.
Как-то Алексей спросил его:
- А чем тебе не понравился этот новенький, Карась?
Выря усмехнулся.
- Мне его взгляд не понравился. Человека сразу видно, он как на ладони, просто надо ему в зенки заглянуть, если забегали, значит, или стукач, или петух.
Через некоторое время Карася завалило бревнами, но к этому времени никто уже не сомневался, что парень активно стучал на вся и на всех.
Но не все в своем новом статусе нравилось Алексею. Мореман вскоре подтвердил его опасения, сказав как-то при встрече:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29