А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Даже меньше – самым свежим следам, ведущим к обрыву, было около полусуток. Повторюсь, поначалу я был в ярости. Но, не обнаружив тебя в трехмайровой зоне сканирования, я удивился. А не найдя тебя в радиусе десяти майров, я удивился настолько, что пообещал себе дать тебе еще один шанс. Мне даже пришлось преступить через свою гордость и отправиться по твоим следам, подобно охотничьей собаке. Я понял, каков был твой способ бегства, только добравшись до гнезда, что не делает чести мне как учителю. Мне случалось видеть этих птиц раньше, я знал, что они гнездятся неподалеку, но я и предположить не мог такого варианта. Многие маги, увеличивая свою силу, со временем совсем забывают о том, что для любой цели есть множество способов ее достижения и вовсе не обязательно раздвигать воды реки, чтобы перебраться на другой берег, – иногда достаточно обычной лодки. Вот уж никогда не думал, что окажусь в их числе, и благодарю тебя за урок.
Я вздохнул.
– Вы давно меня нашли?
– Достаточно. Но надо заметить, если бы ты не стал задерживаться в первом встречном селении, я бы мог вообще не обнаружить тебя. Поскольку ты проделал неизвестный участок пути, не оставляя следов, мне пришлось искать тебя сканированием. С увеличением радиуса сканирования количество объектов стремительно растет, а скорость соответственно падает. Если бы ты сразу отправился вниз по реке, я мог бы не найти тебя вплоть до твоей смерти, которая, я думаю, не заставила бы себя ждать.
– Почему? – тупо спросил я.
– Кочевые степные племена контролировали все нижнее течение Сарманки, которую ты знаешь как Баравуль. Парой-тройкой Стрел Огня ты бы их не разогнал, они бы тебя не пропустили без большой драки, в которой тебе пришлось бы обратиться к Тьме. Поскольку я сам черпаю из той же Силы, то не могу, подобно светлякам, следить за ее проявлениями, и твое к ней обращение прошло бы для меня незамеченным. Чего не скажешь о Серых Плащах, которые не замедлили бы к тебе слететься. Даже если бы тебе удалось обвести их вокруг пальца, в чем я сомневаюсь, тебя бы это не спасло – ты же так и не научился гасить темный откат; более того, ты даже не знал, чем это чревато. Тьма в тебе взяла бы верх очень быстро, и ты бы все равно что умер.
– Тьма… это то, что сейчас со мной происходит? В меня что, вселилась Тьма? А я думал, это шизофрения…
– Не так просто. Да будет тебе известно, что Свет и Тьма, Изначальные Силы, сами по себе неразумны. Они всего лишь силы, та упорядочивающая энергия, при посредстве которой в Абсолюте Хаоса были созданы материя и время, весь наш мир, жизнь в нем и, наконец, как вершина упорядоченного – разум. Но сами они. повторюсь, неразумны, и говорить об одержимом Тьмой маге, что «в него вселилась Тьма», некорректно. Сила не может вселиться по собственному желанию, поскольку желаний у нее нет. Просто когда маг обращается к Изначальной Силе, а не к иным источникам энергии, в виде отката он получает не просто поток энергии, в той или иной степени встряхивающий организм, а часть Изначальной Силы. И она не утилизируется при помощи природных защитных средств нашего тонкого тела, как это было бы с обычной «лишней» энергией, а накапливается. При достижении же некоторого предела, имея в своем распоряжении столь мощный инструмент мышления, каковым является человеческий мозг, эта сила просто не может не обрести разум.
Жеребец Урсая вздрогнул, махнул хвостом и фыркнул, но Темный не обратил на него ни малейшего внимания, увлеченный собственной лекцией.
– Здесь и находится одно из основных различий между Изначальными Силами. Тьма явно проявляется как вторая личность незадачливого мага, потихоньку подчиняющая себе все его существо. Личность, надо заметить, пренеприятная в общении и абсолютно асоциальная. Что касается светлой Силы… сегодня Белые утверждают, что откаты при использовании их канала практически безопасны, но во времена моей молодости заявившего такое мага подняли бы на смех. Просто одержимость Светом не проявляется явно – в маге, перебравшем Изначальной Силы, не заводится новая личность, и у него не появляются приступы с выпадением памяти, но это вовсе не означает полной безопасности. Достоверно доказано, что у магов, часто и не слишком чисто пользующихся Изначальным Светом, со временем меняется реакция на набор тестовых раздражителей. Говоря проще, Свет не проявляется в виде отдельного разума, но модифицирует разум мага. Можно долго спорить о том, какой из вариантов хуже – на мой взгляд, оба они категорически неприемлемы для разумного человека.
– Но почему я об этом не знал?
– Потому что я обучал тебя и собираюсь обучать впредь, руководствуясь только лишь собственными представлениями о том, какие знания ты должен получить на очередном этапе обучения. Твое бегство в мой план не входило.
Я мотнул головой.
– Я не об этом. Всех учеников на четвертом году представляют Свету, но я ни разу не слышал о том, что вы сейчас рассказали. Им что, ничего не говорят? Почему?
Урсай пожал плечами:
– Не имею представления. Возможно, в Белом Круге скрывают эту информацию, чтобы не вызвать недовольства, хотя бы среди тех же студентов. А возможно, они так долго и часто повторяли этот бред – насчет безопасности использования Изначального Света, что сами в него поверили. Впрочем, последнее маловероятно – магистры почему-то не грешат бездумным использованием Света, всегда стараясь обойтись более безопасными источниками, да и техниками гашения отката пользуются неплохо.
– Ясно. Вы изгоните из меня эту… Тьму?
– Нет. Она теперь часть твоей личности. Все, что можно сделать, – перестроить тебя всего, разобрать на мельчайшие кирпичики и собрать – без темной части.
Я недоуменно нахмурился.
– Тебе нужно пройти Посвящение Тьме.
Я вздрогнул, но как-то… неубедительно, даже для меня самого. Если что-то во мне и воспротивилось этому известию, то оно все проявилось в этом вздрагивании. Посвящение так посвящение.
– Опять придется резать вены, нюхать и жрать всякую гадость? – поинтересовался я.
– Нет. Посвящение одновременно и проще, и сложнее. Проще – в плане антуража, сложнее – в плане происходящих в организме изменений. Впрочем, сам все поймешь в скором времени. Садись на седло сзади меня – конь силен и с легкостью вынесет нас обоих. Нам надо поторопиться – ты же не думаешь, что светляки успокоятся и забудут про тебя?
Я встал из пыли и отряхнул штаны.
– Кстати, учитель, – спросил я, берясь за луку седла, – ваша иллюзия, как всегда, на высоте, но не слишком ли подозрительно мы будем выглядеть?
– Никакая иллюзия не дает полной гарантии не-обнаружения, – хмыкнув, ответил Урсай. – И это не иллюзия, я на самом деле так выгляжу. Светлякам, надеюсь, об этом пока неизвестно.
Я уселся на круп жеребца, поерзал, устраиваясь поудобнее, и задумался над ответом Урсая. Как это «так выглядит»? Можно морфировать мышцы и мягкие ткани, но он же просто вылитый подросток. Я присмотрелся к затылку впереди сидящего. Невозможно морфировать собственный мозг, это любому известно. Он что, совсем за неуча меня держит? Похоже, Урсай почувствовал мое недоумение.
– Я решил, что могу отправиться в прошлое, – сказал он, разворачивая коня и пуская его в быстрый, но удивительно мягкий галоп. – Я знаком с трудами мудреца Армины, но я и не собирался двигаться против потока времени, мне показалось, что я нашел способ обратить вспять сам поток. Результат ты видишь перед собой. То, что я успел остановить действие заклинания прежде, чем обратился в беспомощного младенца, – просто великая удача.
– Разве такое возможно? Отправиться в прошлое, я имею в виду.
– Может быть. Но не этим способом. К счастью, мне попали в руки записи современного исследователя природы времени – Сармонта Равийского, это уберегло меня от дальнейших опасных экспериментов. Отрадно, что фундаментальная наука еще пользуется некоторым уважением.
– Что, светляки вас настолько допекли? – выпалил я и прикусил язык. Шрат! Я настолько привык к своей главенствующей роли, что совсем разучился думать, прежде чем говорить. А ну как он обидится? Но Урсай только фыркнул.
– Они хуже комаров! Прибив комара, хоть удовольствие получаешь, а убивая этих крысенышей, ничего, кроме омерзения, не чувствуешь. Вдобавок их слишком много; виданное ли дело – в любой занюханной деревеньке, где раньше и ведьмы-то своей не водилось, теперь есть сторог ОСС с пятком дармоедов в робах. Уничтожать их поодиночке – слишком нудное занятие, лучше сразу выжечь гнездо подчистую, когда оно еще не распространило свою заразу на весь мир.
«Угу, – подумал я, – ну, насчет сторога в каждой деревеньке, это ты загнул. Признайся уж просто, что орден не по зубам тебе оказался», – но произносить вслух свои мысли, разумеется, не стал. Вместо этого я спросил:
– Мы едем в замок?
Урсай ответил после небольшой запинки:
– Нет… по некоторым причинам, мы туда больше не поедем. У меня майрах в пятнадцати отсюда открыт портал. По моим прикидкам, светляки должны там оказаться сегодня к вечеру, поэтому нам там следует быть немного раньше.
Я прикинул: пятнадцать майров – это около шестидесяти ли. Одолеть это расстояние до вечера? В принципе, можно, но коня он угробит.
Я ошибся, коня Урсай загнать не успел – на полдороге нас обстреляли из придорожных кустов. Я, по счастливой случайности, не получил ни царапины, Урсай, не державший никакой защиты (видимо, из соображений конспирации), получил стрелу в ногу, но больше всего досталось бедному жеребцу – в его тело впилось стрел пять, и одна под самую ключицу. Бедолага только коротко всхрапнул и споткнулся на все четыре ноги. Я полетел кубарем, уверенный, что уж теперь-то наверняка сверну себе шею. К моему удивлению, приземлился я мягко, как на пуховую перину. Вскочил, огляделся. Вокруг плотным слоем не выше колена стелился серый туман, жеребец стоял спокойно, словно не его бок был похож на подушку для иголок, а сидящий верхом мальчик тянул ко мне руку:
– Лезь обратно быстрее! Сейчас сюда соберутся орденцы со всего материка!
Я обалдело протянул руку, Урсай одним рывком закинул меня за спину, и мы рванули. По-моему, стрелы пошли нашему скакуну на пользу, поскольку я никогда еще не передвигался с такой скоростью. Я лежал животом поперек крупа коня, до боли в напряженных мышцах вцепившись в то, что попало под руки. Из-под брюха скакуна доносился ровный слаженный гул рассекаемого воздуха, ноги его мелькали с такой скоростью, что сливались в сплошной прозрачный полукруг. Пожалуй, мне можно было вообще не держаться, поскольку двигался конь плавно и мягко, словно не бежал, а летел над самой землей. Но пробовать разжимать пальцы я не собирался – отсутствие тряски вполне компенсировалось бешеным ветром, прилагавшим все усилия, чтобы сдуть меня на землю. Если я упаду на такой скорости, меня размажет тонким слоем ли на полторы.
Быстрее самой быстрой птицы мы летели через холмы, леса и поля. Несколько раз по сторонам мелькнули фигурки людей, пара деревень – я не присматривался, обзор у меня из моего положения открывался не слишком хороший. Портала я не заметил, видимо, это был портал того типа, что соединял башню Сверра с Азой. Просто в какой-то момент резко изменилось освещение, и сразу после этого скорость начала снижаться. Только сейчас я почувствовал, насколько горяч круп коня подо мной. Я даже не стал дожидаться полной остановки и соскочил на землю, как только скорость стала более-менее приемлемой. На ногах не удержался, упал, перекатился на бок и, оттянув ворот, прогнал воздух между кожей и тканью, остужая разгоряченное тело. Отдышался и поднял голову, чтобы увидеть, как Урсай спрыгивает с коня и отходит в сторону. Конь тут же упал набок, кожа у него полопалась, обнажив скелет. Окутанное клубами пара мясо стекало с него, словно жидкое тесто. Я сглотнул и отвернулся.
– Что дальше?
– Твое обучение продолжается. – Урсай коротко глянул на меня, потом повернулся и направился к стоящему неподалеку двухэтажному деревянному домику. – Первым делом приберись здесь.
ГЛАВА 4
Если вам говорят, что вы многогранная личность, – не обольщайтесь. Может быть, имеется в виду, что вы гад, сволочь и паразит одновременно.
Наблюдение некоего давно женатого мужа

Оштон Костяная Рука
Оштон нахмурился и почесал левой рукой затылок. Происходящее ему нравилось все меньше и меньше. Нет, с деньгами, едой и всем прочим все было просто замечательно. Он никогда и не мечтал, что будет жить так богато, и случалось, даже испытывал по этому поводу некоторое недовольство. «Ишь вырядился, ровно байстрюк купеческий, – бормотал он порой, разглядывая себя в зеркале. – Лесных братьев на тебя нет». Беспокоила, правда, правая рука, мясо на которой, несмотря на давешнее обещание магика, так толком и не наросло. Управлялся теперь с ней Оштон через силу, и годилась она разве только кружку держать да ложку ко рту подносить. Да еще подельников пугать своим видом – Оштон нарочно носил одежку с коротким рукавом, и не только страха ради. Частенько незнакомые с ним противники, заметив руку и посчитав его калекой, осторожность поумеривали, что обычно было последней их ошибкой: он и раньше неплохо обращался с оружием левой рукой, а нынче так совсем насобачился – не всякий правой так сможет.
Однако смущало Оштона совсем другое обстоятельство. Из-за него он в прошлом месяце даже в храм Милосердного пару раз заглянул, допытывался у священника, что означает «продаться Тьме». Священник окинул Оштона пристальным взглядом и успокоил. «Иди с миром, – сказал, – вижу я, не поселилась покудова Тьма в душе твоей, а ежели имеешь подозрение на кого, сходи в сторог окружной и братьям из ордена подозрение свое поведай». Но Оштон не успокоился – ведь оно как выходит: милсдарь Вир-то – Темный? Темный. Деньги ему, Оштону, платит? Платит. Выходит, Оштон Виру продался? А Тьме – тоже продался?
Идти же в сторог Оштон, разумеется, не торопился: Вира светляки, может статься, и прищучат, а может, и нет: Вир-то, он ведь тоже не пальцем деланный. А вот атамана светляки схарчат за милую душу и пуговиц не выплюнут – этим хищникам только на глаза попадись, до гробовой доски не отстанут. Ежели б Вир хоть раз спиной к Оштону повернулся, уж атаман бы не сплоховал и мучившую его проблему разрешил бы своим излюбленным способом, дак ведь нет. Даже не то чтобы не поворачивался – спину магика Оштон наблюдал не единожды, да вот только чутье ему всякий раз говорило, что и пытаться не стоит. А чутью своему Оштон доверял куда как более, нежели зрению или слуху. Подумывал он деру дать, но уж больно жаль было столь теплое местечко терять. Денежки в кошеле звенели, дружинники на хвосту не висели, наоборот – народ Оштона знал и уважал. И не токмо его ватажники, но и «соседи», и даже (чего отродясь не бывало) некоторые сильные люди из магистрата, которые раньше и носом бы в его сторону не повели, нонеча уважительно при встрече кланялись и здоровались. Последнее грело душу бывшего ватажника даже поболее звона в кошеле и сильнее остального удерживало его на своем месте.
Поначалу, пока Вир жил в городе, Оштон несильно беспокоился – подумаешь, поработал раз в две седмицы – дубье наше, деньги ваши, а делишки врозь, какой уж тут «продался», обычная работа по найму. Но в последнее время Вир уж больно часто стал Оштона с собой таскать всяческими своими магиковскими путями и поручения давать совсем непривычные, что ему нравилось все меньше и меньше. Особливо после того, как магик неожиданно и непонятно как в мальчонку мелкого превратился. Он и раньше не особо старым выглядел, так с некоторых пор вообще сопляком безусым стал. Иные Оштоновы подельники после этого превращения Вира как-то меньше опасаться начали, но самому атаману сия «метаморфозия» (как высказался Крысомор-законник) шибко не нравилась. Вспоминались некстати пророчества богословские, особливо те, которые «дитя Шихарово» поминали. А дела Вировы, темнеющие день ото дня, спокойствия Оштону не добавляли. И ведь не рыпнешься – как-то Оштон попробовал не возразить даже, а так, тень недовольства высказать, для пробы, так Вир ему зараз все припомнил – и скляночку со Слезами Серебряной Смерти, и дружину алариковскую. Оштон заткнулся – по всем понятиям выходило, что должок у него погробный. Оштон понятия уважал и, будь Вир не настолько явственно Темным, нимало бы не беспокоился и тянул бы на него лямку, что твой вол, даже если б Вир и вдесятеро столько не платил. Да вот беда – темнота Вирова никаким сомнениям не подлежала, и ежели ему собственная душа была без интереса, то Оштон-то навечно в ад попасть не стремился.
Так что визит к священнику Оштона не успокоил. Атаман полагал, что, знай тот все подробности его с Виром жизни, запросто мог бы мнение свое изменить. А посвящать священника в эти подробности значило самому совать голову волку в пасть – тайна исповеди дело-то, конечно, святое, да вот только святых людей за жизнь свою Оштону встречать не приходилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49