– Это деяние Тинстара.
– Тинстар… – лицо Дункана посерело.
– Пусть лучше Донал тебе расскажет, – тихо сказал я. Он вырвался от них и пришел сюда, чтобы рассказать мне о случившемся.
Дункан внезапно порывисто сжал мальчика в объятьях:
– Донал, расскажи, что произошло. Все, от начала до конца. Что ты видел.
Что ты слышал.
Донал был бледен не менее, чем его отец. Думаю, он никогда прежде не видел отца настолько потрясенным. Он рассказывал Дункану то, что несколько дней назад поведал мне, на лице Дункана отражалась внутренняя борьба. Борьба с болью, по сравнению с которой моя собственная была лишь тенью истинного чувства.
Голос Донала затих – он окончил рассказ. Мы оба – Донал и я – ждали, что скажет Дункан, но он не сказал ничего. Он сидел, глядя в пустоту, словно не слыша ничего.
– Жехаан..? – голос Донала звучал испуганно и умоляюще.
Наконец, Дункан заговорил. Он сказал Доналу что-то на Древнем Языке, что-то бесконечно утешительное и успокаивающее, и мальчик расслабился.
– Они били ее, малыш?
– Нет, жехаан, но она почти не могла говорить, – по лицу Донала было заметно, что, вспоминая, он снова переживает этот страх.
Рука Дункана ласково и мягко гладила волосы сына, но в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение:
– Шансу, шансу… Я привезу назад твою жехаану. Но ты должен обещать мне оставаться здесь, пока мы не вернемся.
– Здесь? – Донал выпрямился. – Ты не отошлешь меня в Обитель?
– Не сейчас. Мы с твоей жехааной отвезем тебя туда, когда вернемся, – он по-прежнему смотрел вдаль поверх головы Донала, казалось, даже сейчас, держа на руках своего сына, он где-то далеко. И тут я понял, что он говорит с Каем.
Когда Дункан вернулся, я увидел, что его охватил страх, хотя он и пытается скрыть это от Донала. На миг он прикрыл глаза, словно закрывая душу, потом еще крепче прижал к себе Донала:
– Шансу, Донал – покой. Мир. Я верну твою жехаану. Но, глядя на него, я понимал, что он скорее пытается убедить в этом себя, чем своего сына.
– Дункан, – я подождал, пока немного придет в себя и посмотрит в мою сторону, – я говорил со вторым вождем клана… и с хомэйнами. Мы готовы идти с тобой.
– Куда? – спросил он. – Ты знаешь? Ты знаешь хотя бы, где она?
– Думаю, ее могут найти лиир…
– Лиир не нужно ее искать. Я знаю, где Аликс. Я знаю, что он хочет сделать, – Дункан поставил Донала на землю и велел ему взять своих лиир и уходить. Мальчик попытался возразить, испуганный не меньше, чем обиженный, но Дункан все же заставил его. Наконец мы остались наедине.
– Где? – Вальгаард.
Мне это ничего не говорило, и, вероятно, он прочел это в моем лице и продолжил:
– Логово Тинстара. Это крепость высоко в горах Солинды, в одном из ущельев – нужно перейти через Синие Клыки и идти дальше строго на север. Пересечь Дорогу Молона – там он и есть. Ошибиться невозможно, – он поднялся и прошелся по комнате неуверенным шагом. – Он должен был привезти ее туда.
– Значит, чтобы освободить ее, нам придется отправиться туда.
Он обернулся – рука легла на рукоять кинжала, я понимал, что ему сейчас хочется кричать и выть, но он держался очень спокойно. Таким бывал и Финн, когда хотел удержать меня на расстоянии. Но на этот раз я не подчинился безмолвному приказу Чэйсули.
– В Вальгаарде находятся Врата, – сказал он свистящим шепотом. – Ты знаешь, о чем говоришь? На что идешь? – он покачал головой, – о нет, ты не знаешь… Ты не знаешь, что такое Врата…
– Я признаю это. Я многого не знаю. Дункан снова прошелся по комнате – как-то напряженно, словно внутренне оцепенел от ярости. Он внезапно напомнил мне горную кошку, подбирающуюся к добыче.
– Врата, – повторил он. – Врата Асар-Сути. Врата в мир Секера.
Слова прозвучали странно. Это не был Древний Язык: что-то гораздо более древнее – слова со смрадом разложения.
– Демоны, – сказал я, не успев задуматься над тем, что говорю.
– Асар-Сути – более, чем демон. Он – бог подземного мира. Он Секер – тот, кто создал подземные обиталища. Он – оплот силы Айлини, – Дункан помолчал, потом прибавил. – В Вальгаарде Тинстар имеет часть в его силе.
Я вспомнил, с какой легкостью Тинстар подстроил ловушку, стремясь убить меня. Я вспомнил, как он заставил почернеть мой рубин. Я вспомнил, как он отнял у моего дяди Хомейну. Я вспомнил тело Беллэма на поле боя. Если он мог сделать это, находясь вне Вальгаарда, что же он может сделать в нем самом?
Дункан стоял у дверей. Он обернулся с выражением горькой решимости на лице:
– Я никого не попрошу рисковать, участвуя в таком деле.
– Аликс рисковала собой ради меня, когда я валялся в кандалах в Атвии.
– Аликс не была Мухааром Хомейны.
– Нет, – без улыбки ответил я. – Она несла в своем чреве семя Пророчества, а одно событие может изменить другие.
Я увидел, как потрясен он был, поняв, о чем я говорю. Та опасность, о которой рассказал он, была вполне реальной – но не больше той, которой подвергалась Аликс. Если бы она умерла, спасая меня, или потеряла бы ребенка, Пророчество было бы уничтожено, не начав сбываться.
– Я иду, – тихо сказал я. – Ничего другого не остается.
Он стоял в дверях, долго молчал, словно не в силах произнести ни слова, потом еле заметно кивнул:
– Если ты встретишься с Тинстаром, Кэриллон, у тебя будет сильное оружие против него. Я ждал объяснений.
– У Электры был выкидыш.
Глава 7
Мой хомэйнский отряд остановил коней – все как один. Я услышал тихие замечания, клятвы, ругательства и молитвы. Я не винил их. Никто не мог ожидать такого.
Никто – кроме, пожалуй, Чэйсули. Их, казалось, все окружающее нисколько не волнует. Они просто ждали – на конях, без плащей, – и солнце сверкало на их золоте лиир. По моей спине пробежал холодок. Я постарался избавиться от неуютного чувства и придержал забеспокоившегося коня. Дункан подъехал поближе, чтобы узнать, в чем причина задержки.
– Оглядись вокруг, – сурово промолвил я, – Видел ли ты когда-нибудь что-либо подобное? Он передернул плечами:
– Мы проехали по Дороге Молона. Это Солинда. Мы приближаемся к границам царства Тинстара. Или ты думал, что оно будет напоминать твое собственное?
Я не мог сказать, что это должно было напоминать по моим ожиданиям, но определенно не это. Такие места я только в кошмарах и видел.
Мы пересекли реку Синих Клыков на двенадцатый день после выступления из Мухаары: девять хомэйнов, девять Чэйсули, Роуэн и Гриффт, я и Дункан. Двадцать два человека, решившиеся вырвать Аликс из рук Тинстара. Но теперь, глядя по сторонам, я сомневался в том, что нам это под силу.
За нами лежали Северные Пустоши Хомейны. Перед нами, миновавшими Дорогу Молона, простиралась Солинда, а еще дальше – Вальгаард. Но было ясно, что мы приближаемся к нашей цели.
Все указывало на то, что логово Тинстара находится именно здесь. С дороги дули ледяные ветра. В Хомейне зима закончилась, но за Синими Клыками холод никогда не проходил. Меня изумляли Чэйсули, чьи руки были, несмотря на холод, обнажены, хотя я и знал, что они переносят мороз лучше, чем хомэйны.
Снег все еще лежал под деревьями, покрывал скалистые горы. Огромные пустоши переходили в каньоны и ущелья – глубокие, темные, влажные от еще не стаявшего снега. Мир вокруг казался огромной темной раной, кровоточащей в солнечном свете – но кто так изранил эту землю?..
Даже деревья, казалось, были отражением боли земли – искореженные, словно огромная холодная рука в гневе прошлась по ним. Камни и скалы были расколоты на части, некоторые рассыпались в прах. Но большинство их имело облик. Чудовищный, ужасающий облик – словно чьи-то кошмарные сны воплотились в камне, став зримыми для всех.
– Мы на подступах к Вальгаарду, – сказал Дункан. – Это место, где Айлини опробуют свою силу. Я коротко взглянул на него:
– Что ты такое говоришь?
– Сила Айлини – врожденная, – объяснил он, – но нужно научиться владеть ею. Ребенок-Айлини знает о своих способностях не больше, чем ребенок-Чэйсули, они знают, что магия у них в крови, но не знают, как ее использовать. В этом нужно… упражняться.
Я с недоверием огляделся.
– Ты хочешь сказать, что эти фигуры созданы Айлини?
Конь Дункана споткнулся, задев железной подковой холодный черный камень.
Внезапный звук разорвал тишину ущелья, как тонкую ткань.
– Ты знаешь о трех дарах Чэйсули, – тихо проговорил Дункан, – я думал, знаешь и о дарах Айлини.
– Я знаю, что они могут создавать живое из мертвого, – жестко ответил я.
– Один из Айлини превратил рукоять моего ножа во льва.
– Верно, – согласился Дункан. – Они способны изменять облик неживых предметов, – он указал на камни. – Ты изведал на себе еще один из их даров способность приближать старость. Одним прикосновением руки Айлини может превратить человека в старика, ускорив то, что делают с ним прожитые годы.
Я прекрасно знал это, но промолчал, решив не перебивать его.
– Это то обладание, о котором я говорил. Они отнимают жизнь и душу. Они могут снова открыть зажившую рану. Есть еще искусство создания видений: то, что есть, кажется несуществующим, то, чего нет, кажется реальностью. Таковы их дары, Кэриллон – это, и то, что находится на границе этого. Это одна из граней Асар-Сути. Секера, который дает магию тем, кто этого просит.
– Но… у всех Айлини есть магия. Разве нет?
– У всех Айлини есть магия. Но не каждый из них – Тинстар, – он оглядел изломанные деревья и камни. – Ты видишь, какова сила Тинстара и как он применяет ее. Мы приближаемся к Вратам Асар-Сути.
Я оглядел своих людей. Хомэйны были бледны и молчаливо-сосредоточены. Я не сомневался в том, что им страшно – мне и самому было страшно – но и сдаваться они не собирались. Что до Чэйсули, их и спрашивать было не нужно. Их жизни принадлежали богам, чья сила, как я надеялся, могла одолеть силу Тинстара или Асар-Сути – Секера из подземного мира.
Дункан направил коня вперед:
– Нужно разбить лагерь на ночь. Солнце садится.
Мы ехали в молчании – если не считать гулкого стука копыт. Царившая здесь сила, казалось, гнула наши головы к земле: сила, истекавшая из самой почвы, поднимавшаяся, как туман над водой.
Наконец, мы разбили лагерь за выступом скальной стены, уходящим в темнеющее небо и закрывавшим нас от холодного ночного ветра. Плоть земли здесь истончилась – то тут, то там проступали каменные кости, влажно поблескивавшие в лучах заката. Корни деревьев, обнаженные ветрами, извивались по земле, словно змеи, стремящиеся к теплому солнцу. Один из моих хомэйнов, искавший дрова для костра, попытался отсечь ножом несколько сухих веток, изломанных ветром, а вместо этого выдернул из каменной стены все дерево целиком. Это было всего лишь маленькое деревце, но оно ясно показало нам, что происходит со всем живым подле Вальгаарда.
Мы перекусили тем, что нашлось в наших седельных сумках: сушеное мясо, жесткие лепешки дорожного хлеба, немного темного сахара. И вино. Вино было у всех. Коней мы накормили зерном, которое тоже везли с собой: в такой местности не очень-то попасешься. Водой нам служил растопленный снег. Но когда наши желудки наполнились, настало время подумать о том, что мы собираемся делать дальше.
Я долго сидел, завернувшись в свой самый тяжелый и теплый плащ, не в силах избавиться от боли в костях. Как и от сознания, что все мы погибнем. И, когда это уже не могло вызвать подозрений, встал и пошел прочь из маленького лагеря.
Пусть их пока поговорят: мне нужен был Дункан.
Я, наконец, увидел его, когда уже почти потерял надежду. Он стоял у стены ущелья, глядя в темноту.
Неподвижность делала его невидимым, его присутствие выдавал только блик лунного света на золоте серьги. Я подошел ближе и молча остановился рядом с ним.
Он был в плаще, таком же темном, как мой, сливавшимся с ночной теменью.
– Что он с ней делает? -.проговорил Дункан. – Что он ей сделает? Я и сам думал об этом, но попытался успокоить – Она сильная, Дункан. Сильнее, чем многие мужчины. Думаю, в ней Тинстар найдет достойного противника.
– Это Вальгаард, – его голос царапал слух. Я судорожно сглотнул:
– В ней Древняя Кровь.
Он резко обернулся. Его лицо, пока он стоял, прислонившись к скальной стене, оставалось в тени:
– Здесь и Древняя Кровь может ничего не стоить.
– Ты не можешь этого знать. Разве Донал не сумел освободиться? Они были Айлини, но он все же принял облик лиир. Может статься, Аликс их еще одолеет.
– Ру-шэлл-а-ту, – он произнес это без особой надежды: Да будет так. Потом просмотрел на меня, и в его глазах, черных в свете луны, я прочел – страх. Но больше он ничего не сказал об Аликс. Вместо этого он сел, по-прежнему прижимаясь спиной к скале, и плотнее закутался в плащ.
– Ты думаешь о том, что стало с Турмилайн? Что стало с Финном? – спросил он.
– Каждый день, – с готовностью ответил я. – И каждый раз сожалею о том, что произошло.
– Что изменилось бы, если бы Финн пришел к тебе и попросил позволения сделать твою рухоллу своей чэйсулой?
Я обнаружил неподалеку пенек и тяжело опустился на него. Дункан ждал моего ответа и, наконец, я сказал:
– Мне нужен был союз, который предложил бы Родри, если бы я выдал мою сестру за его сына.
– Но ведь союза ты и так добился.
– Лахлэн помог мне. Союза с Родри не было, – я пожал плечами. – Не сомневаюсь, что, покончив с этим, мы-таки его заключим, но сейчас формально его нет. Лахлэн действовал как наемник и арфист в одном лице, не как Мухаар и Наследный Принц Эллас. Согласись, разница велика.
– Разница, – его голос звучал ровно, – Да. Как разница между хомэйном и Чэйсули.
Я пинком отбросил в сторону обломок камня:
– Ты жалеешь о том, что Донал должен жениться на Айслинн? Чэйсули – на дочери хомэйна?
– Я жалею о том, что жизнь Донала будет иной, чем хотелось бы мне, Дункан казался черным пятном-выступом на темной стене. – В клане он был бы просто воином, если не был бы избран вождем клана. Это… это более простая жизнь, чем та, что ожидает принца. И я хотел бы, чтобы он жил так. Не той жизнью, которую ты для него избрал.
– У меня нет выбора. Боги – твои боги – не оставили его мне.
Мгновение он молчал.
– Тогда нам придется признать, что у него есть веская причина стать тем, чем он должен стать – по твоей воле.
Я невесело улыбнулся:
– Но у тебя есть преимущество, Дункан. Ты увидишь, как твой сын станет королем. А я должен умереть для того, чтобы трон перешел к нему.
На этот раз Дункан замолчал надолго. Луна утонула в облаках, и он совершенно слился со скалой, но я по звуку мог определить, где он находится.
– Ты изменился, – сказал, наконец, Дункан. – Сначала я думал, что это не так, что, если даже ты и изменился, то не намного. Теперь вижу, что ошибался.
Финн хорошо закалил сталь… но царствование заточило клинок.
Я поежился под плащом:
– Как ты и сказал, королевская власть меняет людей. Мне кажется, что выбора у меня нет.
– Необходимость тоже изменяет, – спокойно заметил Дункан. – Она изменила и меня. Мне почти сорок – достаточно много, чтобы знать свое место и покориться толмооре без колебаний, но все чаще в последнее время я задумываюсь над тем, что было бы, если бы наши судьбы обернулись по-другому… – он покачал головой.
– Мы задумываемся, всегда задумываемся. Жить свободно, без толмооры…
Луна выбралась из-за облаков, и я увидел, что он снова качает головой:
– Что было бы, если бы мой сын остался со мной? Пророчество было бы изменено. Перворожденный, давший нам слова, никогда более не родится. Мы больше не будем Чэйсули, – я видел его горькую улыбку.
– Чэйсули: дети богов. Но дети могут быть и своевольными…
– Дункан… Мы найдем ее. И заберем ее у него. Теперь его лицо заливал лунный свет:
– Женщин теряют часто, – по-прежнему тихо сказал он. – В родах… по несчастной случайности… из-за болезни. Воин может горевать в одиночестве, укрывшись в шатре, но не станет показывать своих чувств всему клану. Так не принято. Такие вещи должны оставаться… личными, – он сжимал в горсти пригоршню острых камешков. – Но когда этот демон отнимает у меня Аликс, мне нет дела до того, кто видит мое горе, – камешки падали из его руки, как капли. – Я остался без нее… и внутри – только пустота.
Около полудня мы добрались до ущелья, в котором располагался Вальгаард. Мы выехали из узкой горловины прохода в горах в сам каньон и увидели, что с обеих сторон, справа и слева, протянулись высокие отвесные стены, почти смыкавшиеся у нас над головами. Вскоре мы начали казаться самим себе муравьями в каменном кармане великана.
– Вон, видишь? – указал вперед Дункан. Я увидел Вальгаард, возвышавшийся перед нами, как орел в высоком гнезде. Сама крепость была словно третьей стеной скального коридора – нет, не орел: стервятник, нависший над мертвым телом.
Спасение от этого каменного ужаса лежало позади, а перед нами – Вальгаард.
И мои ощущения при виде этой крепости мне совершенно не нравились.
– Лодхи! – приглушенно вскрикнул Гриффт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Тинстар… – лицо Дункана посерело.
– Пусть лучше Донал тебе расскажет, – тихо сказал я. Он вырвался от них и пришел сюда, чтобы рассказать мне о случившемся.
Дункан внезапно порывисто сжал мальчика в объятьях:
– Донал, расскажи, что произошло. Все, от начала до конца. Что ты видел.
Что ты слышал.
Донал был бледен не менее, чем его отец. Думаю, он никогда прежде не видел отца настолько потрясенным. Он рассказывал Дункану то, что несколько дней назад поведал мне, на лице Дункана отражалась внутренняя борьба. Борьба с болью, по сравнению с которой моя собственная была лишь тенью истинного чувства.
Голос Донала затих – он окончил рассказ. Мы оба – Донал и я – ждали, что скажет Дункан, но он не сказал ничего. Он сидел, глядя в пустоту, словно не слыша ничего.
– Жехаан..? – голос Донала звучал испуганно и умоляюще.
Наконец, Дункан заговорил. Он сказал Доналу что-то на Древнем Языке, что-то бесконечно утешительное и успокаивающее, и мальчик расслабился.
– Они били ее, малыш?
– Нет, жехаан, но она почти не могла говорить, – по лицу Донала было заметно, что, вспоминая, он снова переживает этот страх.
Рука Дункана ласково и мягко гладила волосы сына, но в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение:
– Шансу, шансу… Я привезу назад твою жехаану. Но ты должен обещать мне оставаться здесь, пока мы не вернемся.
– Здесь? – Донал выпрямился. – Ты не отошлешь меня в Обитель?
– Не сейчас. Мы с твоей жехааной отвезем тебя туда, когда вернемся, – он по-прежнему смотрел вдаль поверх головы Донала, казалось, даже сейчас, держа на руках своего сына, он где-то далеко. И тут я понял, что он говорит с Каем.
Когда Дункан вернулся, я увидел, что его охватил страх, хотя он и пытается скрыть это от Донала. На миг он прикрыл глаза, словно закрывая душу, потом еще крепче прижал к себе Донала:
– Шансу, Донал – покой. Мир. Я верну твою жехаану. Но, глядя на него, я понимал, что он скорее пытается убедить в этом себя, чем своего сына.
– Дункан, – я подождал, пока немного придет в себя и посмотрит в мою сторону, – я говорил со вторым вождем клана… и с хомэйнами. Мы готовы идти с тобой.
– Куда? – спросил он. – Ты знаешь? Ты знаешь хотя бы, где она?
– Думаю, ее могут найти лиир…
– Лиир не нужно ее искать. Я знаю, где Аликс. Я знаю, что он хочет сделать, – Дункан поставил Донала на землю и велел ему взять своих лиир и уходить. Мальчик попытался возразить, испуганный не меньше, чем обиженный, но Дункан все же заставил его. Наконец мы остались наедине.
– Где? – Вальгаард.
Мне это ничего не говорило, и, вероятно, он прочел это в моем лице и продолжил:
– Логово Тинстара. Это крепость высоко в горах Солинды, в одном из ущельев – нужно перейти через Синие Клыки и идти дальше строго на север. Пересечь Дорогу Молона – там он и есть. Ошибиться невозможно, – он поднялся и прошелся по комнате неуверенным шагом. – Он должен был привезти ее туда.
– Значит, чтобы освободить ее, нам придется отправиться туда.
Он обернулся – рука легла на рукоять кинжала, я понимал, что ему сейчас хочется кричать и выть, но он держался очень спокойно. Таким бывал и Финн, когда хотел удержать меня на расстоянии. Но на этот раз я не подчинился безмолвному приказу Чэйсули.
– В Вальгаарде находятся Врата, – сказал он свистящим шепотом. – Ты знаешь, о чем говоришь? На что идешь? – он покачал головой, – о нет, ты не знаешь… Ты не знаешь, что такое Врата…
– Я признаю это. Я многого не знаю. Дункан снова прошелся по комнате – как-то напряженно, словно внутренне оцепенел от ярости. Он внезапно напомнил мне горную кошку, подбирающуюся к добыче.
– Врата, – повторил он. – Врата Асар-Сути. Врата в мир Секера.
Слова прозвучали странно. Это не был Древний Язык: что-то гораздо более древнее – слова со смрадом разложения.
– Демоны, – сказал я, не успев задуматься над тем, что говорю.
– Асар-Сути – более, чем демон. Он – бог подземного мира. Он Секер – тот, кто создал подземные обиталища. Он – оплот силы Айлини, – Дункан помолчал, потом прибавил. – В Вальгаарде Тинстар имеет часть в его силе.
Я вспомнил, с какой легкостью Тинстар подстроил ловушку, стремясь убить меня. Я вспомнил, как он заставил почернеть мой рубин. Я вспомнил, как он отнял у моего дяди Хомейну. Я вспомнил тело Беллэма на поле боя. Если он мог сделать это, находясь вне Вальгаарда, что же он может сделать в нем самом?
Дункан стоял у дверей. Он обернулся с выражением горькой решимости на лице:
– Я никого не попрошу рисковать, участвуя в таком деле.
– Аликс рисковала собой ради меня, когда я валялся в кандалах в Атвии.
– Аликс не была Мухааром Хомейны.
– Нет, – без улыбки ответил я. – Она несла в своем чреве семя Пророчества, а одно событие может изменить другие.
Я увидел, как потрясен он был, поняв, о чем я говорю. Та опасность, о которой рассказал он, была вполне реальной – но не больше той, которой подвергалась Аликс. Если бы она умерла, спасая меня, или потеряла бы ребенка, Пророчество было бы уничтожено, не начав сбываться.
– Я иду, – тихо сказал я. – Ничего другого не остается.
Он стоял в дверях, долго молчал, словно не в силах произнести ни слова, потом еле заметно кивнул:
– Если ты встретишься с Тинстаром, Кэриллон, у тебя будет сильное оружие против него. Я ждал объяснений.
– У Электры был выкидыш.
Глава 7
Мой хомэйнский отряд остановил коней – все как один. Я услышал тихие замечания, клятвы, ругательства и молитвы. Я не винил их. Никто не мог ожидать такого.
Никто – кроме, пожалуй, Чэйсули. Их, казалось, все окружающее нисколько не волнует. Они просто ждали – на конях, без плащей, – и солнце сверкало на их золоте лиир. По моей спине пробежал холодок. Я постарался избавиться от неуютного чувства и придержал забеспокоившегося коня. Дункан подъехал поближе, чтобы узнать, в чем причина задержки.
– Оглядись вокруг, – сурово промолвил я, – Видел ли ты когда-нибудь что-либо подобное? Он передернул плечами:
– Мы проехали по Дороге Молона. Это Солинда. Мы приближаемся к границам царства Тинстара. Или ты думал, что оно будет напоминать твое собственное?
Я не мог сказать, что это должно было напоминать по моим ожиданиям, но определенно не это. Такие места я только в кошмарах и видел.
Мы пересекли реку Синих Клыков на двенадцатый день после выступления из Мухаары: девять хомэйнов, девять Чэйсули, Роуэн и Гриффт, я и Дункан. Двадцать два человека, решившиеся вырвать Аликс из рук Тинстара. Но теперь, глядя по сторонам, я сомневался в том, что нам это под силу.
За нами лежали Северные Пустоши Хомейны. Перед нами, миновавшими Дорогу Молона, простиралась Солинда, а еще дальше – Вальгаард. Но было ясно, что мы приближаемся к нашей цели.
Все указывало на то, что логово Тинстара находится именно здесь. С дороги дули ледяные ветра. В Хомейне зима закончилась, но за Синими Клыками холод никогда не проходил. Меня изумляли Чэйсули, чьи руки были, несмотря на холод, обнажены, хотя я и знал, что они переносят мороз лучше, чем хомэйны.
Снег все еще лежал под деревьями, покрывал скалистые горы. Огромные пустоши переходили в каньоны и ущелья – глубокие, темные, влажные от еще не стаявшего снега. Мир вокруг казался огромной темной раной, кровоточащей в солнечном свете – но кто так изранил эту землю?..
Даже деревья, казалось, были отражением боли земли – искореженные, словно огромная холодная рука в гневе прошлась по ним. Камни и скалы были расколоты на части, некоторые рассыпались в прах. Но большинство их имело облик. Чудовищный, ужасающий облик – словно чьи-то кошмарные сны воплотились в камне, став зримыми для всех.
– Мы на подступах к Вальгаарду, – сказал Дункан. – Это место, где Айлини опробуют свою силу. Я коротко взглянул на него:
– Что ты такое говоришь?
– Сила Айлини – врожденная, – объяснил он, – но нужно научиться владеть ею. Ребенок-Айлини знает о своих способностях не больше, чем ребенок-Чэйсули, они знают, что магия у них в крови, но не знают, как ее использовать. В этом нужно… упражняться.
Я с недоверием огляделся.
– Ты хочешь сказать, что эти фигуры созданы Айлини?
Конь Дункана споткнулся, задев железной подковой холодный черный камень.
Внезапный звук разорвал тишину ущелья, как тонкую ткань.
– Ты знаешь о трех дарах Чэйсули, – тихо проговорил Дункан, – я думал, знаешь и о дарах Айлини.
– Я знаю, что они могут создавать живое из мертвого, – жестко ответил я.
– Один из Айлини превратил рукоять моего ножа во льва.
– Верно, – согласился Дункан. – Они способны изменять облик неживых предметов, – он указал на камни. – Ты изведал на себе еще один из их даров способность приближать старость. Одним прикосновением руки Айлини может превратить человека в старика, ускорив то, что делают с ним прожитые годы.
Я прекрасно знал это, но промолчал, решив не перебивать его.
– Это то обладание, о котором я говорил. Они отнимают жизнь и душу. Они могут снова открыть зажившую рану. Есть еще искусство создания видений: то, что есть, кажется несуществующим, то, чего нет, кажется реальностью. Таковы их дары, Кэриллон – это, и то, что находится на границе этого. Это одна из граней Асар-Сути. Секера, который дает магию тем, кто этого просит.
– Но… у всех Айлини есть магия. Разве нет?
– У всех Айлини есть магия. Но не каждый из них – Тинстар, – он оглядел изломанные деревья и камни. – Ты видишь, какова сила Тинстара и как он применяет ее. Мы приближаемся к Вратам Асар-Сути.
Я оглядел своих людей. Хомэйны были бледны и молчаливо-сосредоточены. Я не сомневался в том, что им страшно – мне и самому было страшно – но и сдаваться они не собирались. Что до Чэйсули, их и спрашивать было не нужно. Их жизни принадлежали богам, чья сила, как я надеялся, могла одолеть силу Тинстара или Асар-Сути – Секера из подземного мира.
Дункан направил коня вперед:
– Нужно разбить лагерь на ночь. Солнце садится.
Мы ехали в молчании – если не считать гулкого стука копыт. Царившая здесь сила, казалось, гнула наши головы к земле: сила, истекавшая из самой почвы, поднимавшаяся, как туман над водой.
Наконец, мы разбили лагерь за выступом скальной стены, уходящим в темнеющее небо и закрывавшим нас от холодного ночного ветра. Плоть земли здесь истончилась – то тут, то там проступали каменные кости, влажно поблескивавшие в лучах заката. Корни деревьев, обнаженные ветрами, извивались по земле, словно змеи, стремящиеся к теплому солнцу. Один из моих хомэйнов, искавший дрова для костра, попытался отсечь ножом несколько сухих веток, изломанных ветром, а вместо этого выдернул из каменной стены все дерево целиком. Это было всего лишь маленькое деревце, но оно ясно показало нам, что происходит со всем живым подле Вальгаарда.
Мы перекусили тем, что нашлось в наших седельных сумках: сушеное мясо, жесткие лепешки дорожного хлеба, немного темного сахара. И вино. Вино было у всех. Коней мы накормили зерном, которое тоже везли с собой: в такой местности не очень-то попасешься. Водой нам служил растопленный снег. Но когда наши желудки наполнились, настало время подумать о том, что мы собираемся делать дальше.
Я долго сидел, завернувшись в свой самый тяжелый и теплый плащ, не в силах избавиться от боли в костях. Как и от сознания, что все мы погибнем. И, когда это уже не могло вызвать подозрений, встал и пошел прочь из маленького лагеря.
Пусть их пока поговорят: мне нужен был Дункан.
Я, наконец, увидел его, когда уже почти потерял надежду. Он стоял у стены ущелья, глядя в темноту.
Неподвижность делала его невидимым, его присутствие выдавал только блик лунного света на золоте серьги. Я подошел ближе и молча остановился рядом с ним.
Он был в плаще, таком же темном, как мой, сливавшимся с ночной теменью.
– Что он с ней делает? -.проговорил Дункан. – Что он ей сделает? Я и сам думал об этом, но попытался успокоить – Она сильная, Дункан. Сильнее, чем многие мужчины. Думаю, в ней Тинстар найдет достойного противника.
– Это Вальгаард, – его голос царапал слух. Я судорожно сглотнул:
– В ней Древняя Кровь.
Он резко обернулся. Его лицо, пока он стоял, прислонившись к скальной стене, оставалось в тени:
– Здесь и Древняя Кровь может ничего не стоить.
– Ты не можешь этого знать. Разве Донал не сумел освободиться? Они были Айлини, но он все же принял облик лиир. Может статься, Аликс их еще одолеет.
– Ру-шэлл-а-ту, – он произнес это без особой надежды: Да будет так. Потом просмотрел на меня, и в его глазах, черных в свете луны, я прочел – страх. Но больше он ничего не сказал об Аликс. Вместо этого он сел, по-прежнему прижимаясь спиной к скале, и плотнее закутался в плащ.
– Ты думаешь о том, что стало с Турмилайн? Что стало с Финном? – спросил он.
– Каждый день, – с готовностью ответил я. – И каждый раз сожалею о том, что произошло.
– Что изменилось бы, если бы Финн пришел к тебе и попросил позволения сделать твою рухоллу своей чэйсулой?
Я обнаружил неподалеку пенек и тяжело опустился на него. Дункан ждал моего ответа и, наконец, я сказал:
– Мне нужен был союз, который предложил бы Родри, если бы я выдал мою сестру за его сына.
– Но ведь союза ты и так добился.
– Лахлэн помог мне. Союза с Родри не было, – я пожал плечами. – Не сомневаюсь, что, покончив с этим, мы-таки его заключим, но сейчас формально его нет. Лахлэн действовал как наемник и арфист в одном лице, не как Мухаар и Наследный Принц Эллас. Согласись, разница велика.
– Разница, – его голос звучал ровно, – Да. Как разница между хомэйном и Чэйсули.
Я пинком отбросил в сторону обломок камня:
– Ты жалеешь о том, что Донал должен жениться на Айслинн? Чэйсули – на дочери хомэйна?
– Я жалею о том, что жизнь Донала будет иной, чем хотелось бы мне, Дункан казался черным пятном-выступом на темной стене. – В клане он был бы просто воином, если не был бы избран вождем клана. Это… это более простая жизнь, чем та, что ожидает принца. И я хотел бы, чтобы он жил так. Не той жизнью, которую ты для него избрал.
– У меня нет выбора. Боги – твои боги – не оставили его мне.
Мгновение он молчал.
– Тогда нам придется признать, что у него есть веская причина стать тем, чем он должен стать – по твоей воле.
Я невесело улыбнулся:
– Но у тебя есть преимущество, Дункан. Ты увидишь, как твой сын станет королем. А я должен умереть для того, чтобы трон перешел к нему.
На этот раз Дункан замолчал надолго. Луна утонула в облаках, и он совершенно слился со скалой, но я по звуку мог определить, где он находится.
– Ты изменился, – сказал, наконец, Дункан. – Сначала я думал, что это не так, что, если даже ты и изменился, то не намного. Теперь вижу, что ошибался.
Финн хорошо закалил сталь… но царствование заточило клинок.
Я поежился под плащом:
– Как ты и сказал, королевская власть меняет людей. Мне кажется, что выбора у меня нет.
– Необходимость тоже изменяет, – спокойно заметил Дункан. – Она изменила и меня. Мне почти сорок – достаточно много, чтобы знать свое место и покориться толмооре без колебаний, но все чаще в последнее время я задумываюсь над тем, что было бы, если бы наши судьбы обернулись по-другому… – он покачал головой.
– Мы задумываемся, всегда задумываемся. Жить свободно, без толмооры…
Луна выбралась из-за облаков, и я увидел, что он снова качает головой:
– Что было бы, если бы мой сын остался со мной? Пророчество было бы изменено. Перворожденный, давший нам слова, никогда более не родится. Мы больше не будем Чэйсули, – я видел его горькую улыбку.
– Чэйсули: дети богов. Но дети могут быть и своевольными…
– Дункан… Мы найдем ее. И заберем ее у него. Теперь его лицо заливал лунный свет:
– Женщин теряют часто, – по-прежнему тихо сказал он. – В родах… по несчастной случайности… из-за болезни. Воин может горевать в одиночестве, укрывшись в шатре, но не станет показывать своих чувств всему клану. Так не принято. Такие вещи должны оставаться… личными, – он сжимал в горсти пригоршню острых камешков. – Но когда этот демон отнимает у меня Аликс, мне нет дела до того, кто видит мое горе, – камешки падали из его руки, как капли. – Я остался без нее… и внутри – только пустота.
Около полудня мы добрались до ущелья, в котором располагался Вальгаард. Мы выехали из узкой горловины прохода в горах в сам каньон и увидели, что с обеих сторон, справа и слева, протянулись высокие отвесные стены, почти смыкавшиеся у нас над головами. Вскоре мы начали казаться самим себе муравьями в каменном кармане великана.
– Вон, видишь? – указал вперед Дункан. Я увидел Вальгаард, возвышавшийся перед нами, как орел в высоком гнезде. Сама крепость была словно третьей стеной скального коридора – нет, не орел: стервятник, нависший над мертвым телом.
Спасение от этого каменного ужаса лежало позади, а перед нами – Вальгаард.
И мои ощущения при виде этой крепости мне совершенно не нравились.
– Лодхи! – приглушенно вскрикнул Гриффт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40