В отличие от большинства других домов, дом номер 18 не был поделен на квартиры. Панели с дверными звонками не имелось, звонок был лишь один, на который и нажал Линли, когда они с Хейверс подошли к двери примерно через полчаса после ухода инспектора Ардери.— Элитный райончик. — Хейверс мотнула головой в сторону улицы. — Я насчитала три «БМВ», два «рейндж-ровера», «ягуар» и «кадиллак».— «Кадиллак»? — переспросил Линли, оглядываясь на улицу, залитую желтым светом фонарей в викторианском стиле. — А что, тут живет Чак Берри Чак Берри (р. 1926) —американский композитор, гитарист и певец.
?Хейверс ухмыльнулась.— А я думала, вы не слушаете рок-н-ролл.— Некоторые вещи человек постигает исподволь, сержант, через открытость общему культурному опыту, который проникает в индивида, преумножая груду его знаний. — Он посмотрел на веерное окно над дверью. Оно было освещено. — Вы позвонили ей?— Перед уходом.— И что сказали?— Что мы хотим поговорить с ней о коттедже и пожаре.— Тогда где…Уверенный голос спросил за дверью:— Кто там?Линли назвался сам и представил своего сержанта. Они услышали звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и перед ними предстала седовласая женщина в стильном темно-синем облегающем платье и такого же цвета жакете почти одной длины с платьем. На женщине были модные очки с крупными стеклами, которые сверкнули на свету, когда она перевела взгляд с Линли на Хейверс.— Мы приехали к Мириам Уайтлоу, — сказал Линли, предъявляя женщине свое удостоверение.— Да, — ответила она. — Я знаю. Это я. Прошу, входите.Линли скорее почувствовал, чем увидел, что сержант Хейверс метнула на него взгляд. Он понял, что она занимается тем же, чем и он: решает, не стоит ли быстренько пересмотреть их предыдущее заключение о характере отношений между Кеннетом Флемингом и женщиной, с которой он жил. Мириам Уайтлоу, хоть и прекрасно одетой и ухоженной, было под семьдесят, то есть на тридцать с лишним лет больше, чем умершему в Кенте мужчине. В нынешнее время слова «жить с» несут совершенно определенный смысл. И Линли, и Хейверс бездумно купились на них. Что, — с некоторой досадой на себя признал Линли, — было не самым благоприятным прогнозом того, как пойдут у них дела в данном случае.Мириам Уайтлоу отступила от двери, жестом приглашая их внутрь.— Давайте пройдем в гостиную, — предложила она и повела их по коридору к лестнице. — У меня там горит камин.Огонь не помешает, подумал Линли. Несмотря на время года, внутри дома было всего на несколько градусов теплее, чем в холодильнике.Мириам Уайтлоу, по-видимому, прочитала его мысли, потому что сказала через плечо:— Мы с моим покойным мужем провели центральное отопление только после того, как с моим отцом случился удар в конце шестидесятых. И я почти им не пользуюсь. Полагаю, в этом я похожа на отца. Кроме электричества, с которым он в конце концов смирился вскоре после окончания Второй мировой войны, отец не признавал никаких нововведений: хотел, чтобы дом оставался таким, как его обставили его родители в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Сентиментально, я знаю. Но что есть, то есть.Линли не мог не заметить, что с желаниями ее отца тут считались. Переступить порог дома номер 18 по Стаффордшир-террас означало попасть в «капсулу времени», оклеенную обоями Уильяма Морриса Уильям Моррис (1834—1896) — английский дизайнер и мастер мебели, тканей, витражей и обоев, поэт и ранний социалист; революционизировал викторианские вкусы.
, с бесчисленными гравюрами на стенах, персидскими коврами на полу, бывшими газовыми рожками под синими круглыми абажурами, служившими теперь бра, с камином, каминная полка которого была обита бархатом и в центре которого висел бронзовый гонг. Решительно странная картина.Ощущение анахронизма только усиливалось по мере того, как они поднимались по ступенькам, вначале мимо выцветших гравюр на спортивные темы, а потом, после бельэтажа, мимо целой стены, увешанной взятыми в рамки карикатурами из «Панча». Они были размещены по годам, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого.Линли услышал, как Хейверс, оглядываясь по сторонам, охала: «Господи». Увидел, как она поеживалась, явно не от холода.Комната, в которую привела их Мириам Уайтлоу, могла служить или восхитительной декорацией для телевизионного исторического фильма, или для музейного воспроизведения гостиной викторианской эпохи. Здесь имелись два выложенных плиткой камина, над их мраморными, с украшениями, полками висели венецианские зеркала в позолоченных рамах, в которых отражались часы из золоченой бронзы, этрусские вазы и маленькие бронзовые статуэтки, изображавшие Меркурия, Диану и боровшихся друг с другом обнаженных жилистых мужчин. В дальнем из двух каминов горел огонь, и Мириам Уайтлоу направилась к нему. Проходя мимо кабинетного рояля, она зацепилась перстнем за бахрому шали, которой был накрыт инструмент. Она остановилась, отцепила и поправила шаль, а заодно поправила фотографию в серебряной рамке, их на рояле располагалась дюжина, если не больше. Это была не столько комната, сколько полоса препятствий, состоявшая из кисточек, бархата, композиций из сухих цветов, кресел и очень маленьких скамеечек для ног, угрожавших неосторожному гостю сокрушительным падением.И снова, словно прочитав его мысли, миссис Уайтлоу сказала:— К этому со временем привыкаешь, инспектор. Когда я была ребенком, эта комната была для меня волшебным местом: все эти завораживающие безделушки, которые можно было рассматривать, о которых можно было размышлять и сочинять истории. Когда дом перешел ко мне, я не решилась ее изменить. Прошу вас, садитесь.Сама она выбрала кресло, обитое зеленым бархатом. Полицейским же указала на кресла поближе к камину, из которого дышал жаром горевший уголь. Эти глубокие кресла были обиты плюшем. В них человек скорее проваливался, чем садился.Рядом с креслом хозяйки помещался столик на трех ножках, на котором стоял графин и маленькие рюмки. Одна из них была наполовину полна. Отпив из нее, Мириам Уайтлоу сказала:— После ужина я всегда пью херес. Я знаю, что в обществе это не принято. Бренди или коньяк подошли бы больше. Но я никогда не любила ни один из этих напитков. Не хотите ли хереса?Линли отказался. Хейверс, судя по всему, не отказалась бы от «Гленливита», если бы его предложили, но покачала головой и достала из сумки блокнот.Линли объяснил миссис Уайтлоу, каким образом будет расследоваться данное дело, координируемое из Кента и из Лондона. Он назвал имя инспектора Ардери. Вручил хозяйке дома свою визитную карточку. Она взяла ее, прочла то, что было на ней напечатано, перевернула. И положила рядом со своей рюмкой.— Простите, — сказала она, — я не совсем понимаю. Что вы имеете в виду под словом «координировать»?— Разве вы не разговаривали с полицией Кента? — спросил Линли. — Или с пожарной бригадой?—Я разговаривала только с пожарными. Уже после обеда. Не помню имени звонившего джентльмена. Он позвонил мне на работу.— Это куда же? — Линли увидел, что Хейверс начала писать.— В типографию. В Степни.При этих словах Барбара подняла голову. Мириам Уайтлоу ничуть не сочеталась ни со Степни, ни с представлением о работнике типографии.— В «Уайтлоу принтуоркс», — пояснила она. — Я там директорствую. — Достав из кармана носовой платок, она комкала его в пальцах. — Может, вы все же скажете мне, что происходит?— Что вам уже известно? — спросил Линли.— Джентльмен из пожарной бригады сообщил, что в коттедже был пожар. Он сказал, что им пришлось взломать дверь. Сказал также, что ко времени их приезда огня уже не было и большого ущерба, кроме дыма и копоти, он не причинил. Я хотела поехать и посмотреть лично, но он сказал, что коттедж опечатан и мне не разрешат войти, пока не закончится расследование. Я спросила, что за расследование. Спросила, почему необходимо расследование, если пожара фактически не было. Он спросил, кто жил в коттедже. Я сказала. Он поблагодарил и повесил трубку. — Она крепче сжала платок. — В течение дня я дважды звонила туда. Никто ничего мне не сказал. Каждый раз записывали мое имя и номер телефона, благодарили и обещали связаться со мной, как только будут какие-то новости. Вот и все. А теперь приехали вы и… Пожалуйста, скажите: что случилось?— Вы сказали, что в коттедже жила женщина по имени Габриэлла Пэттен, — уточнил Линли.— Да. Звонивший мне джентльмен попросил продиктовать ее имя по буквам. И спросил, не жил ли с ней кто-нибудь еще. Я сказала, что, насколько мне известно, нет. Габриэлла уехала туда в поисках уединения, и я не думаю, что она захотела бы принимать гостей. Я спросила у того джентльмена, все ли в порядке с Габриэллой. Он сказал, что свяжется со мной, как только узнает. — Она поднесла платок к ожерелью на шее. Оно было золотым, из тяжелых звеньев. Дополняли его такие же серьги. — Как только он узнает, — задумчиво проговорила она. — Как он мог не знать?.. Она пострадала, инспектор? Поэтому вы пришли? Габриэлла в больнице?— Огонь начался в столовой, — сказал Линли.— Это я знаю. Ковер загорелся? Габриэлла любит живой огонь, и если из камина вылетел уголек, пока она была в другой комнате…— Вообще-то загорелось от сигареты в кресле. Несколько дней назад.— От сигареты? — Мириам Уайтлоу опустила глаза. Выражение ее лица изменилось. Оно больше не казалось таким понимающим, как при словах об угольке.Линли наклонился вперед.— Миссис Уайтлоу, мы приехали поговорить с вами о Кеннете Флеминге.— О Кене? Почему?— Потому что, к несчастью, в вашем коттедже погиб человек. И нам нужно собрать информацию, чтобы разобраться, что же произошло.Сначала она замерла. Затем дрогнули только пальцы, снова стиснув край платка.— Погиб человек? Но пожарные не сказали. Только спросили, как пишется ее имя. И сказали, что свяжутся со мной, как только что-нибудь узнают… А теперь вы говорите, что все это время они знали… — Она судорожно вздохнула. — Почему они мне не сказали? Я же звонила, а они даже не удосужились сообщить, что кто-то погиб. Погиб. В моем коттедже. Габриэлла… О господи, я должна известить Кена.— Погиб человек, миссис Уайтлоу, — подтвердил Линли, — но это не Габриэлла Пэттен.— Нет? — Она перевела взгляд с Линли на Хейверс. И застыла в своем кресле, словно внезапно осознала готовый вот-вот обрушиться на нее ужас. — Так вот почему тот джентльмен хотел знать, не жил ли там с ней кто-нибудь. — Она сглотнула комок в горле. — Кто? Скажите мне. Прошу вас.— Мне очень жаль, но это Кеннет Флеминг.Ее лицо сделалось абсолютно непроницаемым. Затем на нем отразилось недоумение.— Кен? — переспросила она. — Это невозможно.— Боюсь, вы ошибаетесь. Тело официально опознано.— Кем?— Его…— Нет, — отрезала Мириам Уайтлоу, стремительно бледнея. — Это ошибка. Кена даже нет в Англии.— Его жена опознала его тело сегодня днем.— Этого не может быть. Не может быть. Почему не попросили меня?.. — Она повернулась к Линли и повторила: — Кена здесь нет. Он уехал с Джимми. Они улетели… Они уплыли на яхте. Они решили немного отдохнуть и… Они в плавании, не могу вспомнить… Где он?.. Где?Она поднялась, словно не могла думать сидя. Посмотрела направо, налево. Глаза ее закатились, и она рухнула на пол, опрокинув трехногий столик с хересом.— Вот черт! — воскликнула Хейверс. Хрустальный графин и рюмки раскатились. Винозалило персидский ковер. Воздух наполнился медовым запахом шерри.Линли поднялся одновременно с миссис Уайтлоу, но не успел подхватить ее. Теперь же он быстро оказался рядом с лежащей без чувств женщиной. Пощупал пульс, снял очки и поднял веко. Взял ее руку в свои ладони. Кожа была липкой и холодной.— Найдите где-нибудь одеяло, — велел он. — Наверху должны быть спальни.Он услышал, как Хейверс выбежала из комнаты и затопала вверх по лестнице. Линли снял с миссис Уайтлоу туфли и положил ее ноги на крохотную скамеечку, оказавшуюся поблизости. Снова проверил пульс. Он был ровным, дыхание нормальным. Линли снял смокинг, накрыл им хозяйку дома и стал растирать ей руки. Когда Хейверс влетела в комнату, неся бледно-зеленое покрывало, веки миссис Уайтлоу затрепетали, а лоб покрылся морщинами, углубляя похожую на разрез складку между бровями.— Все хорошо, — произнес Линли. — Вы потеряли сознание. Лежите спокойно.Он заменил смокинг покрывалом, которое Хейверс, видимо, сорвала с кровати наверху. Поднял столик, а сержант подобрала графин и рюмки и пачкой салфеток попыталась собрать хотя бы часть хереса, лужица которого в форме Гибралтара впитывалась в ковер.Миссис Уайтлоу задрожала под покрывалом. Из-под ткани высунулись пальцы и вцепились в край покрывала.— Принести ей что-нибудь? — спросила Хейверс. — Воды? Виски?Губы миссис Уайтлоу искривились в попытке заговорить. Она устремила взгляд на Линли. Он нарыл ее пальцы ладонью и сказал Барбаре:— По-моему, ей лучше. И миссис Уайтлоу:— Просто лежите спокойно.Она зажмурилась. Дыхание стало прерывистым, о это скорее была попытка обуздать эмоции, чем борьба с удушьем.Хейверс подбросила в огонь угля. Миссис Уайтлоу поднесла руку к виску.— Голова, — прошептала она. — Боже. Как больно.— Позвонить вашему врачу? Вы могли сильно удариться.Она слабо покачала головой:— Пройдет. Мигрень. — Глаза миссис Уайтлоу наполнились слезами, и она расширила их, видимо, в попытке удержать слезы. — Кен… он знал.— Знал?— Что делать. — Губы у нее пересохли. Кожа словно потрескалась, как старая глазурь на фарфоре. — С моей головой. Он знал. Он всегда заставлял боль отступить.Но не эту боль, подумал Линли и сказал:— Вы одна в доме, миссис Уайтлоу? — Она кивнула. — Позвонить кому-нибудь? — Губы сложились в слово «нет». — Мой сержант может остаться с вами на ночь.Рука Мириам Уайтлоу слегка качнулась в знак отказа.— Я… У меня… — Она усиленно моргала. — У меня… сейчас все пройдет, — проговорила она слабым голосом. — Прошу меня извинить. Я сожалею. Это шок.— Не извиняйтесь. Все нормально.Они ждали в тишине, нарушаемой только шипением горевшего угля и тиканьем многочисленных часов. Линли чувствовал, как на него со всех сторон давит эта комната. Ему хотелось распахнуть витражные окна. Но он остался на месте и положил руку на плечо миссис Уайтлоу.Она стала приподниматься. Сержант Хейверс пришла ей на помощь. Вместе с Линли они помогли Мириам Уайтлоу сесть, а затем подняться на ноги. Она пошатнулась. Поддерживая под локти, Линли и Барбара подвели ее к одному из мягких кресел. Сержант подала миссис Уайтлоу очки, Линли нашел под креслом ее носовой платок и закутал плечи покрывалом.Откашлявшись, хозяйка дома не без достоинства поблагодарила, надела очки, поправила одежду и нерешительно проговорила:— Если вы не против… Не могли бы вы подать мне и туфли. — И только когда туфли оказались у нее на ногах, она заговорила снова. И сделала это, прижав дрожащие пальцы к виску, словно пытаясь утихомирить боль, раскалывающую череп. Тихим голосом она спросила: — Вы уверены?— Что это Флеминг?— Если был пожар, вполне возможно, что тело… — Она так крепко сжала губы, что под кожей проступили очертания челюсти. — Разве не могла произойти ошибка?— Вы забываете. Пожар был не такого рода, — сказал Линли. — Он не обгорел. Тело лишь изменило цвет. — Когда Мириам Уайтлоу вздрогнула, он быстро добавил, чтобы успокоить ее: — От угарного газа. От попадания дыма в легкие кожа стала багровой. Но это не помешало его жене опознать его.— Никто мне не сказал, — печально произнесла она. — Никто так и не позвонил.— Как правило, полиция первой уведомляет семью. Оттуда его забирают родные.— Родные, — повторила она. — Да. Конечно. Линли занял кресло, в котором до этого сидела миссис Уайтлоу, а сержант Хейверс вернулась на свою исходную позицию и приготовила блокнот. Миссис Уайтлоу все еще была очень бледна, и Линли невольно подумал о том, какой продолжительности беседу она сможет выдержать.Миссис Уайтлоу разглядывала узор персидского ковра. Говорила она медленно, как будто вспоминая каждое слово за мгновение перед тем, как его произнести.— Кен сказал, что он собирается… в Грецию. Несколько дней поплавает там на яхте, так он сказал. С сыном.— Вы упомянули Джимми.—Да. Его сын. Джимми. На его день рождения. Из-за этого Кен даже прервал тренировки. Он должен был… они должны были лететь из Гэтвика.— Когда?— Вечером в среду. Он месяцами составлял план, как все будет. Это был подарок Джимми на день рождения. Они ехали только вдвоем.— Вы уверены насчет путешествия? Вы уверены, что он собирался лететь в среду вечером?— Я помогла ему отнести багаж в машину.— В такси?— Нет. В его машину. Я предложила отвезти его в аэропорт, но он всего несколько недель как купил эту машину. Он был рад предлогу прокатиться на ней. Он собирался заехать за Джимми и потом — в аэропорт. Они вдвоем. На яхте. По островам. Всего на несколько дней, потому что осталось совсем немного до первого международного матча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
?Хейверс ухмыльнулась.— А я думала, вы не слушаете рок-н-ролл.— Некоторые вещи человек постигает исподволь, сержант, через открытость общему культурному опыту, который проникает в индивида, преумножая груду его знаний. — Он посмотрел на веерное окно над дверью. Оно было освещено. — Вы позвонили ей?— Перед уходом.— И что сказали?— Что мы хотим поговорить с ней о коттедже и пожаре.— Тогда где…Уверенный голос спросил за дверью:— Кто там?Линли назвался сам и представил своего сержанта. Они услышали звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и перед ними предстала седовласая женщина в стильном темно-синем облегающем платье и такого же цвета жакете почти одной длины с платьем. На женщине были модные очки с крупными стеклами, которые сверкнули на свету, когда она перевела взгляд с Линли на Хейверс.— Мы приехали к Мириам Уайтлоу, — сказал Линли, предъявляя женщине свое удостоверение.— Да, — ответила она. — Я знаю. Это я. Прошу, входите.Линли скорее почувствовал, чем увидел, что сержант Хейверс метнула на него взгляд. Он понял, что она занимается тем же, чем и он: решает, не стоит ли быстренько пересмотреть их предыдущее заключение о характере отношений между Кеннетом Флемингом и женщиной, с которой он жил. Мириам Уайтлоу, хоть и прекрасно одетой и ухоженной, было под семьдесят, то есть на тридцать с лишним лет больше, чем умершему в Кенте мужчине. В нынешнее время слова «жить с» несут совершенно определенный смысл. И Линли, и Хейверс бездумно купились на них. Что, — с некоторой досадой на себя признал Линли, — было не самым благоприятным прогнозом того, как пойдут у них дела в данном случае.Мириам Уайтлоу отступила от двери, жестом приглашая их внутрь.— Давайте пройдем в гостиную, — предложила она и повела их по коридору к лестнице. — У меня там горит камин.Огонь не помешает, подумал Линли. Несмотря на время года, внутри дома было всего на несколько градусов теплее, чем в холодильнике.Мириам Уайтлоу, по-видимому, прочитала его мысли, потому что сказала через плечо:— Мы с моим покойным мужем провели центральное отопление только после того, как с моим отцом случился удар в конце шестидесятых. И я почти им не пользуюсь. Полагаю, в этом я похожа на отца. Кроме электричества, с которым он в конце концов смирился вскоре после окончания Второй мировой войны, отец не признавал никаких нововведений: хотел, чтобы дом оставался таким, как его обставили его родители в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Сентиментально, я знаю. Но что есть, то есть.Линли не мог не заметить, что с желаниями ее отца тут считались. Переступить порог дома номер 18 по Стаффордшир-террас означало попасть в «капсулу времени», оклеенную обоями Уильяма Морриса Уильям Моррис (1834—1896) — английский дизайнер и мастер мебели, тканей, витражей и обоев, поэт и ранний социалист; революционизировал викторианские вкусы.
, с бесчисленными гравюрами на стенах, персидскими коврами на полу, бывшими газовыми рожками под синими круглыми абажурами, служившими теперь бра, с камином, каминная полка которого была обита бархатом и в центре которого висел бронзовый гонг. Решительно странная картина.Ощущение анахронизма только усиливалось по мере того, как они поднимались по ступенькам, вначале мимо выцветших гравюр на спортивные темы, а потом, после бельэтажа, мимо целой стены, увешанной взятыми в рамки карикатурами из «Панча». Они были размещены по годам, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого.Линли услышал, как Хейверс, оглядываясь по сторонам, охала: «Господи». Увидел, как она поеживалась, явно не от холода.Комната, в которую привела их Мириам Уайтлоу, могла служить или восхитительной декорацией для телевизионного исторического фильма, или для музейного воспроизведения гостиной викторианской эпохи. Здесь имелись два выложенных плиткой камина, над их мраморными, с украшениями, полками висели венецианские зеркала в позолоченных рамах, в которых отражались часы из золоченой бронзы, этрусские вазы и маленькие бронзовые статуэтки, изображавшие Меркурия, Диану и боровшихся друг с другом обнаженных жилистых мужчин. В дальнем из двух каминов горел огонь, и Мириам Уайтлоу направилась к нему. Проходя мимо кабинетного рояля, она зацепилась перстнем за бахрому шали, которой был накрыт инструмент. Она остановилась, отцепила и поправила шаль, а заодно поправила фотографию в серебряной рамке, их на рояле располагалась дюжина, если не больше. Это была не столько комната, сколько полоса препятствий, состоявшая из кисточек, бархата, композиций из сухих цветов, кресел и очень маленьких скамеечек для ног, угрожавших неосторожному гостю сокрушительным падением.И снова, словно прочитав его мысли, миссис Уайтлоу сказала:— К этому со временем привыкаешь, инспектор. Когда я была ребенком, эта комната была для меня волшебным местом: все эти завораживающие безделушки, которые можно было рассматривать, о которых можно было размышлять и сочинять истории. Когда дом перешел ко мне, я не решилась ее изменить. Прошу вас, садитесь.Сама она выбрала кресло, обитое зеленым бархатом. Полицейским же указала на кресла поближе к камину, из которого дышал жаром горевший уголь. Эти глубокие кресла были обиты плюшем. В них человек скорее проваливался, чем садился.Рядом с креслом хозяйки помещался столик на трех ножках, на котором стоял графин и маленькие рюмки. Одна из них была наполовину полна. Отпив из нее, Мириам Уайтлоу сказала:— После ужина я всегда пью херес. Я знаю, что в обществе это не принято. Бренди или коньяк подошли бы больше. Но я никогда не любила ни один из этих напитков. Не хотите ли хереса?Линли отказался. Хейверс, судя по всему, не отказалась бы от «Гленливита», если бы его предложили, но покачала головой и достала из сумки блокнот.Линли объяснил миссис Уайтлоу, каким образом будет расследоваться данное дело, координируемое из Кента и из Лондона. Он назвал имя инспектора Ардери. Вручил хозяйке дома свою визитную карточку. Она взяла ее, прочла то, что было на ней напечатано, перевернула. И положила рядом со своей рюмкой.— Простите, — сказала она, — я не совсем понимаю. Что вы имеете в виду под словом «координировать»?— Разве вы не разговаривали с полицией Кента? — спросил Линли. — Или с пожарной бригадой?—Я разговаривала только с пожарными. Уже после обеда. Не помню имени звонившего джентльмена. Он позвонил мне на работу.— Это куда же? — Линли увидел, что Хейверс начала писать.— В типографию. В Степни.При этих словах Барбара подняла голову. Мириам Уайтлоу ничуть не сочеталась ни со Степни, ни с представлением о работнике типографии.— В «Уайтлоу принтуоркс», — пояснила она. — Я там директорствую. — Достав из кармана носовой платок, она комкала его в пальцах. — Может, вы все же скажете мне, что происходит?— Что вам уже известно? — спросил Линли.— Джентльмен из пожарной бригады сообщил, что в коттедже был пожар. Он сказал, что им пришлось взломать дверь. Сказал также, что ко времени их приезда огня уже не было и большого ущерба, кроме дыма и копоти, он не причинил. Я хотела поехать и посмотреть лично, но он сказал, что коттедж опечатан и мне не разрешат войти, пока не закончится расследование. Я спросила, что за расследование. Спросила, почему необходимо расследование, если пожара фактически не было. Он спросил, кто жил в коттедже. Я сказала. Он поблагодарил и повесил трубку. — Она крепче сжала платок. — В течение дня я дважды звонила туда. Никто ничего мне не сказал. Каждый раз записывали мое имя и номер телефона, благодарили и обещали связаться со мной, как только будут какие-то новости. Вот и все. А теперь приехали вы и… Пожалуйста, скажите: что случилось?— Вы сказали, что в коттедже жила женщина по имени Габриэлла Пэттен, — уточнил Линли.— Да. Звонивший мне джентльмен попросил продиктовать ее имя по буквам. И спросил, не жил ли с ней кто-нибудь еще. Я сказала, что, насколько мне известно, нет. Габриэлла уехала туда в поисках уединения, и я не думаю, что она захотела бы принимать гостей. Я спросила у того джентльмена, все ли в порядке с Габриэллой. Он сказал, что свяжется со мной, как только узнает. — Она поднесла платок к ожерелью на шее. Оно было золотым, из тяжелых звеньев. Дополняли его такие же серьги. — Как только он узнает, — задумчиво проговорила она. — Как он мог не знать?.. Она пострадала, инспектор? Поэтому вы пришли? Габриэлла в больнице?— Огонь начался в столовой, — сказал Линли.— Это я знаю. Ковер загорелся? Габриэлла любит живой огонь, и если из камина вылетел уголек, пока она была в другой комнате…— Вообще-то загорелось от сигареты в кресле. Несколько дней назад.— От сигареты? — Мириам Уайтлоу опустила глаза. Выражение ее лица изменилось. Оно больше не казалось таким понимающим, как при словах об угольке.Линли наклонился вперед.— Миссис Уайтлоу, мы приехали поговорить с вами о Кеннете Флеминге.— О Кене? Почему?— Потому что, к несчастью, в вашем коттедже погиб человек. И нам нужно собрать информацию, чтобы разобраться, что же произошло.Сначала она замерла. Затем дрогнули только пальцы, снова стиснув край платка.— Погиб человек? Но пожарные не сказали. Только спросили, как пишется ее имя. И сказали, что свяжутся со мной, как только что-нибудь узнают… А теперь вы говорите, что все это время они знали… — Она судорожно вздохнула. — Почему они мне не сказали? Я же звонила, а они даже не удосужились сообщить, что кто-то погиб. Погиб. В моем коттедже. Габриэлла… О господи, я должна известить Кена.— Погиб человек, миссис Уайтлоу, — подтвердил Линли, — но это не Габриэлла Пэттен.— Нет? — Она перевела взгляд с Линли на Хейверс. И застыла в своем кресле, словно внезапно осознала готовый вот-вот обрушиться на нее ужас. — Так вот почему тот джентльмен хотел знать, не жил ли там с ней кто-нибудь. — Она сглотнула комок в горле. — Кто? Скажите мне. Прошу вас.— Мне очень жаль, но это Кеннет Флеминг.Ее лицо сделалось абсолютно непроницаемым. Затем на нем отразилось недоумение.— Кен? — переспросила она. — Это невозможно.— Боюсь, вы ошибаетесь. Тело официально опознано.— Кем?— Его…— Нет, — отрезала Мириам Уайтлоу, стремительно бледнея. — Это ошибка. Кена даже нет в Англии.— Его жена опознала его тело сегодня днем.— Этого не может быть. Не может быть. Почему не попросили меня?.. — Она повернулась к Линли и повторила: — Кена здесь нет. Он уехал с Джимми. Они улетели… Они уплыли на яхте. Они решили немного отдохнуть и… Они в плавании, не могу вспомнить… Где он?.. Где?Она поднялась, словно не могла думать сидя. Посмотрела направо, налево. Глаза ее закатились, и она рухнула на пол, опрокинув трехногий столик с хересом.— Вот черт! — воскликнула Хейверс. Хрустальный графин и рюмки раскатились. Винозалило персидский ковер. Воздух наполнился медовым запахом шерри.Линли поднялся одновременно с миссис Уайтлоу, но не успел подхватить ее. Теперь же он быстро оказался рядом с лежащей без чувств женщиной. Пощупал пульс, снял очки и поднял веко. Взял ее руку в свои ладони. Кожа была липкой и холодной.— Найдите где-нибудь одеяло, — велел он. — Наверху должны быть спальни.Он услышал, как Хейверс выбежала из комнаты и затопала вверх по лестнице. Линли снял с миссис Уайтлоу туфли и положил ее ноги на крохотную скамеечку, оказавшуюся поблизости. Снова проверил пульс. Он был ровным, дыхание нормальным. Линли снял смокинг, накрыл им хозяйку дома и стал растирать ей руки. Когда Хейверс влетела в комнату, неся бледно-зеленое покрывало, веки миссис Уайтлоу затрепетали, а лоб покрылся морщинами, углубляя похожую на разрез складку между бровями.— Все хорошо, — произнес Линли. — Вы потеряли сознание. Лежите спокойно.Он заменил смокинг покрывалом, которое Хейверс, видимо, сорвала с кровати наверху. Поднял столик, а сержант подобрала графин и рюмки и пачкой салфеток попыталась собрать хотя бы часть хереса, лужица которого в форме Гибралтара впитывалась в ковер.Миссис Уайтлоу задрожала под покрывалом. Из-под ткани высунулись пальцы и вцепились в край покрывала.— Принести ей что-нибудь? — спросила Хейверс. — Воды? Виски?Губы миссис Уайтлоу искривились в попытке заговорить. Она устремила взгляд на Линли. Он нарыл ее пальцы ладонью и сказал Барбаре:— По-моему, ей лучше. И миссис Уайтлоу:— Просто лежите спокойно.Она зажмурилась. Дыхание стало прерывистым, о это скорее была попытка обуздать эмоции, чем борьба с удушьем.Хейверс подбросила в огонь угля. Миссис Уайтлоу поднесла руку к виску.— Голова, — прошептала она. — Боже. Как больно.— Позвонить вашему врачу? Вы могли сильно удариться.Она слабо покачала головой:— Пройдет. Мигрень. — Глаза миссис Уайтлоу наполнились слезами, и она расширила их, видимо, в попытке удержать слезы. — Кен… он знал.— Знал?— Что делать. — Губы у нее пересохли. Кожа словно потрескалась, как старая глазурь на фарфоре. — С моей головой. Он знал. Он всегда заставлял боль отступить.Но не эту боль, подумал Линли и сказал:— Вы одна в доме, миссис Уайтлоу? — Она кивнула. — Позвонить кому-нибудь? — Губы сложились в слово «нет». — Мой сержант может остаться с вами на ночь.Рука Мириам Уайтлоу слегка качнулась в знак отказа.— Я… У меня… — Она усиленно моргала. — У меня… сейчас все пройдет, — проговорила она слабым голосом. — Прошу меня извинить. Я сожалею. Это шок.— Не извиняйтесь. Все нормально.Они ждали в тишине, нарушаемой только шипением горевшего угля и тиканьем многочисленных часов. Линли чувствовал, как на него со всех сторон давит эта комната. Ему хотелось распахнуть витражные окна. Но он остался на месте и положил руку на плечо миссис Уайтлоу.Она стала приподниматься. Сержант Хейверс пришла ей на помощь. Вместе с Линли они помогли Мириам Уайтлоу сесть, а затем подняться на ноги. Она пошатнулась. Поддерживая под локти, Линли и Барбара подвели ее к одному из мягких кресел. Сержант подала миссис Уайтлоу очки, Линли нашел под креслом ее носовой платок и закутал плечи покрывалом.Откашлявшись, хозяйка дома не без достоинства поблагодарила, надела очки, поправила одежду и нерешительно проговорила:— Если вы не против… Не могли бы вы подать мне и туфли. — И только когда туфли оказались у нее на ногах, она заговорила снова. И сделала это, прижав дрожащие пальцы к виску, словно пытаясь утихомирить боль, раскалывающую череп. Тихим голосом она спросила: — Вы уверены?— Что это Флеминг?— Если был пожар, вполне возможно, что тело… — Она так крепко сжала губы, что под кожей проступили очертания челюсти. — Разве не могла произойти ошибка?— Вы забываете. Пожар был не такого рода, — сказал Линли. — Он не обгорел. Тело лишь изменило цвет. — Когда Мириам Уайтлоу вздрогнула, он быстро добавил, чтобы успокоить ее: — От угарного газа. От попадания дыма в легкие кожа стала багровой. Но это не помешало его жене опознать его.— Никто мне не сказал, — печально произнесла она. — Никто так и не позвонил.— Как правило, полиция первой уведомляет семью. Оттуда его забирают родные.— Родные, — повторила она. — Да. Конечно. Линли занял кресло, в котором до этого сидела миссис Уайтлоу, а сержант Хейверс вернулась на свою исходную позицию и приготовила блокнот. Миссис Уайтлоу все еще была очень бледна, и Линли невольно подумал о том, какой продолжительности беседу она сможет выдержать.Миссис Уайтлоу разглядывала узор персидского ковра. Говорила она медленно, как будто вспоминая каждое слово за мгновение перед тем, как его произнести.— Кен сказал, что он собирается… в Грецию. Несколько дней поплавает там на яхте, так он сказал. С сыном.— Вы упомянули Джимми.—Да. Его сын. Джимми. На его день рождения. Из-за этого Кен даже прервал тренировки. Он должен был… они должны были лететь из Гэтвика.— Когда?— Вечером в среду. Он месяцами составлял план, как все будет. Это был подарок Джимми на день рождения. Они ехали только вдвоем.— Вы уверены насчет путешествия? Вы уверены, что он собирался лететь в среду вечером?— Я помогла ему отнести багаж в машину.— В такси?— Нет. В его машину. Я предложила отвезти его в аэропорт, но он всего несколько недель как купил эту машину. Он был рад предлогу прокатиться на ней. Он собирался заехать за Джимми и потом — в аэропорт. Они вдвоем. На яхте. По островам. Всего на несколько дней, потому что осталось совсем немного до первого международного матча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58