Он снова взглянул на солнце.
– Если ты на самом деле говоришь мне правду и если ты при этом знал, что делаешь, когда разбавлял зелье, – в чем я сомневаюсь, – то я все-таки не думаю, что ты когда-нибудь поймешь всю иронию этого момента.
– Тогда объясните мне, господин, если вам это угодно. Но только быстрее, я вас предупреждаю.
– Да, наверное, следует объяснить. Пусть хотя бы для того, чтобы дать тебе возможность подтвердить мой безрассудный поступок.
Агенор на шаг подвинулся в сторону Бехайма и сделал это как-то украдкой, насторожив его.
– Видишь ли, друг мой, в последнее время меня беспокоило какое-то, как бы это сказать, какое-то недомогание. С головой что-то неладное. Рассеянность мыслей, бредовые видения. Я решил, что это симптомы изменений, сопровождающих переход к очередному этапу нашего чудного бессмертия, и, должен признаться, они не доставили мне особого удовольствия. Это как болезнь, последствия проклятия. И вот, когда меня охватило крайнее уныние, не желая подвергать себя этим превращениям, я вознамерился окончить свою жизнь.
Агенор еще немного приблизился, и Бехайм приготовился бежать. Ему казалось, что между ним и всем миром образовалась какая-то тонкая стена, сознание его затуманилось, но это его не встревожило. Его словно заворожила надменность Агенора и то, как тот будто совсем отмахнулся от смертельной опасности, нависшей над ним. Это, правда, не очень удивило Бехайма. Склонность к саморазрушению была характерна для членов Семьи.
– Принять решение было нетрудно, – продолжал Агенор, – а вот выполнить его – совсем другое дело. Я не хотел, чтобы моя смерть стала просто прекращением жизни, кроме того, признаюсь, я побаивался. И вот как-то утром – я тогда экспериментировал со снадобьем Фелипе, – возвращаясь с прогулки по внешнему миру в замок, я проходил мимо опочивальни Золотистой, и мне вдруг пришло в голову, что я мог бы умереть с помощью этой девушки. Это мне показалось гениальной находкой. Я всегда мечтал принять участие в Сцеживании и теперь мог утолить свою жажду. Я знал, что Патриарх не оставит безнаказанным такое попрание традиции и приговорит меня к Озаряющему Жертвоприношению. И я понял, что в этом будет смысл моей смерти. Мне станут задавать вопросы, от которых лучи моего умирающего ума устремятся в будущее, так волновавшее меня в последние годы: следует ли Семье покинуть Запад и ради своей безопасности устремиться на Восток?
Бехайм попробовал было на шаг отступить, но ноги его словно вросли в землю. Высокая черная фигура Агенора заколыхалась, словно их разделяло пламя, а голос его раскатывался ударами огромного колокола, отдаваясь в Бехайме каким-то дурманом, отупляя, заставляя забыть об опасности.
– Я собирался только попробовать, отпить маленький глоточек, не более того. Но почувствовав вкус крови Золотистой, я был не в состоянии остановиться. Ах, Мишель, какой это был аромат! Но если бы только он! У меня начались видения. Как будто я перевоплотился в Золотистую – пил и плыл по реке ее жизни, узнав... Нет, не узнав – прочувствовав! – все ее женские тайны, жаркое наслаждение первого поцелуя, боль месячных, мучительные томления девственницы. Надругавшись над ней, я погубил себя. Единожды прибегнув к такому насилию, я разом зачеркнул столетия умеренной жизни, попрал идеалы науки. Увидев, что наделал, я еще больше захотел умереть и привел в действие замысел, который одновременно наказал бы меня и возвысил тебя. Видишь ли, я полагал, что, несмотря на неопытность, ты именно тот, кому следует занять мое место, что ты должен выступить в нашей Семье поборником разума и сдержанности. Я хотел постепенно подвести тебя к выводу о моей виновности, чтобы все решили: это твой блестящий ум одержал победу. Но, похоже, мое решение умереть было не таким уж твердым.
Он повел головой вверх, как будто прислушиваясь к внутреннему голосу, и издал скрипучий горловой звук, словно слегка удивляясь услышанному. Теперь он говорил, все больше запинаясь, все сбивчивее.
– Да и не было у меня твердого решения. С самого начала не было. Сейчас... Сейчас я это понимаю. Желание умереть было, пожалуй, просто еще одним симптомом психической неустойчивости, от которой я так страдал, эдакой болезненной игрой. Да, я играл. С самим собой, наверное. И со всем и вся. И моя замысловатая попытка навлечь на себя смерть с помощью твоего расследования тоже была симптомом. Игрой. Видишь ли, мне и хотелось умереть, и не хотелось. Меня с одинаковой силой тянуло в разные стороны. Вот я и придумал план действий, чтобы избыть это свое раздвоение. Даже сейчас я балуюсь с мыслями о смерти и благородной жертве. Но, – раздался надтреснутый смех, – дальше заигрывания дело у меня не зайдет.
Бехайм вдруг понял, что Агенор подошел совсем близко – можно было вполне дотянуться рукой. Седые волосы старика светились, как пламя. По морщинам, глубоко пролегшим на лбу, казалось, можно было прочесть сказание о заботах, глубоких познаниях. Скорбно застывшие глаза были полуприкрыты. Но губы его обвисли, как у больного, свидетельствуя: что-то в нем сломалось, он отдался какому-то внутреннему зову и что-то задумал. Это выражение лица было сигналом страшной опасности – Бехайм хорошо его знал. Но все его наблюдения и выводы были бесполезны. Он не смог бы сделать и шага. Губы у Агенора медленно расплылись в улыбке, обнажив клыки, и Бехайм весь сжался.
И тут что-то, просвистев, с треском сильно ударило Агенора в голову сбоку. Он пронзительно вскрикнул и заковылял прочь. Белые волосы залило кровью, густо растекшейся по щеке и челюсти. Александра, сама ополоумевшая от страха, с растрепанными волосами, бросила сухую ветку, которую перед тем обрушила на Агенора, схватила Бехайма за руку и потащила к лесу. Не успев выйти из оцепенения, тот упирался. Она прикрикнула, дала ему пощечину. Боль привела его в себя, и он безвольно посеменил за ней, неуклюже ступая по неровной земле, едва не падая, когда нога попадала в ямку, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. За спиной раздался рев раненого зверя.
Они продрались сквозь заросли черемухи под сень раскидистых зеленых сосен, где на всем лежали пятна солнечного света, росли папоротники, проступали из-под ковра палой хвои валуны. Земля круто уходила вниз. Александра бросилась вперед прямо по склону, таща за собой Бехайма, но, пробежав несколько шагов, он вспомнил о ямах и сказал:
– Нет, сюда! – и потянул ее вверх по холму, а затем почти параллельно опушке леса.
Солнечный свет сбивал его с толку. Все вокруг, казалось, сливается в одну сплошную массу – темно-зеленые ветви, стволы сосен, медью сверкающие в ярком свете. Бежали они очень быстро, наугад, отклоняясь то влево, то вправо, и вскоре он потерял представление о том, где находятся ямы. Где-то совсем рядом, это точно, но вот как на них выйти? Он слышал, как Агенор проламывается сквозь кусты вслед за ними, и снова подумал о том, как плохо он подготовился. Даже если удастся отыскать ямы, они, скорее всего, ничем не помогут. И кто знает, как долго будет Агенор под защитой снадобья Фелипе, пусть и разбавленного?
Через пару минут стало ясно, что Агенор быстро их догоняет, и Бехайм решил сменить тактику – не пытаться заманить его в одну из ям-ловушек, а как можно дольше ускользать от него: пусть его убьет солнце. Но силы Бехайма были на исходе, и он подумал, что лучше будет остановиться и где-нибудь спрятаться. Он заметил недалеко впереди густую низкую поросль – карликовые джунгли, окружившие два упавших дерева. Их огромные разветвленные корни были залеплены грязью, они были темны и таинственны, словно загадочные ритуальные колеса, только что выкопанные из-под руин. Эти узловатые скопления корневых сплетений и комьев сырой земли создавали поразительное сходство с теми мириадами божеств, что украшают индийские мандалы. Мертвые стволы лежали один на другом, они были окутаны зарослями калины, спиреи и бузины, непроходимости которых способствовали плющ, колючая заманиха да еще уйма сухих сучьев. Убедившись, что Агенора в поле зрения нет, Бехайм запрыгнул на один из стволов и помог забраться на него Александре. Как канатоходцы, они дошли до пересечения двух деревьев. Оттуда они осторожно спустились в гущу зарослей и, пройдя сквозь несколько слоев мокрой хвои и тугой сети из веток и плетей, похожих на веревки, очутились в сырой полости, которая, как с благодарностью увидел Бехайм, уходила в заросшее мхом пустое пространство, – это позволит им, если понадобится, отползти дальше под кустарник. Они сели на влажную землю. Его штаны почти мгновенно промокли, но он почувствовал себя в безопасности. Листва вверху была такой густой, что в их убежище пробивалось лишь несколько тонких лучей золотого света. Бехайм увидел, как один из них скользнул по белой щеке Александры и уперся в ее восхитительный зеленый глаз. Зрачок сжался до размеров точки, идеально выщипанные брови вопрошающе выгнулись. Он сжал ее руку, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как расслабляются все его мускулы.
Через несколько секунд мимо них тяжело протопал Агенор, свирепо всхрюкивая, словно вепрь. В близлежащих зарослях посыпались ветки, потом все стихло. Где-то чирикала птица. Вверху ветер шевелил листья и иголки, отчего вниз ливнем падал свет. Шквал нахлынувших мыслей постепенно улегся, и Бехайм вспомнил расположение ям – упавшие деревья послужили ориентиром. Одна находилась совсем рядом, метрах в тридцати, почти прямо вверх по склону. Поздновато, подумал он, но обрадовался, что наконец-то знает свое местонахождение, и почувствовал себя увереннее.
Он еще раз сжал Александре руку и одновременно жестом показал, что нужно сидеть тихо. Их взгляды снова встретились. Он подумал, что она смотрит на него как-то по-новому, мягче. В радужной оболочке ее глаз, как в руде, засверкала еще одна золотая прожилка. Его пальцы перебирали ее запястье. Он чувствовал ее сильный пульс – биение древней жизни, мощное и упорное, как ритм африканского барабана. Ее рука податливо и чутко лежала в его руке. На этот раз он не будет торопиться с выводами насчет этой чуткости, но ему хотелось верить, что за ней таится что-то светлое для них обоих. Любовь? Вряд ли их изменчивая природа способна на такое хрупкое чувство, вот страсть – это другое дело. Но для него притягательнее всего на свете было нечто более редкое, чем любовь, – доверие, преданность, честность. Возможно, она ударила Агенора из корыстных побуждений – может быть, боялась, что он ее обнаружит, и понимала, что вдвоем больше шансов остаться в живых. Но не только это ею двигало, в этом он был уверен. Они успели, пусть совсем немного, узнать друг друга, один раз были близки, и это, наверное, тоже не осталось без последствий. Какое-то чутье подсказывало ей, что в союзе с ним могут исполниться ее самые сокровенные желания, что под его влиянием те облагородятся и станут ей более понятными. И он чувствовал к ней что-то похожее – правда, пока еще не готов был с головой окунуться в это чувство, но ему показалось, что сейчас, когда они сидят в этой сырой утробе под мертвыми деревьями, сама темнота скрепляет печатью их союз, умело и бесповоротно соединяет их.
ГЛАВА 22
Что-то скрипнуло неподалеку, как будто кто-то крался по паркетному полу.
Бехайм, не шелохнувшись, напряг слух.
Зашептались на ветру сосновые ветки, где-то далеко защебетала сойка.
Пряный запах земли вдруг словно сгустился.
И больше ни звука.
Он уже было осмелился шепнуть Александре что-нибудь ободряющее, как вдруг над ними послышался шум листвы, сквозь слои которой кто-то продирался, охапками обрывая вьющиеся стебли и плети, ломая и круша ветви черемухи и сухие сучья.
Агенор.
Бехайм увидел его сквозь просветы в зеленом покрове: тот стоял на стволе сосны, с перекосившимся от ярости лицом, половина которого была залита засыхающей кровью.
Агенор опустил плечо, сунул руку внутрь и стал нащупывать их. Он изо всех сил ударил кулаком по стволу, и, как будто это был топор, мертвое дерево раскололось, и повсюду разлетелись щепки.
Александра завизжала, Бехайм обхватил ее вокруг талии и увлек вглубь укрытия. Он повалился спиной на холодную сырую землю, потом с трудом встал и царапнулся головой о сосновую кору ствола, на котором стоял Агенор.
– Помоги мне! – попросил Бехайм, приседая и подставляя под ствол плечо. – Поднять помоги! Быстрей!
Агенор, кряхтя и ругаясь, продолжал проламываться сквозь ветки и листву, сквозь само дерево, и мощными ударами правой руки уже пробил заметную брешь. Лишь коснувшись пальцами дерева, он прорезал в нем глубокую выемку. Казалось, весь мир сотрясается, когда он обрушивает свой кулак. Внутри у Бехайма кипело, его распирало.
– Давай! – скомандовал он, когда Александра стала рядом с ним, упершись плечом в ствол.
Вдвоем они подналегли на дерево, оно сначала лишь чуть подалось, но потом, когда они поднатужились изо всех сил, взлетело вверх под крутым углом, разорвав ползучие плети и кусты, и вниз хлынул теплый золотистый свет, почти ослепивший их, и Бехайм услышал пронзительный крик – это потерял равновесие и упал Агенор.
Приложив неимоверные усилия, они оттолкнули ствол к краю впадины и выбрались наверх.
Агенор был опутан вырванными с корнем кустами, из-под которых виднелись лишь рука да шапка белых волос. Ствол придавил ему ноги. Но вот они отряхнулись, встали, прикрывая глаза от света, и увидели, что он сидит, выпрямив спину, в одеянии из ползучих стеблей и короне из листьев, как старый лесной король, внезапно очнувшийся от долгого сна. Он рывком высвободил ногу и совсем легко пнул ею ствол – и тот откатился. Тогда Агенор поднялся, влача за собой плети растений, его растрепанные волосы, в которых застрял мох, местами стояли торчком, на лоб падали выбившиеся пряди. Вокруг него, порхая, опускались на землю иголки и листья. Глаза его светились, на расстоянии они казались абсолютно черными – словно в глазницах засели два жука, и он смотрел на Александру и Бехайма холодным мертвым взглядом, свирепым и безумным. Резко отведя руку назад, он схватился за тонкий ствол молодого ясеня, переломил его и сделал шаг вперед, к ним – не торопясь, уверенный, что одержит верх.
Они неуклюже попятились вверх но склону. Бехайм, помня о ямах, увлек за собой Александру туда, куда было нужно. Когда Агенор прибавил шагу, Бехайм вытолкнул ее вперед, и они побежали, лавируя между сосен, и наконец очутились на круглой поляне, посередине которой лежал огромный валун, по форме напоминавший корабль, – тут находилась одна из ям. Бехайм стал возле камня, так что они оказались на пятачке солнечного света. Яма была скрыта как раз между ними и Агенором, который решительно шел к ним, улыбаясь, уверенный в том, что они бросили попытки скрыться от него. Александра изготовилась было снова бежать, но Бехайм удержал ее.
– Стой на месте! – прошептал он. – Нам все равно не оторваться от него. Лучше остаться здесь. Поверь!
К стоическому выражению ее лица примешалось сомнение, но, поколебавшись пару секунд, она кивнула и повернулась к Агенору.
Старик уже снова полностью владел собой. Его все еще украшали оборванные стебли и листья, но вид у него был лишь слегка взъерошенный, как у джентльмена, упавшего с лошади и получившего ушиб.
– Так-то оно лучше, – сказал он, приближаясь к ним. – Гораздо лучше. Вы недолго будете мучиться, обещаю.
Бехайм старался не смотреть в сторону ковра из веток, листьев и хвои, маскировавшего яму. Не видна ли сквозь просветы в листве вода, не блестит ли она на солнце? Чтобы отвлечь внимание Агенора, он сказал:
– Господин, то, что случилось, не требует ничьей смерти. У вас просто было помрачение ума. Я это понимаю. И не собираюсь карать вас.
– Ты-то, возможно, не собираешься, мой юный друг, – ответил Агенор, твердой поступью двигаясь к ним. – А вот другие захотят. О моей вине узнает Патриарх. Если не от тебя, то от кого-нибудь другого. В замок Банат мне теперь дорога отрезана, и если я хочу спастись, мне нужно убираться отсюда как можно скорее. Я бы с радостью пощадил вас, но, – он пожал плечами, – не могу.
Ну, еще шагов десять, мысленно подгонял Бехайм Агенора, так истово, как будто молился.
– Бояться вам следует меня, – неожиданно сказала Александра, к немалому удивлению Бехайма. – Я ведь не из вашего рода. Если надо – убейте меня. Вам нет никакого смысла убивать Мишеля. Вы его хозяин, он будет вам повиноваться.
– Будет ли? – ответил Агенор. – У меня возникли сомнения. Сдается мне, что за это короткое время он успел сильно измениться. Если бы этого не произошло, вряд ли бы ему удалось так привязать вас к себе.
Взгляд Бехайма невольно скользнул в сторону, ему хотелось убедиться, что чугунная ставня покоится на месте, под слоем грязи и хвои.
Оставалось всего пять или шесть шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Если ты на самом деле говоришь мне правду и если ты при этом знал, что делаешь, когда разбавлял зелье, – в чем я сомневаюсь, – то я все-таки не думаю, что ты когда-нибудь поймешь всю иронию этого момента.
– Тогда объясните мне, господин, если вам это угодно. Но только быстрее, я вас предупреждаю.
– Да, наверное, следует объяснить. Пусть хотя бы для того, чтобы дать тебе возможность подтвердить мой безрассудный поступок.
Агенор на шаг подвинулся в сторону Бехайма и сделал это как-то украдкой, насторожив его.
– Видишь ли, друг мой, в последнее время меня беспокоило какое-то, как бы это сказать, какое-то недомогание. С головой что-то неладное. Рассеянность мыслей, бредовые видения. Я решил, что это симптомы изменений, сопровождающих переход к очередному этапу нашего чудного бессмертия, и, должен признаться, они не доставили мне особого удовольствия. Это как болезнь, последствия проклятия. И вот, когда меня охватило крайнее уныние, не желая подвергать себя этим превращениям, я вознамерился окончить свою жизнь.
Агенор еще немного приблизился, и Бехайм приготовился бежать. Ему казалось, что между ним и всем миром образовалась какая-то тонкая стена, сознание его затуманилось, но это его не встревожило. Его словно заворожила надменность Агенора и то, как тот будто совсем отмахнулся от смертельной опасности, нависшей над ним. Это, правда, не очень удивило Бехайма. Склонность к саморазрушению была характерна для членов Семьи.
– Принять решение было нетрудно, – продолжал Агенор, – а вот выполнить его – совсем другое дело. Я не хотел, чтобы моя смерть стала просто прекращением жизни, кроме того, признаюсь, я побаивался. И вот как-то утром – я тогда экспериментировал со снадобьем Фелипе, – возвращаясь с прогулки по внешнему миру в замок, я проходил мимо опочивальни Золотистой, и мне вдруг пришло в голову, что я мог бы умереть с помощью этой девушки. Это мне показалось гениальной находкой. Я всегда мечтал принять участие в Сцеживании и теперь мог утолить свою жажду. Я знал, что Патриарх не оставит безнаказанным такое попрание традиции и приговорит меня к Озаряющему Жертвоприношению. И я понял, что в этом будет смысл моей смерти. Мне станут задавать вопросы, от которых лучи моего умирающего ума устремятся в будущее, так волновавшее меня в последние годы: следует ли Семье покинуть Запад и ради своей безопасности устремиться на Восток?
Бехайм попробовал было на шаг отступить, но ноги его словно вросли в землю. Высокая черная фигура Агенора заколыхалась, словно их разделяло пламя, а голос его раскатывался ударами огромного колокола, отдаваясь в Бехайме каким-то дурманом, отупляя, заставляя забыть об опасности.
– Я собирался только попробовать, отпить маленький глоточек, не более того. Но почувствовав вкус крови Золотистой, я был не в состоянии остановиться. Ах, Мишель, какой это был аромат! Но если бы только он! У меня начались видения. Как будто я перевоплотился в Золотистую – пил и плыл по реке ее жизни, узнав... Нет, не узнав – прочувствовав! – все ее женские тайны, жаркое наслаждение первого поцелуя, боль месячных, мучительные томления девственницы. Надругавшись над ней, я погубил себя. Единожды прибегнув к такому насилию, я разом зачеркнул столетия умеренной жизни, попрал идеалы науки. Увидев, что наделал, я еще больше захотел умереть и привел в действие замысел, который одновременно наказал бы меня и возвысил тебя. Видишь ли, я полагал, что, несмотря на неопытность, ты именно тот, кому следует занять мое место, что ты должен выступить в нашей Семье поборником разума и сдержанности. Я хотел постепенно подвести тебя к выводу о моей виновности, чтобы все решили: это твой блестящий ум одержал победу. Но, похоже, мое решение умереть было не таким уж твердым.
Он повел головой вверх, как будто прислушиваясь к внутреннему голосу, и издал скрипучий горловой звук, словно слегка удивляясь услышанному. Теперь он говорил, все больше запинаясь, все сбивчивее.
– Да и не было у меня твердого решения. С самого начала не было. Сейчас... Сейчас я это понимаю. Желание умереть было, пожалуй, просто еще одним симптомом психической неустойчивости, от которой я так страдал, эдакой болезненной игрой. Да, я играл. С самим собой, наверное. И со всем и вся. И моя замысловатая попытка навлечь на себя смерть с помощью твоего расследования тоже была симптомом. Игрой. Видишь ли, мне и хотелось умереть, и не хотелось. Меня с одинаковой силой тянуло в разные стороны. Вот я и придумал план действий, чтобы избыть это свое раздвоение. Даже сейчас я балуюсь с мыслями о смерти и благородной жертве. Но, – раздался надтреснутый смех, – дальше заигрывания дело у меня не зайдет.
Бехайм вдруг понял, что Агенор подошел совсем близко – можно было вполне дотянуться рукой. Седые волосы старика светились, как пламя. По морщинам, глубоко пролегшим на лбу, казалось, можно было прочесть сказание о заботах, глубоких познаниях. Скорбно застывшие глаза были полуприкрыты. Но губы его обвисли, как у больного, свидетельствуя: что-то в нем сломалось, он отдался какому-то внутреннему зову и что-то задумал. Это выражение лица было сигналом страшной опасности – Бехайм хорошо его знал. Но все его наблюдения и выводы были бесполезны. Он не смог бы сделать и шага. Губы у Агенора медленно расплылись в улыбке, обнажив клыки, и Бехайм весь сжался.
И тут что-то, просвистев, с треском сильно ударило Агенора в голову сбоку. Он пронзительно вскрикнул и заковылял прочь. Белые волосы залило кровью, густо растекшейся по щеке и челюсти. Александра, сама ополоумевшая от страха, с растрепанными волосами, бросила сухую ветку, которую перед тем обрушила на Агенора, схватила Бехайма за руку и потащила к лесу. Не успев выйти из оцепенения, тот упирался. Она прикрикнула, дала ему пощечину. Боль привела его в себя, и он безвольно посеменил за ней, неуклюже ступая по неровной земле, едва не падая, когда нога попадала в ямку, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. За спиной раздался рев раненого зверя.
Они продрались сквозь заросли черемухи под сень раскидистых зеленых сосен, где на всем лежали пятна солнечного света, росли папоротники, проступали из-под ковра палой хвои валуны. Земля круто уходила вниз. Александра бросилась вперед прямо по склону, таща за собой Бехайма, но, пробежав несколько шагов, он вспомнил о ямах и сказал:
– Нет, сюда! – и потянул ее вверх по холму, а затем почти параллельно опушке леса.
Солнечный свет сбивал его с толку. Все вокруг, казалось, сливается в одну сплошную массу – темно-зеленые ветви, стволы сосен, медью сверкающие в ярком свете. Бежали они очень быстро, наугад, отклоняясь то влево, то вправо, и вскоре он потерял представление о том, где находятся ямы. Где-то совсем рядом, это точно, но вот как на них выйти? Он слышал, как Агенор проламывается сквозь кусты вслед за ними, и снова подумал о том, как плохо он подготовился. Даже если удастся отыскать ямы, они, скорее всего, ничем не помогут. И кто знает, как долго будет Агенор под защитой снадобья Фелипе, пусть и разбавленного?
Через пару минут стало ясно, что Агенор быстро их догоняет, и Бехайм решил сменить тактику – не пытаться заманить его в одну из ям-ловушек, а как можно дольше ускользать от него: пусть его убьет солнце. Но силы Бехайма были на исходе, и он подумал, что лучше будет остановиться и где-нибудь спрятаться. Он заметил недалеко впереди густую низкую поросль – карликовые джунгли, окружившие два упавших дерева. Их огромные разветвленные корни были залеплены грязью, они были темны и таинственны, словно загадочные ритуальные колеса, только что выкопанные из-под руин. Эти узловатые скопления корневых сплетений и комьев сырой земли создавали поразительное сходство с теми мириадами божеств, что украшают индийские мандалы. Мертвые стволы лежали один на другом, они были окутаны зарослями калины, спиреи и бузины, непроходимости которых способствовали плющ, колючая заманиха да еще уйма сухих сучьев. Убедившись, что Агенора в поле зрения нет, Бехайм запрыгнул на один из стволов и помог забраться на него Александре. Как канатоходцы, они дошли до пересечения двух деревьев. Оттуда они осторожно спустились в гущу зарослей и, пройдя сквозь несколько слоев мокрой хвои и тугой сети из веток и плетей, похожих на веревки, очутились в сырой полости, которая, как с благодарностью увидел Бехайм, уходила в заросшее мхом пустое пространство, – это позволит им, если понадобится, отползти дальше под кустарник. Они сели на влажную землю. Его штаны почти мгновенно промокли, но он почувствовал себя в безопасности. Листва вверху была такой густой, что в их убежище пробивалось лишь несколько тонких лучей золотого света. Бехайм увидел, как один из них скользнул по белой щеке Александры и уперся в ее восхитительный зеленый глаз. Зрачок сжался до размеров точки, идеально выщипанные брови вопрошающе выгнулись. Он сжал ее руку, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как расслабляются все его мускулы.
Через несколько секунд мимо них тяжело протопал Агенор, свирепо всхрюкивая, словно вепрь. В близлежащих зарослях посыпались ветки, потом все стихло. Где-то чирикала птица. Вверху ветер шевелил листья и иголки, отчего вниз ливнем падал свет. Шквал нахлынувших мыслей постепенно улегся, и Бехайм вспомнил расположение ям – упавшие деревья послужили ориентиром. Одна находилась совсем рядом, метрах в тридцати, почти прямо вверх по склону. Поздновато, подумал он, но обрадовался, что наконец-то знает свое местонахождение, и почувствовал себя увереннее.
Он еще раз сжал Александре руку и одновременно жестом показал, что нужно сидеть тихо. Их взгляды снова встретились. Он подумал, что она смотрит на него как-то по-новому, мягче. В радужной оболочке ее глаз, как в руде, засверкала еще одна золотая прожилка. Его пальцы перебирали ее запястье. Он чувствовал ее сильный пульс – биение древней жизни, мощное и упорное, как ритм африканского барабана. Ее рука податливо и чутко лежала в его руке. На этот раз он не будет торопиться с выводами насчет этой чуткости, но ему хотелось верить, что за ней таится что-то светлое для них обоих. Любовь? Вряд ли их изменчивая природа способна на такое хрупкое чувство, вот страсть – это другое дело. Но для него притягательнее всего на свете было нечто более редкое, чем любовь, – доверие, преданность, честность. Возможно, она ударила Агенора из корыстных побуждений – может быть, боялась, что он ее обнаружит, и понимала, что вдвоем больше шансов остаться в живых. Но не только это ею двигало, в этом он был уверен. Они успели, пусть совсем немного, узнать друг друга, один раз были близки, и это, наверное, тоже не осталось без последствий. Какое-то чутье подсказывало ей, что в союзе с ним могут исполниться ее самые сокровенные желания, что под его влиянием те облагородятся и станут ей более понятными. И он чувствовал к ней что-то похожее – правда, пока еще не готов был с головой окунуться в это чувство, но ему показалось, что сейчас, когда они сидят в этой сырой утробе под мертвыми деревьями, сама темнота скрепляет печатью их союз, умело и бесповоротно соединяет их.
ГЛАВА 22
Что-то скрипнуло неподалеку, как будто кто-то крался по паркетному полу.
Бехайм, не шелохнувшись, напряг слух.
Зашептались на ветру сосновые ветки, где-то далеко защебетала сойка.
Пряный запах земли вдруг словно сгустился.
И больше ни звука.
Он уже было осмелился шепнуть Александре что-нибудь ободряющее, как вдруг над ними послышался шум листвы, сквозь слои которой кто-то продирался, охапками обрывая вьющиеся стебли и плети, ломая и круша ветви черемухи и сухие сучья.
Агенор.
Бехайм увидел его сквозь просветы в зеленом покрове: тот стоял на стволе сосны, с перекосившимся от ярости лицом, половина которого была залита засыхающей кровью.
Агенор опустил плечо, сунул руку внутрь и стал нащупывать их. Он изо всех сил ударил кулаком по стволу, и, как будто это был топор, мертвое дерево раскололось, и повсюду разлетелись щепки.
Александра завизжала, Бехайм обхватил ее вокруг талии и увлек вглубь укрытия. Он повалился спиной на холодную сырую землю, потом с трудом встал и царапнулся головой о сосновую кору ствола, на котором стоял Агенор.
– Помоги мне! – попросил Бехайм, приседая и подставляя под ствол плечо. – Поднять помоги! Быстрей!
Агенор, кряхтя и ругаясь, продолжал проламываться сквозь ветки и листву, сквозь само дерево, и мощными ударами правой руки уже пробил заметную брешь. Лишь коснувшись пальцами дерева, он прорезал в нем глубокую выемку. Казалось, весь мир сотрясается, когда он обрушивает свой кулак. Внутри у Бехайма кипело, его распирало.
– Давай! – скомандовал он, когда Александра стала рядом с ним, упершись плечом в ствол.
Вдвоем они подналегли на дерево, оно сначала лишь чуть подалось, но потом, когда они поднатужились изо всех сил, взлетело вверх под крутым углом, разорвав ползучие плети и кусты, и вниз хлынул теплый золотистый свет, почти ослепивший их, и Бехайм услышал пронзительный крик – это потерял равновесие и упал Агенор.
Приложив неимоверные усилия, они оттолкнули ствол к краю впадины и выбрались наверх.
Агенор был опутан вырванными с корнем кустами, из-под которых виднелись лишь рука да шапка белых волос. Ствол придавил ему ноги. Но вот они отряхнулись, встали, прикрывая глаза от света, и увидели, что он сидит, выпрямив спину, в одеянии из ползучих стеблей и короне из листьев, как старый лесной король, внезапно очнувшийся от долгого сна. Он рывком высвободил ногу и совсем легко пнул ею ствол – и тот откатился. Тогда Агенор поднялся, влача за собой плети растений, его растрепанные волосы, в которых застрял мох, местами стояли торчком, на лоб падали выбившиеся пряди. Вокруг него, порхая, опускались на землю иголки и листья. Глаза его светились, на расстоянии они казались абсолютно черными – словно в глазницах засели два жука, и он смотрел на Александру и Бехайма холодным мертвым взглядом, свирепым и безумным. Резко отведя руку назад, он схватился за тонкий ствол молодого ясеня, переломил его и сделал шаг вперед, к ним – не торопясь, уверенный, что одержит верх.
Они неуклюже попятились вверх но склону. Бехайм, помня о ямах, увлек за собой Александру туда, куда было нужно. Когда Агенор прибавил шагу, Бехайм вытолкнул ее вперед, и они побежали, лавируя между сосен, и наконец очутились на круглой поляне, посередине которой лежал огромный валун, по форме напоминавший корабль, – тут находилась одна из ям. Бехайм стал возле камня, так что они оказались на пятачке солнечного света. Яма была скрыта как раз между ними и Агенором, который решительно шел к ним, улыбаясь, уверенный в том, что они бросили попытки скрыться от него. Александра изготовилась было снова бежать, но Бехайм удержал ее.
– Стой на месте! – прошептал он. – Нам все равно не оторваться от него. Лучше остаться здесь. Поверь!
К стоическому выражению ее лица примешалось сомнение, но, поколебавшись пару секунд, она кивнула и повернулась к Агенору.
Старик уже снова полностью владел собой. Его все еще украшали оборванные стебли и листья, но вид у него был лишь слегка взъерошенный, как у джентльмена, упавшего с лошади и получившего ушиб.
– Так-то оно лучше, – сказал он, приближаясь к ним. – Гораздо лучше. Вы недолго будете мучиться, обещаю.
Бехайм старался не смотреть в сторону ковра из веток, листьев и хвои, маскировавшего яму. Не видна ли сквозь просветы в листве вода, не блестит ли она на солнце? Чтобы отвлечь внимание Агенора, он сказал:
– Господин, то, что случилось, не требует ничьей смерти. У вас просто было помрачение ума. Я это понимаю. И не собираюсь карать вас.
– Ты-то, возможно, не собираешься, мой юный друг, – ответил Агенор, твердой поступью двигаясь к ним. – А вот другие захотят. О моей вине узнает Патриарх. Если не от тебя, то от кого-нибудь другого. В замок Банат мне теперь дорога отрезана, и если я хочу спастись, мне нужно убираться отсюда как можно скорее. Я бы с радостью пощадил вас, но, – он пожал плечами, – не могу.
Ну, еще шагов десять, мысленно подгонял Бехайм Агенора, так истово, как будто молился.
– Бояться вам следует меня, – неожиданно сказала Александра, к немалому удивлению Бехайма. – Я ведь не из вашего рода. Если надо – убейте меня. Вам нет никакого смысла убивать Мишеля. Вы его хозяин, он будет вам повиноваться.
– Будет ли? – ответил Агенор. – У меня возникли сомнения. Сдается мне, что за это короткое время он успел сильно измениться. Если бы этого не произошло, вряд ли бы ему удалось так привязать вас к себе.
Взгляд Бехайма невольно скользнул в сторону, ему хотелось убедиться, что чугунная ставня покоится на месте, под слоем грязи и хвои.
Оставалось всего пять или шесть шагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29