– Да, в этом он мастер, – Зинаида направилась к дверям. – Пойдемте, Майя.
Майя, оглядываясь на клетку, пошла за ней. Когда комната опустела, птица, изогнув голову, ловко открыла клювом дверцу, вылетела в нее и, описав дугу под потолком, опустилась на спинку кресла, в котором недавно сидела Майя.
– Май-йя! Май-йя! Морта! – вдруг надсадно прокричала птица.
Майя и Зинаида шли по длинному коридору. На мгновение у Майи вновь возникло странное чувство. Ей показалось, что если она толкнет вот эту дверь, то окажется в комнате, в которой всегда жарко натоплено и много цветов. В большом кресле из темной кожи можно устроиться с ногами, и у левого подлокотника в форме тигриной лапы откололся один клык. Но сюда почти всегда нельзя, взрослые делают страшные глаза и не пускают…
Майя очнулась и едва не налетела на остановившуюся Зинаиду.
– Осторожно, ступени, – предупредила та.
Скорее, это был уступ, переводивший квартиру на другой уровень. Здесь было более тусклое освещение и стены были выкрашены в темно-синий цвет. В конце коридора виднелась небольшая площадка с тремя дверями. К ним они и приближались.
– Я слышала, вы до этого жили где-то в других краях? – спросила Майя.
Зинаида спокойно смотрела не нее.
– Зуб разболелся? – поинтересовалась она у Майи так, словно та ее ни о чем не спрашивала.
Майя даже засомневалась, может, она только подумала спросить, но так ничего и не произнесла вслух? Она дотронулась до щеки.
– Да вот, всю неделю ныл, а теперь щеку раздуло.
– Могу вам посоветовать одного врача. Он не зубы лечит – жизнь спасает. Варя однажды была у него.
– Да нет, не надо. Надеюсь, само пройдет, – с надеждой произнесла Майя.
– Я все-таки напишу вам телефон и адрес.
Они дошли до конца коридора, и Зинаида взялась за ручку двери.
– Не рассчитывайте на меня, – внезапно сказала она. – Здесь все решает Варвара. И я должна предупредить, не удивляйтесь, но вам предстоит необычный разговор.
– Да, я понимаю. Она же немая.
Зинаида хотела что-то сказать, но передумала. Она продолжила.
– Вы будете задавать вопросы, она– писать вам ответы. Обычно никаких проблем не возникает. Но не расстраивайтесь, если ничего не получится.
– В смысле? – поинтересовалась Майя. Настроение у нее стремительно портилось.
– Варя странный ребенок. Иногда я сама не понимаю, что происходит у нее в голове. Вы можете ей не понравиться, и она начнет чудить. В любом случае, старайтесь вести себя невозмутимо.
Майя чувствовала, как в ней начинает закипать кровь. Она и так безо всякого энтузиазма отнеслась к перспективе выпрашивать разрешение на съемку у какой-то немой малолетки, а тут еще оказывается, малолетка с придурью…
– Послушайте, Зинаида… – начала, было, Майя. Но та уже нажала на ручку двери.
– Да,– она на секунду задержалась.– И девочка– не немая. Она просто не разговаривает. Ну, удачи вам.
Зинаида распахнула дверь, пропустила свою гостью вперед и исчезла. Майя шагнула в небольшую полутемную комнату. Из-за небольших размеров помещения, потолок казался особенно высоким. Майя присмотрелась. Постепенно ее глаза привыкли к полумраку, и она поняла, что здесь все заставлено растениями. Их было очень много, они стояли везде – на полу, на подставках, на полках, свешивались со стен, тянулись вдоль окна. Совсем недавно она где-то видела нечто похожее, только не могла вспомнить, где… Дневной свет с трудом пробивался через эти толстолистые зеленые заросли, и казалось, что комната погрузилась на дно глубокого озера. Майя невольно провела рукой в воздухе, проверяя его плотность.
Вдруг она заметила красивую куклу, сидящую в густых зарослях. Нежно-розовое личико обрамляли белокурые спиралевидные локоны, пухлый рот сложился в ярко-красную вишенку, глаза смотрели в одну точку. В руке у куклы был мел, в ногах стояла грифельная доска. «Неплохо», – подумала Майя, и шагнула вперед. Внезапно глаза куклы дернулись, и она уставилась на Майю.
Некоторое время они разглядывали друг друга, затем хозяйка жестом пригласила Майю присесть. Та проследила в направлении руки – в зарослях кустов стоял трехногий табурет. Майя приблизилась и села, с удивлением разглядывая куклу наследника Тутти. По всей видимости, это и была та самая Варвара. Ничего подобного Майя не ожидала увидеть. Напротив нее сидел великолепный экземпляр, дорогая игрушка, разговаривать с которой было совершенно нелепо. Майя помолчала. Но и молчать – тоже.
– Здрасте, – ее голос прозвучал неестественно. Она перевела дыхание и прокашлялась.
– Здравствуй… те, Варвара, – начала Майя еще раз. – Я рада, что смогла с вами встретиться…
Не тут-то было, кукла вновь жестом прервала Майю, и не было никакого сомнения в том, что это движение руки освобождало Майю от вежливых блужданий вокруг да около и призывало сразу перейти к главному. Майя и сама была не против.
– Хорошо. Варвара, меня зовут Майя, я фотограф, работаю в журнале. Мы ищем интересные дома, фотографируем их и делаем большие истории о них и их хозяевах. Ваша квартира очень необычная и ни на что не похожая. Мы бы хотели снять ее и сделать портреты – ваш и вашей… вашей… Зинаиды, – почему-то произнесла она.
Кукла молча смотрела на Майю. Внезапно той показалось, что этот взгляд был вовсе не бесстрастным. Напротив, ее очень внимательно осматривали с головы до ног, не упуская ни малейшей детали, не церемонясь и не смущаясь. Майя сжала кулаки – что она себе позволяет! Но уже в следующее мгновение в полумраке комнаты влажная поверхность глаз девочки мерцала равнодушным стеклянным блеском. Она смотрела на Майю и не видела ее. Та прокашлялась и продолжила, не понимая, зачем она все это говорит и что вообще здесь делает.
– Я работаю со своим другом. Он очень симпатичный. Любит… – она хотела сказать «детей», но, взглянув в пустые глаза, передумала. – Любит свою работу. Я уверена, получатся красивые фотографии. Мы обязательно оставим их вам на память.
Молчание. Молчание. Молчание в ответ.
– А сейчас… – Майя мучительно соображала, что еще сказать. – У меня к вам есть несколько вопросов. Могу я их задать?
Кукла неожиданно кивнула, выражая свое согласие, и поплотнее сжала мел в негнущихся пальцах. На самом деле Майе не о чем было ее спрашивать. Она прочистила горло.
– Скажите мне, сколько здесь комнат?
Мел заскрипел по черной поверхности доски. По мере появления новых цифр глаза Майи расширялись все больше и больше.
– Это шутка?
На доске образовалось лишенное всякого смысла многозначное число. Кукла по имени Варя невозмутимо смотрела на нее.
– Хорошо, вы покажете мне свою комнату? – Майя не собиралась так просто сдаваться.
Та опять сжала пухлыми пальчиками кусочек мела и нарисовала ниже под цифрами какую-то монограмму, больше похожую на фигу. Майя начала терять терпение. Она понимала, что спрашивает все не то и не так надо вести себя с этой девочкой, но у нее с самого начала не лежала душа ко всей затее. И нечего было смотреть на нее такими странными стеклянными глазами…
– А вам самой нравится эта квартира? У вас есть любимые ме…
Майя не успела договорить – Варвара сжала мел с такой силой, что он разлетелся в пыль. Она явно была раздражена и взволнована. Кое-как сползла со своего места и некрасивой походкой, быстро-быстро перебирая непослушными ножками, скрылась в глубине дремучих джунглей. Майя осталась одна. Забывшись, по привычке взглянула на запястье и, не обнаружив часиков, расстроилась еще больше.
– Н-да… Спасибо большое. И вам спасибо, дорогая Карина, и вам, Зинаида… А Марго– так просто отдельный привет. Прекрасно поговорили.
Майя встала, вышла, хлопнув дверью, из комнаты и направилась по коридору мимо подслеповатых бра в форме львиных лап, мимо развешанных на стенах пасторальных пейзажей с овечками и опушками, мимо дверей с тяжелыми бронзовыми ручками… и вновь мимо подслеповатых бра в форме львиных лап…
Вдруг Майя с ужасом поняла, что идет по кругу. Что у коридора нет начала и конца, что этот пейзаж в тяжелой раме вновь и вновь появляется сразу после двери с петлями в виде сердец, что это западня и сколько бы она ни старалась, ей отсюда не выбраться. Майя схватилась за ручку первой же двери. Она была закрыта. Вторая тоже. Они все здесь были наглухо заперты. Майя чуть ли не с плачем тщетно рвала их на себя…
Внезапно одна подалась, Майя выпала из коридора и… оказалась в комнате с клеткой. На стуле сидела все та же черная птица и громко кричала:
– Мор-рта, Майя, Мор-рта!
Майя, едва дыша от страха, бросилась в прихожую, оттуда на лестничную клетку, сбежала вниз и вырвалась на улицу. На улице была ночь…
…в этой бархатной, глухой и непроницаемой, как повязка на глазах, темноте можно было различить только звуки. Сначала какой-то шорох, скрип, протяжное анданте деревянной половицы, потом металлическая нота дверной петли, рябь от шлепков босых пяток по полу, стон свернувшейся пружины в матрасе и шепот, сбивчивый, слезный и гневный детский шепот.
– …это не она! Мама, не спорь со мной! Я точно знаю, это не она… Тебе показалось. Наша Майя совсем другая. Эта – какая-то самозванка. Ободранная вся. Волосы стриженные, глазищи злые… И – ты видела? Видела? У нее же медальона нет! Как это может быть наша Майя? Без бабушкиного медальона?
Нет. Это неизвестно кто. Плохая девчонка… Чужая… Меня она не помнит!
Мягкий нежный женский голос обернулся вокруг этого колкого вредного шепотка.
– Варя, как она может тебя вспомнить? Ты же так нарядилась… тебя не узнать!
– А я говорю – это не она. Наша Майя меня в любом виде узнала бы…
– Милая, успокойся, ложись, я укрою тебя. И хватит так переживать. Ты прямо сама не своя… В чем дело? Что с тобой?
– Ничего… Ненавижу эту Майю!
– Почему? Варя, я не узнаю тебя, что случилось? Тишина в ответ. Мучительное сопение, шепот. Скрип пружин. Нежный смех женщины.
– Милая, не бойся. И не придумывай… Я тебя не оставлю. Я всегда буду с тобой.
– Да… Это ты сейчас говоришь, а потом она появится… и всё…
– Что все?
– Все! Все займутся ею. И ты – ты только о ней и будешь думать… Я останусь одна… Одна…
Слезы и горе звенели в нежном голоске, но в тоне матери появились едва уловимые властные нотки.
– Варя, хватит. Ну-ка, давай спать.
В кровати вновь засопели, пружины запели под маленьким тельцем. Ворчанье становилось все тише и безмятежней.
– И вообще, чего мы здесь делаем? Я домой хочу, к бабушке. И папа неизвестно где пропадает. Ах, как же мне все это надоело… – донеслось из глубины подушки.
…и вдруг пошел снег. Крупные мягкие хлопья падали с небес и опускались в глубины теплого сна, и таяли слезами на нежных щеках. И не было ничего прекраснее в мире, чем эта постель и тихое чистое дыхание…

…громко хлопнула дверь. Майя вздрогнула и проснулась. Она сидела в кресле в просторной гостиной. На пороге стояла женщина средних лет, одетая в глухое серое платье.
– Майя, здравствуйте, – она подошла и протянула руку. – Я Зинаида. Приятно познакомиться. Пойдемте, я поведу вас к Варваре.
– Здравствуйте, – Майя пожала узкую и холодную ладонь, кивнула в сторону кресла. – Простите, я, кажется, тут у вас задремала…

Зорькин и сны

Напряжение между братьями Зорькиными возникло еще накануне вечером. Сначала они не поделили ужин и старший, без предупреждения, слопал всю пиццу, а не половину, как обещал, потом зазвонил телефон и один из них то ли не успел подойти, то ли как-то не так ответил, потом добавилось еще что-то. Раздраженные, они разошлись по разным комнатам. Ночь прошла неспокойно, оба вертелись в своих кроватях, кряхтели, часто вставали и топали в туалет и обратно. С утра злые и не выспавшиеся, братья вновь встретились на кухне и довольно долго сидели, молча глядя в свои чашки, до краев наполненные плохим кофе. Потом так же молча направились в лабораторию.
Там они на время забыли друг о друге, озабоченные делами насущными, но старший обратил внимание на то, что младший все время задумывается о чем-то и замирает над новой партией снимков. Он вывел его из очередного оцепенения, отвесив подзатыльник и предложив вернуться с небес к печатному аппарату. Младший Зорькин не обиделся, но и не отвлекся от своих мыслей. Он еще немного постоял, подумал, затем спросил:
– Ты как спал сегодня? Старший удивленно поднял брови.
– Как? Никак. Нормально. Почему спрашиваешь?
– Да ты понимаешь, – младший рассеянно расправлял глянцевые хвосты проявленных пленок. – Такое дело. Помнишь, к нам Зис с этими своими снимками заходил, ну, после твоего дня рождения?
Старший брат содрогнулся. Он не помнил ни Зиса, ни его снимков, помнил только, как от похмелья в тот день у него ломило голову.
– Что-то помню, – соврал он. – И что?
– Да я все думал об этом, – продолжил младший. – Думал, думал и заснул. И мне такой странный сон приснился… Как будто через те снимки, как через проходы или тоннели, сюда проникли какие-то странные люди. Я видел их– мужчину, женщину, девчонку какую-то… Все они были, вот как ты, совсем рядом. О чем-то говорили. Спорили. Потом заметили меня. Посмотрели так настороженно и ушли. А когда проснулся, я вот что понял. Что, если…
Старший Зорькин рассеяно слушал его и удивлялся тому, как же они не похожи друг на друга. В кучерявой голове брата все время разворачивались какие-то невероятные идеи. Он вечно шелестел страницами пухлых пыльных книг, пропадал в темных и таинственных углах компьютерных сетей и, вместо того чтобы жить и работать, как все нормальные люди, постоянно о чем-то грезил и что-то сочинял. Старший Зорькин тратил время на женщин, еду и фотографию. И совершенно не интересовался идеями своего малахольного братца. Он и сейчас невнимательно слушал, а тот тем временем, сверкая глазами, продвигался все дальше в своих рассуждениях.
– …ты только подумай, – воодушевленно говорил он. – А что если нам только кажется, что наши сны такие особенные. Что если сон – это, ну, как будто путь в неведомую землю, на территорию, которая существует, хотим мы того или нет. Понимаешь, что это значит? Это значит, что наш умозрительный мир не индивидуален. Мое сознание – лишь осколок прекрасного и целого. И причина мучительного существования, поскольку вместо участия в чем-то грандиозном, частью которого я наверняка являюсь, я одинок. И ты одинок. Всю жизнь мы только и делаем, что ищем, с кем сойтись, кого заполучить – в постель, в друзья, все стараемся влюбиться, влюбить, родить, привязать, привязаться… Но мы – одни. Безнадежно одиноки. И нас, со всем нашим внутренним и внешним миром определяет одно – наша голова. По большей части дурная. И тело, с его вечными проблемами. То одышка, то потоотделение… А вот сон… сон – другое дело. Мы, правда, и туда тащим все, что можем из этой жизни, но это машинально, по привычке. А стоит чуть отключиться от всяких дурацких забот, и оказывается, что можно все – летать, например! Понимаешь, засыпая, мы получаем увольнительную. На родину, которая у всех одна. Мы все приходим в одно и то же место. Через разные входы. Мы, как туристы, что однажды оказались на одной площади у фонтана. Правда! Вспомни, ты же во сне видишь и слышишь других людей. Не только знакомых, близких, но и тех, кого ты в жизни никогда не встречал. Кто они? Часть твоей фантазии? Но они действуют самостоятельно. Вопреки твоей воле и без всякого твоего участия. Некоторые иногда даже норовят убить. Помнишь, я тебе рассказывал про того типа с чемоданом, из которого капала моя кровь? Ну, не важно… Важно, что они существуют. Неизвестно где и как, рядом или за сотни километров от нас, может, они жили в прошлом или родятся спустя годы после моей смерти, но там, во сне, они видят меня, и я вижу их. Нас всех там что-то связывает. Но… но мы ни черта не понимаем!…
По мере того, как перед старшим Зорькиным разворачивался этот впечатляющий монолог, глаза его расширялись все больше. Он выглядел, как человек, пораженный чужим неожиданным открытием. И младший потерял всякую осмотрительность. Воодушевленный таким вниманием, он продолжал живописать, размахивая руками и, время от времени, перебегая с места на место.
– Почему сны невозможно пересказать? Сколько раз я видел поразительные вещи. Вспомни, я ведь тебе пытался рассказать. А ты? Ты меня и слушать не хотел. И правильно! – тут он покривил душой, поскольку всегда белел от бешенства, когда брат с отсутствующим видом выслушивал его очередную захватывающую историю о ночных похождениях. – Правильно! Это же невозможно слушать! Пересказ убивает сон. Все его волшебство. Всю магию. Сны не для яви. Они не для этого мира. Они здесь непостижимы.
Все больше распаляясь, Зорькин тряс кудрями.
– Они – подобие смерти. Вот что это такое! Не форма подсознания, а часть знания. Того самого огромного знания, которое все ищут и никак не могут найти… И эти люди, которых я видел во сне, они где-то существуют, я думаю, что…
На этих словах наступила развязка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34