А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я терпеть не могу это дело, Сол. Многим парням такое нравится, но не мне. Но я люблю своего сына. Скажи мне, где он, и можешь надеть свою одежду и оставаться в целом виде. В противном случае боюсь, что кончину твоего друга Фрэнки следует считать счастливой.
– Клянусь, что я не…
Слова оборвались оттого, что нож Баттальи молниеносно скользнул поперек груди Сола. Нож оставил слабый, почти незаметный разрез, который тут же начал расширяться и углубляться, потом из него скатилась капля крови, превратилась в струйку, поползла ниже и ниже по животу.
– Не лги больше, – сказал Батталья. – Моя жена сейчас наверху, и в сердце у нее огромная рана, которую я могу залечить только при твоем участии. Так дай же нам ответ, не то, клянусь Господом, я разрежу тебя на куски, как гнилое яблоко.
Ферризи практически не слышал его слов. Он был слишком поглощен зрелищем того, как образуются капли, как они превращаются в струйки, стекают вниз и исчезают. Прикосновение отточенного лезвия не вызвало особой боли, но само действие произведено так точно и равнодушно, что Сол почувствовал себя чем-то вроде куска мяса на прилавке у мясника. И такому ощущению прежде всего способствовала обнаженность его тела. Он сам поступал так же. Это было первое, что вы делали. Снять одежду вместе с природным человеческим достоинством.
– Вот что я имею в виду, Сол, – продолжал Витторио. – Я привяжу тебя к креслу, буду кромсать тебя кусок за куском, а на десерт скормлю тебе твои собственные яйца. И я не просто говорю. Поверь мне.
Сол Ферризи ему поверил. И не в том была его проблема, а совсем в другом: так или иначе смерти ему не миновать. Даже если он скажет, они не выпустят его живым. И закопают вместе с Фрэнки. И даже если каким-то чудом они бы этого не сделали, он пожалеет об этом, когда до него доберется Дон Равенелли. Ферризи думал об этом спокойно и без особой злости. Так оно и положено делать, только таким путем. Его единственный шанс – разбиться, прежде чем они привяжут его к креслу. Как только они его свяжут – пиши пропало.
Он сидел и смотрел на солнечный закат, удивляясь, почему раньше никогда не обращал внимания на подобные вещи. Он услышал, как Витторио еще дважды задал ему все тот же вопрос, и дважды услышал все тот же собственный ответ.
У Баттальи вдруг сделалось очень усталое лицо – как у человека, исчерпавшего все доводы. Даже голос звучал устало, когда он попросил второго парня принести из кухни веревки.
Сол видел, как Джьянни медленно вышел из комнаты, отнюдь не обрадованный предстоящим. А кто этому радовался?
Он и Батталья остались наедине и молча смотрели друг на друга. Батталья держал в руке пистолет, снятый с предохранителя, но, казалось, позабыл о нем. Пустота была у него в глазах, и Ферризи понял, что она дает ему возможность; он напряг ноги, как два больших поршня, и на мгновение в комнате наступило спокойствие.
Ферризи увидел, как расширились глаза у Баттальи, когда он встал с кресла и двинулся не по направлению к человеку с пистолетом, а мимо него – со всей силой – к высокому окну. Сол ударил в стекло головой, плечом и здоровой рукой и почувствовал боль лишь на миг – пока не разбилось стекло, пока он не выпал из окна.
Пустая тишина падения наполнила его грудь. Его удивило, как долго и с какой огромной скоростью он падает. Путь казался бесконечным, отнимающим дыхание.
Он ударился о землю, прежде чем успел это понять.
И время для него остановилось.
Витторио добежал до него на несколько секунд раньше Джьянни.
Сол Ферризи лежал среди камней и осколков стекла с той странной неуклюжестью, какая присуща телу внезапно погибшего человека. Глаза у него были открыты и смотрели куда-то за тысячу миль мимо Витторио. Голова и шея согнуты под неправдоподобным углом, как у сломанной куклы.
Витторио Батталья поглядел вверх, на разбитое окно студии: до него отсюда футов пятьдесят. Подумал, что Ферризи, должно быть, чересчур поздно сообразил, какая глубина у каменной впадины под окном.
С моря налетел порыв ветра, и Витторио подставил ему лицо. Запах моря, древний, как запах мироздания.
Я ничего не добился, сказал он себе.

Глава 36

– Дел очень много, – сказал Витторио Батталья, – так что пора за них приниматься.
Все четверо собрались у него в студии. Прошло меньше десяти минут с того времени, как Сол Ферризи выбросился из окна. Ветер задувал в разбитое стекло и шевелил волосы на голове у Фрэнки, тело которого все еще лежало на полу. Никто не смотрел на него. Друг на друга они тоже не смотрели. Им воистину было о чем подумать – каждому в отдельности. Но они слушали Витторио, потому что это давало им возможность действовать.
– Я не знаю, кто и зачем послал сюда этих парней, – говорил Витторио. – Но я уверен, что явятся и другие. Значит, нам надо убираться отсюда.
Он посмотрел на Мэри Янг и Джьянни:
– У нас с Пег есть старая развалюха, но совершенно безопасная. Это в горах Равелло, никто об этом не знает. Я отвезу Пегги туда.
Никто не ответил ни слова. У Пег лицо застыло. Она сидела и смотрела на кровь Фрэнки, запятнавшую пол. Мэри и Джьянни не смотрели ни на что.
– Но у вас двоих, может, свои планы, – добавил Витторио.
– Какие там свои планы! – возразил Джьянни. – Мы приехали, чтобы найти вас. Только поэтому мы здесь.
Мэри Янг глядела куда-то в сторону и, кажется, ни к чему не прислушивалась.
Пегги заплакала. Она плакала беззвучно, не утирая слез, которые катились из глаз и падали ей на блузку. Витторио смотрел на жену и понимал, что, кроме сына, для нее уже ничто не имеет значения.

Работая быстро, но осторожно, они уничтожили все следы крови и убрали битое стекло в доме и снаружи. Оба трупа погрузили в “мерседес”.
Пегги и Витторио упаковали каждый по чемодану и положили их в свои машины. Один из чемоданов был набит оружием и боеприпасами, включая гранаты, газ и взрывчатку. Витторио в последний раз обошел дом, проверил все, но в комнату Поли не заглянул. Ему не хватило на это смелости.
Если не считать разбитого окна в студии, все в доме было в порядке. Ничто вроде бы не должно было привлечь внимание полиции, которая, вероятно, ничего не знала о случившемся. Единственно, кто захотел бы войти в дом, – это те, кого пошлют на поиски Сола и Фрэнки, но их-то ничем не одурачишь, найдут они что-то или не найдут.
Пегги позвонила в галерею и сказала Роберте, что отправляется примерно на неделю в неожиданную поездку вместе с мужем и сыном. Поручила своей помощнице по дому все дела и разрешила привлекать, если понадобится, кого захочет. Предупредила, что не стоит беспокоиться, если от них не будет известий.
Витторио вынужден был выйти из комнаты, пока она разговаривала, но вины Пегги в том не было. Она справилась со своей задачей успешно, в то время как он действовал далеко не так хорошо.

Четыре машины отъехали от дома вскоре после наступления темноты.
Батталья правил передней машиной – “мерседесом”, на заднем сиденье которого лежали плотно завернутые в одеяло Фрэнки и Сол. Витторио направлялся к месту в шестидесяти милях на юго-восток и чувствовал себя почти что водителем катафалка в похоронной процессии. Да, по сути, так оно и было.
Следом за Витторио ехала Пегги в своем красном “фиате”. Муж не мог ее видеть, и вначале она безостановочно плакала. Слезы застилали глаза, ослепляли ее, надо было либо перестать плакать, либо бросить руль. Она перестала плакать.
За Пегги следовала в “тойоте” Витторио Мэри Янг, мучаясь угрызениями нечистой совести и страхом. Из-за миллиона долларов она, можно с полной уверенностью считать, убила ребенка, и смерть угрожала теперь родителям этого ребенка, а также Джьянни и, весьма возможно, ей самой, если она не сумеет как можно скорее убежать от опасности. А сказать остальным о министре юстиции – это все равно что приставить пистолет к собственной голове и нажать на спуск.
В пятидесяти футах позади Мэри кортеж замыкал на взятом напрокат “форде” Джьянни Гарецки, страдая от своей доли вины за то, чего он и не совершал. Но он считал, что совершил, и это его не отпускало. Не имело значения, куда он едет и что будет делать дальше. Свое зло он уже причинил.
Витторио остановил кортеж на повороте горной дороги в десяти милях от Позитано.
Три машины укрыли в сосновой роще, а Витторио и Джьянни подвели “мерседес” к краю почти отвесного трехсотфутового обрыва. В этом месте остатки подгнивших перил были сброшены камнепадом. Усадив Сола на место водителя, они устроили Фрэнки рядом с ним. Пристегнули ремни безопасности, включили мотор на холостом ходу и заперли дверцы. Витторио опустил один конец веревки в бензобак, вытащил его, опустил туда второй конец, а пропитанный бензином первый оставил дюймов на шесть свисать из бака в качестве фитиля.
Потом он и Джьянни налегли на задний бампер машины.
Когда она покатилась к краю обрыва, Витторио поджег свисающий конец веревки. Они дали машине последний толчок и смотрели, как она, набрав скорость, перевалилась через край обрыва.
Бак взорвался где-то на полпути ко дну пропасти. Машина ударилась о камни внизу, и тогда, после второго взрыва, вспыхнул гигантский огненный шар, осветивший все вокруг оранжевым светом.
Витторио сел за руль “фиата” и повел освободившийся от мертвых тел кортеж дальше в горы.

Глава 37

Министр юстиции Генри Дарнинг, с тревожным нетерпением ждавший звонка от Карло Донатти, наконец-то дождался его у себя дома в три шестнадцать дня по вашингтонскому времени. В Позитано было уже девять шестнадцать вечера.
Разговор начался без предисловий.
– Я только что получил известия от своего связного, – сказал Донатти.
Дарнингу не понравилось, как заколотилось у него сердце, – просто забарабанило в грудную клетку.
– Ну и?…
– Новости нехорошие.
Дарнинг сел. Он сидел и смотрел на свой большой письменный стол орехового дерева. Чувствовал, как бьется жилка на виске. Рука так тесно прижимала к уху телефонную трубку, словно он полагал, что таким образом лучше усвоит услышанное.
– Что произошло?
– Нам лучше повидаться.
– Когда?
– Удобно вам сегодня в шесть? – спросил Донатти.
– В том же месте, где и в прошлый раз?
– Если оно подходит.
– Я там буду, – сказал Дарнинг и повесил трубку. Он остался сидеть в той же позе. Потрясенный до невменяемости тем, что пришлось услышать, он все же думал сейчас о том, оказалась ли Мэри Янг в числе убитых. Он не сомневался, что люди погибли. Вопрос лишь в том какие, кто именно.

Оба они настолько стремились быть точными, что явились в комнату мотеля при аэропорте в одну и ту же минуту.
Дарнинг включил радио. Поискал станцию, которая передает классическую музыку, и наконец нашел Брамса.
Они обнялись, и Карло Донатти налил обоим скотча, который взял из мини-бара. Это вполне незначительное действие усилило подавленное настроение министра. Скотч для Донатти – весьма серьезный напиток.
– Итак? – заговорил Дарнинг.
– Насколько можно понять, никто в точности не знает, что там произошло, – спокойно ответил Донатти. – В Позитано послали четверых опытных боевиков, а вернулись только двое. О других двоих никаких известий. И думаю, не будет.
Дарнинг не стал пить серьезный напиток и молча слушал. Пусть Донатти рассказывает.
– Батталья, по-видимому, их поджидал, – продолжал дон. – Я считаю, что Джьянни и его китаянка появились там раньше и предупредили.
– А где они сейчас?
– Когда дом обыскивали позже, их там уже не оказалось. – Дон пожал плечами. – Единственное свидетельство происшедшего – разбитое окно.
– И это все, с чем вы ко мне явились?
– Не совсем. Мы похитили сынишку Баттальи. Так что не все плохо.
Министр юстиции уставился на Донатти:
– Ну и что из этого?
– А то, что мы держим Батталью на привязи. Он и его жена не могут просто исчезнуть, пока парень у нас в руках. Они должны попытаться пойти на переговоры.
– Я не хочу никаких переговоров с ними, Карло. Не о чем договариваться. Я хочу, чтобы их убили. Разве я недостаточно ясно дал это понять?
– Вполне ясно. Но сначала они должны начать переговоры. А уж потом их убьют. – Что-то в этих словах заставило дона усмехнуться. – Ты же глава всего вашего распроклятого министерства юстиции, Генри. Вроде бы должен знать, как делаются юридические дела на основных уровнях.
Дарнинг вдохнул в себя малоприятный запах, который ничего общего не имел с обычным запахом изысканного одеколона Донатти.
– Сколько лет мальчишке? – спросил он.
– Лет девять или десять.
– Кто его держит?
– Те двое, кто захватил его в Позитано.
Дарнинг побелел.
– Но ведь он вполне может их опознать. Для этого он достаточно взрослый.
– С этим не будет проблем.
Дарнинг ощутил новый приступ отвращения и злости, подымающийся у него в душе. Выходит, он теперь становится убийцей детей?
– Но как же мы найдем родителей? – спросил он.
– А мы и не станем их искать. Они найдут нас.
Взгляд у Дарнинга сделался жестким и в то же время странно неуверенным. Он был человеком знающим, разносторонним и привычным к трудным ситуациям, но здесь оказался на неведомой территории.
– Растолкуй мне все это, – попросил он.
– В настоящее время Батталья и Гарецки уже знают, что я в этом замешан, – сказал Донатти. – А женщины рассказали им о твоей заинтересованности. Так что позвонить могут любому из нас. – Он помолчал и добавил: – Или послать пулю в лоб.
– Ты пытаешься запугать меня, Карло?
– Дьявольски точно сказано! Почему один я должен пугаться? Ведь это ты втянул меня в историю. – Донатти улыбнулся, но веселья в его улыбке не было нисколько. – Мы заполучили себе на шею парочку крутых и к тому же сильно рассерженных парней. Я знал их обоих с детства. Если ты хочешь с ними разделаться, то надо справиться с первой попытки. На вторую у тебя скорее всего не останется шансов.
– Ты меня и в самом деле запугал.
Дон расхохотался, и на этот раз ему было действительно весело.
– Небольшая порция страха способствует выделению адреналина. Но ведь хорошо, что мы заполучили мальчишку. Если бы не это, у нас была бы основательная причина потеть от страха. Но теперь Витторио ничего не может поделать. Ему остается только звонить кому-нибудь из нас и умолять.
Дарнинг ощутил легкое стеснение в груди.
– А как насчет другой моей просьбы? – спросил он. – Что-нибудь уже сделано?
– Ты имеешь в виду Джона Хинки и жену Бикмана?
– Да.
– Все будет улажено нынче ночью.
– Обоих сразу?
– Это самый лучший способ. Ничего не делать по частям, тогда тебе не грозит, что один из них начнет соваться всюду с вопросами о другом.
– Я тебе признателен, Карло.
– Чепуха! – отмахнулся дон. – Два таких любящих друга, как мы с тобой… всегда готовы помочь: ты – мне, а я – тебе.

Чуть позже десяти часов в этот вечер Джон Хинки покинул свою юридическую контору в Вашингтоне и поехал домой. Устал он как собака, но был весел. Вкалывал шестнадцать часов подряд, но зато получил важные дополнения к делу Бикмана и мог начинать атаку.
Это будет самое крупное его дело. У него бывало такое ощущение и в других случаях, с большинством из которых он отлично справлялся. Но дело такого рода попало к нему впервые. Совсем другой масштаб. Оно поднимет его на качественно иной уровень. Этот тип поможет ему забраться на вершину.
Хинки всю дорогу напевал что-то без слов, пальцы его отбивали ритм на рулевом колесе.
И кто бы мог ожидать чего-то особенного в тот день, когда Бонни прибежала к нему в полуистерическом состоянии из-за того, что Джим уехал на задание и не звонил ей, видите ли, целых два дня? Если бы они не были старыми друзьями, он выставил бы ее из офиса через пять минут. А потом Бюро начало городить вокруг этого Бог знает что, нести чушь насчет особой секретности, и дело дурно запахло. Так что когда нашли три трупа, Хинки уже не слишком удивился и начал копать. Что и привело его к жене другого якобы пропавшего агента, на этот раз из отделения в Филадельфии.
Но настоящее открытие он сделал только сегодня. Благодаря своим долголетним связям в Бюро он узнал, что люди, тела которых обнаружили возле Гринвича, и двое других, будто бы расследующих секретные случаи… что все они вызваны по личному предписанию главной шишки, самого директора ФБР Брайана Уэйна.
Ну так что же тут особенного, Элфи?
Он дал директору три дня, в течение которых тот либо сообщит Бонни, где находится Джим, либо даст ей возможность поговорить с ним по телефону. Брайан Уэйн ничего не сделал, и время истекло. Завтра для Джона Хинки наступит его личный “день Д”[30]. Он решил действовать в обход Отдела личной ответственности министерства юстиции и созвать собственную пресс-конференцию. Выйти на публику с тем, что у него имеется.
В голове у Хинки гнездилась-таки мыслишка насчет того, что эти двое – муж Бонни и агент из Филадельфии – так же мертвы, как те трое, трупы которых обнаружили возле Гринвича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52