Впрочем, наличие расслоения населения Прибалтики на местных и не-местных (в основном этнических русских) весьма вероятно приведет к возникновению там сильных реальных партий с про-русской направленностью и вынудит официальные власти этих республик (особенно это актуально для Латвии) забыть о мягкой западной демократии не только в вопросах, касающихся языка и других атрибутов этнических различий (что уже имеет место быть), но также во многих вопросах социальной жизни людей. Ситуация там осложняется и вступлением стран Балтии в NATO, целью которого является устрашение России с тем, чтобы иметь возможность на льготных условиях получать ее сырьевые ресурсы в обмен на «ненападение». Этот блеф когда-нибудь закончится, но пока обман псевдоагрессивности не раскрылся, разделение этнических прибалтов (которые плохо относятся к России) и этнических великороссов (которые к ней относятся хорошо), будет лишь усиливаться и тем самым раскачивать там обстановку. Здесь нельзя не отметить заинтересованность руководства NATO в возникновении этой дестабилизации, позволяющей под предлогом «миротворческой миссии» ввести значительные силы прямо к границам России.
Кроме того, на Украине на сегодня имеется две разнонаправленные тенденции, о которых говорилось выше – прозападная и пророссийская. Топологически эта ситуация сильно неустойчива. Что-то должно произойти в Малороссии…
Свернутость власти в единый центр представляет собой долгосрочную проблему для России. Эта свернутость, по большому счету, есть следствие требования необходимости обеспечения единства государства, а точнее – необходимый механизм, обеспечивающий это единство. В этом смысле единый властный центр существует для предотвращения краха, максимальной дестабилизации. Но после того, как эта предельная задача выполнится, данная конструкция окажется своей противоположностью, будет тормозить дальнейшее успокоение ситуации и даже мешать стабилизации. Ведь каждый раз, после прихода в Кремль нового хозяина, страна будет вставать перед дилеммой: откажется ли прежний президент от власти, или нет. Если не откажется, то он превратится из стороны, противопоставляющей себя коррупции в субъект активных коррупционных отношений, что неминуемо приведет к новым потрясениям. Что же делать?
Думается, решением этой проблемы может стать введение института монарха (императора), ограниченного конституцией. Конституционная монархия имеется во многих странах мира. Почему бы этой конструкции не быть и в России, ведь у нее есть одно замечательное преимущество – она позволяет спокойным путем обеспечить передачу власти от одного лица к другому, не терзая общество.
Действительно, конституционно ограниченный монарх, являющийся предельным защитником общественной морали, единства всего народа, сосредоточением его культурных ценностей, оказывается не реальным, а всегда мнимым центром, который не правит, но на который оглядываются все, включая и президента. А на кого все оглядываются? На того, кто предельно уважаем. Император в этом случае становится на место духовного лидера. И тогда именно вокруг него всегда будет сгруппирована реальная элита общества, из которой фактически и будет избираться приемник президенту. Это уменьшит возможность попадания на пост президента, т.е. на пост носителя реальных полномочий, человека случайного, не вписанного в существующую систему отношений, не заинтересованного в величии России.
Отметим, что во многих странах обходятся без монархического института власти. Но это или пассионарно малоактивные страны, как Франция или Германия, или страны наподобие США, где управление осуществляется из теневых кабинетов, супербогатыми людьми. Очевидно, Россия в первый случай просто не вписывается, а второй случай означает тотальную, вмонтированную в саму структуру общества, коррупцию, от которой следует максимально избавляться, а не стремиться к ней.
5.5. Коррупция безвластия
Существование России как самостоятельного государства невозможно без развитой экономики, что предполагает свободу в области хозяйственной активности людей. Это возможно лишь в условии малых налогов и отсутствия существенных административных границ, которые, в первую очередь, выражаются через коррупционные связи. И если налоги уже снижаются и будут снижаться дальше, то вот вопрос о растлении всех сторон российской власти пока реально решается с трудом. Видимо, это не случайно: коррупция как преобразование власти в деньги, а денег – во власть, сильна как никогда. Поэтому о существе этого феномена следует подумать особо, чем мы и займемся в этом разделе.
О проблеме коррупции в среде российских чиновников постсоветского времени написано не так много, но и не мало. Например, можно выделить работы Диагностика российской коррупции: Социологический анализ (крат. резюме докл.) / Фонд ИНДЕМ; [над текстом работали Г.А. Сатаров и др.]. – М.: Фонд ИНДЕМ, 2002. – 35 с.
, выявляющие разные подходы к решению данной проблемы. Если акцент делается на безусловной демократизации всех сторон жизни общества, увеличении свобод и, в конечном счете, снятии запретных барьеров, то в весьма активно звучат призывы к ужесточению действующих законов. Первая группа авторов считает, что коррупция в России порождена недостатком демократии, и лишь двигаясь по пути последовательной демократизации буквально во всех областях жизни, включая усиление свободы слова, можно существенно понизить ее уровень. Однако думается, что проблема здесь гораздо глубже и ближе к истине находится вторая группа авторов. Ведь коррупция разъедает не только страны, где демократии «маловато», но также и государства, где, вроде бы, ее предостаточно: США, Великобритания, Франция, Италия уже давно страдают от этого зла, хотя в этих странах демократические институты развиты весьма широко, причем не только на уровне законов, но и на уровне менталитета их граждан.
Давайте подумаем. Что есть коррупция? Это есть: а) ситуация, когда чиновник исполнительной власти продает свою способность повлиять на принятие того или иного решения заинтересованному лицу (берет взятку в виде денег или даже в виде получения контроля над целыми отраслями экономики), б) чиновник создает законодательную структуру своего функционирования, в которой он может вынуждать давать ему взятки, в) чиновник не боится быть наказанным.
Для выполнения п. а) необходимо наличие соответствующего предложения со стороны тех, у кого есть деньги (частных лиц или организаций). Обеспечение п. б) происходит через связь чиновника с законодательным и исполнительным органом, т.е., по большому счету, с самим собой: высший чиновник исполнительной власти через депутатов создает нужный себе закон. Это возможно в случае, если законодательная и исполнительная ветви власти суть одно и не являются независимыми друг от друга. Наконец, п. в) выполняется тогда, когда другой чиновник, в функции которого входит присматривание за выполнением законов (судебная власть), неразрывно связан с чиновником – элементом исполнительной власти.
Таким образом, демократический принцип разделения властей при наличии соответствующего предложения со стороны бизнеса, существование которого здесь подразумевается, обеспечивает возникновение принципиальной возможности коррупции организоваться так, чтобы замкнуть порочный круг во всей системе демократического устройства. И именно наличие такой круговой поруки во всех сферах власти, работа этих сфер на консолидацию своих сил, является самой сущностью феномена коррупции в условиях демократии. Коррупция не может устойчиво существовать только в какой-то одной ветви власти (законодательной, исполнительной, судебной). Она устойчива именно тогда, когда все эти ветви взаимно поражены ею. Поэтому демократическое разделение властей на три ветви не обеспечивает отсутствие коррупции.
Конечно, желанное отсутствие этого бедствия надежно обеспечивается полной взаимной независимостью чиновников, судей, депутатов, а также независимостью средств массовой информации, через которые происходит обратная связь между обществом и властью, т.е. контроль общества над властью. С этим можно согласиться, но с одной оговоркой: коррупция и в самом деле не возникнет, если такая система будет работать с самого начала возникновения свободных товарно-денежных отношений.
Но в нашей жизни это не так. По мере своего развития бизнес упирается в свои границы, которые создает ему власть. Таким образом, именно власть оказывается тем, что бизнесу следует преодолеть для своего дальнейшего продвижения. Попросту говоря бизнес, если он достаточно активен (пассионарен), объективно, на некоторой стадии своего развития, вступает в фазу захвата власти, очевидно, через подкуп: он покупает себе полномочия. А поскольку продавцом оказывается чиновник, в конечном счете – через выборы или через назначения (через оказание доверия) выбранным народом лицом, то товаром оказывается доверие народа, которое хозяин денег заполучает. Причем, получает он этот свой товар скрытно, и скрытно им пользуется. Власть теряет свою легитимность, т.е. теряет себя и наступает полный беспредел, хаос, который можно остановить, только поставив жесткий запрет на то, чтобы бизнесмен мог быть политиком и чиновником одновременно, а политик и чиновник – бизнесменом. Не то, чтобы это полностью остановит коррупцию, – нет, полностью не остановит, ведь денежный мешок все равно сможет покупать себе то, что ему нужно. Но, по крайней мере, он сам лично не сможет встать на ту должность, на которой он станет непосредственно управлять общественными процессами в сторону своей корысти и степень безусловности его влияния упадет.
В России ситуация осложняется тем, что в 90-е годы прошлого века была осуществлена огромная по масштабам приватизация. Это действо происходило кулуарно, так что и возможность влиять власть получила кулуарную. При этом она потеряла часть своей легитимности, поскольку полностью легитимная власть имеет и реализует свои полномочия открыто. Кулуарная же власть, строго говоря, страдает комплексом неполномочия, что и толкает ее, для подъема своего статуса, компенсировать эту свою неполноценность через приобретение той стороны силы, которая у них легально отсутствует, т.е. через захват материальных ценностей. Вначале этими ценностями являются тривиальные взятки, но по мере развития ситуации ими становятся заводы, направления в бизнесе и даже некоторые отрасли. В итоге сейчас коррупция в России исключительно сильна, а свободные товарно-денежные отношения по факту уже имеются, так что простой демократизацией всех сторон общественной жизни с проблемой не справиться. Может быть, в этом-то все и дело, что создалась такая ситуация, когда ветви власти уже взаимно связаны и вопрос весь в том, как эту связь разбить. Как нарушить то, что депутаты лоббируют интересы крупных компаний, нарушая интересы всего общества; что милиция, ФСБ, прокуратура, суды часто играют на поле преступников; что городами и Субъектами Федерации управляют бизнесмены? Как нарушить их взаимную связь? Ведь любые явные действия, направленные в эту сторону, консолидируют их еще больше, и все благие попытки потонут в их кипучей деятельности. В самом деле, разве Ельцин, будучи президентом, т.е. будучи вершиной чиновничьего аппарата, не накладывал вето на закон «О борьбе с коррупцией» в 1997 г? И разве президент Путин в первый период своего правления не проталкивал подобный закон в весьма мягкой форме, в противовес жесткому парламентскому варианту? Все реальные попытки действия против спрута коррупции не получают поддержки верхов. Аналогично, ни о какой гласности в этом вопросе не может быть и речи. Более того, чиновники и бизнес в своей совокупности частично вышли из зоны легитимности и вошли в теневую зону, объединившись тем самым с уголовным миром – с одной стороны, а с другой – передав ему долю своих легальных полномочий. Поэтому продажных чиновников не только не любят, их еще откровенно остерегаются. Действительно, кто хоть раз публично назвал имя конкретного взяточника? Таковых пока нет.
Таким образом, всеобъемлющая демократия западного типа в нынешних условиях – это, во-первых, пока недостижимая для России гипотеза, и, во-вторых, слишком слабое лекарство для лечения сложившейся ситуации. Это лекарство скорее профилактического свойства, а сейчас требуется комплексное длительное лечение с применением сильных антибиотиков.
Более того, можно сказать, что к современной демократии как форме западничества следует относиться весьма осторожно. Действительно, например, в США реально правит не президент и даже не народ, а супер-монополии денежного рынка, которые управляют настроениями людей через средства массовой информации. Там процесс преобразования деньги – власть давно уже завершен, и коррупция является не пропагандируемой, но впаянной в сознание граждан формой существования их государства. Ведь ни для кого не секрет, что любой президент в современной Америке лоббирует интересы в первую очередь той или иной экономической группировки. Тогда о каком «народном» лидере может идти речь? Он, конечно, может иметь высокие рейтинги доверия, но это означает лишь его умелое лавирование между своим имиджем и корыстью владельцев тех компаний, на которые он работает. Коротко говоря, современная американская форма демократии практически эквивалентна узаконенной коррупции. Так что борьба с коррупцией в России должна начинаться с борьбы против западничества, и в первую очередь – с наиболее модным сейчас американоцентризмом.
Демократия хороша тем, что она как форма правления соответствует среднему или даже низкому уровню пассионарности общества. Поэтому она нужна там и тогда, где и когда для этого подготовлена энергетическая основа. Демократия как своеобразный стабилизатор средне-активного общества должна быть востребована пассионарной элитой страны, отвечать ее уровню страсти и поэтому в принципе не может копировать уже существующие модели в западных странах, которые были созданы под запросы местных элитных групп. Там она обслуживает относительно низкую пассионарность, в России она должна обслуживать относительно высокую пассионарность.
Далее, необходимо сказать, что социальный феномен коррупции существовал и существует в самых разных государствах с совершенно непохожим государственным устройством. Он не связан однозначно с какой-либо формой управления, поэтому его наличие или отсутствие в обществе связано со свойствами человека, или каком-то одном его свойстве. Действительно, разве не было коррупции в коммунистическом СССР и разве нет ее в наши дни в коммунистическом Китае? Безусловно, таковая была и в СССР и существует в современном Китае, хотя и не в такой жуткой степени, как в России. При этом можно вспомнить, что и в царской России коррупция тоже была как при волевом Петре I, так и при слабохарактерном Николае II.
Чтобы выделить это искомое человеческое свойство достаточно обратить внимание на то, что в разного рода племенах очень старых этносов типа папуасов в Новой Гвинеи или в некоторых африканских племенах, где пассионарности уже нет в такой степени, что они утратили стремление иметь государственные институты и живут в полной гармонии с окружающей средой, никакой коррупции нет и быть не может. Далее, в совершенно неагрессивных странах, где пассионарность еще как-то теплится, но весьма слабо, коррупции тоже почти нет. Например, таковы Скандинавские страны. В то же время, стоит только обратить внимание на государства, где пассионарность велика или по крайней мере находится на заметном уровне, то сразу же там виден целый спектр коррупционных систем: в России царской, коммунистической и современной, Великобритании, США, Италии, Китае, Южной Корее, Грузии и т.д. Но и здесь не все так однозначно, поскольку в пассионарной Северной Корее, например, взяточничество пока не наблюдается. Практически не было его и в сталинскую эпоху СССР, и в маоистском Китае.
Получается, что пассионарность общества является необходимым, но еще не достаточным условием того, чтобы его разъедал спрут коррупциии. Страсть к деньгам, которая выражается в существовании системы коррупции, есть один из видов страсти и отражает ее существование вообще, поэтому наличие некоторого заметного уровня пассионарности здесь необходимо. В то же время, очевидно, что лишь правильно организованная система управления обеспечивает перевод пассионарности в нужное для общества русло и отводит даже возможность ее приближения к вредным и опасным направлениям, в которых она начинает работать против общественной пользы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Кроме того, на Украине на сегодня имеется две разнонаправленные тенденции, о которых говорилось выше – прозападная и пророссийская. Топологически эта ситуация сильно неустойчива. Что-то должно произойти в Малороссии…
Свернутость власти в единый центр представляет собой долгосрочную проблему для России. Эта свернутость, по большому счету, есть следствие требования необходимости обеспечения единства государства, а точнее – необходимый механизм, обеспечивающий это единство. В этом смысле единый властный центр существует для предотвращения краха, максимальной дестабилизации. Но после того, как эта предельная задача выполнится, данная конструкция окажется своей противоположностью, будет тормозить дальнейшее успокоение ситуации и даже мешать стабилизации. Ведь каждый раз, после прихода в Кремль нового хозяина, страна будет вставать перед дилеммой: откажется ли прежний президент от власти, или нет. Если не откажется, то он превратится из стороны, противопоставляющей себя коррупции в субъект активных коррупционных отношений, что неминуемо приведет к новым потрясениям. Что же делать?
Думается, решением этой проблемы может стать введение института монарха (императора), ограниченного конституцией. Конституционная монархия имеется во многих странах мира. Почему бы этой конструкции не быть и в России, ведь у нее есть одно замечательное преимущество – она позволяет спокойным путем обеспечить передачу власти от одного лица к другому, не терзая общество.
Действительно, конституционно ограниченный монарх, являющийся предельным защитником общественной морали, единства всего народа, сосредоточением его культурных ценностей, оказывается не реальным, а всегда мнимым центром, который не правит, но на который оглядываются все, включая и президента. А на кого все оглядываются? На того, кто предельно уважаем. Император в этом случае становится на место духовного лидера. И тогда именно вокруг него всегда будет сгруппирована реальная элита общества, из которой фактически и будет избираться приемник президенту. Это уменьшит возможность попадания на пост президента, т.е. на пост носителя реальных полномочий, человека случайного, не вписанного в существующую систему отношений, не заинтересованного в величии России.
Отметим, что во многих странах обходятся без монархического института власти. Но это или пассионарно малоактивные страны, как Франция или Германия, или страны наподобие США, где управление осуществляется из теневых кабинетов, супербогатыми людьми. Очевидно, Россия в первый случай просто не вписывается, а второй случай означает тотальную, вмонтированную в саму структуру общества, коррупцию, от которой следует максимально избавляться, а не стремиться к ней.
5.5. Коррупция безвластия
Существование России как самостоятельного государства невозможно без развитой экономики, что предполагает свободу в области хозяйственной активности людей. Это возможно лишь в условии малых налогов и отсутствия существенных административных границ, которые, в первую очередь, выражаются через коррупционные связи. И если налоги уже снижаются и будут снижаться дальше, то вот вопрос о растлении всех сторон российской власти пока реально решается с трудом. Видимо, это не случайно: коррупция как преобразование власти в деньги, а денег – во власть, сильна как никогда. Поэтому о существе этого феномена следует подумать особо, чем мы и займемся в этом разделе.
О проблеме коррупции в среде российских чиновников постсоветского времени написано не так много, но и не мало. Например, можно выделить работы Диагностика российской коррупции: Социологический анализ (крат. резюме докл.) / Фонд ИНДЕМ; [над текстом работали Г.А. Сатаров и др.]. – М.: Фонд ИНДЕМ, 2002. – 35 с.
, выявляющие разные подходы к решению данной проблемы. Если акцент делается на безусловной демократизации всех сторон жизни общества, увеличении свобод и, в конечном счете, снятии запретных барьеров, то в весьма активно звучат призывы к ужесточению действующих законов. Первая группа авторов считает, что коррупция в России порождена недостатком демократии, и лишь двигаясь по пути последовательной демократизации буквально во всех областях жизни, включая усиление свободы слова, можно существенно понизить ее уровень. Однако думается, что проблема здесь гораздо глубже и ближе к истине находится вторая группа авторов. Ведь коррупция разъедает не только страны, где демократии «маловато», но также и государства, где, вроде бы, ее предостаточно: США, Великобритания, Франция, Италия уже давно страдают от этого зла, хотя в этих странах демократические институты развиты весьма широко, причем не только на уровне законов, но и на уровне менталитета их граждан.
Давайте подумаем. Что есть коррупция? Это есть: а) ситуация, когда чиновник исполнительной власти продает свою способность повлиять на принятие того или иного решения заинтересованному лицу (берет взятку в виде денег или даже в виде получения контроля над целыми отраслями экономики), б) чиновник создает законодательную структуру своего функционирования, в которой он может вынуждать давать ему взятки, в) чиновник не боится быть наказанным.
Для выполнения п. а) необходимо наличие соответствующего предложения со стороны тех, у кого есть деньги (частных лиц или организаций). Обеспечение п. б) происходит через связь чиновника с законодательным и исполнительным органом, т.е., по большому счету, с самим собой: высший чиновник исполнительной власти через депутатов создает нужный себе закон. Это возможно в случае, если законодательная и исполнительная ветви власти суть одно и не являются независимыми друг от друга. Наконец, п. в) выполняется тогда, когда другой чиновник, в функции которого входит присматривание за выполнением законов (судебная власть), неразрывно связан с чиновником – элементом исполнительной власти.
Таким образом, демократический принцип разделения властей при наличии соответствующего предложения со стороны бизнеса, существование которого здесь подразумевается, обеспечивает возникновение принципиальной возможности коррупции организоваться так, чтобы замкнуть порочный круг во всей системе демократического устройства. И именно наличие такой круговой поруки во всех сферах власти, работа этих сфер на консолидацию своих сил, является самой сущностью феномена коррупции в условиях демократии. Коррупция не может устойчиво существовать только в какой-то одной ветви власти (законодательной, исполнительной, судебной). Она устойчива именно тогда, когда все эти ветви взаимно поражены ею. Поэтому демократическое разделение властей на три ветви не обеспечивает отсутствие коррупции.
Конечно, желанное отсутствие этого бедствия надежно обеспечивается полной взаимной независимостью чиновников, судей, депутатов, а также независимостью средств массовой информации, через которые происходит обратная связь между обществом и властью, т.е. контроль общества над властью. С этим можно согласиться, но с одной оговоркой: коррупция и в самом деле не возникнет, если такая система будет работать с самого начала возникновения свободных товарно-денежных отношений.
Но в нашей жизни это не так. По мере своего развития бизнес упирается в свои границы, которые создает ему власть. Таким образом, именно власть оказывается тем, что бизнесу следует преодолеть для своего дальнейшего продвижения. Попросту говоря бизнес, если он достаточно активен (пассионарен), объективно, на некоторой стадии своего развития, вступает в фазу захвата власти, очевидно, через подкуп: он покупает себе полномочия. А поскольку продавцом оказывается чиновник, в конечном счете – через выборы или через назначения (через оказание доверия) выбранным народом лицом, то товаром оказывается доверие народа, которое хозяин денег заполучает. Причем, получает он этот свой товар скрытно, и скрытно им пользуется. Власть теряет свою легитимность, т.е. теряет себя и наступает полный беспредел, хаос, который можно остановить, только поставив жесткий запрет на то, чтобы бизнесмен мог быть политиком и чиновником одновременно, а политик и чиновник – бизнесменом. Не то, чтобы это полностью остановит коррупцию, – нет, полностью не остановит, ведь денежный мешок все равно сможет покупать себе то, что ему нужно. Но, по крайней мере, он сам лично не сможет встать на ту должность, на которой он станет непосредственно управлять общественными процессами в сторону своей корысти и степень безусловности его влияния упадет.
В России ситуация осложняется тем, что в 90-е годы прошлого века была осуществлена огромная по масштабам приватизация. Это действо происходило кулуарно, так что и возможность влиять власть получила кулуарную. При этом она потеряла часть своей легитимности, поскольку полностью легитимная власть имеет и реализует свои полномочия открыто. Кулуарная же власть, строго говоря, страдает комплексом неполномочия, что и толкает ее, для подъема своего статуса, компенсировать эту свою неполноценность через приобретение той стороны силы, которая у них легально отсутствует, т.е. через захват материальных ценностей. Вначале этими ценностями являются тривиальные взятки, но по мере развития ситуации ими становятся заводы, направления в бизнесе и даже некоторые отрасли. В итоге сейчас коррупция в России исключительно сильна, а свободные товарно-денежные отношения по факту уже имеются, так что простой демократизацией всех сторон общественной жизни с проблемой не справиться. Может быть, в этом-то все и дело, что создалась такая ситуация, когда ветви власти уже взаимно связаны и вопрос весь в том, как эту связь разбить. Как нарушить то, что депутаты лоббируют интересы крупных компаний, нарушая интересы всего общества; что милиция, ФСБ, прокуратура, суды часто играют на поле преступников; что городами и Субъектами Федерации управляют бизнесмены? Как нарушить их взаимную связь? Ведь любые явные действия, направленные в эту сторону, консолидируют их еще больше, и все благие попытки потонут в их кипучей деятельности. В самом деле, разве Ельцин, будучи президентом, т.е. будучи вершиной чиновничьего аппарата, не накладывал вето на закон «О борьбе с коррупцией» в 1997 г? И разве президент Путин в первый период своего правления не проталкивал подобный закон в весьма мягкой форме, в противовес жесткому парламентскому варианту? Все реальные попытки действия против спрута коррупции не получают поддержки верхов. Аналогично, ни о какой гласности в этом вопросе не может быть и речи. Более того, чиновники и бизнес в своей совокупности частично вышли из зоны легитимности и вошли в теневую зону, объединившись тем самым с уголовным миром – с одной стороны, а с другой – передав ему долю своих легальных полномочий. Поэтому продажных чиновников не только не любят, их еще откровенно остерегаются. Действительно, кто хоть раз публично назвал имя конкретного взяточника? Таковых пока нет.
Таким образом, всеобъемлющая демократия западного типа в нынешних условиях – это, во-первых, пока недостижимая для России гипотеза, и, во-вторых, слишком слабое лекарство для лечения сложившейся ситуации. Это лекарство скорее профилактического свойства, а сейчас требуется комплексное длительное лечение с применением сильных антибиотиков.
Более того, можно сказать, что к современной демократии как форме западничества следует относиться весьма осторожно. Действительно, например, в США реально правит не президент и даже не народ, а супер-монополии денежного рынка, которые управляют настроениями людей через средства массовой информации. Там процесс преобразования деньги – власть давно уже завершен, и коррупция является не пропагандируемой, но впаянной в сознание граждан формой существования их государства. Ведь ни для кого не секрет, что любой президент в современной Америке лоббирует интересы в первую очередь той или иной экономической группировки. Тогда о каком «народном» лидере может идти речь? Он, конечно, может иметь высокие рейтинги доверия, но это означает лишь его умелое лавирование между своим имиджем и корыстью владельцев тех компаний, на которые он работает. Коротко говоря, современная американская форма демократии практически эквивалентна узаконенной коррупции. Так что борьба с коррупцией в России должна начинаться с борьбы против западничества, и в первую очередь – с наиболее модным сейчас американоцентризмом.
Демократия хороша тем, что она как форма правления соответствует среднему или даже низкому уровню пассионарности общества. Поэтому она нужна там и тогда, где и когда для этого подготовлена энергетическая основа. Демократия как своеобразный стабилизатор средне-активного общества должна быть востребована пассионарной элитой страны, отвечать ее уровню страсти и поэтому в принципе не может копировать уже существующие модели в западных странах, которые были созданы под запросы местных элитных групп. Там она обслуживает относительно низкую пассионарность, в России она должна обслуживать относительно высокую пассионарность.
Далее, необходимо сказать, что социальный феномен коррупции существовал и существует в самых разных государствах с совершенно непохожим государственным устройством. Он не связан однозначно с какой-либо формой управления, поэтому его наличие или отсутствие в обществе связано со свойствами человека, или каком-то одном его свойстве. Действительно, разве не было коррупции в коммунистическом СССР и разве нет ее в наши дни в коммунистическом Китае? Безусловно, таковая была и в СССР и существует в современном Китае, хотя и не в такой жуткой степени, как в России. При этом можно вспомнить, что и в царской России коррупция тоже была как при волевом Петре I, так и при слабохарактерном Николае II.
Чтобы выделить это искомое человеческое свойство достаточно обратить внимание на то, что в разного рода племенах очень старых этносов типа папуасов в Новой Гвинеи или в некоторых африканских племенах, где пассионарности уже нет в такой степени, что они утратили стремление иметь государственные институты и живут в полной гармонии с окружающей средой, никакой коррупции нет и быть не может. Далее, в совершенно неагрессивных странах, где пассионарность еще как-то теплится, но весьма слабо, коррупции тоже почти нет. Например, таковы Скандинавские страны. В то же время, стоит только обратить внимание на государства, где пассионарность велика или по крайней мере находится на заметном уровне, то сразу же там виден целый спектр коррупционных систем: в России царской, коммунистической и современной, Великобритании, США, Италии, Китае, Южной Корее, Грузии и т.д. Но и здесь не все так однозначно, поскольку в пассионарной Северной Корее, например, взяточничество пока не наблюдается. Практически не было его и в сталинскую эпоху СССР, и в маоистском Китае.
Получается, что пассионарность общества является необходимым, но еще не достаточным условием того, чтобы его разъедал спрут коррупциии. Страсть к деньгам, которая выражается в существовании системы коррупции, есть один из видов страсти и отражает ее существование вообще, поэтому наличие некоторого заметного уровня пассионарности здесь необходимо. В то же время, очевидно, что лишь правильно организованная система управления обеспечивает перевод пассионарности в нужное для общества русло и отводит даже возможность ее приближения к вредным и опасным направлениям, в которых она начинает работать против общественной пользы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30