Черные роботы, мельче, но явно боевитее их, имели по шесть ног, как муравьи, а из их брони торчали сверла, плазменные горелки, огнестрельные и лазерные стволы. Четверо черных выстроились вдоль коридора, а у дальней двери, в конце ряда камер, стояли еще четверо.Мы пошли к выходу, и Бардо пожаловался:— Погляди, как меня разукрасило! Это осколки камня — пуля, наверно, попала в стену. Что же я такое сделал? Это просто безумие!— Это не безумие, а хорошо продуманный план, — возразил лорд Николос, обернув к нам свое круглое личико. — Уясни это наконец!Главный Акашик наскоро ввел меня в курс последних событий. Коллегия Главных Специалистов, сказал он, пригрозила вынести вотум недоверия Хранителю за то, что он держал меня под стражей. А также за злоупотребление полицейскими роботами и по другим причинам. Они вынудили Хранителя разрешить Главному Акашику и его подчиненным обследовать меня, чтобы установить мою вину или невиновность. Это и легло в основу плана. Когда двери башни открылись перед лордом Николосом и его компьютером, роботы Бардо ворвались внутрь и освободили меня.— Проклятущие роботы! — ругался Бардо. — Я ухлопал на них все мое состояние, пятьсот тридцать тысяч городских дисков — пришлось ведь заплатить технарям за их изготовление. Но что поделаешь…— Сколько, сколько? Таких денег ни у кого нет.— А что мне было делать? Хранитель казнил бы тебя, как Бог свят!— А что с воином-поэтом?— Он умер, а может, жив еще — почем я знаю? — Бардо схватил меня за руку и потащил вверх по лестнице. — Давай, паренек, нам надо убираться отсюда! Бегство — наш единственный выход.Мы вышли на улицу. Было холодно, с Зунда дул сырой ветер. Стояла ночь, и ни души не было видно.— Сюда! — Бардо направил меня к саням, ждущим у обочины. — На Поля — надо спешить!— А как же лорд Николос?— Я остаюсь в Городе, — ответил тот. — Думаю, что Коллегии Главных Специалистов придется все-таки выразить недоверие Хранителю Времени или даже сместить его. Либо это, либо раскол. Окончательный раскол.— Что значит «окончательный»?— Надо было сразу тебе сказать, — вмешался Бардо. — Ли Тош, Зондерваль и прочие наши однокашники — мы все покидаем Город. Из-за тебя, дружище, в знак протеста, и еще потому, что нам надоел Хранитель и другие старые хрычи, правящие Орденом.Мы понеслись по улицам, и всю дорогу до Крышечных Полей на черном граните зажигались окна, сотни желтых квадратиков. Казалось, сам Город следит за нами. У меня было странное ощущение, что я это уже видел. Как видно, в тюрьме я не только мнемонировал, но и скраировал.— Что с тобой, паренек? — прокричал Бардо, перекрывая рев двигателей и ветер. — Разве это не счастье — быть свободным?Я смотрел на светящееся небо над Полями, на хвосты кораблей, покидающих Город. Я уже видел это небо и видел другое, еще ярче, которое скоро раскинется над нами. Но я промолчал, и мы спустились в Пещеры, где нашли сотню других пилотов, ожидающих своей очереди у легких кораблей. Один за другим мы поднялись в плутониевое небо. 24DEUS EX MACHINA И из пещер, где человек не мерилНи призрачный объем, ни глубину,Рождались крики: вняв им, Кубла верил,Что возвещают праотцы войну. Самюэль Тэйлор Кольридж, скраер Века Революции. «Кубла Хан»
По словам хибакуся, война — это ад; кому и знать, как не им. Пилотская Война, как ее называли потом, поначалу была сплошным удовольствием. Никакой войны, конечно, могло бы и вовсе не быть, но Хранитель Времени, узнав о нашем бегстве из Города (я узнал об этом позже), впал в ярость. Его пилоты, заявил он, не смеют покидать Орден, пока он не освободил их от присяги; а Бардо и меня следует вернуть в Город и примерно наказать. В случае, если это не удастся, нас нужно казнить прямо в космосе — и как можно скорее. Исполнить свой приговор он поручил Леопольду Соли, и Соли охотно повиновался, поскольку бесился еще пуще Хранителя. Он страдал от боли (остаточные эффекты наркотика, которым попотчевал его воин-поэт, продолжали терзать его нервы) и от ревности. Он поклялся либо взять Жюстину и Бардо в плен, либо убить их. Я уверен, что он и меня хотел убить. Он вылетел из Города на своем легком корабле «Ворпальский клинок». Его друзья — Томот, Сет и Нейт с Торскалле — и еще сто двадцать пять пилотов, сохранивших верность ему и Хранителю Времени, стартовали вслед за ним. Так оно и началось.Мы, беглецы, воевать не собирались. Наш план, составленный лордом Николосом и Бардо, был прост и не содержал в себе никакого насилия. Мы, девяносто восемь пилотов-раскольников, должны были сопровождать большой корабль с представителями всех профессий нашего Ордена. Все мы, пилоты, эсхатологи, механики и технари, держали путь на Нинсан, звезду близ Аудского дублета, собираясь основать там новую академию. У Хранителя Времени было два пути: либо позволить нам это сделать, либо согласиться на перемены, которых требовала от него Коллегия Главных Специалистов, и призвать нас обратно в Город, гарантировав нам прощение и мир.Но мир нам не дано было обрести. Как заметил однажды Хранитель, никто не может выбрать мир, если его враг выбирает войну. После нашего побега мы собрались возле фокусов одной звезды вблизи солнца Ледопада, носившей забавное название Молочная Малявка. Там мы связались друг с другом по радио, устроив нечто вроде совета, чтобы решить, что делать дальше. (В то время мы, разумеется, еще не знали, что Соли снарядил за нами целую карательную экспедицию.)Помню, как в моей кабине появилось бородатое изображение Бардо, и его голос:— Мы свободны. Богом клянусь! Неужели Бардо и правда перехитрил старого тирана, никогда не вылезающего из своей башни? И правда ли, что сперма от колтун-корня делается вонючей?— Это было действительно необходимо? — спросил, в свою очередь, я. Трудно было представить, что Бардо слышит меня и видит мое лицо в кабине своего корабля, где он плавает голый вместе с Жюстиной, которая тоже слышит меня. — Другого выхода не было?— Не было. Хранитель обезглавил бы тебя как пить дать.— Бардо, а не кажется ли тебе, что наш побег прошел слишком гладко?— Гладко?! Для тебя, может, и гладко — тебе не пришлось истратить целое состояние на роботов и не пришлось организовывать…— Я не хочу сказать, что планировать было легко, — перебил я. — Я имею в виду сам побег. Почему Хранитель пустил в свою башню акашиков, если знал, что они объявят меня невиновным? Почему не попытался помешать пилотам стартовать из Пещер? Почему…— Ты начинаешь меня беспокоить, паренек. Мне и самому, по правде сказать, все это не давало покоя. Могу только предположить. Хранитель сильно перетрухнул, что Коллегия Главных его снимет.— У меня другая гипотеза.— Какая? — Изображение Бардо вытерло пот со лба.— Что, если Хранитель просто позволил нам, пилотам и специалистам, уйти?— С чего бы? Нет, нет, молчи — не хочу слышать ничего неприятного. Я, кажется, догадываюсь, куда ты клонишь.Нервы у меня еще были расстроены после долгого заключения, и я все-таки произнес вслух то, что и так было ясно:— Думаю, Хранитель отпустил нас для того, чтобы перебить разом всех, кто открыто восстал против него. Здесь, в космосе, подальше от Города, чтобы и следов никаких не осталось.— Перебить нас… Но как?— Возможно, эту работу он поручит Соли.— Как же Соли нас найдет? Он не знает, куда мы направляемся, не знает фокусов нашего маршрута. Да я и не думаю, что Соли согласится исполнить подобный приказ — нет, нет, это невозможно!Помолчав немного, я спросил:— Жюстина правда там, у тебя в кабине? Почему я тогда ее не вижу? Можно мне с ней поговорить?Бардо, покраснев, исчез, а через некоторое время сообщил, уже невидимый:— Жюстина поговорит с тобой, но она, э-э… не одета и поэтому не хочет, чтобы ты ее видел: она ведь, как-никак, тебе тетка!Я не сказал ему, что мальчишкой постоянно подсматривал в щелочку, как Жюстина принимает утреннюю ванну. По крайней мере до тех пор, пока мать не поймала меня на этом и не нащипала мне нос до крови. У Жюстины красивое тело, соблазнительное, как у Катарины. Я не мог слишком упрекать Соли за то, что он ревнует к Бардо.— Я так рада, что ты жив, — отозвалась наконец Жюстина.— Ты, случайно, не знаешь, где сейчас мать?— Мы пытались найти ее, но безуспешно. Когда ты оказался в тюрьме…— Известно ли тебе, кстати, — вмешался Бардо, — что еще один воин-поэт пытался убить Хранителя?— Ну ясно — этого роботы прикончили, даже не допустив его до комнат Главного Горолога.— Твоя мать где-то скрывается, паренек, — возможно, в Квартале Пришельцев. Нам так и не удалось ее найти.— Когда Хранитель узнал, что был на волосок от смерти, — продолжала Жюстина, — Мойре уже никак нельзя было объявиться, верно?— Значит, она все еще в Городе.— Разумеется.— Она жива, я уверен.— Надежда есть всегда.Я снова отметил, как хорошо они спелись. Они говорили совершенно одинаково, если не считать интонаций и тембра голоса. Их программы были похожи — слишком похожи. Когда я поделился с ними своим беспокойством на этот счет, они тут же ответили:— Мэллори у нас цефик.— Цефики всегда о чем-то беспокоятся.— Только за нас беспокоиться не надо.— Это верно.— У нас было бы все хорошо, если…— Если бы только Соли оставил нас в покое!— Если бы он не злился так!— Соли — вот настоящий повод для беспокойства.— Соли.— Если он погонится за нами, то…— Конечно, погонится.— Это плохо.— Хуже некуда.Бардо и Жюстина были отнюдь не единственными, кого беспокоил Соли. Другие пилоты высказывали те же опасения. Ли Тош, Зондерваль, Джонатан Эде — я переговорил с каждым из моих старых друзей отдельно, наедине. Но к согласию мы так и не пришли, сколько ни переговаривались. В каждой кабине плавали светящиеся уменьшенные головы девяноста семи других пилотов. Держать совет таким способом было странно и непривычно. Я говорил со всеми одновременно, с лучшими молодыми пилотами Ордена — Делорой ви Тови, Ричардессом, Паломой, Запатой Кареком, Маттетом Джонсом, Аларком Утрадесским — и не столь уж молодыми друзьями Жюстины: Вероникой Меньшик, Еленой Чарбо, Аджей, Она Тетсу, Кристоблем Смелым, водителем знаменитого корабля «Серебряная талло». И еще с восемьюдесятью пятью спорящими до хрипоты пилотами.— Эта дискуссия бесполезна, — заявил Зондерваль, обладатель самой узкой и длинной из голов, с длинной верхней губой и ямочкой на подбородке. — Мы должны выработать стратегию.— Стратегия возможна только одна, клянусь Богом, — сказал Бардо. Я с удовольствием отметил, что голова Жюстины наконец-то появилась рядом с ним. Я улыбнулся ей, и она вернула улыбку. — Идем на Нинсан, как и планировали.— А если будет война? — своим тонким визгливым голосом осведомился Запата Карек. — Как быть тогда — сдать противнику большой корабль? Бросить специалистов?— И разве мы не должны предоставить право голоса также и специалистам? — подхватила Дебора ви Тови.Все головы повернулись к ее круглому розовому лицу, обрамленному косами. Давать право голоса специалистам никто явно не хотел.— Если Соли все-таки отправится за нами, — сказал Зондерваль, — это будет пилотская война. Решать должны мы, пилоты.Кристобль Смелый, кивнув, добавил:— Если война действительно будет, нужно попытаться взять Соли врасплох и навязать войну ему.— Война? — вскричал Бардо. — Да на кой она нам сдалась?Ричардесс поморгал больными красными глазами (он был альбиносом с белыми волосами и белой, безжизненной, лишенной всякой пигментации кожей, а по возрасту самым старым из нас) и сказал:— Бардо прав — зачем нам война? Или мы забыли свой обет искать истину? Почему бы нам не рассеяться по всей галактике? К чему ждать начала войны?Ли Тош все это время молчал, переводя взгляд с одного на другого со своей яркой доброй улыбкой. Дождавшись, когда Ричардесс закончил перечислять ужасы войны, он улучил момент и вставил:— Что бы мы ни решили, мы должны держаться сообща, как братья и сестры, и выработать единый план. Зондерваль прав. — Он посмотрел на меня с всегдашней улыбкой в миндалевидных глазах. — Поэтому мы должны выбрать кого-то из нас Главным Пилотом, хотя бы временно.— Это просто необходимо, — поддержал Зондерваль.— Кого же нам выбрать? — спросил Бардо.— Кого-нибудь из мастер-пилотов, — резонно заметила Жюстина. — Сколько их у нас?— Ты, — начал перечислять Бардо, — потом Ли Тош, Ричардесс, Кристобль, Вероника Меньшик, Елена Чарбо и Аджа.— Ты забыл Томаса Зондерваля, — без ложной скромности напомнил Зондерваль. — Меня произвели в мастера девятнадцатого числа прошлой средизимней весны.Ли Тош, улыбнувшись нашему старому сопернику, сказал:— Лично я Главным Пилотом быть не хочу.— Я тоже, — заявил Бардо.— И я, — сказала Жюстина.— Кто же у нас еще мастер? Ах да, и Мэллори Рингесс…Он посмотрел на меня, и головы всех пилотов и мастер-пилотов тоже повернулись ко мне.— Да, Рингесс. Пожалуй, он лучший мастер-пилот из всех, кого я знаю.— Так оно и есть, ей-богу!— Рингесс сумел войти в Твердь и выйти из нее. Рингесс… — И Ли Тош перечислил длинный список моих достоинств, где упоминалось и то, что я скрытый цефик, мнемоник, а может быть, и скраер. А прежде всего, сказал он, я очень везучий человек, раз уж умудрился не умереть, будучи убитым. Кому же не хочется иметь столь везучего Главного Пилота?Не стану записывать все, что говорилось после этого. Я подозревал, что Бардо, Жюстина и Ли Тош сговорились и подготовили свои речи заранее. Должно быть, они с самого начала планировали сделать меня Главным Пилотом раскольников и, возможно, еще в Городе подготовили своих друзей голосовать за меня. Пятьдесят четыре из девяноста семи пилотов склонили головы в знак того, что одобряют мою кандидатуру. Двенадцать человек по разным причинам воздержались. Тридцать один — я с сожалением отметил, что Ричардесс был в их числе — проголосовали против энергичным качанием головы. Все они отрицали мое право называться Главным Пилотом. Я слишком вспыльчив и бесшабашен, сказали они. (Некоторые люди, как ни парадоксально, опасаются смелых лидеров, в то время как большинство ценит смелость превыше всего остального.) Все эти пилоты, как один, ту же покинули нас. Кто-то из них отправился на Триа, кто-то вернулся в Город. Несколько человек решили исполнить обет искателей и последовали за Ричардессом в один из рукавов галактики.Таким образом я стал предводителем шестидесяти шести мятежных пилотов и в случае войны должен был стать военачальником, ответственным за шестьдесят шесть жизней.— Поздравляю, паренек! — сказал Бардо, оставшись со мной наедине. Теребя усы, он перечислил пилотов, которые остались верны Хранителю Времени и Соли. — Что думаешь делать? Если Соли выступит против нас, у него будет два корабля против одного нашего.— Выдающееся математическое открытие! Отрадно видеть, что считать ты пока не разучился.Я заверил его, что победа будет за нами, несмотря на меньшую численность. В случае нападения мы будем маневрировать — наносить удар и скрываться в мультиплексе; будем устраивать врагу хитроумные ловушки и предпринимать двойные атаки; вынудим врага рассредоточить свои силы, а потом начнем захватывать корабль за кораблем и выиграем войну.Я ничего не смыслил в военном деле. Война, как я вскоре обнаружил, не походила на игру, хотя я думал о ней именно так. В настоящей войне веселого мало. Со временем я понял, что это занятие мне не по вкусу и я напрочь лишен военного гения. Я попал в полководцы неожиданно для себя и, сказать по правде, стыдился этого звания. Проштудировав библиотеку своего корабельного компьютера, я осознал, что мое понятие о военной стратегии базировалось в основном на играх типа шахмат и го, входивших в число моих детских увлечений. Настоящая война оказалась намного хаотичней, чем любая игра. И правил у нее не было. Я изучил анналы древних военачальников и стратегов, прочел труды всех прославленных военных авторов, таких как Сунь Цзы, Лидделл Гат, Толстой, Юлий Цезарь, Мусаси Священный Меч и Ричард Первый. Я ускорял свои мысли с помощью замедленного времени, и их слова, как фотоны, наполняли мой световой парус. Я усваивал аксиомы войны: никогда не дробить свои силы, самому выбирать время и место для битвы, не давать разгадывать свои планы — все эти основы, которыми столь часто пренебрегали принцы и генералы, ведшие на смерть миллионы солдат, я постиг довольно быстро. Я ознакомился с кампаниями Александра, с примерами классических сражений и со сравнительно новой историей трагических человеко-даргинийских войн. Я казался себе послушником средних способностей, которого заставили выучить правила шахматной игры и гроссмейстерские партии за одну ночь. Мой компьютер занимался историческим моделированием. Я воочию наблюдал геноцид, которому Цезарь подверг тенктеров, и видел, как конница Ганнибала смяла римские фланги при Каннах. Вслед за этим началась бойня: карфагенская пехота окружила и перебила шестьдесят тысяч легионеров, так стиснутых вместе, что они не могли ни поднять мечей, ни прикрыться щитами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
По словам хибакуся, война — это ад; кому и знать, как не им. Пилотская Война, как ее называли потом, поначалу была сплошным удовольствием. Никакой войны, конечно, могло бы и вовсе не быть, но Хранитель Времени, узнав о нашем бегстве из Города (я узнал об этом позже), впал в ярость. Его пилоты, заявил он, не смеют покидать Орден, пока он не освободил их от присяги; а Бардо и меня следует вернуть в Город и примерно наказать. В случае, если это не удастся, нас нужно казнить прямо в космосе — и как можно скорее. Исполнить свой приговор он поручил Леопольду Соли, и Соли охотно повиновался, поскольку бесился еще пуще Хранителя. Он страдал от боли (остаточные эффекты наркотика, которым попотчевал его воин-поэт, продолжали терзать его нервы) и от ревности. Он поклялся либо взять Жюстину и Бардо в плен, либо убить их. Я уверен, что он и меня хотел убить. Он вылетел из Города на своем легком корабле «Ворпальский клинок». Его друзья — Томот, Сет и Нейт с Торскалле — и еще сто двадцать пять пилотов, сохранивших верность ему и Хранителю Времени, стартовали вслед за ним. Так оно и началось.Мы, беглецы, воевать не собирались. Наш план, составленный лордом Николосом и Бардо, был прост и не содержал в себе никакого насилия. Мы, девяносто восемь пилотов-раскольников, должны были сопровождать большой корабль с представителями всех профессий нашего Ордена. Все мы, пилоты, эсхатологи, механики и технари, держали путь на Нинсан, звезду близ Аудского дублета, собираясь основать там новую академию. У Хранителя Времени было два пути: либо позволить нам это сделать, либо согласиться на перемены, которых требовала от него Коллегия Главных Специалистов, и призвать нас обратно в Город, гарантировав нам прощение и мир.Но мир нам не дано было обрести. Как заметил однажды Хранитель, никто не может выбрать мир, если его враг выбирает войну. После нашего побега мы собрались возле фокусов одной звезды вблизи солнца Ледопада, носившей забавное название Молочная Малявка. Там мы связались друг с другом по радио, устроив нечто вроде совета, чтобы решить, что делать дальше. (В то время мы, разумеется, еще не знали, что Соли снарядил за нами целую карательную экспедицию.)Помню, как в моей кабине появилось бородатое изображение Бардо, и его голос:— Мы свободны. Богом клянусь! Неужели Бардо и правда перехитрил старого тирана, никогда не вылезающего из своей башни? И правда ли, что сперма от колтун-корня делается вонючей?— Это было действительно необходимо? — спросил, в свою очередь, я. Трудно было представить, что Бардо слышит меня и видит мое лицо в кабине своего корабля, где он плавает голый вместе с Жюстиной, которая тоже слышит меня. — Другого выхода не было?— Не было. Хранитель обезглавил бы тебя как пить дать.— Бардо, а не кажется ли тебе, что наш побег прошел слишком гладко?— Гладко?! Для тебя, может, и гладко — тебе не пришлось истратить целое состояние на роботов и не пришлось организовывать…— Я не хочу сказать, что планировать было легко, — перебил я. — Я имею в виду сам побег. Почему Хранитель пустил в свою башню акашиков, если знал, что они объявят меня невиновным? Почему не попытался помешать пилотам стартовать из Пещер? Почему…— Ты начинаешь меня беспокоить, паренек. Мне и самому, по правде сказать, все это не давало покоя. Могу только предположить. Хранитель сильно перетрухнул, что Коллегия Главных его снимет.— У меня другая гипотеза.— Какая? — Изображение Бардо вытерло пот со лба.— Что, если Хранитель просто позволил нам, пилотам и специалистам, уйти?— С чего бы? Нет, нет, молчи — не хочу слышать ничего неприятного. Я, кажется, догадываюсь, куда ты клонишь.Нервы у меня еще были расстроены после долгого заключения, и я все-таки произнес вслух то, что и так было ясно:— Думаю, Хранитель отпустил нас для того, чтобы перебить разом всех, кто открыто восстал против него. Здесь, в космосе, подальше от Города, чтобы и следов никаких не осталось.— Перебить нас… Но как?— Возможно, эту работу он поручит Соли.— Как же Соли нас найдет? Он не знает, куда мы направляемся, не знает фокусов нашего маршрута. Да я и не думаю, что Соли согласится исполнить подобный приказ — нет, нет, это невозможно!Помолчав немного, я спросил:— Жюстина правда там, у тебя в кабине? Почему я тогда ее не вижу? Можно мне с ней поговорить?Бардо, покраснев, исчез, а через некоторое время сообщил, уже невидимый:— Жюстина поговорит с тобой, но она, э-э… не одета и поэтому не хочет, чтобы ты ее видел: она ведь, как-никак, тебе тетка!Я не сказал ему, что мальчишкой постоянно подсматривал в щелочку, как Жюстина принимает утреннюю ванну. По крайней мере до тех пор, пока мать не поймала меня на этом и не нащипала мне нос до крови. У Жюстины красивое тело, соблазнительное, как у Катарины. Я не мог слишком упрекать Соли за то, что он ревнует к Бардо.— Я так рада, что ты жив, — отозвалась наконец Жюстина.— Ты, случайно, не знаешь, где сейчас мать?— Мы пытались найти ее, но безуспешно. Когда ты оказался в тюрьме…— Известно ли тебе, кстати, — вмешался Бардо, — что еще один воин-поэт пытался убить Хранителя?— Ну ясно — этого роботы прикончили, даже не допустив его до комнат Главного Горолога.— Твоя мать где-то скрывается, паренек, — возможно, в Квартале Пришельцев. Нам так и не удалось ее найти.— Когда Хранитель узнал, что был на волосок от смерти, — продолжала Жюстина, — Мойре уже никак нельзя было объявиться, верно?— Значит, она все еще в Городе.— Разумеется.— Она жива, я уверен.— Надежда есть всегда.Я снова отметил, как хорошо они спелись. Они говорили совершенно одинаково, если не считать интонаций и тембра голоса. Их программы были похожи — слишком похожи. Когда я поделился с ними своим беспокойством на этот счет, они тут же ответили:— Мэллори у нас цефик.— Цефики всегда о чем-то беспокоятся.— Только за нас беспокоиться не надо.— Это верно.— У нас было бы все хорошо, если…— Если бы только Соли оставил нас в покое!— Если бы он не злился так!— Соли — вот настоящий повод для беспокойства.— Соли.— Если он погонится за нами, то…— Конечно, погонится.— Это плохо.— Хуже некуда.Бардо и Жюстина были отнюдь не единственными, кого беспокоил Соли. Другие пилоты высказывали те же опасения. Ли Тош, Зондерваль, Джонатан Эде — я переговорил с каждым из моих старых друзей отдельно, наедине. Но к согласию мы так и не пришли, сколько ни переговаривались. В каждой кабине плавали светящиеся уменьшенные головы девяноста семи других пилотов. Держать совет таким способом было странно и непривычно. Я говорил со всеми одновременно, с лучшими молодыми пилотами Ордена — Делорой ви Тови, Ричардессом, Паломой, Запатой Кареком, Маттетом Джонсом, Аларком Утрадесским — и не столь уж молодыми друзьями Жюстины: Вероникой Меньшик, Еленой Чарбо, Аджей, Она Тетсу, Кристоблем Смелым, водителем знаменитого корабля «Серебряная талло». И еще с восемьюдесятью пятью спорящими до хрипоты пилотами.— Эта дискуссия бесполезна, — заявил Зондерваль, обладатель самой узкой и длинной из голов, с длинной верхней губой и ямочкой на подбородке. — Мы должны выработать стратегию.— Стратегия возможна только одна, клянусь Богом, — сказал Бардо. Я с удовольствием отметил, что голова Жюстины наконец-то появилась рядом с ним. Я улыбнулся ей, и она вернула улыбку. — Идем на Нинсан, как и планировали.— А если будет война? — своим тонким визгливым голосом осведомился Запата Карек. — Как быть тогда — сдать противнику большой корабль? Бросить специалистов?— И разве мы не должны предоставить право голоса также и специалистам? — подхватила Дебора ви Тови.Все головы повернулись к ее круглому розовому лицу, обрамленному косами. Давать право голоса специалистам никто явно не хотел.— Если Соли все-таки отправится за нами, — сказал Зондерваль, — это будет пилотская война. Решать должны мы, пилоты.Кристобль Смелый, кивнув, добавил:— Если война действительно будет, нужно попытаться взять Соли врасплох и навязать войну ему.— Война? — вскричал Бардо. — Да на кой она нам сдалась?Ричардесс поморгал больными красными глазами (он был альбиносом с белыми волосами и белой, безжизненной, лишенной всякой пигментации кожей, а по возрасту самым старым из нас) и сказал:— Бардо прав — зачем нам война? Или мы забыли свой обет искать истину? Почему бы нам не рассеяться по всей галактике? К чему ждать начала войны?Ли Тош все это время молчал, переводя взгляд с одного на другого со своей яркой доброй улыбкой. Дождавшись, когда Ричардесс закончил перечислять ужасы войны, он улучил момент и вставил:— Что бы мы ни решили, мы должны держаться сообща, как братья и сестры, и выработать единый план. Зондерваль прав. — Он посмотрел на меня с всегдашней улыбкой в миндалевидных глазах. — Поэтому мы должны выбрать кого-то из нас Главным Пилотом, хотя бы временно.— Это просто необходимо, — поддержал Зондерваль.— Кого же нам выбрать? — спросил Бардо.— Кого-нибудь из мастер-пилотов, — резонно заметила Жюстина. — Сколько их у нас?— Ты, — начал перечислять Бардо, — потом Ли Тош, Ричардесс, Кристобль, Вероника Меньшик, Елена Чарбо и Аджа.— Ты забыл Томаса Зондерваля, — без ложной скромности напомнил Зондерваль. — Меня произвели в мастера девятнадцатого числа прошлой средизимней весны.Ли Тош, улыбнувшись нашему старому сопернику, сказал:— Лично я Главным Пилотом быть не хочу.— Я тоже, — заявил Бардо.— И я, — сказала Жюстина.— Кто же у нас еще мастер? Ах да, и Мэллори Рингесс…Он посмотрел на меня, и головы всех пилотов и мастер-пилотов тоже повернулись ко мне.— Да, Рингесс. Пожалуй, он лучший мастер-пилот из всех, кого я знаю.— Так оно и есть, ей-богу!— Рингесс сумел войти в Твердь и выйти из нее. Рингесс… — И Ли Тош перечислил длинный список моих достоинств, где упоминалось и то, что я скрытый цефик, мнемоник, а может быть, и скраер. А прежде всего, сказал он, я очень везучий человек, раз уж умудрился не умереть, будучи убитым. Кому же не хочется иметь столь везучего Главного Пилота?Не стану записывать все, что говорилось после этого. Я подозревал, что Бардо, Жюстина и Ли Тош сговорились и подготовили свои речи заранее. Должно быть, они с самого начала планировали сделать меня Главным Пилотом раскольников и, возможно, еще в Городе подготовили своих друзей голосовать за меня. Пятьдесят четыре из девяноста семи пилотов склонили головы в знак того, что одобряют мою кандидатуру. Двенадцать человек по разным причинам воздержались. Тридцать один — я с сожалением отметил, что Ричардесс был в их числе — проголосовали против энергичным качанием головы. Все они отрицали мое право называться Главным Пилотом. Я слишком вспыльчив и бесшабашен, сказали они. (Некоторые люди, как ни парадоксально, опасаются смелых лидеров, в то время как большинство ценит смелость превыше всего остального.) Все эти пилоты, как один, ту же покинули нас. Кто-то из них отправился на Триа, кто-то вернулся в Город. Несколько человек решили исполнить обет искателей и последовали за Ричардессом в один из рукавов галактики.Таким образом я стал предводителем шестидесяти шести мятежных пилотов и в случае войны должен был стать военачальником, ответственным за шестьдесят шесть жизней.— Поздравляю, паренек! — сказал Бардо, оставшись со мной наедине. Теребя усы, он перечислил пилотов, которые остались верны Хранителю Времени и Соли. — Что думаешь делать? Если Соли выступит против нас, у него будет два корабля против одного нашего.— Выдающееся математическое открытие! Отрадно видеть, что считать ты пока не разучился.Я заверил его, что победа будет за нами, несмотря на меньшую численность. В случае нападения мы будем маневрировать — наносить удар и скрываться в мультиплексе; будем устраивать врагу хитроумные ловушки и предпринимать двойные атаки; вынудим врага рассредоточить свои силы, а потом начнем захватывать корабль за кораблем и выиграем войну.Я ничего не смыслил в военном деле. Война, как я вскоре обнаружил, не походила на игру, хотя я думал о ней именно так. В настоящей войне веселого мало. Со временем я понял, что это занятие мне не по вкусу и я напрочь лишен военного гения. Я попал в полководцы неожиданно для себя и, сказать по правде, стыдился этого звания. Проштудировав библиотеку своего корабельного компьютера, я осознал, что мое понятие о военной стратегии базировалось в основном на играх типа шахмат и го, входивших в число моих детских увлечений. Настоящая война оказалась намного хаотичней, чем любая игра. И правил у нее не было. Я изучил анналы древних военачальников и стратегов, прочел труды всех прославленных военных авторов, таких как Сунь Цзы, Лидделл Гат, Толстой, Юлий Цезарь, Мусаси Священный Меч и Ричард Первый. Я ускорял свои мысли с помощью замедленного времени, и их слова, как фотоны, наполняли мой световой парус. Я усваивал аксиомы войны: никогда не дробить свои силы, самому выбирать время и место для битвы, не давать разгадывать свои планы — все эти основы, которыми столь часто пренебрегали принцы и генералы, ведшие на смерть миллионы солдат, я постиг довольно быстро. Я ознакомился с кампаниями Александра, с примерами классических сражений и со сравнительно новой историей трагических человеко-даргинийских войн. Я казался себе послушником средних способностей, которого заставили выучить правила шахматной игры и гроссмейстерские партии за одну ночь. Мой компьютер занимался историческим моделированием. Я воочию наблюдал геноцид, которому Цезарь подверг тенктеров, и видел, как конница Ганнибала смяла римские фланги при Каннах. Вслед за этим началась бойня: карфагенская пехота окружила и перебила шестьдесят тысяч легионеров, так стиснутых вместе, что они не могли ни поднять мечей, ни прикрыться щитами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64