Евдокия успокаивающе, опять отвратительно нежно, как с умалишённым, говорила:
– Не переживайте, не переживайте. Будет ещё много других истин. Очень много. И все их надо будет принять, переосмыслить, творчески ими воспользоваться. Вы очень много ещё узнаете, много увидите, а пока, вам надо отдохнуть, поспать. Я вам постельку постелю, а потом и домой провожу.
Ей вторили ленивые мысли в заторможенном мозгу: «Баба Яга добра молодца напоила, накормила, баньку натопила, спать уложила, дорогу показала.»
Было уютно и спокойно, как в детстве. Чистая, свежая постель ласково приняла обессилившее тело, и Виктор Владимирович провалился доверчиво в светлую бездну.
* * *
Мишка довольный и уставший созерцал результаты своих экспериментов.
Стоящая на краю леса старая сосна, мощная, величественная, прямая, была выбрана им в качестве ловушки для всякой нечисти. Представив, что всякая тёмная шушера, любой масти, специально ли, случайно ли, пробегающая недалеко, или желающая попастись на дачных участках, будет притягиваться этим деревом и оставаться привязанной к нему навсегда, мальчик был очень горд своей выдумкой. Тем более что у лесной красавицы уже топтались в недоумении несколько тёмных, невыразительных силуэтов. «Работает!» – восторг всколыхнул пространство вокруг сосны, и серые уродцы исчезли. Неудача заставила Мишку переключиться на поиски недостатков собственной идеи. «Может, их надо сразу убивать, чтобы они не могли сбежать?» – эту мысль мальчик подкрепил тщательным детализированием процесса умирания астральных провокаторов в своём воображении.
Через неделю красавица сосна резко пожелтеет и засохнет.
Позже бабушка и мама, приводя в отчаяние своим состоянием юного экспериментатора, будут искренне сокрушаться такой потере для леса, выдвигать различные версии причины гибели дерева, грустить. На фоне бушующей зелени смешанного леса мёртвое старое дерево станет выглядеть толи настораживающим предупреждением, толи грозным напоминанием о недопустимости подобных ошибок.
* * *
Это была абсолютная реальность. Не понимая пока, как именно он оказался возле собственного дачного дома, Виктор Владимирович устало поднимался по высоким ступеням на мощное, под высоким навесом, добротно сложенное из толстого бруса, любимое крыльцо. Никого из домашних поблизости не было видно. Весомая, полная благородных белых грибов, корзинка, поставленная перед входной дверью, почему-то выглядела неуместно и щемящее одиноко. Стянув с большим трудом с влажных от пота ног резиновые сапоги, досадливо пнув в сторону утомившую ношу – корзину, ощущающий будто бы новую энергетическую наполненность знакомого пространства, настороженный, словно зверь на охоте, хозяин входил в свой дом.
Стало страшно, по-настоящему, как в логове мощного, беспощадного врага, схватка с которым не планировалась, но стала неизбежна. Итог столкновения очевиден, но ранее не рассматривался. Что-то похожее на болезненное прозрение ужасом выходило из подсознания.
Онемевшей рукой потянув на себя дверь, навалившись телом, которое также стало непослушно, на дверной косяк, с большим трудом внедрил свою голову в плотную атмосферу террасы. Казалось, сам воздух изменил свои физические свойства, став прозрачной резиновой массой. Терраса была пуста и одинока. С высоты встревоженной души тоска свалилась на уставшее тело. Ведомый недобрыми предчувствиями, из последних сил передвигая ноги, чувствуя, как ужасом пропитаны нервы, шаг за шагом приблизился он к ведущей в гостиную двери. Ценой неимоверных усилий своим весом вдавился в пространство центральной комнаты и на мгновение испытал облегчение, увидев живыми и здоровыми всех своих домочадцев. Радость вспорхнула глупой бабочкой, летящей в костёр, и исчезла мгновенно, наткнувшись на процесс переосмысления происходящего. Все трое висели в воздухе. Стеклянными, бездушными глазами сканируя пространство вокруг себя, каждый держал под прицелом лучей, исходящих из расставленных в стороны рук, двух других, всем свои видом давая понять, что не допустит и малейшего движения. Все казались почти равными по силе. Правда, маленький внук держался вроде бы равнодушнее и увереннее женщин. Это было противостояние, очевидно. Виктор Владимирович проснулся.
У печки копошилась Евдокия. За столом беседовали мужчина с голым торсом и полупрозрачная беззубая бабка. Сознание с трудом втискивалось в новую реальность.
– Час от часу не легче!
– Проснулся, милый друг? Ну, вставай, чаю попей, и пойдём, я тебя провожу до посёлка, чтобы быстрее добрался. А то, ведь, жена-то волноваться начнёт.
– Я долго спал?
– Да часок, может. А, может поменьше. Да не волнуйся, пока тебя не хватились искать.
– Спасибо.
По дороге домой они не разговаривали. Евдокия понимала необходимость мозга переварить полученную, революционно новую информацию и не торопилась загружать человека подробностями. Только почти перед выходом из леса сказала:
– Ты, милый человек, помни, что сказки передают реальность с точки зрения и понимания рассказчиков, то есть субъективно. Субъекты, как правило, люди не просветлённые и потому склонны видеть происходящее в искажённом виде. Старайся переосмысливать всё сам, без помощников. Анализируй происходящее со своей высоты, на чужой опыт не опирайся. Успехов тебе! И вот ещё. Не торопись рассказывать про сегодняшнее. Вообще, больше молчи. Чище вокруг будет.
«Почему-то она со мной то на «Вы», то на «ты» общается… Не может определиться, что ли? Или в игры играет? Или я так по-разному выгляжу? А, может, она просто плохо воспитана – деревенщина». Сапог зацепился за тонкий поваленный ствол, который почти врос в землю и не был заметен под разнотравным покрытием. Представительный даже в брезентовой робе седовласый красавец, как двухлетний мальчишка, запутавшись в собственных ногах, носом воткнулся в чей-то помёт. Лоси и кабаны часто захаживали в окрестности дачного товарищества. Чьи именно следы пришлось стряхивать с благородного лица, Виктор Владимирович близко рассматривать не стал, а мудрую мысль о недостойных своих рассуждениях запеленговал. «Надо попроще быть. А то я как индюк надулся – гордый и глупый».
– Знаешь, Евдокия Андреевна, мне сон снился в избушке твоей. Объясни, если можешь, к чему.
Передав, как мог, атмосферу и содержание увиденного, он замер в ожидании приговора.
– Сны далеко не все предсказующие. Залетело тело твоё астральное в какое-то из вероятностных полей, поболталось там, приобрело новый опыт и вернулось назад. Может, вероятность такого события и велика, но если ты сделаешь нужные выводы, успеешь переработать полученную информацию верно, то надобность в осуществлении этих событий на Земле отпадает.
– А какого именно события? Что значит-то это?
– Не знаю. И знать не хочу. Разбирайся со своей семьёй сам.
– Так там и разбираться нечего. Хорошо всё.
– Ой, ли.
Потом, когда перепашет жизнь человеческие судьбы, разведёт любящих и родных по разным этажам Вселенской мудрости, столкнет любовь с самой собой в противоположных её проявлениях, намучает, научит, постаревший и уставший духом человек спросит старшего друга:
– Скажи мне, Мудрейший, зачем это всё было именно так? – Так происходит освобождение от злобы.
– Так просто?
– Да.
– Всё это ради того, чтобы вышла злоба?!
– Да. Это необходимо. Это – необходимое условие, но не достаточное.
– Условие чего?
– Взросления. Человеческого созревания, духовного роста. Пока ещё пахнущий свежим помётом лося Виктор Владимирович был уверен, что добр и мудр.
* * *
В избушке бабы Яги царило веселье. Беззубая и прозрачная бабушка Оля во всю кокетничала с рогатым молодцем. Нельзя сказать, что это зачем-то ей было нужно, но сам процесс приносил громадное удовольствие, особенно тогда, когда она предвкушала удивление и восхищение красотой образа молодой её непорочности, который намеревалась предоставить попозже и выжидала момент поэффектней. Певец, вытянув под столом лохматые конечности, сложив на груди вполне человеческие, с удивлением и задором общался с этим подобием женщины, параллельно лениво размышляя о том, какова же глубина глупости этой сущности, если она намеревается его очаровать. Однако что-то в происходившем казалось интригующим и зачем-то нужным.
На остывающей печи сидела Юля в голубых джинсах и эротически не прикрывающем почти ничего топе. По углам кучковались гномы, из-под печки, из-за вёдер и стоящих вязанок сухих трав высовывались любопытные представители профсоюза домовых, проходящие в окрестностях теоретическое обучение, а у Евдокии практику.
Ольга Ивановна скинув с маленькой, подсохшей к старости, головы шаль, обычно прикрывающую имеющееся в наличии безобразие, жеманно поправила седую прядь, единственную на всей её шелушащейся лысине. Распределив равномерно волосинки по черепу, шикарным жестом скрюченной в пальцах руки отправила за ухо воображаемый локон, оголила в отработанной улыбке дёсны и мечтательно продолжала рассказывать о себе:
– Помню, на Рождественском балу, кружилась я в вальсе с князем Покровским. Надо сказать, я мастерица танцевать вальс. И не только вальс! Кавалеры приглашали меня на каждый танец, не давали отдохнуть. А князь вообще.
С печки раздался Юлин голос:
– Ольга Ивановна, дорогая, не томите! Покажите нам себя молодой!
И, вздохнув огорчённо на нетактичность реплики, она показала. Во всей красе – в бальном наряде и фамильных драгоценностях, с искусно завитыми густыми локонами, с розовыми нарумяненными щёчками, горящими от счастья глазами. Такой она, не в меру скромная и даже стеснительная, может быть, и представала-то в свете раза два-три, но хорошо запомнила своё отражение в зеркале, свой собственный восторг по поводу увиденного, а ещё страх, что сглазят завистники. Таковых по словам её близких, тётушек и многочисленных двоюродных сестёр, в свете было больше, чем добрых людей.
Воспоминания воспламенили энергию мысли и, уплотнив тонкую материю до почти физического восприятия, изменили образ, закрепившийся в эфире формой юной и прекрасной девы. Молодые и яркие радостью жизни глаза смотрели с трепетом в ожидании реакции на прелесть и красоту. Реакция последовала незамедлительно, но совершенно для Ольги Ивановны неожиданная. Певец не излучал восхищения нестабильной красотой эфирного образования, он был изумлён способностью Ольги Ивановны управлять собственными полями:
– Да как же это у тебя получается?! Красавица, объясни мне свои способности! Как ты можешь без физического мозга вытворять такие фокусы? Ольга Ивановна расстроилась отсутствию восторга по поводу собственного образа и снова съехала в форму старушки.
– Какого ещё мозга? Зачем он мне?
– Да, действительно.
– Не знаю никакого мозга, мой дорогой. Просто желанием моим так получается. Как не могу объяснить. Как-то ощущается сила, возможность. Я пробую и. И количество силы в моём распоряжении, которое я накапливала намеренно, которое чувствую почти всегда безошибочно, выталкивает каким-то напряжением мою мысль на поверхность.
– Так-так. Ольга Ивановна, подожди, не торопись. Как же ты мыслью своей распоряжаешься так лихо без физической материи?
– А зачем она мне? Мешает она только! В теле человеческом с мыслями у меня отношения были гораздо хуже, чем сейчас. Я глупее была, неповоротливее в мыслях своих.
Певец озадаченно почёсывал рог:
– Евдокия, ты что-нибудь понимаешь? Объясни!
– Мозг – инструмент сложнейший в эксплуатации. Он силу придаёт ещё большую уже существовавшим до него планам, но лишь при условии умения распоряжаться этой материей. Люди далеко не все пользуются именно этим инструментом. Нет навыков просто.
– Так чем же думают люди, если не мозгом?!
– Они не то чтобы думают. Люди манипулируют уже существующей в поле Земли ментальной субстанцией. Спекулируют, точнее. Коряво так, неумело, в очень отдалённом приближении, делают попытки использовать мозг, привыкая выкручиваться и жить без чётко налаженного пульта управления. Человеческий организм – многоплановая структура с большим числом степеней защиты от разрушения. Господь Бог Всемилостив! Он дал нашим душам в пользование систему, которая будет функционировать даже при условии абсолютно варварского подхода к ней. Правда не долго. Человек своей глупостью и ленью всё-таки умудряется убить и такое совершенное творение бога, как тело с мозгом. Так вот. Мысли уже существующие в полях Земли, созданные сущностями высокими и мудрыми, или просто сильными, коим по неведомой причине позволено творить, могут восприниматься и до некоторой степени свободы управляться энергетическим центром на уровне солнечного сплетения. Этим и пользуется наша уважаемая Ольга Ивановна, сама того не осознавая.
– Так значит, люди думают пупком?
– В основной массе, да. Голову подключают к обработке поступающей информации лишь выдающиеся особи. Таких на земле процентов десять, с натяжкой.
– О. Куда меня занесло. Что я здесь с вами делаю, Евдокия?! Подобное притягивает подобное. Мне так хотелось попасть в ваш мир! Похоже, я в это время тоже думал животом!
– Не гневи Бога, рогатый! Если тебе пришла эта мысль, в голову, или на солнечное сплетение, так это нужно не только тебе! Тебе её, говоря цинично, подсадили. Бывают провокации, чтобы посмотреть на зрелость твоей реакции, а бывает и действительная потребность космоса в твоём участии. Юля на печке обиженно смотрела на свой пупок. Ей не нравилась мысль о восприятии ментальных полей эфирными сущностями чем-то, кроме их нестабильных голов. Однако с авторитетом Евдокии спорить смысла не имело, и прозрачная девушка решила поразмыслить над этой информацией на досуге любым приспособленным природой для этого местом.
Глава 11
Уставшая нежность пыталась отдохнуть. Позволив коснуться себя утомлению, не сопротивляясь разочарованию, истязающему дух, она терзалась сомнениями в собственной целесообразности и не работала для людей. Содружество, ведущее её по пути восхождения к сути своей, почему-то взирало равнодушно на метания этой самой сути в условиях задач плотных материй. Миллиарды земных, и не только земных, лет опыта в движении энергий сопутствующих погружению вглубь себя и расширению во вне в бесконечность через соприкосновение с подобными и бесподобными давали уверенность – это пройдёт. Это потом придёт снова. Оно заберёт одно, отдаст другое. И всё для того, чтобы поддерживая вечную жизнь Света через вечную смерть Тьмы, обеспечить входы мутирующих спиралей в многомерность.
Это пройдёт. Но внутри этого, внутри самого процесса перемен, в переходе на новый виток, – перегрузка, ваяющая новую реальность. Чем станет реальность, жизнью ли, смертью ли, не важно вместилищу Вечных. Важно лишь ей, напряжённость которой, создаёт плотность нового пространства для жизни ли, смерти ли, собственной, и ещё важно тем, кто попал в её поле. Нежность пыталась не думать. Но как остановить мысль, если ты сотворён из неё? Мысль становится плотью только тогда, когда энергия сможет уплотниться до качества плотности. Мысль – материя, из которой мыслящий создан. И всё создано способным мыслить, живущим в потоке мыслей, являя создателя мысль.
Нежность сама по себе теряла бы смысл. Лишь отражаясь в сотрудничающих с ней полях, она есть то, что задумано. Люди – благодарная почва для развития. Здоровье человеческого поля зависит от энергии нежности. Отдавая себя, она, деликатная, корректная, чуткая, осторожно пользовалась опытом, мыслями, силой того, в кого проникала. И это сотрудничество основной массой людей не замечено. Человечество в его самозабвенном рывке вширь, по путям количественным, вообще мало ценит Начало, поднимающее Дух вверх по эволюционной лестнице и преображающее его качественно.
Переплетаясь с грустью и ленью, почти став томительной негой, медленно, словно нехотя, она считывала с организмов, ещё способных принять её качество, информацию о себе. Использовать человеческий мозг становилось всё труднее. Проникнуть в больные поля почти не возможно. Содрогающееся от агрессивности человечество, в конвульсиях поедает само себя, лишь сотрясая воздух разговорами о здоровье, не имея возможности прочувствовать и понять Дух, называемый ими всуе.
«Они не желают, не умеют желать здоровья. Болтуны. Где трепет, сопутствующий осознанию? Где почитание в мыслях и чувствах? Где торжественность дум?. Нам предстоят искания».
* * *
Ольга Викторовна Кемерова, выйдя замуж, не смогла расстаться со своей девичьей фамилией. Муж назывался, по её мнению, слишком просто – Петровым. Мишка в три года от роду оказался не согласен ни с материнским, ни с отцовским вариантами своего полного звучания. Сутки промучившись несправедливостью, ощущая полное несоответствие своего содержания и названия, мальчик неожиданно понял, что как-то этот вопрос должен будет разрешиться сам по себе, но значительно позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Не переживайте, не переживайте. Будет ещё много других истин. Очень много. И все их надо будет принять, переосмыслить, творчески ими воспользоваться. Вы очень много ещё узнаете, много увидите, а пока, вам надо отдохнуть, поспать. Я вам постельку постелю, а потом и домой провожу.
Ей вторили ленивые мысли в заторможенном мозгу: «Баба Яга добра молодца напоила, накормила, баньку натопила, спать уложила, дорогу показала.»
Было уютно и спокойно, как в детстве. Чистая, свежая постель ласково приняла обессилившее тело, и Виктор Владимирович провалился доверчиво в светлую бездну.
* * *
Мишка довольный и уставший созерцал результаты своих экспериментов.
Стоящая на краю леса старая сосна, мощная, величественная, прямая, была выбрана им в качестве ловушки для всякой нечисти. Представив, что всякая тёмная шушера, любой масти, специально ли, случайно ли, пробегающая недалеко, или желающая попастись на дачных участках, будет притягиваться этим деревом и оставаться привязанной к нему навсегда, мальчик был очень горд своей выдумкой. Тем более что у лесной красавицы уже топтались в недоумении несколько тёмных, невыразительных силуэтов. «Работает!» – восторг всколыхнул пространство вокруг сосны, и серые уродцы исчезли. Неудача заставила Мишку переключиться на поиски недостатков собственной идеи. «Может, их надо сразу убивать, чтобы они не могли сбежать?» – эту мысль мальчик подкрепил тщательным детализированием процесса умирания астральных провокаторов в своём воображении.
Через неделю красавица сосна резко пожелтеет и засохнет.
Позже бабушка и мама, приводя в отчаяние своим состоянием юного экспериментатора, будут искренне сокрушаться такой потере для леса, выдвигать различные версии причины гибели дерева, грустить. На фоне бушующей зелени смешанного леса мёртвое старое дерево станет выглядеть толи настораживающим предупреждением, толи грозным напоминанием о недопустимости подобных ошибок.
* * *
Это была абсолютная реальность. Не понимая пока, как именно он оказался возле собственного дачного дома, Виктор Владимирович устало поднимался по высоким ступеням на мощное, под высоким навесом, добротно сложенное из толстого бруса, любимое крыльцо. Никого из домашних поблизости не было видно. Весомая, полная благородных белых грибов, корзинка, поставленная перед входной дверью, почему-то выглядела неуместно и щемящее одиноко. Стянув с большим трудом с влажных от пота ног резиновые сапоги, досадливо пнув в сторону утомившую ношу – корзину, ощущающий будто бы новую энергетическую наполненность знакомого пространства, настороженный, словно зверь на охоте, хозяин входил в свой дом.
Стало страшно, по-настоящему, как в логове мощного, беспощадного врага, схватка с которым не планировалась, но стала неизбежна. Итог столкновения очевиден, но ранее не рассматривался. Что-то похожее на болезненное прозрение ужасом выходило из подсознания.
Онемевшей рукой потянув на себя дверь, навалившись телом, которое также стало непослушно, на дверной косяк, с большим трудом внедрил свою голову в плотную атмосферу террасы. Казалось, сам воздух изменил свои физические свойства, став прозрачной резиновой массой. Терраса была пуста и одинока. С высоты встревоженной души тоска свалилась на уставшее тело. Ведомый недобрыми предчувствиями, из последних сил передвигая ноги, чувствуя, как ужасом пропитаны нервы, шаг за шагом приблизился он к ведущей в гостиную двери. Ценой неимоверных усилий своим весом вдавился в пространство центральной комнаты и на мгновение испытал облегчение, увидев живыми и здоровыми всех своих домочадцев. Радость вспорхнула глупой бабочкой, летящей в костёр, и исчезла мгновенно, наткнувшись на процесс переосмысления происходящего. Все трое висели в воздухе. Стеклянными, бездушными глазами сканируя пространство вокруг себя, каждый держал под прицелом лучей, исходящих из расставленных в стороны рук, двух других, всем свои видом давая понять, что не допустит и малейшего движения. Все казались почти равными по силе. Правда, маленький внук держался вроде бы равнодушнее и увереннее женщин. Это было противостояние, очевидно. Виктор Владимирович проснулся.
У печки копошилась Евдокия. За столом беседовали мужчина с голым торсом и полупрозрачная беззубая бабка. Сознание с трудом втискивалось в новую реальность.
– Час от часу не легче!
– Проснулся, милый друг? Ну, вставай, чаю попей, и пойдём, я тебя провожу до посёлка, чтобы быстрее добрался. А то, ведь, жена-то волноваться начнёт.
– Я долго спал?
– Да часок, может. А, может поменьше. Да не волнуйся, пока тебя не хватились искать.
– Спасибо.
По дороге домой они не разговаривали. Евдокия понимала необходимость мозга переварить полученную, революционно новую информацию и не торопилась загружать человека подробностями. Только почти перед выходом из леса сказала:
– Ты, милый человек, помни, что сказки передают реальность с точки зрения и понимания рассказчиков, то есть субъективно. Субъекты, как правило, люди не просветлённые и потому склонны видеть происходящее в искажённом виде. Старайся переосмысливать всё сам, без помощников. Анализируй происходящее со своей высоты, на чужой опыт не опирайся. Успехов тебе! И вот ещё. Не торопись рассказывать про сегодняшнее. Вообще, больше молчи. Чище вокруг будет.
«Почему-то она со мной то на «Вы», то на «ты» общается… Не может определиться, что ли? Или в игры играет? Или я так по-разному выгляжу? А, может, она просто плохо воспитана – деревенщина». Сапог зацепился за тонкий поваленный ствол, который почти врос в землю и не был заметен под разнотравным покрытием. Представительный даже в брезентовой робе седовласый красавец, как двухлетний мальчишка, запутавшись в собственных ногах, носом воткнулся в чей-то помёт. Лоси и кабаны часто захаживали в окрестности дачного товарищества. Чьи именно следы пришлось стряхивать с благородного лица, Виктор Владимирович близко рассматривать не стал, а мудрую мысль о недостойных своих рассуждениях запеленговал. «Надо попроще быть. А то я как индюк надулся – гордый и глупый».
– Знаешь, Евдокия Андреевна, мне сон снился в избушке твоей. Объясни, если можешь, к чему.
Передав, как мог, атмосферу и содержание увиденного, он замер в ожидании приговора.
– Сны далеко не все предсказующие. Залетело тело твоё астральное в какое-то из вероятностных полей, поболталось там, приобрело новый опыт и вернулось назад. Может, вероятность такого события и велика, но если ты сделаешь нужные выводы, успеешь переработать полученную информацию верно, то надобность в осуществлении этих событий на Земле отпадает.
– А какого именно события? Что значит-то это?
– Не знаю. И знать не хочу. Разбирайся со своей семьёй сам.
– Так там и разбираться нечего. Хорошо всё.
– Ой, ли.
Потом, когда перепашет жизнь человеческие судьбы, разведёт любящих и родных по разным этажам Вселенской мудрости, столкнет любовь с самой собой в противоположных её проявлениях, намучает, научит, постаревший и уставший духом человек спросит старшего друга:
– Скажи мне, Мудрейший, зачем это всё было именно так? – Так происходит освобождение от злобы.
– Так просто?
– Да.
– Всё это ради того, чтобы вышла злоба?!
– Да. Это необходимо. Это – необходимое условие, но не достаточное.
– Условие чего?
– Взросления. Человеческого созревания, духовного роста. Пока ещё пахнущий свежим помётом лося Виктор Владимирович был уверен, что добр и мудр.
* * *
В избушке бабы Яги царило веселье. Беззубая и прозрачная бабушка Оля во всю кокетничала с рогатым молодцем. Нельзя сказать, что это зачем-то ей было нужно, но сам процесс приносил громадное удовольствие, особенно тогда, когда она предвкушала удивление и восхищение красотой образа молодой её непорочности, который намеревалась предоставить попозже и выжидала момент поэффектней. Певец, вытянув под столом лохматые конечности, сложив на груди вполне человеческие, с удивлением и задором общался с этим подобием женщины, параллельно лениво размышляя о том, какова же глубина глупости этой сущности, если она намеревается его очаровать. Однако что-то в происходившем казалось интригующим и зачем-то нужным.
На остывающей печи сидела Юля в голубых джинсах и эротически не прикрывающем почти ничего топе. По углам кучковались гномы, из-под печки, из-за вёдер и стоящих вязанок сухих трав высовывались любопытные представители профсоюза домовых, проходящие в окрестностях теоретическое обучение, а у Евдокии практику.
Ольга Ивановна скинув с маленькой, подсохшей к старости, головы шаль, обычно прикрывающую имеющееся в наличии безобразие, жеманно поправила седую прядь, единственную на всей её шелушащейся лысине. Распределив равномерно волосинки по черепу, шикарным жестом скрюченной в пальцах руки отправила за ухо воображаемый локон, оголила в отработанной улыбке дёсны и мечтательно продолжала рассказывать о себе:
– Помню, на Рождественском балу, кружилась я в вальсе с князем Покровским. Надо сказать, я мастерица танцевать вальс. И не только вальс! Кавалеры приглашали меня на каждый танец, не давали отдохнуть. А князь вообще.
С печки раздался Юлин голос:
– Ольга Ивановна, дорогая, не томите! Покажите нам себя молодой!
И, вздохнув огорчённо на нетактичность реплики, она показала. Во всей красе – в бальном наряде и фамильных драгоценностях, с искусно завитыми густыми локонами, с розовыми нарумяненными щёчками, горящими от счастья глазами. Такой она, не в меру скромная и даже стеснительная, может быть, и представала-то в свете раза два-три, но хорошо запомнила своё отражение в зеркале, свой собственный восторг по поводу увиденного, а ещё страх, что сглазят завистники. Таковых по словам её близких, тётушек и многочисленных двоюродных сестёр, в свете было больше, чем добрых людей.
Воспоминания воспламенили энергию мысли и, уплотнив тонкую материю до почти физического восприятия, изменили образ, закрепившийся в эфире формой юной и прекрасной девы. Молодые и яркие радостью жизни глаза смотрели с трепетом в ожидании реакции на прелесть и красоту. Реакция последовала незамедлительно, но совершенно для Ольги Ивановны неожиданная. Певец не излучал восхищения нестабильной красотой эфирного образования, он был изумлён способностью Ольги Ивановны управлять собственными полями:
– Да как же это у тебя получается?! Красавица, объясни мне свои способности! Как ты можешь без физического мозга вытворять такие фокусы? Ольга Ивановна расстроилась отсутствию восторга по поводу собственного образа и снова съехала в форму старушки.
– Какого ещё мозга? Зачем он мне?
– Да, действительно.
– Не знаю никакого мозга, мой дорогой. Просто желанием моим так получается. Как не могу объяснить. Как-то ощущается сила, возможность. Я пробую и. И количество силы в моём распоряжении, которое я накапливала намеренно, которое чувствую почти всегда безошибочно, выталкивает каким-то напряжением мою мысль на поверхность.
– Так-так. Ольга Ивановна, подожди, не торопись. Как же ты мыслью своей распоряжаешься так лихо без физической материи?
– А зачем она мне? Мешает она только! В теле человеческом с мыслями у меня отношения были гораздо хуже, чем сейчас. Я глупее была, неповоротливее в мыслях своих.
Певец озадаченно почёсывал рог:
– Евдокия, ты что-нибудь понимаешь? Объясни!
– Мозг – инструмент сложнейший в эксплуатации. Он силу придаёт ещё большую уже существовавшим до него планам, но лишь при условии умения распоряжаться этой материей. Люди далеко не все пользуются именно этим инструментом. Нет навыков просто.
– Так чем же думают люди, если не мозгом?!
– Они не то чтобы думают. Люди манипулируют уже существующей в поле Земли ментальной субстанцией. Спекулируют, точнее. Коряво так, неумело, в очень отдалённом приближении, делают попытки использовать мозг, привыкая выкручиваться и жить без чётко налаженного пульта управления. Человеческий организм – многоплановая структура с большим числом степеней защиты от разрушения. Господь Бог Всемилостив! Он дал нашим душам в пользование систему, которая будет функционировать даже при условии абсолютно варварского подхода к ней. Правда не долго. Человек своей глупостью и ленью всё-таки умудряется убить и такое совершенное творение бога, как тело с мозгом. Так вот. Мысли уже существующие в полях Земли, созданные сущностями высокими и мудрыми, или просто сильными, коим по неведомой причине позволено творить, могут восприниматься и до некоторой степени свободы управляться энергетическим центром на уровне солнечного сплетения. Этим и пользуется наша уважаемая Ольга Ивановна, сама того не осознавая.
– Так значит, люди думают пупком?
– В основной массе, да. Голову подключают к обработке поступающей информации лишь выдающиеся особи. Таких на земле процентов десять, с натяжкой.
– О. Куда меня занесло. Что я здесь с вами делаю, Евдокия?! Подобное притягивает подобное. Мне так хотелось попасть в ваш мир! Похоже, я в это время тоже думал животом!
– Не гневи Бога, рогатый! Если тебе пришла эта мысль, в голову, или на солнечное сплетение, так это нужно не только тебе! Тебе её, говоря цинично, подсадили. Бывают провокации, чтобы посмотреть на зрелость твоей реакции, а бывает и действительная потребность космоса в твоём участии. Юля на печке обиженно смотрела на свой пупок. Ей не нравилась мысль о восприятии ментальных полей эфирными сущностями чем-то, кроме их нестабильных голов. Однако с авторитетом Евдокии спорить смысла не имело, и прозрачная девушка решила поразмыслить над этой информацией на досуге любым приспособленным природой для этого местом.
Глава 11
Уставшая нежность пыталась отдохнуть. Позволив коснуться себя утомлению, не сопротивляясь разочарованию, истязающему дух, она терзалась сомнениями в собственной целесообразности и не работала для людей. Содружество, ведущее её по пути восхождения к сути своей, почему-то взирало равнодушно на метания этой самой сути в условиях задач плотных материй. Миллиарды земных, и не только земных, лет опыта в движении энергий сопутствующих погружению вглубь себя и расширению во вне в бесконечность через соприкосновение с подобными и бесподобными давали уверенность – это пройдёт. Это потом придёт снова. Оно заберёт одно, отдаст другое. И всё для того, чтобы поддерживая вечную жизнь Света через вечную смерть Тьмы, обеспечить входы мутирующих спиралей в многомерность.
Это пройдёт. Но внутри этого, внутри самого процесса перемен, в переходе на новый виток, – перегрузка, ваяющая новую реальность. Чем станет реальность, жизнью ли, смертью ли, не важно вместилищу Вечных. Важно лишь ей, напряжённость которой, создаёт плотность нового пространства для жизни ли, смерти ли, собственной, и ещё важно тем, кто попал в её поле. Нежность пыталась не думать. Но как остановить мысль, если ты сотворён из неё? Мысль становится плотью только тогда, когда энергия сможет уплотниться до качества плотности. Мысль – материя, из которой мыслящий создан. И всё создано способным мыслить, живущим в потоке мыслей, являя создателя мысль.
Нежность сама по себе теряла бы смысл. Лишь отражаясь в сотрудничающих с ней полях, она есть то, что задумано. Люди – благодарная почва для развития. Здоровье человеческого поля зависит от энергии нежности. Отдавая себя, она, деликатная, корректная, чуткая, осторожно пользовалась опытом, мыслями, силой того, в кого проникала. И это сотрудничество основной массой людей не замечено. Человечество в его самозабвенном рывке вширь, по путям количественным, вообще мало ценит Начало, поднимающее Дух вверх по эволюционной лестнице и преображающее его качественно.
Переплетаясь с грустью и ленью, почти став томительной негой, медленно, словно нехотя, она считывала с организмов, ещё способных принять её качество, информацию о себе. Использовать человеческий мозг становилось всё труднее. Проникнуть в больные поля почти не возможно. Содрогающееся от агрессивности человечество, в конвульсиях поедает само себя, лишь сотрясая воздух разговорами о здоровье, не имея возможности прочувствовать и понять Дух, называемый ими всуе.
«Они не желают, не умеют желать здоровья. Болтуны. Где трепет, сопутствующий осознанию? Где почитание в мыслях и чувствах? Где торжественность дум?. Нам предстоят искания».
* * *
Ольга Викторовна Кемерова, выйдя замуж, не смогла расстаться со своей девичьей фамилией. Муж назывался, по её мнению, слишком просто – Петровым. Мишка в три года от роду оказался не согласен ни с материнским, ни с отцовским вариантами своего полного звучания. Сутки промучившись несправедливостью, ощущая полное несоответствие своего содержания и названия, мальчик неожиданно понял, что как-то этот вопрос должен будет разрешиться сам по себе, но значительно позже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40