А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Какое же важное дело вынуждает вас так скоро удалиться?
— Мой Бог, дело самое обыкновенное, которое, вероятно, рассмешит вас. Я — торговец из Санта-Фе; несколько дней тому назад последовательные банкротства нескольких торговцев в Монтеррее, с которыми я веду дела, вынудили меня немедленно оставить дом, чтобы постараться спасти кое-какие крохи капитала от неминуемой гибели. Я пустился в путь, не посоветовавшись ни с кем, и вот я…
— Но, — заметил дон Мигель, — вы еще очень далеко от Монтеррея.
— Я знаю это, и потому прихожу в отчаяние: ужасно боюсь прибыть поздно, тем более потому, что я был извещен, что люди, с которыми я имею дела — обманщики; суммы, принадлежащие мне, значительны и составляют, могу вам признаться, практически все мое богатство.
— Черт возьми! В таком случае мне понятно, почему вы спешите. Я не подозревал, что такая серьезная причина побуждает вас торопиться.
— Вот видите! Пожалейте же меня, дон Мигель.
Этот разговор происходил между обоими лицами с превосходно разыгранными любезностью и чистосердечием, как с одной стороны, так и с другой. Однако ни тот ни другой не были обмануты: дон Стефано, как это часто случается, совершил огромную ошибку, желая половчее схитрить, и вышел за рамки благоразумия, стремясь убедить собеседника в искренности своих слов. Эта фальшивая искренность пробудила недоверие дона Мигеля по двум причинам. Во-первых, отправляясь из Санта-Фе в Монтеррей, дон Стефано находился не только не на той дороге, по которой ему следовало ехать, но просто оставил оба эти города в стороне — ошибка, которую он совершил по незнанию местности. Вторая же ошибка оказалась еще важнее: никогда никакой торговец не осмелится, как бы ни были весомы причины, побуждавшие его на это путешествие, отправиться в путь в одиночестве, рискуя встретить по пути индейцев-грабителей, бандитов, хищных зверей, да, наконец, и тысячу иных опасностей, более или менее грозных, которым он подвергался без малейшей надежды на спасение.
Однако дон Мигель молча выслушал причины, высказанные его гостем, и ответил ему самым убежденным тоном:
— Несмотря на сильное желание и далее наслаждаться вашим приятным обществом, я не удерживаю вас, кабальеро: понимаю, как необходимо вам спешить.
Дон Стефано улыбнулся с едва заметным торжеством.
— Желаю, чтобы вам удалось спасти ваше богатство из когтей обманщиков, — добавил дон Мигель. — Во всяком случае, кабальеро, надеюсь, что мы не расстанемся не позавтракав. Признаюсь вам, что вчерашний ваш отказ разделить со мной мой скромный ужин опечалил меня.
— О! — прервал его дон Стефано. — Поверьте, кабальеро…
— Вы представили мне очень уважительную причину, — продолжал дон Мигель, — но, — добавил он со значением, — мы, искатели приключений, совершенно особые натуры, мы воображаем, справедливо ли, ошибочно ли, что гость, который отказывается разделить с нами наши хлеб-соль, — наш враг или сделается таковым.
Дон Стефано слегка вздрогнул при этом прямом замечании.
— Можете ли вы предположить это, кабальеро? — произнес он уклончиво.
— Не я предполагаю это, а все мы, все поколение лесных жителей. Это предрассудок, бессмысленное суеверие, все, что хотите, но это так, — сказал дон Мигель с улыбкой, язвительной, как кинжал, — и ничто не может изменить нашу натуру. Итак, решено, мы будем завтракать, потом я пожелаю вам доброго пути, и мы расстанемся.
Дон Стефано принял унылый вид.
— Как я несчастлив, — прошептал он, качая головой.
— Как так?
— Боже мой! Не знаю, как объяснить вам, это так смешно, что, право, я не смею…
— Говорите, кабальеро, хотя я не более как грубый искатель приключений, но все же, может быть, сумею понять вас.
— Пожалуй, вы оскорбитесь.
— Нисколько; не гость ли вы мой? А гость всегда посылается Богом, значит, имеет право на полное уважение.
Дон Стефано колебался.
— Э-э! — смеясь, заметил дон Мигель. — Я велю подавать завтрак — быть может, он развяжет вам язык.
— Вот в этом-то и состоит затруднение, — живо воскликнул дон Стефано с опечаленным видом, — что я, несмотря на мое желание быть вам приятным, не могу принять вашего любезного приглашения.
Молодой человек нахмурил брови.
— Ага! — сказал он, устремляя подозрительный взгляд на своего собеседника. — Отчего же?
— Потому, представьте, — промолвил тот самым печальным голосом, — что я дал обещание во время всей поездки никогда не есть раньше заката солнца.
— Как же так! — заметил дон Мигель недоверчиво. — А вчера вечером, когда я предлагал вам ужинать со мной, солнце давно, кажется, закатилось.
— Позвольте, я не закончил… Не есть ничего, кроме одной маисовой лепешки, которые я везу с собой и которые благословил и освятил перед отъездом из Санта-Фе один священник; видите ли, все это должно казаться вам очень смешным, но мы оба соотечественники, в наших жилах течет испанская кровь, и вместо того, чтобы смеяться над моим глупым суеверием, вы должны мне посочувствовать.
— Черт возьми! Скорее потому, что вы сами приговорили себя к грубому наказанию. Не буду стараться заставлять вас отказаться от вашего суеверия, так как все мы не без греха; думаю, что лучше не возвращаться к этому предмету.
— Вы, по крайней мере, не сердитесь на меня?
— Я?! Да за что же могу я на вас сердиться?
— Так мы по-прежнему добрые друзья?
— Больше прежнего, — сказал, смеясь, дон Мигель.
Однако тон, каким были произнесены эти слова, не вполне убедил гостя в их искренности; он исподлобья взглянул на своего собеседника и поднялся.
— Вы уже отправляетесь? — спросил его молодой человек.
— С вашего позволения отправлюсь в путь.
— Хорошо, хорошо, отправляйтесь.
Дон Стефано, не отвечая, стал медленно седлать коня.
— У вас добрый конь, — заметил дон Мигель.
— Да, чистокровной берберийской породы.
— В первый раз мне приходится видеть такого драгоценного коня.
— Любуйтесь сколько вам угодно.
— Благодарю, боюсь только, что вы из-за меня еще больше опоздаете. Эй, моего коня! — крикнул он Доминго.
Тот мигом подвел к нему великолепного жеребца, на которого молодой человек сразу же вскочил; в свою очередь, и дон Стефано вскочил на своего коня.
— Разве вы хотите объехать окрестности? — спросил он его.
— С вашего позволения, я буду иметь честь проводить вас хоть немного, — сказал молодой человек, насмешливо улыбаясь. — Если только вы не дали еще какого заклятия, в таком случае я останусь.
— Полноте! — воскликнул дон Стефано с укоризной. — Вы на меня сердитесь.
— Нисколько, клянусь вам.
— В добрый час, мы поедем, когда вам будет угодно.
— Я в вашем распоряжении.
Они пришпорили коней и выехали из лагеря. Едва они проехали шагов двадцать, как дон Мигель натянул поводья своего коня и удержал его.
— Вы уже покидаете меня? — спросил его дон Стефано.
— Я ни шагу далее не сделаю, — надменно ответил молодой человек, гордо подняв голову и нахмурив брови, — выслушайте меня, здесь вы уже не мой гость, мы находимся вне моего лагеря, в прерии, здесь я могу объясниться с вами ясно и прямо — и, клянусь Богом, я это сделаю!
Мексиканец с удивленным видом поглядел на него.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Может быть… Хотелось бы, чтобы это было так, но не верю этому; пока вы были моим гостем, я делал вид, что верил лжи, рассказываемой вами, но теперь вы для меня не более как первый встречный чужестранец, и я хочу откровенно сообщить вам свои мысли… Не знаю, какое имя носит ваше блеклое лицо, но уверен, что вы мой враг — или, по меньшей мере, шпион моих врагов.
— Кабальеро, эти слова… — начал дон Стефано.
— Не прерывайте меня, — горячо продолжал молодой человек, — мне нет дела до того, кто вы такой, я доволен тем, что разоблачил вас! Благодарю вас за посещение моего лагеря: теперь я узнаю вас везде, где бы ни встретил; и поверьте мне, я позволю себе дать вам совет, отряхните вашу обувь, расставаясь со мной, и не встречайтесь больше на моем пути, иначе с вами случится беда!
— Угрозы! — воскликнул мексиканец, побледнев от бешенства.
— Принимайте мои слова, как вам будет угодно, но запомните их для собственной пользы; хотя я всего лишь искатель приключений, но даю вам в эту минуту урок честности, которым вам не мешает воспользоваться. Для меня не было бы ничего легче, как приобрести доказательства вашей измены: со мной тридцать преданных товарищей, которые по одному моему знаку обошлись бы с вами не очень вежливо и, обыскав вас постарательнее, без сомнения, нашли бы среди ваших благословенных лепешек, — произнес он с насмешливой улыбкой, — объяснение вашего со мной поведения с самой нашей встречи; но вы были моим гостем, и это вас спасло. Идите же с миром и не попадайтесь больше на моем пути.
Говоря последние слова, молодой человек взмахнул рукой и изо всей силы ударил хлыстом его коня. Бербериец, не приученный к такому грубому обращению, помчался стрелой, несмотря на все усилия всадника остановить его.
Дон Мигель с минуту следил за ним глазами, потом повернул в свой лагерь, от души смеясь над способом, каким он закончил разговор.
— Ну, ребята, — сказал он мексиканцам, — живее собираться в дорогу! До заката солнца мы должны прибыть к броду Рубио, где нас ждет проводник.
Через полчаса караван уже пустился в путь.
ГЛАВА XIII. Засада
Никакое обстоятельство, достойное замечания, не нарушило перехода каравана в этот день. Путешественники проходили неровную страну, перерезанную неглубокими реками, поросшую высокими деревьями и кустами хлопчатника, населенную птицами всевозможных видов и цветов. На горизонте желтоватой полосой извивалась река Колорадо, над которой парило густое облако тумана.
Как и предвидел дон Мигель, до брода Рубио добрались несколькими минутами ранее заката солнца.
Когда разбили лагерь и надежно защитили его фурами, тюками, стволами деревьев, расположенными оградой, посреди него была размещена таинственная палатка. Вскоре разожгли костры, и все уселись вокруг них отдыхать от дневной усталости. Дон Мигель приказал подать своего коня, сел на него и сказал собравшимся вокруг него товарищам:
— Друзья, очень важное дело вынуждает меня удалиться на несколько часов. Охраняйте лагерь как можно тщательнее в мое отсутствие, а главное, никого сюда не впускайте; мы находимся в стране, где приходится соблюдать величайшую осторожность для ограждения себя от измены, постоянно угрожающей и принимающей всевозможные виды, чтобы обмануть тех, которые по своей небрежности не остерегаются ее. Проводник, которого мы так нетерпеливо ожидаем, без сомнения, явится через несколько минут; многие из вас знают этого проводника в лицо, и, безусловно, все вы о нем много слышали. Быть может, он придет один, а может, приведет с собой еще кого-нибудь. Мы должны полностью довериться этому человеку; во время моего отсутствия он должен пользоваться безграничной свободой, уходить и приходить без малейшего препятствия — слышали вы меня? Исполняйте в точности мои приказания, впрочем, повторяю вам, я скоро возвращусь.
Махнув на прощание рукой, дон Мигель выехал из лагеря и направился к речке Рубио, вода в которой едва доходила до колен его коню, так что он легко переехал ее вброд.
Благодаря наказу начальника, внушенному, вероятно, свыше, караульные без помех выпустили из лагеря Верного Прицела — не предупреди он их, пришлось бы ему погибнуть, не получив вовремя помощи охотников.
Переехав брод, дон Мигель пустил коня вперед во всю прыть. Быстрая езда длилась около двух часов; путь лежал через густой кустарник. Наконец он въехал в лес.
Миновав ущелье, поросшее с обеих сторон густым лесом, молодой человек выехал к перекрестку, от которого в разные стороны разбегались тропинки, протоптанные дикими зверями, и в центре которого сидел индеец при полном военном параде; перед ним был разложен костер, он важно курил, а конь его стоял в ближних кустах, объедая молодые побеги. Завидев индейца, дон Мигель пустил коня еще быстрее.
— Добрый вечер, вождь, — сказал он, подъезжая к индейцу, и, легко соскочив на землю, дружески пожал ему руку.
— О-о-а! — сказал вождь. — Я уже перестал ждать моего белого брата.
— Отчего так? Я же обещал вам приехать сегодня сюда.
— Может быть, было бы лучше, если бы бледнолицый оставался в своем лагере: Олень воин, он открыл следы.
— Конечно, следов в прериях немало.
— О-о-а! Эти следы широки и были оставлены без всяких предосторожностей, это следы бледнолицых.
— Какое мне до этого дело, — беззаботно произнес молодой человек. — Уж не думаешь ли ты, что только я со своей шайкой брожу теперь по прериям?
Краснокожий покачал головой.
— Индейский воин никогда не ошибется в следах; это прошли враги моего брата.
— Почему ты так полагаешь?
Индеец, по-видимому, не хотел говорить яснее, он наклонил голову и через минуту ответил:
— Брат мой увидит.
— Я силен, хорошо вооружен и мало беспокоюсь о тех, кто думает напасть на меня.
— Десятеро сильнее одного, — наставительно сказал индеец.
— Кто знает! — ответил небрежно молодой человек. — Но не в этом дело. Я явился сюда за известиями, которые обещал мне сообщить вождь.
— Обещания для Оленя священны.
— Я это знаю, вождь, потому и не поколебался приехать сюда. Но время идет, я должен спешить к своим товарищам, а собирается буря, и, признаюсь, мне хотелось бы вернуться в лагерь до нее; постарайтесь же рассказать обо всем как можно короче.
Вождь утвердительно кивнул головой и указал рукой на место возле себя.
— Хорошо, вождь, начинайте же, я буду внимательно слушать, — сказал дон Мигель, садясь подле него на траву. — Прежде всего объясните мне, отчего я встречаю вас только сегодня?
— Оттого, что, как брат мой знает, отсюда до Небесной Горы не близко. Воин — простой человек. Олень совершил бы невозможное, если бы сумел прибыть раньше.
— Хорошо, вождь, благодарю. Теперь приступим к делу. Что было после нашей разлуки?
— Город Небесная Гора широко раскрыл ворота перед обеими белыми девушками, в городе они в безопасности, вдали от своих врагов.
— Они ничего не наказали передать мне?
— Нет, — сказал индеец неуверенно, — они счастливы и ждут.
— Странно, — со вздохом прошептал дон Мигель. Вождь пристально взглянул на него украдкой.
— Что думает делать брат мой? — спросил он.
— Скоро я буду с ними.
— Напрасно мой брат хочет это сделать — никто не знает, где они, зачем открывать их убежище?
— Скоро, надеюсь, я буду в состоянии действовать открыто, никого не опасаясь.
Мрачный огонь сверкнул в глазах краснокожего.
— Один Ваконда знает, что будет завтра, — заметил он.
— Что хочет сказать вождь? — спросил его дон Мигель.
— Ничего кроме того, что сказал.
— Брат мой поедет со мной в лагерь?
— Олень возвратится в город Небесная Гора, чтобы оберегать тех, кто ему поручен.
— Как скоро мы увидимся?
— Может быть, и скоро, — уклончиво ответил индеец, — но брат мой не говорил мне раньше, что он рассчитывает отправиться в город. Когда он поедет?
— Возможно, в первых днях будущей луны. Но зачем вы об этом спрашиваете?
— Брат мой — бледнолицый, а не краснокожий; если сам Олень не проведет его в город, то он не попадет в него.
— Справедливо; в назначенное мной время я буду ждать вождя у подножия горы, у которой мы расстались.
— Олень придет туда.
— Хорошо, я полагаюсь на вас. Теперь я должен вас оставить; ночь быстро надвигается, поднялся сильный ветер, я должен ехать.
— Прощай! — ответил вождь, не пытаясь удержать его. Молодой человек, простясь с ним, вскочил в седло и пришпорил коня.
Олень задумчиво поглядел ему вслед. Когда он скрылся за группой деревьев, индеец свистнул два раза по-совиному; по этому сигналу ближайшие кусты осторожно раздвинулись, и из них появился человек.
Выйдя из кустов, человек этот подозрительно огляделся, подошел к индейцу и остановился перед ним.
Это был дон Стефано Коэчо.
— Ну что? — спросил он.
— Отец мой слышал? — вопросом на вопрос ответил индеец.
— Все от слова до слова.
— Что же хочет делать мой отец? Гроза уже начинается.
— То, о чем был уговор. Воины вождя готовы? Где они?
— В назначенном месте.
— Так едем.
— Едем.
Оба эти человека, давно уже знавшие друг друга, отлично поняли один другого.
— Идите, — сказал громко дон Стефано.
Тотчас же появились двенадцать мексиканских всадников.

— Вот подкрепление на случай, если ваших воинов будет недостаточно, — сказал он индейцу.
Тот принял недовольный вид и ответил, презрительно пожимая плечами:
— К чему двадцать воинов против одного?
— Потому что этот человек стоит сотни! — ответил дон Стефано так убедительно, что вождь задумался.
Они поехали.
Дон Мигель продвигался вперед; он не подозревал о заговоре, замышляемом в эту минуту против него, и ускорял свою езду не из опасения, а потому, что ветер ежеминутно усиливался и дождь обильными каплями уже пробивался сквозь листву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26