Но что вы можете для меня сделать? Ах! Если бы вы только знали!
— Я все знаю, сеньорита; я присутствовал здесь и все слышал.
— Да, действительно, мне ведь Лукас Мендес говорил о вашем визите; я ждала вас с таким нетерпением, в то же время боясь вашего прихода.
— Почему же, сеньорита?
— Простите меня, друг мой, я просто теряю голову. Как я страдаю!
— Надо мужаться.
— В эту минуту я чувствую себя сильнее: вы со мной. О! Ведь вы защитите меня? — сказала она с мольбой.
— Не бойтесь ничего, этот человек уехал, он более не страшен.
— Увы! Он так силен; все склоняется перед его железной волей.
— Да, гений зла укоренился в нем; но я не боюсь его и сумею вас защитить от него, клянусь вам.
— Я верю и вашему доброму намерению, и вашей храбрости, дон Торрибио.
— Так в чем же дело?
— Увы! Я боюсь, что он раздавит вас, подобно тому, как давит всех, кто вступает с ним в борьбу.
— Дорогая Санта, я люблю вас! И эта чистая и глубокая любовь, которую Бог вложил мне в сердце, удесятеряет мои силы, я избавлю вас от возмутительного тиранства этого человека; моя любовь поможет мне победить его и спасти вас.
— Говорите, говорите еще, дон Торрибио, — сказала она улыбаясь сквозь слезы, — я так давно не слышала дружеского голоса; он раздается в моих ушах, точно нежное пение птички. Слушая вас, я воскресаю!
— Бесценная моя, ведь вы — жизнь моя, два наших сердца составляют одно целое; вы отгадываете мои сокровенные мысли, так же как и я — ваши; вы будете счастливы!
— Счастлива! — проговорила она. — Разве возможно еще для меня счастье?
— Сегодня же, если вы согласны, вы можете избавиться от этого человека, который сделал вас пленницей!
— Ведь это только мечта!
— Все зависит от вас.
— И вы думаете, что он не отомстит мне?
— Нет, потому что вы будете находиться под надежной охраной.
— Разве вы так сильны, друг мой? — сказала она с детским восторгом.
— Я люблю вас, дорогая Санта!
— Я тоже люблю вас, и вы знаете это, дон Торрибио! — проговорила она, опустив голову, чтобы скрыть внезапную краску, покрывшую лицо.
— Вот эта уверенность и придает мне силы, бесценная Санта!
— В самом деле, только чтобы добраться до меня, вы должны обладать большой силой.
— Я совершил почти чудо, в котором мне помог Бог. Я открыл все тайны асиенды, сам дон Мануэль не знает всех секретных уголков и ходов этого жилища; мне же все известно. Я могу все видеть и слышать, оставаясь скрытым от всех глаз; и теперь жизнь, честь и состояние человека, от которого вы так страдаете, в моих руках: я могу раздавить его, заставить его валяться у меня в ногах, я здесь один, но судьба всех обитателей этой несокрушимой крепости в моей власти, хотя они и не подозревают этого!
— Все возможно!
— Так оно и есть, донья Санта!
— Я верю вам, мой друг и спаситель, одна надежда на вас и поддержала меня в страдании и борьбе с доном Мануэлем. Но неужели вы воспользуетесь своей необъятной силой, чтобы уничтожить его? Лев не бросается на собак: он презирает их, так как сам благороден, велик и великодушен. Вы спасаете меня, охранив от мести этого человека. Такая задача прекрасна и достойна вас; сделать более не соответствовало бы настоящей цели; зачем вам вредить дону Мануэлю?
— Я лично не питаю к нему ненависти, даю вам честное слово!
— Как я счастлива, что вы говорите так. Наше счастье послужит для него достаточным наказанием; чего же нам еще надо?
— Конечно, ничего больше, дорогая Санта; вы рассуждаете, как ангел; и я со своей стороны вполне разделяю ваши благородные чувства; но, увы! на этом свете человек расплачивается за свои поступки. Дон Мануэль слишком долго пользовался безнаказанностью, но чаша переполнилась; и теперь настал час возмездия, которое будет ужасным.
— Что вы хотите этим сказать, мой друг?
— Я хочу сказать, мое бедное и доброе дитя, что этот человек — негодяй, совершивший самые гнусные преступления, в которых он обязан дать людям отчет. Если бы вы были его единственной жертвой, я бы еще согласился простить его. Но к несчастью, не одна вы страдали от него; он возбудил во многих такую ненависть, которая должна разразиться мщением. Я не могу объяснить вам всего по этому поводу, милая Санта: все, что мы с вами можем сделать для этого человека, это не вмешиваться в его дела.
— Боже мой! Вы пугаете меня, дон Торрибио. Неужели все, что говорят о моем опекуне, правда?
— Для вас лучше никогда не узнать этой правды. Но оставим его. Все, что с ним произойдет, зависит не от нас, славу Богу! Поговорим лучше о наших делах!
— Я ничего не могу придумать! Посоветуйте мне! — отвечала девушка.
— Извольте, сеньорита; но раньше я должен убедиться, что вы имеете ко мне полное доверие.
— Я верю в вас, как в родного брата, дон Торрибио, ведь вы единственный друг у меня!
— Значит, вы исполните мой совет?
— Безусловно, если это зависит от меня!
В это время раскрылась потайная дверь и показался Лукас Мендес.
— Ах! — воскликнула девушка в ужасе.
— Не бойтесь, сеньорита, разве вы не узнаете этого человека?
— Лукас Мендес, мажордом дона Мануэля!
— Да, но на самом деле, это мой верный слуга, помещенный мной на службу к дону Мануэлю, чтобы охранять и защищать вас.
— Он не один раз и делал это. Я и раньше догадывалась, что он мой тайный покровитель, за что искренне благодарна ему! — добавила девушка с очаровательной улыбкой, протягивая свою маленькую руку старику, который почтительно поцеловал ее.
— Вы пришли кстати, Лукас Мендес! — сказал молодой человек. — Что нового?
— Мануэль де Линарес и дон Бенито де Касональ выехали с асиенды и забрали с собой своих. Нас осталось только двое: сеньорита да я.
— Как! А донья Франциска де Линарес и ее сын?..
— Они также уехали, сеньорита!
— Не осведомившись даже обо мне?
— Дон Мануэль распоряжается, и ему должны повиноваться беспрекословно, вы это знаете, сеньорита; и я теперь нарочно пришел сообщить вам, если позволите, о том плане, который придумал для вас.
— Viva Dios! Лукас Мендес, друг мой, как вы вовремя явились сюда! — вскричал дон Торрибио. — Мы с доньей Сантой в очень затруднительном положении, не зная что предпринять.
— В таком случае, если позволите, ваша милость…
— Вы говорите, говорите, Лукас Мендес!
— По-моему, есть одно средство к спасению…
— А именно?
— Уйти с асиенды.
— Уйти с асиенды? Да, но куда уйти? Где выбрать убежище? Ведь я не могу сопровождать донью Санту открыто — приличие не допускает того. Нет, это невозможно!
— Я обо всем подумал, ваша милость! И вот результат моих размышлений: сегодня ночью или, вернее, рано утром, пока вы еще спали, я нашел лошадей и привел их сюда, полагая, что они понадобятся нам.
— Правда, если мы поедем, то лошади нам необходимы. Каков же ваш план?
— Вот он: вы только что сказали, что не можете защищать открыто донью Санту; да и наши дела пострадали бы от этого. Через час я выеду отсюда с сеньоритой и по кратчайшей дороге, никому кроме меня неизвестной, мы с ней прибудем в Урес до приезда дона Мануэля. Донью Санту я оставлю на попечение честной семьи, за которую ручаюсь.
Там она будет в безопасности до того момента, когда ей можно будет спокойно выходить; к тому же, дон Мануэль не станет искать ее, и ей нечего будет бояться его, пока она будет скрываться.
— Знаете, что дон Мануэль назначен начальником полиции Уреса и что для него ничего не будет стоить…
— Повторяю вам, ваша милость, что дон Мануэль не станет даже пытаться разыскивать донью Санту.
— Ну, уж этого я никак не могу понять, Лукас Мендес, после того, что я сам слышал не далее, как час тому назад.
— Дон Мануэль не будет искать сеньориту, так как будет считать ее умершей.
— Умершей!
— Да, умершей, ваша милость! Надо действовать решительно. Завтра, с восходом солнца, оставшиеся на асиенде слуги найдут среди скал труп, одетый в платье доньи Санты: сеньора, обезумевшая от отчаяния, бросилась туда ночью и умерла.
— Но это посягательство на Бога! — проговорила девушка, крестясь.
— Нет, это средство к спасению, — вскричал дон Торрибио. — Ну, а потом?
— Через час донья Санта, переодетая в мужчину, уедет со мной! Я отвезу ее к дуплу того дерева, в котором были спрятаны ваши лошади, там для нее уже все приготовлено. Затем, через несколько часов я возвращусь обратно; завтра труп будет найден; я оставлю асиенду, чтобы сообщить дону Мануэлю об этой ужасной катастрофе.
— Надо решаться, сеньорита, это единственное средство к спасению, хотя оно и кажется вам таким страшным; я же отправлюсь к дону Порфирио, и мы с ним решим, как поступить с доном Мануэлем.
— Дон Торрибио, вы обещали мне не вмешиваться в его дела.
— Я обещал вам, дорогая Санта, не мстить за нанесенные вам оскорбления! Большего я не могу сделать: повторяю, судьба этого человека зависит не от меня.
— Господи! Что будет со мной без вас?
— Я буду извещать вас о себе каждый день, а скоро и сам приеду в Урес. Санта, умоляю вас, ради вас самих, ради меня, который любит вас, ради нашего будущего счастья, соглашайтесь бежать.
— Пусть будет по-вашему, друг мой, я вам повинуюсь! — сказала она с грустной улыбкой.
— Благодарю, дорогая моя!
— Надо торопиться! — сказал Лукас Мендес. Молодой человек вышел из залы в сильном волнении. Час спустя, после душераздирающих прощаний, донья
Санта, переодетая в костюм ранчеро, который делал ее еще прелестнее, выезжала с асиенды вместе с Лукасом Мендесом.
Дону Торрибио день показался нескончаемым; он провел его в комнатах доньи Санты, которые были для него как бы святилищем; разлученный со своей возлюбленной, он старался утешить себя, целуя каждую вещицу, принадлежащую ей.
После заката солнца возвратился Лукас Мендес; он нарочно велел подать обед сеньорите, потом через несколько минут объявил, что сеньора не желает выходить и заперлась у себя в комнате.
Около полуночи, завернув тушу козы в домашний костюм доньи Санты, дон Торрибио и Лукас Мендес снесли это животное к скалам и бросили в неприступном месте; кусок кружев они забросили повыше, на куст.
Все произошло, как предвидел Лукас Мендес: два часа спустя после восхода солнца один из пеонов, проходя по двору асиенды, заметил коршунов, кружившихся над скалой и испускавших пронзительные крики и затем поднимавшихся с кровавыми кусками мяса.
Пеон забил тревогу; все сбежались к скале; сначала увидели зацепившиеся кружева, развеваемые ветром, потом коршунов над какой-то массой, которую приняли за труп доньи Санты. Тотчас же побежали за мажордомом, Лукасом Мендесом, который поспешил констатировать факт ужасной катастрофы.
Через час никто уже более не сомневался в смерти несчастной девушки, и Лукас Мендес, взяв на себя сообщить эту печальную новость дону Мануэлю, выехал с асиенды дель-Энганьо, где царило всеобщее отчаяние.
Дон Торрибио, успокоенный успехом хитрой выдумки своего слуги, остался один в подземельях, все углы и закоулки которых он хотел основательно изучить: у него тоже был свой собственный план, который он и обдумывал.
ГЛАВА VIII. В которой дон Порфирио вынужден возвратиться в Тубак
Выше было сказано, что после схватки у Марфильского ущелья, лишь только бандитов вытеснили из их засады, дон Порфирио с двадцатью охотниками пустил лошадей во всю прыть, торопясь пересечь овраг: от этого зависел успех сражения. Похищение доньи Хесус было совершено с таким нахальством и быстротой, что кроме доньи Энкарнасьон никто не заметил ее исчезновения. Но бедная мать не могла вынести такого удара и лишилась чувств, отчаянно вскрикнув.
Видя, что она падает, дон Порфирио взял ее на руки, думая, что она ранена, и, положив ее на свою лошадь, умчался с ней во весь дух, боясь погони.
Только, добравшись до вершины ущелья, дон Порфирио понял, что случилось.
Слов не хватает, чтобы описать отчаяние, овладевшее отцом, который внезапно лишился своей единственной дочери: он точно обезумел от горя и стал упрекать себя, что тотчас же не бросился вслед за негодяями. Горько плача, он молил свою дочь, моля ее просить ему, что не сумел охранить ее, что не умер со всеми своими спутниками, защищая ее.
Но дон Порфирио был не такой человек, чтобы долго предаваться горю. Благодаря своей железной воле он, видимо, заглушил свою боль, затаив ее в глубине сердца; на вид он сделался невозмутимо спокойным.
Твердая Рука с боязнью следил за состоянием друга, не смея произнести ни слова; а когда увидел, что тот поборол свое страдание, то сказал ему:
— Это большое несчастье! Мы должны во что бы ни стало спасти бедное дитя!
— Во что бы ни стало, — повторил дон Порфирио, как эхо, — что вы сделали, друг мой?
— Послал Ястреба, лучшего из своих воинов, на разведку; он найдет след похитителей. Тогда мы пустимся за ними; может быть, они еще недалеко от нас, так как их пленница должна замедлять бегство. Я надеюсь, что мы найдем ее до вечера.
— Дай Бог, Твердая Рука! Спасибо вам за все, что вы сделали. Ну, а сейчас как нам быть?
— Сию же минуту отправиться на асиенду дель-Охо-де-Агуа; к счастью, донья Энкарнасьон в обмороке: значит, она не страдает пока. Когда она очнется, надо будет выдумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить ей причину отсутствия доньи Хесус. Во всяком случае, постарайтесь скрыть от нее правду, а то это ужасное открытие убьет или сведет ее с ума. Чувствуете ли вы себя достаточно сильным для этого, друг мой?
— Я понимаю вас, не беспокойтесь; я точка в точку последую вашему совету и обману бедную мать. Ну, а вы?
— Я обещаю вам сделать все возможное, чтобы освободить донью Хесус и возвратить ее в ваши объятия сегодня же. Надеюсь, Бог поможет мне.
— Отправляйтесь, дорогой мой, слушайтесь своего внутреннего голоса; я полагаюсь на ваше благородство и ваше знание пустыни.
— Надейтесь, — ласково проговорил охотник. — Я почти уверен в успехе.
Твердая Рука приказал устроить носилки, на которые уложили все еще бесчувственную донью Энкарнасьон, и все двинулись к асиенде.
Когда люди дона Порфирио скрылись за поворотом тропинки, Твердая Рука послал еще несколько человек на разведку, потом сел у подошвы горы, зажег трубку и стал курить, поджидая Ястреба.
Прошло несколько часов; разведчики возвращались один за другим. Судя по их донесениям, бандиты под влиянием паники рассеялись в разные стороны, и навряд ли скоро опять соединятся.
Это были хорошие новости. Твердая Рука остался ими доволен.
Наконец около четырех часов появился сам Ястреб.
Он был спокоен и невозмутим, как всегда.
Молча присев напротив Твердой Руки, он принял от него трубку, покурил минуты две-три, потом возвратил ее обратно с поклоном.
Твердая Рука покурил тоже в свою очередь; трубка переходила из рук в руки, пока не выкурили весь табак; но оба все еще молчали.
Эта церемония строго соблюдается среди индейцев.
— След не длинен, легко отыскался! — сказал охотник презрительно.
— Значит, удача? — спросил Твердая Рука.
— Эти воры — дрянные собаки, не сумели даже скрыть своих следов!
— Где кончается след?
— В трех или четырех выстрелах от леса.
— Так близко от нас! Вот дураки-то!
— Они мертвые.
— Мертвые? Кто же их убил, не вы ли, вождь?
— Нет, не я!
— А девушка?
— Лилия-Роза освобождена белым охотником.
— О каком охотнике вы говорите?
— Черный Орел! Тот самый, которого белые зовут Горячем Сердцем.
— Как! Горячее Сердце здесь? Вы ошибаетесь, вождь!
— Ястреб видел его и слышал щебетанье мелодичного голоска Лилии-Розы, разговаривающей со своим другом.
— Значит, девушка спасена?
— Да, Черный Орел убил диких собак, только один остался в живых.
— Славу Богу! Горячее Сердце человек честный, девушка, оставаясь с ним, не подвергается никакой опасности.
— Черный Орел обладает сердцем льва; к тому же, он любит Лилию-Розу.
— Так; но этого не может быть! Ведь он ее не знал раньше!
— Уши Ястреба были открыты; он все слышал; Черный Орел давно знаком с Лилией-Розой.
— Странно! Ну, а вы не знаете, намеревается ли Горячее Сердце возвратить нам девушку?
— Ястреб ничего подобного не слыхал; молодые люди болтали и ели, сидя на лужайке у разведенного огня. Ястреб знал, что его отец, Твердая Рука, ждет его с нетерпением, и он поспешил прилететь к нему. Доволен ли мой отец?
— Вполне доволен, вождь; благодарю вас! Эти молодые люди весело болтают, забывая все на свете, а их родители плачут и отчаиваются! Надо пойти прервать их сладкий сон; увидев нас, они проснутся.
В пять минут охотники и воины сели на лошадей и стали спускаться с крутых склонов Марфильского ущелья.
Как раз в это все время дон Руис и донья Хесус выезжали с лужайки на асиенду дель-Охо-де-Агуа.
Всадники спустились с горы галопом и в четверть часа проскакали все расстояние, отделявшее их от равнины.
В девяти сотнях метров от леса по знаку Твердой Руки всадники приостановились, положив свои ружья поперек седел.
Сам же Твердая Рука загарцевал по направлению к лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Я все знаю, сеньорита; я присутствовал здесь и все слышал.
— Да, действительно, мне ведь Лукас Мендес говорил о вашем визите; я ждала вас с таким нетерпением, в то же время боясь вашего прихода.
— Почему же, сеньорита?
— Простите меня, друг мой, я просто теряю голову. Как я страдаю!
— Надо мужаться.
— В эту минуту я чувствую себя сильнее: вы со мной. О! Ведь вы защитите меня? — сказала она с мольбой.
— Не бойтесь ничего, этот человек уехал, он более не страшен.
— Увы! Он так силен; все склоняется перед его железной волей.
— Да, гений зла укоренился в нем; но я не боюсь его и сумею вас защитить от него, клянусь вам.
— Я верю и вашему доброму намерению, и вашей храбрости, дон Торрибио.
— Так в чем же дело?
— Увы! Я боюсь, что он раздавит вас, подобно тому, как давит всех, кто вступает с ним в борьбу.
— Дорогая Санта, я люблю вас! И эта чистая и глубокая любовь, которую Бог вложил мне в сердце, удесятеряет мои силы, я избавлю вас от возмутительного тиранства этого человека; моя любовь поможет мне победить его и спасти вас.
— Говорите, говорите еще, дон Торрибио, — сказала она улыбаясь сквозь слезы, — я так давно не слышала дружеского голоса; он раздается в моих ушах, точно нежное пение птички. Слушая вас, я воскресаю!
— Бесценная моя, ведь вы — жизнь моя, два наших сердца составляют одно целое; вы отгадываете мои сокровенные мысли, так же как и я — ваши; вы будете счастливы!
— Счастлива! — проговорила она. — Разве возможно еще для меня счастье?
— Сегодня же, если вы согласны, вы можете избавиться от этого человека, который сделал вас пленницей!
— Ведь это только мечта!
— Все зависит от вас.
— И вы думаете, что он не отомстит мне?
— Нет, потому что вы будете находиться под надежной охраной.
— Разве вы так сильны, друг мой? — сказала она с детским восторгом.
— Я люблю вас, дорогая Санта!
— Я тоже люблю вас, и вы знаете это, дон Торрибио! — проговорила она, опустив голову, чтобы скрыть внезапную краску, покрывшую лицо.
— Вот эта уверенность и придает мне силы, бесценная Санта!
— В самом деле, только чтобы добраться до меня, вы должны обладать большой силой.
— Я совершил почти чудо, в котором мне помог Бог. Я открыл все тайны асиенды, сам дон Мануэль не знает всех секретных уголков и ходов этого жилища; мне же все известно. Я могу все видеть и слышать, оставаясь скрытым от всех глаз; и теперь жизнь, честь и состояние человека, от которого вы так страдаете, в моих руках: я могу раздавить его, заставить его валяться у меня в ногах, я здесь один, но судьба всех обитателей этой несокрушимой крепости в моей власти, хотя они и не подозревают этого!
— Все возможно!
— Так оно и есть, донья Санта!
— Я верю вам, мой друг и спаситель, одна надежда на вас и поддержала меня в страдании и борьбе с доном Мануэлем. Но неужели вы воспользуетесь своей необъятной силой, чтобы уничтожить его? Лев не бросается на собак: он презирает их, так как сам благороден, велик и великодушен. Вы спасаете меня, охранив от мести этого человека. Такая задача прекрасна и достойна вас; сделать более не соответствовало бы настоящей цели; зачем вам вредить дону Мануэлю?
— Я лично не питаю к нему ненависти, даю вам честное слово!
— Как я счастлива, что вы говорите так. Наше счастье послужит для него достаточным наказанием; чего же нам еще надо?
— Конечно, ничего больше, дорогая Санта; вы рассуждаете, как ангел; и я со своей стороны вполне разделяю ваши благородные чувства; но, увы! на этом свете человек расплачивается за свои поступки. Дон Мануэль слишком долго пользовался безнаказанностью, но чаша переполнилась; и теперь настал час возмездия, которое будет ужасным.
— Что вы хотите этим сказать, мой друг?
— Я хочу сказать, мое бедное и доброе дитя, что этот человек — негодяй, совершивший самые гнусные преступления, в которых он обязан дать людям отчет. Если бы вы были его единственной жертвой, я бы еще согласился простить его. Но к несчастью, не одна вы страдали от него; он возбудил во многих такую ненависть, которая должна разразиться мщением. Я не могу объяснить вам всего по этому поводу, милая Санта: все, что мы с вами можем сделать для этого человека, это не вмешиваться в его дела.
— Боже мой! Вы пугаете меня, дон Торрибио. Неужели все, что говорят о моем опекуне, правда?
— Для вас лучше никогда не узнать этой правды. Но оставим его. Все, что с ним произойдет, зависит не от нас, славу Богу! Поговорим лучше о наших делах!
— Я ничего не могу придумать! Посоветуйте мне! — отвечала девушка.
— Извольте, сеньорита; но раньше я должен убедиться, что вы имеете ко мне полное доверие.
— Я верю в вас, как в родного брата, дон Торрибио, ведь вы единственный друг у меня!
— Значит, вы исполните мой совет?
— Безусловно, если это зависит от меня!
В это время раскрылась потайная дверь и показался Лукас Мендес.
— Ах! — воскликнула девушка в ужасе.
— Не бойтесь, сеньорита, разве вы не узнаете этого человека?
— Лукас Мендес, мажордом дона Мануэля!
— Да, но на самом деле, это мой верный слуга, помещенный мной на службу к дону Мануэлю, чтобы охранять и защищать вас.
— Он не один раз и делал это. Я и раньше догадывалась, что он мой тайный покровитель, за что искренне благодарна ему! — добавила девушка с очаровательной улыбкой, протягивая свою маленькую руку старику, который почтительно поцеловал ее.
— Вы пришли кстати, Лукас Мендес! — сказал молодой человек. — Что нового?
— Мануэль де Линарес и дон Бенито де Касональ выехали с асиенды и забрали с собой своих. Нас осталось только двое: сеньорита да я.
— Как! А донья Франциска де Линарес и ее сын?..
— Они также уехали, сеньорита!
— Не осведомившись даже обо мне?
— Дон Мануэль распоряжается, и ему должны повиноваться беспрекословно, вы это знаете, сеньорита; и я теперь нарочно пришел сообщить вам, если позволите, о том плане, который придумал для вас.
— Viva Dios! Лукас Мендес, друг мой, как вы вовремя явились сюда! — вскричал дон Торрибио. — Мы с доньей Сантой в очень затруднительном положении, не зная что предпринять.
— В таком случае, если позволите, ваша милость…
— Вы говорите, говорите, Лукас Мендес!
— По-моему, есть одно средство к спасению…
— А именно?
— Уйти с асиенды.
— Уйти с асиенды? Да, но куда уйти? Где выбрать убежище? Ведь я не могу сопровождать донью Санту открыто — приличие не допускает того. Нет, это невозможно!
— Я обо всем подумал, ваша милость! И вот результат моих размышлений: сегодня ночью или, вернее, рано утром, пока вы еще спали, я нашел лошадей и привел их сюда, полагая, что они понадобятся нам.
— Правда, если мы поедем, то лошади нам необходимы. Каков же ваш план?
— Вот он: вы только что сказали, что не можете защищать открыто донью Санту; да и наши дела пострадали бы от этого. Через час я выеду отсюда с сеньоритой и по кратчайшей дороге, никому кроме меня неизвестной, мы с ней прибудем в Урес до приезда дона Мануэля. Донью Санту я оставлю на попечение честной семьи, за которую ручаюсь.
Там она будет в безопасности до того момента, когда ей можно будет спокойно выходить; к тому же, дон Мануэль не станет искать ее, и ей нечего будет бояться его, пока она будет скрываться.
— Знаете, что дон Мануэль назначен начальником полиции Уреса и что для него ничего не будет стоить…
— Повторяю вам, ваша милость, что дон Мануэль не станет даже пытаться разыскивать донью Санту.
— Ну, уж этого я никак не могу понять, Лукас Мендес, после того, что я сам слышал не далее, как час тому назад.
— Дон Мануэль не будет искать сеньориту, так как будет считать ее умершей.
— Умершей!
— Да, умершей, ваша милость! Надо действовать решительно. Завтра, с восходом солнца, оставшиеся на асиенде слуги найдут среди скал труп, одетый в платье доньи Санты: сеньора, обезумевшая от отчаяния, бросилась туда ночью и умерла.
— Но это посягательство на Бога! — проговорила девушка, крестясь.
— Нет, это средство к спасению, — вскричал дон Торрибио. — Ну, а потом?
— Через час донья Санта, переодетая в мужчину, уедет со мной! Я отвезу ее к дуплу того дерева, в котором были спрятаны ваши лошади, там для нее уже все приготовлено. Затем, через несколько часов я возвращусь обратно; завтра труп будет найден; я оставлю асиенду, чтобы сообщить дону Мануэлю об этой ужасной катастрофе.
— Надо решаться, сеньорита, это единственное средство к спасению, хотя оно и кажется вам таким страшным; я же отправлюсь к дону Порфирио, и мы с ним решим, как поступить с доном Мануэлем.
— Дон Торрибио, вы обещали мне не вмешиваться в его дела.
— Я обещал вам, дорогая Санта, не мстить за нанесенные вам оскорбления! Большего я не могу сделать: повторяю, судьба этого человека зависит не от меня.
— Господи! Что будет со мной без вас?
— Я буду извещать вас о себе каждый день, а скоро и сам приеду в Урес. Санта, умоляю вас, ради вас самих, ради меня, который любит вас, ради нашего будущего счастья, соглашайтесь бежать.
— Пусть будет по-вашему, друг мой, я вам повинуюсь! — сказала она с грустной улыбкой.
— Благодарю, дорогая моя!
— Надо торопиться! — сказал Лукас Мендес. Молодой человек вышел из залы в сильном волнении. Час спустя, после душераздирающих прощаний, донья
Санта, переодетая в костюм ранчеро, который делал ее еще прелестнее, выезжала с асиенды вместе с Лукасом Мендесом.
Дону Торрибио день показался нескончаемым; он провел его в комнатах доньи Санты, которые были для него как бы святилищем; разлученный со своей возлюбленной, он старался утешить себя, целуя каждую вещицу, принадлежащую ей.
После заката солнца возвратился Лукас Мендес; он нарочно велел подать обед сеньорите, потом через несколько минут объявил, что сеньора не желает выходить и заперлась у себя в комнате.
Около полуночи, завернув тушу козы в домашний костюм доньи Санты, дон Торрибио и Лукас Мендес снесли это животное к скалам и бросили в неприступном месте; кусок кружев они забросили повыше, на куст.
Все произошло, как предвидел Лукас Мендес: два часа спустя после восхода солнца один из пеонов, проходя по двору асиенды, заметил коршунов, кружившихся над скалой и испускавших пронзительные крики и затем поднимавшихся с кровавыми кусками мяса.
Пеон забил тревогу; все сбежались к скале; сначала увидели зацепившиеся кружева, развеваемые ветром, потом коршунов над какой-то массой, которую приняли за труп доньи Санты. Тотчас же побежали за мажордомом, Лукасом Мендесом, который поспешил констатировать факт ужасной катастрофы.
Через час никто уже более не сомневался в смерти несчастной девушки, и Лукас Мендес, взяв на себя сообщить эту печальную новость дону Мануэлю, выехал с асиенды дель-Энганьо, где царило всеобщее отчаяние.
Дон Торрибио, успокоенный успехом хитрой выдумки своего слуги, остался один в подземельях, все углы и закоулки которых он хотел основательно изучить: у него тоже был свой собственный план, который он и обдумывал.
ГЛАВА VIII. В которой дон Порфирио вынужден возвратиться в Тубак
Выше было сказано, что после схватки у Марфильского ущелья, лишь только бандитов вытеснили из их засады, дон Порфирио с двадцатью охотниками пустил лошадей во всю прыть, торопясь пересечь овраг: от этого зависел успех сражения. Похищение доньи Хесус было совершено с таким нахальством и быстротой, что кроме доньи Энкарнасьон никто не заметил ее исчезновения. Но бедная мать не могла вынести такого удара и лишилась чувств, отчаянно вскрикнув.
Видя, что она падает, дон Порфирио взял ее на руки, думая, что она ранена, и, положив ее на свою лошадь, умчался с ней во весь дух, боясь погони.
Только, добравшись до вершины ущелья, дон Порфирио понял, что случилось.
Слов не хватает, чтобы описать отчаяние, овладевшее отцом, который внезапно лишился своей единственной дочери: он точно обезумел от горя и стал упрекать себя, что тотчас же не бросился вслед за негодяями. Горько плача, он молил свою дочь, моля ее просить ему, что не сумел охранить ее, что не умер со всеми своими спутниками, защищая ее.
Но дон Порфирио был не такой человек, чтобы долго предаваться горю. Благодаря своей железной воле он, видимо, заглушил свою боль, затаив ее в глубине сердца; на вид он сделался невозмутимо спокойным.
Твердая Рука с боязнью следил за состоянием друга, не смея произнести ни слова; а когда увидел, что тот поборол свое страдание, то сказал ему:
— Это большое несчастье! Мы должны во что бы ни стало спасти бедное дитя!
— Во что бы ни стало, — повторил дон Порфирио, как эхо, — что вы сделали, друг мой?
— Послал Ястреба, лучшего из своих воинов, на разведку; он найдет след похитителей. Тогда мы пустимся за ними; может быть, они еще недалеко от нас, так как их пленница должна замедлять бегство. Я надеюсь, что мы найдем ее до вечера.
— Дай Бог, Твердая Рука! Спасибо вам за все, что вы сделали. Ну, а сейчас как нам быть?
— Сию же минуту отправиться на асиенду дель-Охо-де-Агуа; к счастью, донья Энкарнасьон в обмороке: значит, она не страдает пока. Когда она очнется, надо будет выдумать какую-нибудь историю, чтобы объяснить ей причину отсутствия доньи Хесус. Во всяком случае, постарайтесь скрыть от нее правду, а то это ужасное открытие убьет или сведет ее с ума. Чувствуете ли вы себя достаточно сильным для этого, друг мой?
— Я понимаю вас, не беспокойтесь; я точка в точку последую вашему совету и обману бедную мать. Ну, а вы?
— Я обещаю вам сделать все возможное, чтобы освободить донью Хесус и возвратить ее в ваши объятия сегодня же. Надеюсь, Бог поможет мне.
— Отправляйтесь, дорогой мой, слушайтесь своего внутреннего голоса; я полагаюсь на ваше благородство и ваше знание пустыни.
— Надейтесь, — ласково проговорил охотник. — Я почти уверен в успехе.
Твердая Рука приказал устроить носилки, на которые уложили все еще бесчувственную донью Энкарнасьон, и все двинулись к асиенде.
Когда люди дона Порфирио скрылись за поворотом тропинки, Твердая Рука послал еще несколько человек на разведку, потом сел у подошвы горы, зажег трубку и стал курить, поджидая Ястреба.
Прошло несколько часов; разведчики возвращались один за другим. Судя по их донесениям, бандиты под влиянием паники рассеялись в разные стороны, и навряд ли скоро опять соединятся.
Это были хорошие новости. Твердая Рука остался ими доволен.
Наконец около четырех часов появился сам Ястреб.
Он был спокоен и невозмутим, как всегда.
Молча присев напротив Твердой Руки, он принял от него трубку, покурил минуты две-три, потом возвратил ее обратно с поклоном.
Твердая Рука покурил тоже в свою очередь; трубка переходила из рук в руки, пока не выкурили весь табак; но оба все еще молчали.
Эта церемония строго соблюдается среди индейцев.
— След не длинен, легко отыскался! — сказал охотник презрительно.
— Значит, удача? — спросил Твердая Рука.
— Эти воры — дрянные собаки, не сумели даже скрыть своих следов!
— Где кончается след?
— В трех или четырех выстрелах от леса.
— Так близко от нас! Вот дураки-то!
— Они мертвые.
— Мертвые? Кто же их убил, не вы ли, вождь?
— Нет, не я!
— А девушка?
— Лилия-Роза освобождена белым охотником.
— О каком охотнике вы говорите?
— Черный Орел! Тот самый, которого белые зовут Горячем Сердцем.
— Как! Горячее Сердце здесь? Вы ошибаетесь, вождь!
— Ястреб видел его и слышал щебетанье мелодичного голоска Лилии-Розы, разговаривающей со своим другом.
— Значит, девушка спасена?
— Да, Черный Орел убил диких собак, только один остался в живых.
— Славу Богу! Горячее Сердце человек честный, девушка, оставаясь с ним, не подвергается никакой опасности.
— Черный Орел обладает сердцем льва; к тому же, он любит Лилию-Розу.
— Так; но этого не может быть! Ведь он ее не знал раньше!
— Уши Ястреба были открыты; он все слышал; Черный Орел давно знаком с Лилией-Розой.
— Странно! Ну, а вы не знаете, намеревается ли Горячее Сердце возвратить нам девушку?
— Ястреб ничего подобного не слыхал; молодые люди болтали и ели, сидя на лужайке у разведенного огня. Ястреб знал, что его отец, Твердая Рука, ждет его с нетерпением, и он поспешил прилететь к нему. Доволен ли мой отец?
— Вполне доволен, вождь; благодарю вас! Эти молодые люди весело болтают, забывая все на свете, а их родители плачут и отчаиваются! Надо пойти прервать их сладкий сон; увидев нас, они проснутся.
В пять минут охотники и воины сели на лошадей и стали спускаться с крутых склонов Марфильского ущелья.
Как раз в это все время дон Руис и донья Хесус выезжали с лужайки на асиенду дель-Охо-де-Агуа.
Всадники спустились с горы галопом и в четверть часа проскакали все расстояние, отделявшее их от равнины.
В девяти сотнях метров от леса по знаку Твердой Руки всадники приостановились, положив свои ружья поперек седел.
Сам же Твердая Рука загарцевал по направлению к лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20