— Конечно, — отвечал капитан, вздыхая. — У вас никто не украл сто унций.— Да неужели, капитан, у вас была при себе такая крупная сумма! Это очень неосторожно с вашей стороны.— Я только что получил ее, — грустно проговорил капитан.— Тогда другое дело, капитан… А я, например, никогда не ношу с собой больше четырех унций из опасения какого-нибудь несчастного случая.Дон Ремиго насторожился.— Четыре унции!.. Это очень недурно. А эти деньги в настоящую минуту при вас?— Конечно, капитан.— И вы, Карнеро, имеете при себе столько же?— О! Я еще богаче, капитан, у меня целых шесть унций.— Вот оно что, — опять со вздохом проговорил капитан. — Теперь я понимаю, почему вы так веселы. Послушайте, Карнеро и Педросо, -добавил он через минуту, — вы должны оказать мне услугу.— Э! — неопределенно воскликнул Карнеро.— Гм! — задумчиво хмыкнул Педросо.— Вы не желаете, друзья мои? — с упреком вопросил капитан.— О! Нет, — поспешно возразил Карнеро.— Мы отказываемся, — отрубил обычно более сговорчивый Педросо.— Что? Вы отказываетесь?— Да, капитан. Но, если вы не будете иметь ничего против, мы можем предложить вам маленькую сделку.— Согласен, это избавит меня от благодарности.— Благодарность — это теперь устаревшее дело, капитан, — сказал Педросо, презрительно сморщив губы.— Ну, и какую же вы мне предлагаете сделку?— Вы предоставите нам отпуск на месяц, чтобы мы могли повеселиться, где нам заблагорассудится.— Вы подрядились на какое-нибудь дело, негодяи!— Я не говорю «нет».— Ну и как, стоящее это дело?— Неплохое, капитан.— А мне разве нельзя будет поучаствовать в этом деле?— Нет, тут как раз в аккурат на двоих, третий съест всю пользу.— Тогда не будем больше об этом и говорить… Итак, значит, вы хотите получить отпуск на месяц?— Да, капитан.— А что вы мне за это дадите?— Сто пиастров, — торжественно объявил Педросо.— Этого слишком мало… вы хорошие солдаты, и я оцениваю ваши услуги по четыре пиастра в день.— О! Мы столько не стоим, капитан.— Вы слишком скромны… Сто двадцать пиастров, или вы не получите отпуска… Таким образом, всего-то придется по шестидесяти пиастров на каждого, можно сказать, даром… Кто знает, сколько вы получите за ваше «дело»! Ну, как? Согласны?— Идет, сто двадцать пиастров, капитан.— Гм! Мне следовало бы потребовать с вас больше! Ну, да ладно, я слишком добр. Давайте деньги!— Извините, капитан, а наш отпуск?— Я подпишу его в одну минуту.— Ну, знаете, капитан, мы вам даем деньги, а вы нам — товар. Так, по крайней мере, будет справедливо.Дон Ремиго понимающе улыбнулся и десять минут спустя уже подписывал отпуск и весело клал в карман полученные им от солдат семь унций…Вечером у дона Мигуэля и его дяди состоялся разговор, затянувшийся далеко за полночь.Когда все легли спать и в доме погасли огни, молодой человек в сопровождении дона Гутьерре направился к загону, оседлал свою лошадь и тихо выехал со двора, а дядя сам затворил за ним ворота.Затем дон Гутьерре закутался в плащ, поскольку ночь была довольна прохладная, лег на землю возле забора и стал терпеливо ждать.Незадолго до восхода солнца, то есть часов около трех утра, послышался приближающийся стук копыт. Вскоре шаги лошади замерли у ворот и кто-то тихо постучал в них.Дон Гутьерре поднялся и поспешил к воротам — это возвратился дон Мигуэль.Молодой человек спрыгнул на землю и повел свою взмыленную лошадь в загон, где расседлал ее и тщательно вытер соломой. Затем дядя и племянник направились к дому.За все это время не было произнесено ни единого слова, и только когда они оказались в кабинете дона Гутьерре, последний заговорил, наконец, со своим племянником.— Ну, как?— Все в порядке, — отвечал дон Мигуэль полушепотом.— Вы видели этого человека?— Да, я его видел, и мы с ним окончательно обо всем договорились. Он вполне согласен со мною: раз там известно о вашем переезде в Медельен, вы должны непременно показываться на людях, иначе создастся впечатление, что вы почему-то считаете нужным прятаться… Если вас сегодня увидят на балу и на празднике, никому и в голову не придет в чем-либо подозревать вас… Кроме того, Дон Луи Морэн думает, что ему будет удобнее поговорить с вами на виду у всей толпы, нежели специально приезжать сюда и тем самым вызывать ненужные подозрения.— И это тоже должно произойти непременно сегодня?— Да, он сам объяснит вам, почему считает, что надо все обставить именно так.— Хорошо, племянник, пусть так, ну, а потом? Дон Мигуэль раскрыл свой портфель и вынул оттуда целую пачку бумаг, которые и вручил дону Гутьерре.— Я видел самого сеньора Лисарди, который, несмотря на поздний час, продолжал работать в своем кабинете. Он вручил мне, как вы с ним договорились, векселя на миллион пятьсот тысяч пиастров, выписанные на лучшие банкирские дома Испании, Англии и Франции. Таким образом, что бы ни случилось, большая часть вашего состояния спасена… Сеньор Лисарди, кроме того, сказал, что он должен вам еще семьсот тысяч пиастров, которые будут выплачены вам или вашему доверенному лицу по первому вашему требованию, где и как вы пожелаете… Вот, кажется, и все поручения, которые вы мне давали, дорогой дядюшка.— Да, племянник, я благодарю вас за успешное и быстрое исполнение моих поручений… Теперь ступайте в вашу комнату… До рассвета осталось всего ничего, никто в доме не должен даже и подумать о том, что вы отлучались сегодня ночью со двора… Кроме того, вам необходимо отдохнуть… Покойной ночи, племянник…— А вы что будете делать, дядюшка?— Я так же, как и вы, постараюсь поспать несколько часов… Я хочу выглядеть на празднике свежим и бодрым, -добавил он улыбаясь.— Конечно, конечно!Сеньор дон Гутьерре протянул на прощание ему руку. Дон Мигуэль, между тем, продолжал в задумчивости стоять.— Что с вами? — спросил его с беспокойством дядя. Молодой человек вздрогнул и быстро поднял голову.— Ничего такого, что касалось бы меня лично, — ответил он с ударением на последних словах, — почему-то этот праздник ужасно меня тревожит.— Может быть, вы боитесь какой-нибудь западни?— В такой толпе? Нет, это невозможно… хотя ваши враги очень хитры, и кто знает…— Послушайте, — нетерпеливо перебил его дон Гутьерре, — мы — мужчины… Зачем же нам трепетать в ожидании каких-то мнимых опасностей… Или, может быть, вы воображаете, что мы отправляемся на этот праздник затем, чтобы получить удовольствие? Вовсе нет, и вы это знаете лучше меня… Мы едем на свидание… вот и все… Там, и только там, как вы сами только что говорили, мы сможем повидаться с доном Луи Морэном и поговорить о делах. Ну, что же, прав я?— Я, кажется, начинаю с ума сходить, извините меня дядюшка, — проговорил молодой человек, стараясь казаться успокоенным. — Нам необходимо во что бы то ни стало ехать на этот праздник, чем бы эта поездка для нас ни обернулась.— Послушайте, дон Мигуэль, скажите мне, чего вы опасаетесь? — снова спросил дон Гутьерре.— Ничего, дядюшка, но меня гнетет предчувствие, что с нами может случиться несчастье… Скажите, пожалуйста, вы могли бы немедленно уехать отсюда, если бы этого потребовали обстоятельства?— Конечно. Да разве я вам этого не говорил? Все уже давным-давно подготовлено для этого.— Ну, будь, что будет. До свидания, дядюшка.— Покойной ночи, дон Мигуэль. Они расстались, еще раз пожав друг другу руки. Несколько минут спустя дядя и племянник спали, как говорят испанцы, без задних ног. Глава V. ПРАЗДНИК В МЕДЕЛЬЕНЕ Медельенские праздники пользуются заслуженной славой во всей Жаркой Земле и собирают многочисленные толпы народа из всех частей штата Веракрус.С самого утра окрестности оглашает колокольный звон и слышится треск ракет и петард.В старинных испанских колониях ни один большой праздник не обходится без стрельбы из пушек или ружей, при этом расходуется невероятное количество пороха.В связи с этим на ум приходит один анекдот, связанный с именем испанского короля Фердинанда VII.Во время мексикано-испанской войны, в результате которой испанцы были окончательно изгнаны из Мексики, король Фердинанд VII однажды спросил некоего благородного мексиканца, оставшегося верным Испании и состоявшего на службе при дворе:— Сеньор дон Кристобаль де Касерес, как вы думаете, что делают в настоящую минуту ваши соотечественники?— Государь, — серьезно отвечал дон Кристобаль, кланяясь королю, — они пускают ракеты.— А! — кивнул король и отошел от мексиканца. Часа в два пополудни, в тот же день, король снова спросил мексиканца:— А теперь чем они занимаются?— Государь, — отвечал мексиканец столь же серьезно, как и в первый раз, — они продолжают пускать ракеты.Король улыбнулся, но ничего не сказал.Наконец, вечером, заметив дона Кристобаля де Касереса в числе придворных, собравшихся вокруг него, король в третий раз задал ему все тот же вопрос.— Не в гнев будет сказано вашему величеству, государь, — отвечал дон Кристобаль с присущей ему серьезностью, — они все еще продолжают пускать ракеты.На этот раз король не в силах уже был сдержаться и разразился безумным хохотом. Последнее тем более примечательно, что король Фердинанд VII никогда не отличался веселым характером.Пускать ракеты и вообще жечь порох — высшее наслаждение для американских испанцев.Все мексиканские празднества вкратце можно описать следующим образом: ракеты, игра в монте, петушиные бои и, конечно, танцы. Танцуют все и везде: в домах, во дворах, на улицах и на площадях, под пронзительный аккомпанемент вихуэлы и ярабэ, на которых неистово пиликают основательно подвыпившие индейцы, сопровождая игру весьма своеобразным пением, скорее похожим на завывание. Кстати сказать, эти импровизации индейцев пользуются огромным успехом у публики, которая им бурно аплодирует и буквально визжит от восторга.С восходом солнца Медельен принял необычайный вид. В домах все двери были распахнуты настежь, их обитатели выходили на улицу в самой лучшей праздничной одежде. На площадях воздвигали специальные помосты для танцовщиц, потому что на таких праздниках танцуют только женщины. И тут и там переносные лавочки торговали крепкими напитками, многочисленные лотки со свежей водой и лимонадом перемежались со столиками для игры в монте, на которых уже звенело золото, а парусиновые палатки не могли вместить всех любителей петушиных боев.Яркая толпа, смеющаяся, поющая и танцующая, растекалась по улицам, а тем временем прибывали все новые и новые группы. Всадники торопливо привязывали своих взмыленных лошадей где попало и, не заботясь более об их сохранности, сливались с веселой толпой гуляющих, спеша сполна насладиться праздником.Однако своего апогея празднество достигает с наступлением сумерек, когда заходит немилосердно палящее солнце и на смену ему приходит прохлада и свежесть, которую дарует морской ветер.Утром за завтраком дон Гутьерре объявил дочерям, что намерен взять их с собой вечером на праздник.Сестры пришли в неописуемый восторг, ведь Сакрамента и Жезюсита по справедливости считались самыми лучшими танцовщицами в штате Веракрус.После обеда девушки закрылись у себя в комнате и с энтузиазмом занялись своими туалетами. Это приятное занятие поглотило все их время до вечера.Дон Мигуэль, знавший из ночного разговора с дядей о его намерении взять на праздник дочерей, был счастлив услышать об этом во время завтрака. Он надеялся воспользоваться праздничной атмосферой и попытать счастья в том, что, по его мнению, должно было решить его судьбу. Девушки появились за ужином во всем своем великолепии и блеске.Дон Мигуэль не мог при этом сдержать возгласа восторга — настолько обе они были обворожительно прелестны.А, между тем, обе сестры, в сущности, были одеты очень просто: как на старшей, так и на младшей были широкие юбки из тонкой кисеи, туго стянутые на талии голубым шелковым поясом. Поверх батистовых блуз, широкие рукава которых были вышиты и отделаны кружевами, были накинуты косынки, которые, прикрывая, не скрывали полностью их белых плеч.Длинные косы, уложенные на затылке, были заколоты черепаховым гребнем, изящно изукрашенным золотом, и, кроме того, их головки украшал венок: у Сакраменты из цветов сухиль, а у Жезюситы — из флорипондио. На ногах у них были ажурные шелковые чулки с золотыми стрелками и голубые атласные башмаки, расшитые серебром и золотом.Но что придавало особую прелесть туалету сестер, так это обилие кукуйбос note 6 Note6
Кукуйбос — светящиеся мухи — украшение, считавшееся модным в ту пору в Мексике.

, которыми были усыпаны их венки. Их голубоватое сияние создавало у них вокруг головы божественный ореол. Кукуйбос были нашиты также вокруг подола юбок, образуя как бы магический круг, придававший девушкам таинственный и даже фантастический вид.Улыбающиеся и торжественные, они двигались навстречу дону Мигуэлю, который при виде их благоговейно сложил руки и шептал голосом, прерывающимся от волнения:— Господи, как они прекрасны!Но если восторг молодого человека в равной степени относился к обеим сестрам, то взор его был прикован исключительно к Сакраменте. Женщины каким-то особым, присущим только им одним чутьем безошибочно разгадывают, какое впечатление они произвели на своих поклонников.Обожание дона Мигуэля переполнило сердца сестер радостью.— Как вы меня находите, кузен? — спросила дона Сакрамента, кокетливо наклоняясь к нему.— Слишком красивой, — прошептал молодой человек.— Женщина никогда не бывает слишком красивой для того, кто ее любит, — лукаво возразила она. — Вы не очень-то любезны сегодня, кузен.— Это оттого, что я боюсь, — продолжал он грустно.— Боитесь? — улыбаясь, спросила она. — А чего именно, скажите, пожалуйста?— Вашей красоты, которая сожжет все сердца, кузина.Она слегка пожала плечами.— Боже мой, как все вы в центральных провинциях скучны и нелюбезны, — с презрением сказала она.— Здешние молодые люди гораздо любезнее нас, не так ли, Сакрамента?— Что это значит, позвольте вас спросить, дон Мигуэль? — возразила она высокомерно.— Ничего иного, кроме того, что я сказал, кузина, — грустно отвечал молодой человек.В разговор вмешалась молчавшая до сих пор Жезюсита.— Зачем ты его так мучаешь? Ты доведешь его до сумасшествия своими выходками.— Я не знаю, что с ним такое сегодня, он просто невыносим, — проговорила Сакрамента раздраженным тоном.Молодой человек побледнел и быстро поднес руку к сердцу, словно почувствовав внезапную боль.— Вы жестоки, Сакрамента! — вскричал он. — Хорошо, я не стану докучать вам своим присутствием, отправляйтесь на праздник без меня, там у вас не будет недостатка в кавалерах… Что же касается меня, то я отказываюсь от надежды заслужить ваше расположение.— Как вам угодно, кузен, — парировала она улыбаясь. — Тем более, по вашим словам, у нас не будет недостатка в кавалерах, и я надеюсь, что эти кавалеры будут, по крайней мере, вежливее вас.— Да, да, — с гневом перебил ее дон Мигуэль, — охотников найдется немало, а в числе их, наверное, будет и дон Ремиго Диас, которому и будет, конечно, отдано предпочтение.— А если бы даже и так, — не унималась Сакрамента, — неужели вы считаете себя вправе препятствовать этому?— Этому я не стану препятствовать, Сакрамента, — ответил он совсем непривычным для него грубым тоном. — Я его убью.— Вы его убьете!— Да, я его убью за то, что вы его любите, и за то, что ваше дьявольское кокетство сводит меня с ума! Сакрамента побледнела при этих словах.— О, — прошептала она, — неблагодарный безумец… Какие же у вас имеются основания, чтобы обвинить меня в этом?— Их более, чем достаточно… Вы жестоко издеваетесь надо мной… Заблагорассудится вам развлечься, и вы делаете вид, будто не совсем ко мне равнодушны. Но стоит в моем сердце затеплиться надежде…— Ну? — насторожилась она.— … вы вдруг резко изменяете свое обращение со мной и находите какое-то садистское удовольствие в том, чтобы беспощадно разрушать мои надежды и превращать в меня несчастнейшего из людей… Нет, нет, -добавил он, грустно покачав головой. — Я долго и тщетно тешил себя надеждой, но пелена, застилавшая мне глаза, наконец спала, и теперь я отчетливо сознаю свою ошибку.Сакрамента слушала его, задумчиво опустив голову и машинально играя цветком сухиль, который держала в руке.— Вы правы, — прошептала она, — я вас обманула, Мигуэль, хотя до сегодняшнего дня я и не поощряла ваших ухаживаний за мной… Я, как это лучше сказать… Я словно бы и не замечала этого…— Наконец-то вы откровенно высказались! Значит, вы подтверждаете, Сакрамента, что я вам противен! Я уверен, что если бы я спросил у вас на память цветок, который вы сейчас теребите пальцами, вы, наверное, отказались бы выполнить мою просьбу… Не правда ли?Сакрамента повернула голову в сторону и, устремив взгляд на молодого человека, с ангельской улыбкой промолвила:— Да, я отказалась бы выполнить вашу просьбу, Мигуэль.И в ту же минуту цветок сухиль, вырвавшись из ее руки, полетел к ногам молодого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22