А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мы убедились, — сказал он, — что бледнолицые воины не только мудры, но и любят своих краснокожих братьев. Они говорили правду. Команчи не так умны и иногда, не желая, совершают недостойные поступки. Но мы надеемся, что Чистое Сердце забудет это и станет нашим другом. Зароем томагавк так глубоко, чтобы дети детей наших внуков и через тысячу сто месяцев не нашли его!
Он положил руки на плечи Чистого Сердца и поцеловал его в глаза.
— Пусть Чистое Сердце будет моим братом! — воскликнул он.
— Я согласен, — отвечал охотник, очень довольный такой развязкой. — С этих пор я буду верным другом команчей.
Вожди подошли к своим новым друзьям и с той наивностью, которая отличает все первобытные народы, старались всячески выказать им свою любовь и уважение.
Чистое Сердце и Весельчак пользовались большой известностью среди воинов, принадлежащих к племени Змеи, и старики нередко рассказывали молодежи об их славных подвигах.
Примирение между Орлиной Головой и Чистым Сердцем было полное. Ни малейшей тени былой ненависти друг к другу не осталось у них на душе.
Героизм белого охотника одержал верх над жаждой мести краснокожего вождя.
Они сели у входа в палатку и мирно разговаривали, как вдруг послышался какой-то пронзительный крик, и индеец с искаженным от ужаса лицом вбежал в лагерь.
Расспросы посыпались на него со всех сторон, но он, увидав Орлиную Голову, бросился к нему.
— Что случилось? — спросил вождь.
Индеец злобно взглянул на охотников, которые, как и все остальные, не имели ни малейшего понятия о том, что произошло.
— Берегитесь! — сказал он прерывающимся от усталости голосом. — Не выпускайте этих бледнолицых. Они предали нас!
— Пусть брат мой объяснится, — отвечал Орлиная Голова.
— Все белые трапперы, — продолжал индеец, — все Длинные Ножи западных прерий идут на нас. Их около ста человек. Они приближаются и хотят окружить наш лагерь со всех сторон.
— Уверен ли ты, что трапперы идут сюда как враги? — спросил вождь.
— А за чем же другим пойдут они к нам? — отвечал индеец. — Они ползут в высокой траве, как змеи, держа ружья дулом вперед, с ножами в зубах. Нас предали, вождь. Эти два человека пришли сюда, чтобы усыпить нашу бдительность.
Чистое Сердце и Орлиная Голова улыбнулись и посмотрели друг на друга.
— Видел ты того, кто ведет этих охотников? — снова спросил у индейца вождь.
— Да, видел.
— Это Амик — Черный Лось, тот самый, который сторожит западни Чистого Сердца?
— Конечно, он.
— Хорошо. Можешь идти, — отвечал вождь, махнув рукой, и обратился к Чистому Сердцу.
— Что нужно делать? — спросил он.
— Ничего. Пусть брат мой предоставит это дело мне.
— Чистое Сердце здесь господин!
— Я пойду навстречу белым охотникам. Орлиная Голова должен удержать своих молодых воинов до моего возвращения.
Длинные Ножи — так индейцы называли воевавших с ними белых.
— Будет исполнено.
Чистое Сердце вскинул ружье на плечо, пожал руку Весельчаку, улыбнулся вождю команчей и твердым, уверенным шагом пошел к лесу.
Через несколько минут он уже скрылся за деревьями.
— Гм! — сказал Весельчак, закуривая трубку и обращаясь к Орлиной Голове. — Человек, поддаваясь доброму чувству, очень часто остается не в проигрыше, а в выигрыше. Не так ли, вождь?
И, очень довольный своей фразой, которая, по его мнению, пришлась как нельзя более кстати, Весельчак выпустил густой клуб дыма.
Орлиная Голова велел отозвать всех караульных, поставленных вокруг лагеря.
Команчи с нетерпением стали ждать возвращения Чистого Сердца.
ГЛАВА II. Бандиты
В глубокой лощине, скрытой между двумя высокими холмами и лежащей почти на равном расстоянии от лагерей мексиканцев и команчей, горело несколько костров.
Около них мелькали мрачные, зловещие фигуры, полуприкрытые жалкими лохмотьями. Их было человек сорок.
Отъявленные негодяи, подонки общества всех стран, от России до Китая, они приютились в прериях, но даже здесь стояли совсем особняком. Они бились то с индейцами, то с охотниками, и превосходили как тех, так и других, своим коварством и жестокостью.
Это была одна из так называемых разбойничьих шаек прерий.
Название это как нельзя больше подходит к ним. Подобно морским разбойникам
— пиратам, нападающим на каждое судно, которое им по силам, они жадно бросаются на всякую добычу, грабят одиноких путешественников, нападают на небольшие караваны; а когда нет ни тех, ни других, скрываются в высокой траве, подстерегают индейцев и убивают их. Дело в том, что либеральное правительство Соединенных Штатов выдает награды за скальпы туземцев, как в других странах они выдаются за убитых волков.
Этой шайкой предводительствовал Уактено, с которым уже немного познакомился читатель.
Лагерь был очень оживлен; по-видимому, бандиты готовились к одному из своих хищнических набегов.
Одни из них чистили и заряжали оружие, другие чинили одежду, некоторые курили и пили вино, а остальные спали, завернувшись в дырявые плащи.
Привязанные к кольям лошади были уже почти все оседланы.
На некотором расстоянии друг от друга неподвижно стояли, опираясь на карабины, часовые.
Слабое пламя потухающих костров бросало на всю эту картину красноватый отблеск, придававший лицам бандитов еще более свирепый и зловещий вид.
Предводитель их казался очень взволнованным. Он то ходил большими шагами по лагерю, то нетерпеливо топал ногой и, остановившись, начинал внимательно прислушиваться.
Наступила ночь. Луна скрылась, темнота окутала прерию, и ветер глухо завыл в ущельях между холмами. Мало-помалу все бандиты улеглись и заснули.
Не спал один только Уактено.
Вдруг до него донесся чуть слышный звук ружейного выстрела, потом другой. А затем все опять стихло.
— Что это значит? — пробормотал Уактено. — Неужели эти негодяи попались?
Он завернулся в плащ и пошел в ту сторону, откуда раздались выстрелы.
Темнота была настолько непроглядна, что Уактено, хоть и знавший эту местность, мог продвигаться вперед с большим трудом. Корни, кусты, сваленные деревья то и дело преграждали путь, и ему часто приходилось останавливаться и огибать скалы и непроходимые чащи.
Во время одной из таких остановок ему послышался вдали какой-то шорох. Листья и ветки шелестели, как будто человек или дикий зверь пробирался через кусты.
Скрывшись за толстым стволом высокого дерева, Уактено зарядил пистолеты и, наклонив голову, стал прислушиваться.
Все было тихо кругом. Наступил тот час ночи, когда вся природа отдыхает и все легкие ночные звуки замирают настолько, что человек слышит тишину, как говорят индейцы.
— Я, должно быть, ошибся, — пробормотал Уактено и хотел вернуться назад.
Но в эту минуту совершенно ясно и уже недалеко от него снова раздался шорох, а потом заглушенный стон.
— Ага! — прошептал бандит. — Это становится интересным. Нужно узнать, в чем дело.
Он быстро пошел вперед и через несколько минут увидел между деревьями какого-то человека. Человек этот шел с трудом, спотыкаясь на каждом шагу, часто останавливался, чтобы собраться с силами, и иногда жалобно стонал.
Уактено бросился к нему навстречу и загородил ему дорогу.
Тот дико вскрикнул и упал на колени.
— О, ради Бога, — с ужасом прошептал он, — не убивайте, не убивайте меня!
— Да это ты, Болтун! — сказал Уактено, вглядываясь в него. — Кто же это так ловко отделал тебя?
Болтун пошатнулся к нему.
Он был без чувств.
— Черт побери этого дурака! — с досадой пробормотал Уактено. — Как его расспросишь теперь?
Но у предводителя бандитов не было недостатка в находчивости. Он засунул пистолеты за пояс, поднял раненого и взвалил его себе на спину. Тяжелая ноша, по-видимому, нисколько не затрудняла его: он шел быстро и скоро вернулся в лагерь.
Положив проводника около потухшего костра, он принес новую охапку дров и зажег их. Через несколько минут пламя ярко запылало и осветило лежащего без чувств Болтуна.
Лицо его посинело, холодный пот выступил на лбу, а на груди была рана, из которой лилась кровь.
— Ах, черт! — пробормотал Уактено. — Ему несдобровать! Хорошо еще, если он будет в силах рассказать мне перед смертью, кто ранил его и куда девался Кеннеди.
Как и все живущие в прериях, Уактено имел некоторое понятие о медицине и сумел помочь раненому.
Через несколько минут Болтун пришел в себя. Он глубоко вздохнул, открыл глаза, но не мог сначала произнести ни слова. Наконец, при помощи Уактено, проводник приподнялся и сел.
— Все погибло, — сказал он слабым, прерывающимся голосом. — Наше дело не удалось!
— Черт возьми! — воскликнул Уактено, с яростью топнув ногой. — Почему же это?
— Молодая девушка — чистый дьявол! — отвечал едва слышно проводник.
Слабость его все увеличивалась: ему оставалось уже недолго жить.
— Если ты в силах, — сказал Уактено, не понявший восклицания раненого, — расскажи мне, в чем дело и кто твой убийца, чтобы я мог отомстить за тебя.
Страшная улыбка показалась на посиневших губах Болтуна.
— Кто мой убийца? — иронически повторил он.
— Ну да.
— Донна Люция!
— Как? Донна Люция! — воскликнул изумленный Уактено. — Не может быть!
— Выслушайте меня, — сказал Болтун. — Минуты мои сочтены — я скоро умру. Человек в моем положении не лжет. Не прерывайте меня, и я, может быть, успею рассказать вам все.
— Говори, — отвечал Уактено.
Он стал на колени около раненого, голос которого был едва слышен.
Болтун закрыл глаза и замолчал, собираясь с силами.
— Дайте мне водки, — с усилием проговорил он наконец.
— Ты сошел с ума! Водка убьет тебя.
Раненый покачал головой.
— Она поддержит мои силы и даст мне возможность рассказать вам все. Ведь я все равно должен умереть.
— Эта правда, — пробормотал Уактено.
— Давайте же скорее, — продолжал Болтун, — времени у нас не много. Нужно поспешить.
— Хорошо, — после минутного колебания отвечал Уактено и приложил к его губам свою тыквенную бутылку.
Раненый какое-то время жадно пил. Лихорадочный румянец выступил у него на щеках, глаза заблестели.
— А теперь, — сказал он довольно громким и твердым голосом, — не прерывайте меня; когда заметите, что я слабею, дайте мне опять глоток водки.
Уактено кивнул головой, и Болтун начал свой рассказ.
Он говорил долго, так как был слишком слаб. Ему приходилось часто останавливаться и собираться с силами.
— Теперь вы видите, что я был прав, — сказал он, кончив свой рассказ. — Донна Люция — чистый дьявол. Она убила нас обоих — меня и Кеннеди. Откажитесь от своего плана. Охота за такой дичью чересчур опасна. Вам никогда не удастся завладеть этой девушкой.
— Черт возьми! — воскликнул, нахмурив брови, Уактено. — Неужели же ты воображаешь, что я так легко отказываюсь от своих планов?
— Ну, так желаю вам успеха, — прошептал Болтун. — Мое дело кончено, и все мои счеты сведены. Прощайте! Я иду ко всем чертям, и мы скоро встретимся там!
Он упал навзничь.
Уактено нагнулся и хотел поднять его. Перед ним лежал безжизненный труп: Болтун уже умер.
— Счастливого пути! — пробормотал бандит. Он вошел в чащу, вырыл яму, положил в нее тело и закопал его. Потом, вернувшись в лагерь, он завернулся в плащ и лег около костра.
— Утро вечера мудренее, — прошептал он. — Завтра решим, что нужно делать.
И он крепко заснул.
Бандиты — ранние птички. Как только взошло солнце, они уже были на ногах и собирались в путь.
Уактено не отказался от своего плана. Он даже решился осуществить его раньше, чем предполагал, и немедленно же напасть на лагерь мексиканцев, чтобы не дать им времени подыскать себе подкрепления, соединившись с живущими в прериях трапперами. Случись это, ему, Уактено, невозможно будет справиться с ними.
Сделав все нужные распоряжения, предводитель отдал приказание трогаться в путь. Бандиты выступили из лагеря на манер индейцев, то есть обернувшись спиною в ту сторону, куда им по-настоящему следовало ехать.
Через некоторое время они остановились и сошли с лошадей. Потом, поручив их нескольким товарищам, они то ползком, как змеи, то перебираясь с ветки на ветку, с дерева на дерево, направились к лагерю мексиканцев.
ГЛАВА III. Самопожертвование
Читатель уже знает, что доктор по просьбе Люции поехал рано утром к Черному Лосю.
Как все ученые, он был очень рассеян.
Таинственное поручение молодой девушки заинтересовало его, и он некоторое время ломал себе голову, стараясь понять, что значили слова, которые он должен был передать трапперу.
Почему Люция так полагается на него? Какую помощь может оказать его друзьям человек, живущий так одиноко и занимающийся исключительно только охотой да ловлей зверей?
Доктор на возражал Люции и тотчас же согласился на ее просьбу только потому, что был глубоко предан генералу и его племяннице. Он не считал ее поручение важным, но не хотел отказать своей больной: молодая девушка, узнав, что он уехал, тотчас же успокоится.
Итак, вполне уверенный, что из его поездки не выйдет никакого толку, доктор, вместо того, чтобы скакать во весь опор к хижине Черного Лося, сошел с лошади, взял ее за повод и стал собирать растения. Через некоторое время он так углубился в свое занятие, что позабыл и о Люции, и о ее поручении.
Часы проходили, а доктора, которому давно уже следовало вернуться, все еще не было.
Между тем в мексиканском лагере кипела работа.
Генерал и капитан устраивали все нужное для того, чтобы отбить атаку.
Но враги не показывались. Ни один подозрительный звук не нарушал глубокой тишины, и мало-помалу мексиканцы пришли к заключению, что это была ложная тревога.
Но Люция не верила этому, и беспокойство ее все увеличивалось. Не спуская глаз, смотрела она в ту сторону, откуда должен был приехать доктор, не понимая, почему он так медлит.
Вдруг ей показалось, что высокая трава колышется как-то странно.
Стояла страшная жара, и не было ни малейшего ветерка. Сожженные солнцем листья деревьев были совершенно неподвижны, а трава почему-то тихо качалась.
И что еще страннее, это легкое, едва заметное движение наблюдалось не везде. Оно мало-помалу приближалось к лагерю, и, по мере того как трава, росшая ближе к нему, начинала колебаться, та, которая была дальше, становилась совершенно неподвижной.
Часовые, стоявшие около окопов, тоже заметили это необыкновенное явление, но не знали, чему приписать его.
Генерал решил выяснить дело. Хоть он сам никогда не бился с индейцами, но не раз слышал о том, как они ведут войны. Ему пришло в голову, что они задумали овладеть лагерем при помощи хитрости.
Но, не желая брать с собой солдат, которых и без того было немного, генерал решил отправиться на рекогносцировку один.
Он подошел к окопам и собирался уже выйти из лагеря, как вдруг кто-то положил ему руку на плечо.
Это был капитан.
— Что вам, мой друг? — спросил генерал, оборачиваясь к нему.
— Я бы желал задать вам один вопрос, генерал, — отвечал Агвилар.
— Говорите.
— Вы уезжаете из лагеря?
— Да.
— На рекогносцировку?
— Совершенно верно.
— Позвольте мне заменить вас.
— Это почему? — с изумлением спросил генерал.
— По очень простой причине. Я — простой офицер и обязан вам всем.
— Ну?
— Если я подвергнусь опасности, это нисколько не помешает успеху вашей экспедиции. Тогда как вы…
— Я?
— Что будет, если убьют вас?
Генерал недоверчиво покачал головой.
— Нужно все предвидеть, генерал, — продолжал Агвилар. — Не забудьте, с какими противниками нам приходится иметь дело.
— Вы правы.
— Итак, если убьют вас, экспедиция кончится ничем и ни один из нас не вернется домой. Вы — наш начальник. Распоряжаетесь вы, а мы только исполняем ваши приказания. Вам нужно остаться в лагере.
Генерал задумался, а потом крепко пожал руку капитану.
— Благодарю вас, — сказал он. — Но я должен взять это дело на себя. Оно настолько серьезно, что я не могу поручить его даже вам.
— Нет, нет, — настаивал капитан. — Вы должны остаться, если не ради нас, то ради вашей племянницы. Что будет с этой слабой, невинной девушкой, если с вами случится несчастье? Она останется одинокой, без покровителя, среди диких племен, населяющих эти прерии. А моя смерть — ничего не значит. У меня нет семьи, и я обязан вам всем. Теперь я могу, наконец, доказать вам свою признательность. Дайте мне возможность отплатить вам за вашу всегдашнюю доброту ко мне.
— Но… — начал было генерал.
— Вы знаете, — горячо перебил его капитан, — что если бы я мог, я с радостью заменил бы вас для донны Люции. Но я еще слишком молод для этого. Позвольте же мне сделать то, что в моих силах — позвольте мне отправиться на рекогносцировку вместо вас!
Генерал, хотя и не совсем охотно, наконец уступил ему, и молодой человек поспешно вышел из лагеря.
Генерал следил за ним глазами до тех пор, пока тот не скрылся из виду, а потом провел рукою по лбу.
— Славный юноша! — прошептал он. — Благородное сердце!
— Не правда ли, дядя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25