А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я тоже, но они твои старые приятели. Я думал, что ты беспокоишься.
– Вы думаете, что они ко мне приедут? – Вальтеоф открыл дверь в келью для Ульфитцеля, и они прошли внутрь. – Они должны знать мой теперешний образ мыслей, и с тех пор, как они выбрали путь разбойников, чего они могут от меня ждать?
Он не мог понять братьев, хотя и знал их довольно давно. Кажется, Эдвин на все махнул рукой: поставить себя вне закона было чрезвычайной глупостью. Он вспомнил, как любили Эдвина в Нормандии, очевидную благосклонность к нему Вильгельма, но, кажется, Эдвин ничем не дорожил, и, когда он все бросил, Моркар последовал за ним. Неужели они поедут к Хереворду? Он нахмурился. Если борьба усилится, Вильгельм пригласит его присоединиться к королевским войскам, и тогда он должен будет сражаться со своими старыми союзниками. Он вспомнил о тех неделях, которые провел в своем лагере при Тизиде, и свою злость от того, что его покинули все друзья – он был там тогда в том же положении, что и они сейчас в Эли. Он мог бы многое понять, но только не разграбление Петербороу. Ульфитцель тоже думал о Петербороу и о видении Леофрика – о том, как золото аббатства утекало прочь. Эта часть предсказания исполнялась сейчас, и кто мог бы сказать, что остальное тоже не исполнится? Тогда Леофрик сказал: «Граф стоит в огне с распростертыми руками, и на горле его кровавая полоса…»
Но Вальтеоф не был в Петербороу, так что видение Леофрика не может к нему относится. А еще это может означать, что золото – часть разграбленной Англии. И во всяком случае… Ульфитцель вздрогнул, и голова у него закружилась при мысли… Он оперся о столб, чтобы не упасть. Но это рука Вальтеофа, теплая и живая, поддерживает его, и это – реальность, а не сон.
– Что с вами? – испуганно спросил граф. – Вы больны, святой отец?
– Нет-нет, – торопливо ответил аббат. Он глубоко вздохнул, стараясь овладеть собой. – Я знаю, что ты не будешь теперь поддерживать бунтовщиков.
С самого начала Торкель Скалласон и новая графиня друг друга невзлюбили. В течение восьми лет он разделял бессонные ночи своего господина, и ему теперь было трудно уступить свои позиции. Эдит же, со своей стороны, дала понять достаточно четко, что она графиня, и не собирается обитать на женской половине, занимаясь обычными женскими делами.
Раньше только Торкель получал все отчеты управляющих с земель графа, и каждые полгода давал лорду отчет о положении дел в имениях. Теперь эту обязанность Эдит взяла в свои руки. Она оказалась более образованна, чем большинство женщин, даже множество мужчин, и по своему собственному желанию выучилась и писать, и читать. Вальтеоф удивлялся и умилялся, видя ее с пером в руках, со склоненной над пергаментом головкой. Она, однако, оказалась не так доверчива, как он. Граф никак не мог заставить себя долго заниматься с арендаторами обыденными делами.
Когда он вместе с Торкелем возвращался домой, его голова была набита цифрами. Освин Гримкельсон, брат Оти, сохранил все свое сено и обещал прислать десятину на следующей неделе в Рихолл. Крон Герделай должен три головки сыра, а вдова Эмма, плача, сказала, что не сможет послать двух корзин гороха, потому что урожай у нее в этом году очень бедный, а петухи склевали все свежие стручки. Он приказал управляющему вычеркнуть ее долг, потому что посочувствовал ей. Эдит же сказала ему, что он слишком уж снисходителен, и она хотела бы знать все детали этого дела. Его озадачивало, с каким рвением она изучала все, что касалось их владений, и он вспоминал, как в садике Фекама она страстно говорила о важности земли.
Торкель молчал рядом с ним, думая о том, какие изменения произошли с последнего сентября, но, поглядывая на графа, он не мог отрицать, что тот счастлив в браке, неудовлетворенности на столь знакомом лице не было.
– Мессир де Руль отдал земли Герона под пашни, – наконец произнес он. – Старый Хью никогда и не думал, что они могут как-то использоваться, но, кажется, в этом году там будет прекрасный урожай.
Вальтеоф кивнул. Забота Ричарда о Дипинге и его доброта к монахам Кройланда постоянно его радовали; несмотря на свои новые обязанности, он бывал в Дипинге так часто, как мог, но со смертью Вильгельма Фиц Осборна на него возложили еще больше обязанностей. Они все жалели о потере Фиц Осборна, убитого в бессмысленной битве во Фландрии, куда он поехал помочь вдовствующей графине, в битве, в которой погиб и ее сын Арнульф, которого когда-то предлагали Эдит.
Вальтеофу хотелось бы, чтобы Ричард еще раз попытался поднять разговор о женитьбе на Ателаис, но он молчал, как и Ателаис, которая теперь была среди дам. В эти дни она была более спокойной, более отдаленной, и он с трудом понимал, что твориться в ее головке. Но теперь, казалось графу, он немного знал женщин; его сейчас поражало, как это он мог выносить свое одиночество до того, как в его доме появилась Эдит, наполнив его теплом и жизнью.
К вечеру они приехали в Нортгемптон и во дворе увидели с дюжину лошадей. Он взглянул на Торкеля, который пожал плечами, и вместе они поднялись в дом. Там, стоя у кресла Эдит и близко к ней наклонившись, смеялся Ив Таллебуа.
Эдит увидела мужа:
– Мой господин, добро пожаловать домой. Как видите, у нас гости. Я упрашиваю его остаться с нами на ужин и на ночь под нашей крышей.
Ив выпрямился. Он держался высокомерно и развязно. Помня о недавнем разговоре с Ульфитцелем, Вальтеоф едва наклонил голову:
– Мы принимаем так всех проезжих, Ив Таллебуа, но я также хочу сказать вам, что слышал, будто вы вторглись в собственность монахов Кроиланда, моих давних друзей.
Ив держал в руках чашу с вином и прежде, чем ответить, сделал долгий глоток, но глаза его были беспокойными:
– Суета из-за нескольких клочков земли, которые когда-нибудь отойдут ко мне.
– Аббат сказал мне несколько иное, и кто бы не владел землей, у вас не было причин убивать их скот. На них была метка монастыря.
Ив пожал плечами:
– Значит, святые отцы должны были смотреть за ними внимательнее.
Эдит встала. Ее хрупкая фигурка сейчас округлилась, но движенья были все так же грациозны, и в глазах ее мужа она стала еще более красива в преддверии близкого материнства. Полусмеясь, полуукоряя, она смотрела на него.
– Мой господин, мессир Ив наш гость. Не лучше ли права и притязания аббатства рассматривать в судебной палате?
В первый момент он не нашелся, что ответить. Раздражение от того, что он встретил Ив в собственном доме, там, где ожидал увидеть только свою Эдит, спорило в нем с традиционным саксонским гостеприимством. Он, конечно же, не забыл поведения этого нормандца, когда сам был гостем в Нормандии.
– Я господин этих земель, – наконец произнес он, – и монахи находятся под моей защитой. Однако, как ты, жена, сказала, это не тема для разговоров за столом. Прошу извинить меня, господин Ив, я удалюсь умыться с дороги.
Наклонившись, он поцеловал Эдит и позвал Оти зайти вместе с ним в его комнату. Торкель последовал за ним и в молчании ждал, пока Оти принес воду и свежее белье для господина.
Затем он сказал:
– Я хотел бы, чтобы злой дух вышел из болот и выставил прочь нашего друга Ива.
Вальтеоф освежил лицо водой.
– Пока я жив, он не влезет со своими бандитскими повадками на мои земли.
Торкель облокотился о дверь. «Пока он жив – да, – подумал он, – но что будет, когда он и несколько высокородных англичан исчезнут? Нормандцы стараются все прибрать к рукам, все изменить! Однако, – подумал он, – есть кое-что на этих землях из прошлого, что осталось в настоящем, в жизни их святых, в их искусстве, в их поэзии, кое-что, чего нормандцы не имеют, а вот он, поэт Торкель, это кое-что узнал, и оно держит его здесь уже более десяти лет и, конечно, должно остаться».
Ночью, лежа рядом с Эдит, Вальтеоф спросил, что привело нормандца в его дом.
– Ива? Он ведь наш сосед, не так ли?
Он не мог не заметить некоторого напряжения, сдержанности в ее голосе.
– Но позволь мне надеяться, сердце мое, что он не будет это практиковать.
Она молчала так долго, что он подумал, будто она уснула, но неожиданно она сказала:
– Мне нельзя иметь нормандских друзей? Он даже испугался.
– Как ты могла так подумать? У меня самого достаточно нормандских друзей, ты это знаешь. Ричард де Руль так же желанен здесь, как и другие. Но не Ив. Разве ты забыла, что это он и его родственница выдали нас Вильгельму в Нормандии?
– Это в прошлом, – ответила она, и ему захотелось увидеть ее лицо в темноте. Ее благодушное отношение к предательству удивило его, и одновременно он подумал, что, несмотря на всю любовь, на всю их взаимную страсть, он мало ее знает. Эти месяцы близости с ней дали ему то счастье, о котором он и не мечтал вместе с Альфивой. Она отвечала на страсть с той взаимностью, которая всегда доставляет радость. Но его озадачивало, что потом, когда он был преисполнен нежности, готовый излить на нее всю свою признательность, она с удивительной легкостью обращала свой ум к более практическим вопросам, таким, например, как постройка новых помещений для гостей в Нортгемптоне. Ему не хотелось бы, чтобы она предпочитала именно это место. Она считала Рихолл слишком маленьким, Белместорп – слишком темным, Кеннингтон – слишком далеким. Он теперь мало видел свой любимый Рихолл, хотя и настоял, чтобы они проводили там май, когда цветет боярышник, поля вдоль речки покрыты сочной травой, а в лесах полно колокольчиков. Но когда он держал ее в своих объятиях, исполненный счастья, какое имело значение, в каком доме они были? Он привлек ее к себе:
– Я соскучился по тебе. Строгость монастырского дома не для женатого мужчины. Думаю, мы должны терпеть присутствие Ива, но не жди от меня, что я смирюсь с тем, что он делает.
Она повернула к нему голову:
– Сейчас он в комнате для гостей, а я здесь, рядом с тобой, разве этого не достаточно, мой муж?
Он рассмеялся и крепко ее поцеловал. Иногда он думал, что утопает в поцелуе. Держа ее в своих объятиях, он почувствовал движение ребенка в ее утробе, счастливого доказательства их любви.
– Я боготворю тебя, – произнес он еле внятно. – Эдит, любовь моя, я счастливейший из смертных. – Он, действительно, считал себя таковым и утром проводил лорда Холланда в путь с подчеркнутой вежливостью.
Как-то вечером, когда Эдит уже отправилась спать, и люди в доме раскладывали свои тюфяки и укладывались на скамьях или на полу, неожиданно вошел Ульф и обратился к Вальтеофу, все еще сидевшему с Торкелем.
– Господин, во дворе человек, который просит вас с ним поговорить. Он не хочет входить.
– Кто это?
– Он не хочет говорить ни с кем другим, господин. Он в капюшоне, так что я не могу точно сказать, кто это, но голос его мне кажется знакомым.
Вальтеоф встал и вышел. Торкель последовал за ним на расстоянии, наблюдая за тем, как он сбежал по ступенькам и вышел во двор. Незнакомец стоял у ворот, в плаще, в низко надвинутом капюшоне. Вальтеоф всматривался в темноте в его лицо.
– Ну, приятель, я – граф. Ты хотел со мной поговорить? Незнакомец рассмеялся и откинул капюшон:
– Не приятель, а старый товарищ, Вальтеоф!
– Эдвин! – Вальтеоф уставился на него в удивлении. Граф Мерсии выглядел худым и бледным. Появилась раздражительная складка у рта, выражение разочарованности и цинизма лежало на прекрасном когда-то лице. – Ради Бога, что ты здесь делаешь?
Эдвин устало облокотился о ворота.
– Я пришел спросить, не поможешь ли ты мне?
– Помочь тебе? Чем? И где Моркар? Ты один? Эдвин пожал плечами:
– Я здесь один, не считая двадцати человек в лесу. Моркар – при Эли с Магнусом Карлсоном и другими, он полный идиот – это смертельная дорожка, даже я это вижу.
– Я тоже так думаю, – Вальтеоф с трудом узнавал веселого рыцаря в этом угрюмом человеке. Тем не менее, Эдвин оказался вероломным товарищем в то время, когда они вместе боролись, об этом Вальтеоф тоже помнил.
– Почему Моркар туда поехал? Вы же примирились с Вильгельмом.
– Примирились! – Эдвин усмехнулся. – Вильгельм не сдержал своего слова. Он дал тебе невесту и отказал мне в моей, хотя ты и выступил против него более удачно, чем я. Вильгельм мне ничего не дал, и я ему ничего не должен. Но Моркар сошел с ума, раз он поехал в Эли. Вильгельм раздавит их, как орех. Я говорил Моркару, что это глупо, мы поругались, и теперь я еду на север. Возможно, если бы ты прибавил свое имя…
– Нет, – резко прервал его Вальтеоф. – Ради любви Божией, Эдвин, подумай! Если Вильгельм выйдет и будет драться так же, как той зимой, у нас нет против него оружия. Мы пробовали, но теперь этому конец.
– Ах, – скривился Эдвин. – Теперь я вижу. У тебя нормандка-жена, ты подчинил и тело, и душу захватчику, и тебе нет дела до Англии и до остальных. Ты – предатель и трус…
Он замолчал, потому что Вальтеоф схватил его за плечо.
– Попридержи язык! Я – не предатель, и именно из любви к Англии я теперь человек Вильгельма! Святой Крест, неужели ты хочешь всю страну увидеть такой же разрушенной, как Нортумбрия? Я не хочу приносить еще больше страданий нашему народу, не хочу предавать Вильгельма, который был милостив ко мне.
– Но не ко мне, – снова взорвался Эдвин. – Я его ненавижу. Если бы я мог вонзить в его спину нож…
– Да, – ответил Вальтеоф, – это ты сделать мог бы, зато не стал помогать нам в Йорке, лицом к лицу с нормандцами.
– Я никогда не был трусом!
Они смотрели друг на друга в темноте. Торкель со ступенек внимательно следил за правой рукой Эдвина, он никогда не доверял графу Мерсии. Всюду было тихо. Только вышагивала стража, и в зале зажгли факелы. Наконец Эдвин сказал:
– Я еду на север. Я вижу, ты действительно не присоединишься ко мне, – он рассмеялся деревянным смехом. – Я и не надеялся. – Он опустил руки. Эдвин выглядел невероятно уставшим, и Вальтеоф подумал: «Я первый раз вижу его без Моркара». Он посмотрел на Вальтеофа так, что было понятно – в нем совершенно не осталось гордости. – Ты дашь нам еду? Мы живем в лесу на очень скудной пище.
Вальтеоф колебался, видя впалые щеки, измученный взгляд.
– Я дам вам еду, – быстро сказал он и послал на поварню Торкеля. – Но я советую тебе, я прошу тебя ехать на север, как можно быстрее, потому что Вильгельм уже в пути. Езжай к Малькольму со всеми остальными. Здесь тебе нечего делать.
– Это очевидно, – зло ответил Эдвин, затем он принудил себя улыбнуться. – Ты, конечно, прав. Твои дела идут куда лучше, чем мои, друг мой, ничего удивительного, что ты не хочешь нас поддержать.
– Я вижу вещи такими, какие они есть, – сказал Вальтеоф с раздражением. Эдвин резко рассмеялся.
– Я бы тоже так считал, если бы имел то, что имеешь ты. Ну, я благодарен тебе за еду.
Торкель привел слугу, и вдвоем они набили две сумки едой, прибавив кувшин вина. Эдвин взвалил их на плечи и направился к воротам. Там он повернулся, взглянул на Вальтеофа, на дом, на это очевидное свидетельство процветания, и вдруг странное, грустное выражение появилось на его лице.
– Прощай, мой господин, – наконец сказал он. – Думаю, мы никогда больше не увидимся.
Вальтеоф, все еще уязвленный его предыдущим замечанием, подался вперед:
– Помоги тебе Бог, – он пожал Эдвину руку. – Беги, пока можешь. Я не хотел бы видеть тебя в кандалах.
Эдвин криво улыбнулся:
– Лучше уж лежать в земле. – Затем он вышел за ворота в кромешную тьму.
Вальтеоф вернулся в свой теплый дом. Он тоже чувствовал, что никогда больше не увидит Эдвина. Даже если он ошибается, то ошибается так, что это приводит в ужас, и он это знает.
Вильгельм ехал на север со своей обычной скоростью и через неделю полностью разгромил восстание в Эли, несмотря на то, что они легко могли уйти морем. Ричард де Руль приехал и рассказал Вальтеофу о случившемся.
– Кажется, монахи не очень-то были расположены к битве, – сказал он, – Один из них пришел ночью в лагерь и показал людям короля путь через болота. Херевард бежал морем вместе с некоторыми. Моркара взяли. Он вместе с Сивардом Барном отправлен в заключение в Нормандию, где присоединится к Ансгару в Бомон-де-Роже.
«Моркар испытывал терпение Вильгельма», – подумал Вальтеоф, наливая гостю вино. Должен был прийти конец и многочисленным случаям прощения.
– Что с Магнусом Карлсоном? Его тоже взяли?
– Насколько я знаю, его нет среди пленных. Должно быть, он бежал морем. Епископ Ателвин схвачен и посажен под арест вместе с епископом Абингтона. Много убитых и… – Ричард резко остановился, но затем заставил себя продолжить, – и много наказанных – другими средствами.
Вальтеоф прекрасно знал, что он имеет в виду.
– Что еще? – спросил он.
– Малье погиб, – тихо сказал Ричард. Они были давними друзьями. – Ты знаешь, что он лишился своего положения после падения Йорка? Ну, он ввязался в эту кампанию для того, чтобы вернуть себе доброе имя, но вражеская стрела поразила его в темноте, когда он проходил через болото. Бедный Малье, у него даже не было шансов умереть в бою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36