Прославленному адмиралу не удалось ни блокировать французов в Тулоне, ни встретиться с ними в Средиземном море. Когда перед англичанами замаячил на горизонте тулонский рейд, эскадра Бонапарта на всех парусах уже приближалась к Мальтийскому архипелагу.
Великий магистр ордена госпитальеров – первый немец в таком сане – барон Фердинанд Гомпеш, уроженец Дюссельдорфа, почти без боя сдал Мальту французам, «заплатив» за острова тремя убитыми и шестью ранеными. Мимоходом Бонапарт захватил один орденский фрегат, четыре галеры, 1200 пушек, большое количество снарядов и других боеприпасов.
Гомпеш, бывший до его избрания великим магистром послом «Священной Римской империи» на Мальте, прихватил из собора Ла Валлетты три христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, мощи правой руки Иоанна Крестителя и чудотворную икону богоматери Палермо, на австрийском судне спешно покинул остров и вскоре прибыл в Триест, откуда разослал депеши, оповещая великих приоров о постигшем госпитальеров несчастье.
Реакция европейских мальтийских рыцарей была, по тем временам, молниеносной и, по всем временам, бескомпромиссной: изменника Гомпеша лишить сана. Шеф немецкого «языка» ордена, старый князь Хайтерсхайм в гневе заявил, что считает сдачу Мальты оскорблением, и потребовал подвергнуть своего земляка публичному суду рыцарской и христианской чести. Неаполитанский король в течение двух суток выставил из своей столицы мальтийского посланника и приказал удалить орденский герб с гостиницы – резиденции ордена иоаннитов. В Великом герцогстве Тосканском и Сардинском королевстве всё имущество Мальтийского ордена было в одночасье конфисковано. Венский двор, в любых ситуациях проявлявший известную сдержанность, разрешил посланнику великого магистра временно представлять здесь интересы ордена, однако на австрийской территории госпитальеры потеряли права на всё орденское имущество и земли. Папа римский Пий VI публично осудил Гомпеша за сдачу Мальты и подчеркнул, что земные дела иоаннитов понтифика более не интересуют. Верность злополучному великому магистру сохранила только Бавария, где родственники Гомпеша занимали довольно высокие посты при дворе курфюрста.
Как только весть о взятии Мальты французами достигла императорского двора в Санкт-Петербурге, гневу Павла I не было границ. Он бегал по дворцу, кричал, брызгал слюной и если бы архипелаг не находился в центре Средиземного моря, а располагался где-то, скажем, недалеко от Новгорода или даже в Сибири, то самодержец всероссийский сам бы кинулся на Мальту, чтобы отвоевать её у «французских бунтовщиков», будто бы не ведавших, что своими действиями они наносят жестокое оскорбление русскому царю – протектору религии мальтийских рыцарей, о чём в своё время Павел объявил всей Европе.
– Что? Неслыханная наглость! – кричал он на подвернувшегося под руку канцлера князя Александра Безбородко.
– Где ушаковская эскадра? Где прохлаждается адмирал? – Павел вплотную приблизился к царедворцу и смотрел на него выпученными от гнева глазами.
Привыкший ко всему Безбородко спокойно ответствовал:
– Ваше величество! Осмелюсь напомнить, вы сами отдали приказ Фёдору Фёдоровичу крейсировать в Средиземном море.
– Перо! Бумагу! – взорвался Павел. – Пишите мой рескрипт. И он бросил на стол принесённые слугой письменные принадлежности.
– Слушаю, ваше величество, – голос Безбородко звучал тихо, бесстрастно.
– «Командующему Черноморским флотом Ушакову. Действуйте вместе с турками и англичанами супротив французов, яко буйного народа, истребляющего в пределах своих веру и Богом установленные законы», – он помедлил, хотел было добавить ещё что-то, потом махнул рукой и рявкнул, как будто поставив жирную точку:
– Павел!
10 сентября 1798 г. последовала декларация протектора религии мальтийских рыцарей, в которой выражался протест против позорного поведения и действий бывшего великого магистра Фердинанда Гомпеша и других «рыцарей церкви», которые нарушили святость клятвы и без всякого сопротивления сдали столицу ордена и всё государство французам и позорно капитулировали перед Бонапартом. Декларация заканчивалась такими словами:
«Мы приглашаем все языки и великие приорства священного ордена святого Иоанна Иерусалимского и каждого его отдельного члена присоединиться к нашему решению с целью сохранения этого достойного похвалы братства и восстановления его во всём прежнем блеске.
Совершено в Гатчине, 10 сентября 1798 г., во второй год Нашего правления.
Подписано: Павел. Контрсигнировано: князь Безбородко».
Накануне опубликования декларации протектора в российской столице, в одном из залов «замка мальтийских рыцарей» прошло собрание кавалеров-госпитальеров, на котором великий приор граф Юлий Литта в ультимативной форме потребовал, чтобы великим магистром взамен низложенного Гомпеша иоанниты избрали российского императора, доказавшего своё горячее сочувствие к судьбам ордена. Приор призвал к тому, чтобы направить к его величеству депутацию, которая нижайше просила бы его о возложении на себя звания высшего иерарха Мальтийского ордена. Собравшиеся в замке «рыцари церкви» ответили на предложение Литты единодушным согласием.
Граф отправился в Гатчину, где Павел I не колеблясь подписал акт «О поступлении острова Мальты под защиту России». Вызвав к себе президента Академии наук барона Николаи, император первым делом приказал в издаваемом Академией календаре обозначить остров Мальту «Губерниею Российской Империи». Посол же России в Риме Лизакевич получил повеление вступить в сношение с римской курией и прозондировать вопрос об избрании православного и вторично уже женатого Павла I главой католического военно-монашеского ордена. Первая жена Павла умерла при родах. Папа Пий VI, назвав императора «другом человечества», заступником угнетённых и приказав молиться за него, не замедлил дать ответ, «исполненный чувства признательности и преданности (в устной, однако, форме, дабы правоверные католики не получили компрометировавших понтифика документов, подтверждавших его связи со „схизматиками“).
Сам фарс (а может быть, и не фарс, а далеко идущие планы по утверждению России в Средиземноморье) посвящения Павла I в сан великого магистра Мальтийского ордена хорошо описан в работе Е. П. Карновича, опубликованной в нескольких номерах «Отечественных записок» за 1877 г. Утром 29 ноября 1798 г. на всём расстоянии от «замка мальтийских рыцарей» (принадлежавший некогда канцлеру графу Воронцову дом – творение в стиле барокко Варфоломея Растрелли на Садовой улице, где позднее помещался Пажеский корпус) до Зимнего дворца в две шеренги были расставлены гвардейские полки. Около полудня из ворот замка выплыла вереница придворных карет, эскортировавшихся взводом кавалергардов.
Процессия направилась к Зимнему дворцу, куда уже съехались все придворные, а также высшие военные и гражданские чины вкупе с духовными лицами, которые вынуждены были со скрежетом зубовным наблюдать за святотатствами русского царя.
Мальтийские кавалеры в чёрных мантиях и в шляпах со страусиными перьями были введены в большую тронную залу, где на возвышении восседали император и императрица, а на ступенях, почтительно повернув голову в сторону царственных особ, стояли члены Сената и Синода. Рядом на столе лежали императорская корона, держава и скипетр.
Литта шёл впереди рыцарей. За ним один из иоаннитов нёс на пурпурной бархатной подушке золотой венец, а другой – на большей по размеру подушке – меч с золотой рукояткой.
Приблизившись к трону и отвесив почтительный поклон Павлу и императрице, Литта произнёс на французском языке речь, в которой изложил всем известные факты: бедственное положение мальтийских рыцарей, лишённых своих наследственных владений, теперь скитающихся по всему белу свету. В заключение Литта от имени иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше просил государя возложить на себя священное бремя – звание великого магистра ордена святого Иоанна Иерусалимского.
На пламенные и в меру горестные излияния графа канцлер князь Александр Безбородко довольно невозмутимым голосом изрёк:
– Его величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства. – И едва подавил зевоту.
После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору чёрную бархатную, подбитую горностаем мантию, а Литта, преклонив колено, поднёс Павлу корону великого магистра, которую император водрузил на голову, а затем граф подал ему меч – так называемый «кинжал веры».
Принимая регалии новой власти, император был сильно взволнован: присутствовавшие заметили, что слёзы выступили на его глазах. Обнажив меч великого магистра, Павел осенил себя им крестообразно, давая сим знаком присягу в соблюдении орденских статусов. В тот же момент все рыцари, как по команде, выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая врагам церкви и ордена.
Вслед за тем граф Литта прочитал акт избрания императора великим магистром державного ордена госпитальеров.
Итак, мальтийский крест стал вровень с двуглавым орлом Российской империи, а к императорскому титулу по высочайшему указу повелено было прибавить слова «и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского». Сохранился указ, который подписал Павел I:
«Прокламациею, учинённою пред Нами ноября в 29-й день, Мы, приняв на Себя титул великого магистра издревле столь знаменитого и почтения достойного ордена святого Иоанна Иерусалимского, высочайше повелеваем Сенату Нашему включить оный в императорский титул Наш, предоставляя Синоду поместить оный по его благоусмотрению».
После официальной процедуры назначения Павла высшим иерархом госпитальеров он считал себя уже владетелем Мальты (хотя там всё ещё находились французы) и даже назначил туда русского коменданта с тремя тысячами солдат «мальтийского гарнизона», которым так и не суждено было вкусить прелестей далёкого средиземноморского архипелага.
Довольно скоро новый руководитель ордена учредил и гвардию великого магистра, состоявшую из 189 человек. Рослые гвардейцы, одетые в красные мальтийские мундиры, занимали в Зимнем дворце внутренние казармы, а во время торжественных обедов, на балах и в театре один мальтиец тенью следовал за императором, оберегая его от невидимых, но, как потом выяснится (да поздно!), реальных недругов.
Не только внешним атрибутам придавал большое значение Павел I. В одном из манифестов прямо подчёркивается монаршее политическое и религиозное расположение к ордену:
«Орден св. Иоанна Иерусалимского от самого своего начала благоразумными и достохвальными своими учреждениями споспешествовал как общей всего христианства пользе, так и частной таковой же каждого государства. Мы всегда отдавали справедливость заслугам сего знаменитого ордена, доказав особливое Наше к нему благоволение по восшествии Нашем на Наш императорский престол, установив великое приорство российское».
Далее в манифесте объявлялось:
«В новом качестве великого магистра того ордена, которое Мы восприняли на Себя, по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и возвращение собственности его, неправильно отторгнутой, и вяще обеспечить могут и, желая с одной стороны явить пред целым светом новый довод Нашего уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с другой же – чтоб и Наши верноподданные, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не в одном веке в действо произведённое – участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и Нам угодных, признали Мы за благо установить и чрез сие императорскою Нашей властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного дворянства империи всероссийской».
Знаменитый энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Ефрона отмечает, что, по мысли Павла I, Мальтийский орден, столь долго и успешно боровшийся против врагов христианства – магометан, должен был объединить «все лучшие охранительные элементы Европы и послужить могучим оплотом против революционных движений».
Как нам поведали легенды, будучи ещё подростком, великий князь Павел Петрович от воспитателя своего графа Никиты Ивановича Панина получил в подарок книгу «История гостеприимных рыцарей святого Иоанна Иерусалимского, называвшихся потом родосскими, а ныне мальтийскими рыцарями. Сочинение г-на Верто д'0бефа, члена академии изящной словесности».
Долгими зимними вечерами при свете свечей разглядывал будущий император портреты рыцарей с грубыми и мужественными лицами. Некоторые из них были изображены в широких мантиях, другие – в подрясниках с восьмиконечными крестами на груди, а третьи – в рыцарских доспехах. От корон, шлемов, кардинальских шапок, осенённых херувимами и знамёнами, украшенных военными трофеями и обвитых лавром и пальмовыми ветвями, рябило в глазах. Многое из прочитанного осталось в голове умного и несчастного подростка, никогда не знавшего ни материнской любви, ни отцовской привязанности. Ему тоже захотелось приобщиться к когорте мальтийских рыцарей – честных, справедливых монахов-воинов, сражавшихся за светлое имя Христа, за чистоту Гроба Господня.
И вот в 1800 г. в Санкт-Петербурге появилась напечатанная в императорской типографии книга «Уложение священного воинского ордена святого Иоанна Иерусалимского, вновь сочинённое по повелению священного генерального капитула, собранного в 1776 году, под началием его преимущественного высочества великого магистра брата Емануила де-Рогана. В Мальте 1782 года напечатанное, ныне же по высочайшему его императорского величества Павла Петровича повелению с языков итальянского, латинского и французского на российский переведённое».
Кроме различных постановлений и других документов, изданных орденским капитулом, и указов великих магистров в книге были опубликованы папские буллы и грамоты, жалованные иоаннитам римской курией. Сие творение, написанное под непосредственным руководством радетеля Мальтийского ордена Павла I, проникнуто беспредельной преданностью папе и римско-католической церкви. Переводчики книги, знавшие, что главой ордена был российский император, в какой-то степени пытались смягчить тональность отношений «иноверного» государя к римскому понтифику, переводя, например, слово «католический» как «кафолический» – уловка, призванная, видимо, подразумевать византийскую церковь. Этот неуклюжий приём, однако, ещё отчётливее подчёркивал всю несообразность связи: римский первосвященник – православный государь.
Уже в предисловии переводчики из иностранной коллегии обращаются к Павлу I с такими странными пожеланиями:
«…буди в обладателях царств болий, яко же Иоанн Креститель, защитник сего ордена. Крестом Предтечи побеждай, сокрушай, низлагай, поражай всех супостатов, измождай плоти их, да дух спасётся и буди им страшен паче всех царей земных!»
Между тем, иронизирует уже упомянутый нами Е. П. Карнович, в самой книге все желаемые переводчиками победы, сокрушения, низложения, поражения, измождения и устрашения относились исключительно к торжеству и благоденствию католичества и как на венец всех рыцарских добродетелей указывалось на готовность госпитальеров положить душу за други своя, сиречь «кафоликов», то есть собственно католиков – последователей римской, а не какой-либо другой христианской церкви.
Появление книги «Уложение…» возбудило тревогу и опасения среди русского духовенства, тем паче что инициатором её издания был не кто иной, как император всероссийский. Но плетью обуха не перешибёшь…
Отношения России с Мальтой и орденом иоаннитов были вызваны во времена великого магистра Раймунда де Рокафуль (1697–1720 гг.) необходимостью создания единого широкого фронта против мусульман, однако никаких документов, свидетельствующих об этом, не сохранилось, а устные рассказы, передававшиеся из поколения в поколение, были крайне противоречивыми и сбивчивыми. Даже само достославное военно-монашеское братство поначалу называлось в России орденом святой Мальты или «Ивановским». Пётр Великий, и об этом доподлинно известно, вручив свою грамоту, отправил на архипелаг к великому магистру графа Бориса Петровича Шереметева, который затем первым из русских красовался при дворе со знаком Мальтийского ордена на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Великий магистр ордена госпитальеров – первый немец в таком сане – барон Фердинанд Гомпеш, уроженец Дюссельдорфа, почти без боя сдал Мальту французам, «заплатив» за острова тремя убитыми и шестью ранеными. Мимоходом Бонапарт захватил один орденский фрегат, четыре галеры, 1200 пушек, большое количество снарядов и других боеприпасов.
Гомпеш, бывший до его избрания великим магистром послом «Священной Римской империи» на Мальте, прихватил из собора Ла Валлетты три христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, мощи правой руки Иоанна Крестителя и чудотворную икону богоматери Палермо, на австрийском судне спешно покинул остров и вскоре прибыл в Триест, откуда разослал депеши, оповещая великих приоров о постигшем госпитальеров несчастье.
Реакция европейских мальтийских рыцарей была, по тем временам, молниеносной и, по всем временам, бескомпромиссной: изменника Гомпеша лишить сана. Шеф немецкого «языка» ордена, старый князь Хайтерсхайм в гневе заявил, что считает сдачу Мальты оскорблением, и потребовал подвергнуть своего земляка публичному суду рыцарской и христианской чести. Неаполитанский король в течение двух суток выставил из своей столицы мальтийского посланника и приказал удалить орденский герб с гостиницы – резиденции ордена иоаннитов. В Великом герцогстве Тосканском и Сардинском королевстве всё имущество Мальтийского ордена было в одночасье конфисковано. Венский двор, в любых ситуациях проявлявший известную сдержанность, разрешил посланнику великого магистра временно представлять здесь интересы ордена, однако на австрийской территории госпитальеры потеряли права на всё орденское имущество и земли. Папа римский Пий VI публично осудил Гомпеша за сдачу Мальты и подчеркнул, что земные дела иоаннитов понтифика более не интересуют. Верность злополучному великому магистру сохранила только Бавария, где родственники Гомпеша занимали довольно высокие посты при дворе курфюрста.
Как только весть о взятии Мальты французами достигла императорского двора в Санкт-Петербурге, гневу Павла I не было границ. Он бегал по дворцу, кричал, брызгал слюной и если бы архипелаг не находился в центре Средиземного моря, а располагался где-то, скажем, недалеко от Новгорода или даже в Сибири, то самодержец всероссийский сам бы кинулся на Мальту, чтобы отвоевать её у «французских бунтовщиков», будто бы не ведавших, что своими действиями они наносят жестокое оскорбление русскому царю – протектору религии мальтийских рыцарей, о чём в своё время Павел объявил всей Европе.
– Что? Неслыханная наглость! – кричал он на подвернувшегося под руку канцлера князя Александра Безбородко.
– Где ушаковская эскадра? Где прохлаждается адмирал? – Павел вплотную приблизился к царедворцу и смотрел на него выпученными от гнева глазами.
Привыкший ко всему Безбородко спокойно ответствовал:
– Ваше величество! Осмелюсь напомнить, вы сами отдали приказ Фёдору Фёдоровичу крейсировать в Средиземном море.
– Перо! Бумагу! – взорвался Павел. – Пишите мой рескрипт. И он бросил на стол принесённые слугой письменные принадлежности.
– Слушаю, ваше величество, – голос Безбородко звучал тихо, бесстрастно.
– «Командующему Черноморским флотом Ушакову. Действуйте вместе с турками и англичанами супротив французов, яко буйного народа, истребляющего в пределах своих веру и Богом установленные законы», – он помедлил, хотел было добавить ещё что-то, потом махнул рукой и рявкнул, как будто поставив жирную точку:
– Павел!
10 сентября 1798 г. последовала декларация протектора религии мальтийских рыцарей, в которой выражался протест против позорного поведения и действий бывшего великого магистра Фердинанда Гомпеша и других «рыцарей церкви», которые нарушили святость клятвы и без всякого сопротивления сдали столицу ордена и всё государство французам и позорно капитулировали перед Бонапартом. Декларация заканчивалась такими словами:
«Мы приглашаем все языки и великие приорства священного ордена святого Иоанна Иерусалимского и каждого его отдельного члена присоединиться к нашему решению с целью сохранения этого достойного похвалы братства и восстановления его во всём прежнем блеске.
Совершено в Гатчине, 10 сентября 1798 г., во второй год Нашего правления.
Подписано: Павел. Контрсигнировано: князь Безбородко».
Накануне опубликования декларации протектора в российской столице, в одном из залов «замка мальтийских рыцарей» прошло собрание кавалеров-госпитальеров, на котором великий приор граф Юлий Литта в ультимативной форме потребовал, чтобы великим магистром взамен низложенного Гомпеша иоанниты избрали российского императора, доказавшего своё горячее сочувствие к судьбам ордена. Приор призвал к тому, чтобы направить к его величеству депутацию, которая нижайше просила бы его о возложении на себя звания высшего иерарха Мальтийского ордена. Собравшиеся в замке «рыцари церкви» ответили на предложение Литты единодушным согласием.
Граф отправился в Гатчину, где Павел I не колеблясь подписал акт «О поступлении острова Мальты под защиту России». Вызвав к себе президента Академии наук барона Николаи, император первым делом приказал в издаваемом Академией календаре обозначить остров Мальту «Губерниею Российской Империи». Посол же России в Риме Лизакевич получил повеление вступить в сношение с римской курией и прозондировать вопрос об избрании православного и вторично уже женатого Павла I главой католического военно-монашеского ордена. Первая жена Павла умерла при родах. Папа Пий VI, назвав императора «другом человечества», заступником угнетённых и приказав молиться за него, не замедлил дать ответ, «исполненный чувства признательности и преданности (в устной, однако, форме, дабы правоверные католики не получили компрометировавших понтифика документов, подтверждавших его связи со „схизматиками“).
Сам фарс (а может быть, и не фарс, а далеко идущие планы по утверждению России в Средиземноморье) посвящения Павла I в сан великого магистра Мальтийского ордена хорошо описан в работе Е. П. Карновича, опубликованной в нескольких номерах «Отечественных записок» за 1877 г. Утром 29 ноября 1798 г. на всём расстоянии от «замка мальтийских рыцарей» (принадлежавший некогда канцлеру графу Воронцову дом – творение в стиле барокко Варфоломея Растрелли на Садовой улице, где позднее помещался Пажеский корпус) до Зимнего дворца в две шеренги были расставлены гвардейские полки. Около полудня из ворот замка выплыла вереница придворных карет, эскортировавшихся взводом кавалергардов.
Процессия направилась к Зимнему дворцу, куда уже съехались все придворные, а также высшие военные и гражданские чины вкупе с духовными лицами, которые вынуждены были со скрежетом зубовным наблюдать за святотатствами русского царя.
Мальтийские кавалеры в чёрных мантиях и в шляпах со страусиными перьями были введены в большую тронную залу, где на возвышении восседали император и императрица, а на ступенях, почтительно повернув голову в сторону царственных особ, стояли члены Сената и Синода. Рядом на столе лежали императорская корона, держава и скипетр.
Литта шёл впереди рыцарей. За ним один из иоаннитов нёс на пурпурной бархатной подушке золотой венец, а другой – на большей по размеру подушке – меч с золотой рукояткой.
Приблизившись к трону и отвесив почтительный поклон Павлу и императрице, Литта произнёс на французском языке речь, в которой изложил всем известные факты: бедственное положение мальтийских рыцарей, лишённых своих наследственных владений, теперь скитающихся по всему белу свету. В заключение Литта от имени иоаннитского рыцарства всеподданнейше и нижайше просил государя возложить на себя священное бремя – звание великого магистра ордена святого Иоанна Иерусалимского.
На пламенные и в меру горестные излияния графа канцлер князь Александр Безбородко довольно невозмутимым голосом изрёк:
– Его величество согласен исполнить желание мальтийского рыцарства. – И едва подавил зевоту.
После этого князь Куракин и граф Кутайсов накинули на плечи императору чёрную бархатную, подбитую горностаем мантию, а Литта, преклонив колено, поднёс Павлу корону великого магистра, которую император водрузил на голову, а затем граф подал ему меч – так называемый «кинжал веры».
Принимая регалии новой власти, император был сильно взволнован: присутствовавшие заметили, что слёзы выступили на его глазах. Обнажив меч великого магистра, Павел осенил себя им крестообразно, давая сим знаком присягу в соблюдении орденских статусов. В тот же момент все рыцари, как по команде, выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, как бы угрожая врагам церкви и ордена.
Вслед за тем граф Литта прочитал акт избрания императора великим магистром державного ордена госпитальеров.
Итак, мальтийский крест стал вровень с двуглавым орлом Российской империи, а к императорскому титулу по высочайшему указу повелено было прибавить слова «и Великий Магистр Ордена Св. Иоанна Иерусалимского». Сохранился указ, который подписал Павел I:
«Прокламациею, учинённою пред Нами ноября в 29-й день, Мы, приняв на Себя титул великого магистра издревле столь знаменитого и почтения достойного ордена святого Иоанна Иерусалимского, высочайше повелеваем Сенату Нашему включить оный в императорский титул Наш, предоставляя Синоду поместить оный по его благоусмотрению».
После официальной процедуры назначения Павла высшим иерархом госпитальеров он считал себя уже владетелем Мальты (хотя там всё ещё находились французы) и даже назначил туда русского коменданта с тремя тысячами солдат «мальтийского гарнизона», которым так и не суждено было вкусить прелестей далёкого средиземноморского архипелага.
Довольно скоро новый руководитель ордена учредил и гвардию великого магистра, состоявшую из 189 человек. Рослые гвардейцы, одетые в красные мальтийские мундиры, занимали в Зимнем дворце внутренние казармы, а во время торжественных обедов, на балах и в театре один мальтиец тенью следовал за императором, оберегая его от невидимых, но, как потом выяснится (да поздно!), реальных недругов.
Не только внешним атрибутам придавал большое значение Павел I. В одном из манифестов прямо подчёркивается монаршее политическое и религиозное расположение к ордену:
«Орден св. Иоанна Иерусалимского от самого своего начала благоразумными и достохвальными своими учреждениями споспешествовал как общей всего христианства пользе, так и частной таковой же каждого государства. Мы всегда отдавали справедливость заслугам сего знаменитого ордена, доказав особливое Наше к нему благоволение по восшествии Нашем на Наш императорский престол, установив великое приорство российское».
Далее в манифесте объявлялось:
«В новом качестве великого магистра того ордена, которое Мы восприняли на Себя, по желанию добронамеренных членов его, обращая внимание на все те средства, кои восстановление блистательного состояния сего ордена и возвращение собственности его, неправильно отторгнутой, и вяще обеспечить могут и, желая с одной стороны явить пред целым светом новый довод Нашего уважения и привязанности к столь древнему и почтительному учреждению, с другой же – чтоб и Наши верноподданные, благородное дворянство российское, коих предков и самих их верность престолу монаршему, храбрость и заслуги доказывают целость державы, расширение пределов империи и низложение многих и сильных супостатов отечества не в одном веке в действо произведённое – участвовали в почестях, преимуществах и отличиях, сему ордену принадлежащих, и тем был бы открыт для них новый способ к поощрению честолюбия на распространение подвигов их отечеству полезных и Нам угодных, признали Мы за благо установить и чрез сие императорскою Нашей властию установляем новое заведение ордена святого Иоанна Иерусалимского в пользу благородного дворянства империи всероссийской».
Знаменитый энциклопедический словарь Ф. Брокгауза и И. Ефрона отмечает, что, по мысли Павла I, Мальтийский орден, столь долго и успешно боровшийся против врагов христианства – магометан, должен был объединить «все лучшие охранительные элементы Европы и послужить могучим оплотом против революционных движений».
Как нам поведали легенды, будучи ещё подростком, великий князь Павел Петрович от воспитателя своего графа Никиты Ивановича Панина получил в подарок книгу «История гостеприимных рыцарей святого Иоанна Иерусалимского, называвшихся потом родосскими, а ныне мальтийскими рыцарями. Сочинение г-на Верто д'0бефа, члена академии изящной словесности».
Долгими зимними вечерами при свете свечей разглядывал будущий император портреты рыцарей с грубыми и мужественными лицами. Некоторые из них были изображены в широких мантиях, другие – в подрясниках с восьмиконечными крестами на груди, а третьи – в рыцарских доспехах. От корон, шлемов, кардинальских шапок, осенённых херувимами и знамёнами, украшенных военными трофеями и обвитых лавром и пальмовыми ветвями, рябило в глазах. Многое из прочитанного осталось в голове умного и несчастного подростка, никогда не знавшего ни материнской любви, ни отцовской привязанности. Ему тоже захотелось приобщиться к когорте мальтийских рыцарей – честных, справедливых монахов-воинов, сражавшихся за светлое имя Христа, за чистоту Гроба Господня.
И вот в 1800 г. в Санкт-Петербурге появилась напечатанная в императорской типографии книга «Уложение священного воинского ордена святого Иоанна Иерусалимского, вновь сочинённое по повелению священного генерального капитула, собранного в 1776 году, под началием его преимущественного высочества великого магистра брата Емануила де-Рогана. В Мальте 1782 года напечатанное, ныне же по высочайшему его императорского величества Павла Петровича повелению с языков итальянского, латинского и французского на российский переведённое».
Кроме различных постановлений и других документов, изданных орденским капитулом, и указов великих магистров в книге были опубликованы папские буллы и грамоты, жалованные иоаннитам римской курией. Сие творение, написанное под непосредственным руководством радетеля Мальтийского ордена Павла I, проникнуто беспредельной преданностью папе и римско-католической церкви. Переводчики книги, знавшие, что главой ордена был российский император, в какой-то степени пытались смягчить тональность отношений «иноверного» государя к римскому понтифику, переводя, например, слово «католический» как «кафолический» – уловка, призванная, видимо, подразумевать византийскую церковь. Этот неуклюжий приём, однако, ещё отчётливее подчёркивал всю несообразность связи: римский первосвященник – православный государь.
Уже в предисловии переводчики из иностранной коллегии обращаются к Павлу I с такими странными пожеланиями:
«…буди в обладателях царств болий, яко же Иоанн Креститель, защитник сего ордена. Крестом Предтечи побеждай, сокрушай, низлагай, поражай всех супостатов, измождай плоти их, да дух спасётся и буди им страшен паче всех царей земных!»
Между тем, иронизирует уже упомянутый нами Е. П. Карнович, в самой книге все желаемые переводчиками победы, сокрушения, низложения, поражения, измождения и устрашения относились исключительно к торжеству и благоденствию католичества и как на венец всех рыцарских добродетелей указывалось на готовность госпитальеров положить душу за други своя, сиречь «кафоликов», то есть собственно католиков – последователей римской, а не какой-либо другой христианской церкви.
Появление книги «Уложение…» возбудило тревогу и опасения среди русского духовенства, тем паче что инициатором её издания был не кто иной, как император всероссийский. Но плетью обуха не перешибёшь…
Отношения России с Мальтой и орденом иоаннитов были вызваны во времена великого магистра Раймунда де Рокафуль (1697–1720 гг.) необходимостью создания единого широкого фронта против мусульман, однако никаких документов, свидетельствующих об этом, не сохранилось, а устные рассказы, передававшиеся из поколения в поколение, были крайне противоречивыми и сбивчивыми. Даже само достославное военно-монашеское братство поначалу называлось в России орденом святой Мальты или «Ивановским». Пётр Великий, и об этом доподлинно известно, вручив свою грамоту, отправил на архипелаг к великому магистру графа Бориса Петровича Шереметева, который затем первым из русских красовался при дворе со знаком Мальтийского ордена на груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29