- Саша потушил сигарету, не выкурив и половины. - А я команду дам - ревизию срочную провести, человечка надежного пошлем, сообразительного. Уральские пацаны и прикроют. Ну, дело говорю?
- Дело, дело, Белый. Только уж больно все тонко вырулиться должно. Как бы не порвалось…
- Не должно, Кос. А с трио бандуристов мы разберемся таким вот макаром…
Саша на белом листе написал крупно «ТРИО БАНДУРИСТОВ», внизу нарисовал физиономии, которые он хорошо знал. Из переданных Введенским досье. Слишком хорошо. Фатос даже однажды приснился ему под утро. Развалился в кресле и чистил ногти. Бр-р-р, отвратный тип. Тощую физиономию Фатоса Саша украсил длинными тараканьими усами, лихо закрученными на концах в поросячьи хвостики. По краям рожи карикатурного красавчика кудели росли уши, как у летучей мыши. Круглое лицо Кирпича добро улыбалось с рисунка, а маленькие глазки слились в одно длинное хитрое око, по центру которого встретились две точки зрачков.
- Надо так подставить этого гребаного албанца, чтобы его по любому замочили. - Саша обвел в кружок Фатоса и от него направил стрелку к Куделе. - Куделе только повод нужен. И он его получит. Макс уже ни на шаг не отходит от Куделиного фрица. В нужный момент он его уберет. А Хохла мы просто полиции сдадим - есть тут у меня одна мыслишка. За своих Куделя на уши встанет. И уже безо всякой предъявы пойдет Фатоса мочить. Если все срастется, уже полегче будет. Останется разобраться с Куделей. То еще чмо. - Саша поставил возле Куделиных ушей по маленькому вопросительному знаку.
- А Кирпич как? Не просечет фишку? - кивнул на толстяка Кос.
- А как? Европа далеко… С Кирпичом мы сможем найти общий язык. Он мужик тертый, умный и, главное, с царем в голове. Ему самому эти два остолопа поперек горла стоят. Так что он будет только благодарен тому, кто их уберет. Но мы будем скромными. Нам ведь лишние лавры и лычки на погонах не нужны? - Саша обаятельно улыбнулся, ставя возле Кирпича жирный знак восклицательный. Затем еще и еще один.
- Красиво раскладываешь, Белый. Лишь бы нам не обжечься. До посинения.
- Кос, ну ты же у нас голова! - Саша встал, подошел к стеллажу, достал бутылку «Хеннеси». - Обмозгуй на досуге детали. Пара лишних тузов в прикупе нам не помешает. Как говорил по этому примерно поводу Карл фон Клаузевиц: «Чтобы обратить войну в игру, нужен лишь элемент случайности, но в нем никогда недостатка нет». Побеждает тот, кто эти «случайности» готовит заранее. Выпьем, что ли, за удачу! Вроде ничего конь.
- Давай, Саня! Я налью.
Плеснув в рюмки коньяка, Кос поднял свою:
- Ну, за нее, родимую?
Саша тут же присоединился и заговорщицки подмигнул Косу:
- И за тузы в прикупе.
- Все будет тип-топ, Саня. Это я, Космос Юрьевич, тебе обещаю!
Если уж начистоту, то Саша рассказал Косу лишь упрощенную схему. На самом деле в ее реализации должно быть задействовано гораздо больше ходов и людей. А Космос… Меньше знаешь, крепче спишь.
- Кос!
- А?
- А не оторваться ли нам?
- В смысле? В кабак? В казино? К бабам?
- Круче, Кос. В парк Горького.
- А что там такое?
- Только что новые американские горки поставили. Едем?
- Ну… - изумленно согласился Кос. Непредсказуемые ходы Белого всегда заставали его врасплох.
- А то я так в канцелярскую крысу превращусь. - Саша сгреб все бумаги со стола в верхний ящик. И спросил серьезно. - Посмотри, у меня там сзади ничего нет?
- Вроде нет, - Кос налил по новой. - А что?
- Хвост не отрастает? Крысиный, - уточнил Саша.
- Хвост у тебя, Белый, спереди растет, - заржал Космос и немедленно выпил.
На американских горках захватывало дух и организм без лишних усилий выделял изрядную дозу адреналина.
Потом катались на цепочных каруселях. Там уже пели. Потому что перед тем пили. А еще перед тем купили связку воздушных шаров и по одному запускали в небо. Пили и после этого. И во время. За каждый отпущенный на волю шар.
После петли Нестерова решили снизить градус лютости. Подходящий объект нашелся среди детских аттракционов. Было уже восемь вечера, поэтому молодого карусельщика вытащили из норы, где он с дружбаном в оранжевой робе уже разложил нехитрый закусон под поллитровочку.
- Запускай, мужик! - Космос, шатаясь, попытался вытащить пистолет, но Саша остановил его:
- Давай, отец! - он кинул на покрытый газетой столик мятого «Франклина». - Видишь, гуляем!
И отец дал. Карусель крутилась на полной скорости, уже битый час. Или два. Или полчаса. В такой круговерти разве разберешь? Похоже, «отец» с оранжевым забыли о пацанах. А те отрывались по полной.
Кос оседлал розовую в цветочках лошадку:
- Это не лошадь, это пони! - орал он на весь парк.
- Ты - кентавр! - на весь же парк отвечал Саша.
Он ехал задом наперед на веселеньком зелененьком львенке. Держась за хвост, подозрительно крошащийся на месте стыка с попой зверя.
- Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним… - вопил Кос.
- И отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю-у, - не отставал Саша.
К пятой песне их уже изрядно мутило.
- Отец, - надрывался Кос, - сними с коня!
Он достал-таки пистолет и трижды выстрелил в небо.
- Победа! - заорали друзья хором, когда, наконец, карусель, стала тормозить, а затем и остановилась. Только теперь уже кружилась вся земля.
Кос отошел к оградке и повернулся к Саше спиной.
- Э-э! - смеясь, окликнул его Саша, - что, а?
- Территорию мечу, - пьяным голосом ответил Космос. - Это теперь все наша территория, понял, брат?
Оля уже спала. Во всяком случае, свет в квартире не горел. Саша бесшумно, как ему казалось, открыл дверь и в темноте стал в прихожей разуваться. И, не в силах побороть шнурки, стянул ботинки прямо так. Те с глухим стуком обиженно шлепнулись на пол.
- Так, - услышал Саша и оторвался, наконец, от ботиночной возни. Он поднял глаза. Перед ним была Оля. В чем-то прозрачном. И красивом. Он никак не мог рассмотреть.
- Олька, не кружись, пожалуйста, - жалобно попросил он. Но, кажется, кружилась не Оля, а вся квартира. Черт его знает что творится в этом мире! Ни на минуту нельзя отвлечься!
- Белов, ты пьян, - констатировала Оля.
- Немного, - не мог не согласиться Саша и заржал, вспомнив хвост львенка. Он все-таки дал трещину. Оказалось, что под гипсом или чем там находился толстенный проволочный трос. Такой вот правильный попался зверь.
- Ты что развеселился? Давай спать! - строго сказала Оля, сама едва удерживаясь от смеха. Белов запутался в двух ботинках. Подумать только! Она не злилась на мужа даже за то, что он не заметил необыкновенную чистоту их квартиры. Ладно, утром она ему все в деталях покажет. А пока - спать!
19
Когда Йорст ван дер Дул поступал на филфак Гронингенского университета, он хотел изучать какой-нибудь исключительно сложный язык. Он оказался перед дилеммой: выбрать, китайский или русский. В конце концов выбрал русский. И до сих пор об этом не жалел.
Как раз ко времени окончания университета в России все зашевелилось и ожило. Йорст зачастил в Москву и Петербург, где у него появилось много друзей. По российской традиции ему присвоили отчество - для русских он был теперь Йорстом Вандеровичем.
Просто любовь к стране вскоре стала подкрепляться и приличными заработками. Голландские фирмы все более активно проникали на российский рынок и все более нуждались в квалифицированных переводчиках. Так что Йорст если и не разбогател, то все же чувствовал, что на кусок хлеба с маслом он всегда заработает. Со временем же у него появилось еще одно своеобразное увлечение, опять же связанное с Россией.
Все началось после того, как в один прекрасный день Йорсту позвонил и попросил о встрече человек из Нидерландского отделения Интерпола. Йорсту предложили принять участие в акции против русской мафии.
Крутые русские парни одними из первых в Европе стали обзаводиться модной новинкой - радиотелефонами, при помощи которых и общались между собой. Не стесняясь в выражениях и весьма откровенно. Наверное, они были уверены, что без наличия проводов подслушать их никто не сможет. Однако техника, уже имевшаяся в распоряжении европейских спецслужб, вполне позволяла фиксировать все эти телефонные разборки и стрелки. Слушались новенькие переносные телефоны даже лучше, чем стационарные.
В пригороде Амерсфорта на улице Сингел располагалось вполне обычное трехэтажное здание. Мало кто знал, что именно здесь базируется один из радиоцентров голландских спецслужб. В светлой комнате на третьем этаже, оснащенной новейшей аппаратурой прослушивания и работал время от времени Йорст. Назывался этот вид оперативной деятельности почему-то работой «в подвале». Платили за это не слишком много, но причастность к тайне уже сама по себе была своеобразной наградой за усилия и усердие.
При прослушке первого же разговора Йорст понял, что он не знает русского языка. По крайней мере это был не тот язык, которому его учили в университете и на котором он общался в Москве и Петербурге. Пришлось Вандеровичу раскошелиться. В книжном магазине «Пегасус» рядом с Амстердамским университетом он за целых двести гульденов прикупил русско-английский словарь ненормативной лексики, составленный каким-то любителем острого русского слова из Чикагского университета. Там уже был соответствующий русский язык. По крайней мере, именно тот, на котором изъяснялись так называемые новые русские…
Последний его «подопечный» оказался и вовсе трудным орешком. Мало того, что вместо «Добрый день» он говорил «… твою мать!», он еще ударения ставил хуже, чем Йорст на первом году обучения. А неповторимый его говор заставил Йорста вспомнить, как он с русской подружкой Верой ездил без визы на советскую еще Украину, притворяясь немым латышом. Оперативное имя объекта было «Хохол», впрочем, собеседники так и называли его, неизменно добавляя к имени то или иное сакраментальное словцо из заветного словаря.
Начальство придавало прослушке Хохла большое значение. Кажется, русские очень хотели заполучить его на историческую родину, чтобы отправить в сентиментальное путешествие в самую холодную ее часть… Утром Йорст начинал день с быстрой прокрутки ночных разговоров, а после, обычно ко второй чашке кофе, он переходил в режим «он-лайн».
Голос Хохла он теперь, после недели непрерывного слушания, узнал бы среди гомона любого размера толпы. Йорсту даже снились хрипловатые интонации Хохла, а ошибки в его речи могли стать содержанием нового словаря.
Вместо по`нял Хохол говорил поня`л. Вместо центнер - цетнер. Доставалось от Хохла и родному городу Йорста, который Хохол упорно называл Апсердамом.
Скрывался Хохол мастерски. Ни внешние мероприятия, ни анализ телефонных переговоров не могли пока дать возможности схватить его «за задницу». Последнее словосочетание из лексикона Хохла Йорсту чрезвычайно нравилось. Ему безумно хотелось, чтобы Хохла именно что «схватили». Хотя бы, чтобы он прекратил издеваться над прекрасным, старинным и любимым Амстердамом!
- Сибирь по тебе плачет! - объяснял Йорст Хохлу в воображаемом разговоре, жалея, что тот не может слышать его. Чтобы оценить постановку фразы и безукоризненный выговор. И добавлял из намертво заученного в университетские годы: - Небо с овчинку покажется.
И еще:
- Поедешь, куда Макар телят не гонял.
Заканчивал Йорст односторонний разговор любимым выражением бывшей подружки Веры. Как и многие русские знакомые, она обожала ввернуть фразу-другую из старого советского фильма:
- Тебя посодют, а ты не воруй!
А Хохол орал тем временем в трубку:
- …цетнеров коню под!.. Завтра же… твою мою… Я ж тебе, козел, …поотрываю!
И - почему-то ни слова о том, где именно и в котором часу будет производится это самое отрывание. Странные эти русские.
20
Павел Исидорович Помогайлов и Владимир Борисович Лузгин пристрастились обедать в одном из ресторанчиков поблизости от церкви Рупрехта. Кто такой Рупрехт, они и понятия не имели. Их больше интересовало вкусно покушать. А этот небольшой райончик, известный в Вене под названием «бермудский треугольник» отличался тем, что состоял практически из одних ресторанов. Ко всему прочему это было совсем недалеко от улицы Ротентумштрассе, круто спускавшейся от собора святого Стефана к Дунайскому каналу - там «металлические парни» снимали квартиры и офис. Три в одном - так и называли они двухэтажное зданьице, стоявшее в глубине одного из дворов.
Сегодня, впрочем, они обедали совсем без аппетита, словно отбывая обязательную повинность. На то были особые причины…
Тем не менее Помогайлов заказал себе и греческий салат, и любимые печеночные клецки. А господин Лузгин не побрезговал целой порцией жаркого «Эстергази» с каперсами и анчоусами. Очень трудно отказываться от привычных удовольствий. Поэтому после минутной заминки они все же заказали еще и бутылку красного «Венского леса».
- Да пропади он пропадом, этот Белов! Вместе со своими бандитскими мордами, - проворчал Помогайлов, вонзая вилку в ароматную, истекающую соком клецку.
В процессе поглощения пищи они напоминали двух хомячков. Грузный лысеющий Помогайлов с упругими пухлыми щеками - пегого, а худощавый с коротким седым ежиком Лузгин с аккуратными защечными мешками - соответственно, белого. Так их, хомячками, между прочим, и называли между собой столь ими нелюбимые «бандитские морды». Но Павел Исидорович с Владимир Борисовичем об этом и не подозревали. Как, впрочем, и о многом другом.
- Твоими устами да мед бы пить, Павел Исидорович, - Лузгин подцепил вилкой ускользающий каперс. - Только сдается мне, что он на сей счет имеет иное мнение. Какого черта он прислал вдруг бухгалтера еще в сопровождении кучи мордоворотов? Кажется, мы с тобой, - и он хитро, исподлобья, посмотрел на Помогайлова, - не давали повода для внеплановых финансовых проверок? Разве что он каким-то чудом узнал о наших контрактах с итальянцами?
- Откуда, откуда он мог узнать? Об этом знали только мы с тобой, - заволновался Помогайлов. - Только ты да я.
- Вот именно это меня беспокоит больше всего. И в то же время успокаивает. Немного. Кто их, бандитов, разберет? Может, просто пугает? Перестраховывается на всякий пожарный?
- Дай-то бог… Но свербит у меня что-то на душе. Ты посмотри, Борисыч, этот Генрих Петрович первым делом затребовал все приходно-расходные документы по поставкам последнего месяца. Если он настоящий профи, то вполне может просечь, что часть средств до сих пор не оприходовано. В общем, Владимир Борисыч, нам остается только молиться, а по большому счету рвать когти.
- Подожди, не гони волну. Может, еще и не въедут. А если въедут, то у нас все равно есть запас времени. В крайнем случае, для отвода глаз часть средств можно вернуть пока на общие счета. Если успеем, - не слишком-то оптимистично заключил Лузгин. Ну да ладно, пора идти. Официант, счет!
Хомячки допили вино и неторопливо побрели в сторону ставшего вдруг таким неуютным офиса, где с самого утра хозяйничал бухгалтер Генрих Петрович с пятью уральскими «телохранителями». Посланцы Белова чувствовали себя в их офисе как дома. И с этим, к сожалению, приходилось мириться…
Пчелу друзья поехали встречать все вместе.
- Кос, - обернулся Саша, - а ты цветы купил?
- Какие цветы, Белый? - Космос даже рот разинул. - Это Пчеле, что ли? Он что, с бабой?
- Один, один, - успокоил друга Саша. - Шутки разучился понимать, Кос!
У Саши с самого утра было настроение, что называется, боевое. И немного странное: словно струна натянутая, звонкая. Как оно сегодня там, в Вене, все срастется? Внутреннее напряжение проявлялось у него в излишне подчеркнутом спокойствии, да немного сказывалось на чувстве юмора. Поэтому трудно было пацанам оценить по достоинству его нехитрые шутки.
Пчела был просто весь из себя. Однако все же снизошел и приобнял по очереди встречавших и тут же на них наехал:
- Что ты меня, Белый, вызвал? У меня пять встреч на сегодня было забито! - для убедительности Пчела растопырил пятерню и помахал ею перед носом зазевавшегося служащего его аэропорта. Тот испуганно отпрянул, а Пчела извинился по-английски. Ей-же-ей! Не Пчела - иностранец!
- Ничего, Витя, - ободряюще кивнул другу Саша. - Не горюй. Завтра улетишь обратно. Если все нормально срастется.
- Сань, больше пользы было б, если бы я в Вену махнул.
- Пчел, давай без самодеятельности, а? Меньше всего тебе нужно быть сейчас в Вене. А с бабой своей завтра к вечеру… - Саша сделал недвусмысленный жест пальцами.
- Да я не об этом, Белый!
- А я об этом, - сказал Саша жестко, так, что не только Пчела, но и Фил понял, что вопрос о Вене закрыт…
По Ленинградке мчались на предельной скорости. «Мерина» вел Серый, бывший инспектор ГАИ, которого Фил взял вместо белобрысого Михи, земля ему пухом. Серый был серым не только по имени - Серый Васильев, но и по жизни. В смысле, по внешности, ничем не примечательной. Но водил - как бог.
- По Тверской или по Садовому? - спросил немногословный бог автодорог Серый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19