это неотъемлемая часть жизненного опыта. А невинны только младенцы, едва лишь появившиеся на свет…
– Ну, насчёт чтения мыслей, это, пожалуй, громко сказано… Так, в общих чертах.
Читрадрива не скромничал. Ясно читать мысли он мог лишь у своих учеников, когда они думали целенаправленно, чтобы общаться неслышно для других. Но поскольку посетитель сильно переживал по поводу возможной угрозы для жизни и очень надеялся на припрятанный под одеждой тесак, а Читрадрива держал свой разум открытым, не уловить это было просто невозможно.
– И чтобы ты не волновался, заверяю: все без исключения гости в этом доме находятся в полной безопасности. Тебе нечего бояться колдунов-гандзаков. Тем более, что мы не едим людей. Поэтому давай разоружайся, и потолкуем наконец о деле.
Гость недоверчиво покачал головой, однако подошёл к указанному столику, с опаской поглядывая на Читрадриву, вытащил из-за шиворота здоровенный нож, по виду напоминавший мясницкий, но с более толстым и широким, да к тому же обоюдоострым лезвием, положил туда и похрипел:
– Ну вот… я в твоей власти, Читрадрива. Доверяю тебе свою жизнь.
– Ещё раз повторяю: не бойся. В конце концов, если бы я хотел тебя убить, ты просто не вошёл бы сюда. То есть, не дошёл бы. Надеюсь, ты понимаешь это… Кстати, как тебя зовут? Ведь ты до сих пор не назвался.
– Пеменхат, владелец трактира, что на дороге в Нарбик.
– Пеменхат… Да-а.
Читрадрива припомнил, что в трёх лаутах от Торренкуля на Нарбикской дороге действительно стоит трактир. Значит, это и есть его хозяин? Похоже. И одеждой, и манерами он в самом деле напоминал трактирщика. Одним не был похож: этим самым тесаком и способом его ношения.
– А прятать большой нож за спину ты у кого научился? У собратьев-трактирщиков? – спросил он немного язвительно и пояснил:
– Никакие солдаты так мечи не носят, почтенный. Люди вашего сословия имеют дурную привычку совать совершенно бесполезные в серьёзном деле игрушечные кинжальчики за пазуху. А так оружие прячут лишь вольные гохем, наёмники, которые называют себя мастерами. Ты с ними знался… – он ещё раз мысленно напрягся и докончил вкрадчиво:
– …мастер Пеменхат?
Краешек рта гостя непроизвольно дёрнулся; тем не менее он напустил на себя важный вид и твёрдо ответил:
– Я не мастер, я почтенный Пеменхат, трактирщик, владелец заведения на Нарбикской дороге. И прошу не причислять меня ко всяким голодранцам.
У Читрадривы не было ни малейшего желания копаться в неясных образах, роившихся в голове трактирщика, а потому, широким жестом указав на скамью у противоположной стены, он произнёс:
– Ладно, считай, что я неудачно пошутил. Садись и рассказывай.
Пеменхат сел на скамью, поправил повязку на лбу, поплотнее запахнул полы кафтана и после весьма продолжительной паузы осторожно начал:
– Видишь ли, речь в самом деле идёт о весьма необычном человеке… Не обо мне, нет, хотя, как ты заметил, и у меня есть некоторые странности… для трактирщика. – Он покосился на нож и вдруг потребовал с неожиданной решимостью:
– Поэтому, прежде всего, поклянись всеми своими богами, что не предпримешь ничего во вред тому человеку!
Читрадрива непонимающе пожал плечами.
– Если ты настолько не доверяешь мне, зачем было приходить? – сказал и, оттопырив нижнюю губу, принялся с философским видом рассматривать кончики своих сапогов.
– Да просто тот человек попросил. Что же оставалось делать!
– Значит, он мне доверяет, а ты нет? – сказал Читрадрива, хитро прищурившись.
– Он-то может и доверять, и не доверять, но что мне до того? Я не могу нарушать законов гостеприимства и вредить постояльцу. В конце концов, это плохо отразится на моей репутации, тогда пострадает дело! Поэтому ещё раз прошу… не от имени моего гостя, но от себя лично прошу… Поклянись!
«Кто вас, колдунов проклятых, знает…» – вот что так и осталось невысказанным.
Читрадрива не прочёл эту мысль, он просто догадался, о чём думает Пеменхат и улыбнулся такой наивности. Если даже не принимать в расчёт простейшего желания перестраховаться, ситуация была довольно нелепа. «Разве не для того приносят клятву, чтобы тут же нарушить её?» – гласила известная поговорка. Но является ли Пеменхат круглым дураком, доверяясь слову чуть ли не первого встречного, то ли он не в меру честен и благороден, то ли вовсе потерял голову от осознания того, что находится в самом логове ненавистных гандзаков, только в любом случае, он совершает явную глупость.
– Что ж, изволь, – сказал наконец Читрадрива. – У анхем нет никаких своих особых богов. Когда мы кочевали, то принимали всех божков той местности, через которую пролегал наш путь. Наши боги – ваши боги. Поэтому клянусь всеми твоими и моими, вашими и нашими богами, что не причиню твоему гостю никакого вреда… разумеется, пока он будет оставаться твоим гостем. Как ты понимаешь, я не могу гарантировать ему ровным счётом ничего, когда он покинет окрестности Торренкуля. Не так ли?
Пеменхат некоторое время раздумывал над словами Читрадривы, затем вдруг без всякого перехода сообщил:
– Это Карсидар.
– Ну и что? – не понял Читрадрива.
Гандзаки жили довольно обособленно от прочих людей. Те, которые по примеру кочевников-предков продолжали заниматься скотоводством, основывали небольшие хуторки, куда чужаки-гохем почти не допускались. А те, кто оседал в городах, городках и местечках, селились компактно, в отдельных кварталах-гандзериях, и держались обособленно. Гандзакам дозволялось заниматься некоторыми ремёслами, торговлей, врачеванием; среди них было немало купцов, лавочников, лекарей, фокусников, ведунов и прорицателей, а женщины из низов промышляли гаданием. Пользуясь услугами гандзаков, коренные жители, тем не менее, относились к ним недоброжелательно, а подчас и враждебно. Гандзаки, в свою очередь, не набивались в друзья чужакам, рассматривая их, прежде всего, как клиентов, пациентов, партнёров по различным торговым операциям да как источник возможной наживы – что, в сущности, почти одно и то же.
Поэтому неудивительно, что Читрадрива не имел ни малейшего представления о том, кто такой Карсидар и чем он знаменит.
– Как? Неужели ты ничего не слышал о мастере Карсидаре?! – не сдержав изумления, воскликнул Пеменхат и добавил с затаённой надеждой:
– Ничего-ничего?
Пожалуй, старика вполне устроило бы такое положение дел. В каждой морщинке его круглого лица теперь затаилось сожаление по поводу собственной неосторожности. В самом деле, издалека начал, клятву взял – а в итоге лишь сосредоточил внимание колдуна-гандзака на личности Карсидара. Нехорошо получилось…
Читрадрива не собирался щадить незваного гостя. Напротив, он поспешил использовать промах Пеменхата и по-прежнему мягко, но уже со слегка показной настойчивостью спросил:
– Так кто же такой Карсидар? Судя по твоим словам, он как раз принадлежит к вольным людям, к мастерам. Тогда понятно, почему ты таскаешь мясницкий нож в спинных ножнах… И сдаётся мне, почтенный Пеменхат, ты всё же имеешь некоторое отношение к вольным людям. Не в том смысле, что принимаешь их у себя. У тебя самого замашки мастера.
Некоторое время Пеменхат угрюмо молчал, наконец сказал:
– Да что уж я… Что я… Я стар и никому не нужен, за моей головой не станут охотиться. А вот молодёжь…
– Короче, во сколько оценена его голова? – прямо спросил Читрадрива.
– Она много стоит. У тебя нет столько золота, гандзак. И не знаю, найдётся ли столько золота у самого богатого из ваших мерзких ростовщиков.
– Значит, этот человек достоин если не уважения, то, во всяком случае, самого пристального внимания, – заметил Читрадрива. – И не только со стороны ищеек дворян-гохем, но, пожалуй, также и с моей стороны.
Пеменхат бросил на него исподлобья угрюмый взгляд.
– Не обращай внимания. – Читрадрива усмехнулся и сказал на анхито:
– Гохем вэс анхем ло'хит'рарколь бо-игэйах ло'шлохем.
– Что-что? – переспросил Пеменхат.
– В переводе это звучит примерно как: «Чужаки-гохем и гандзаки не вмешиваются не в свои дела», – то есть в дела друг друга. Можешь не бояться никакого подвоха с моей стороны. Тем более, что этот достойный самого пристального внимания мастер обратился ко мне с какой-то просьбой. Не хочешь же ты сказать, что у гандзаков вовсе нет совести, что они способны совсем потерять голову, едва запахнет наживой! Не обижай меня, Пеменхат, – и Читрадрива погрозил собеседнику пальцем.
Тот тяжело вздохнул:
– Ладно, всё равно я разболтал то, что следовало сохранить в тайне.
– Лучше скажи мне вот что, любезный Пеменхат. Я не знаю Карсидара, но он меня откуда-то знает, раз посылает тебя с поручением. Сам он не может прийти, потому что герцог Торренкульский, как и прочие, наверняка назначил награду за его голову… – Читрадрива послал собеседнику выразительный взгляд. Пеменхат с отсутствующим видом молчал. – Значит, так и есть. И насколько я понимаю, в настоящий момент мастер Карсидар отсиживается в твоём трактире… Ну да ладно, довольно об этом. Объясни, почему Карсидар отправил тебя ко мне, а не к кому-нибудь другому? Разве мало гандзаков в Торренкуле?
– Ему рекомендовал обратиться к тебе мастер Ромгурф, – проворчал Пеменхат и, немного подумав (он явно стал осторожнее после допущенной промашки), добавил:
– Ныне покойный.
– Ах, Ромгурф!
Читрадрива вспомнил тот случай. Они познакомились в Слюже лет семнадцать назад. Конь Ромгурфа пал, причём пал в самую неподходящую минуту – преследователи уже наступали мастеру на пятки. В поисках нового коня он и примчался на гандзакский хутор.
Престарелый анах, к которому он обратился, оказался тем ещё жуликом и, видя бедственное положение покупателя, решил, что тот немедля согласится на любое предложение; поэтому пытался сплавить мастеру старую клячу вместо приличного скакуна. Ромгурф же неплохо разбирался в лошадях, а кроме того, от резвости коня зависела прочность сидения на плечах его головы. Он ни в коем случае не собирался неосмотрительно хватать всякую дрянь и принялся уличать хитрюгу-продавца во лжи при соплеменниках. Возможно, анах не придал бы этому значения, однако язык у мастера был острый, и все принялись смеяться его шуточкам. Это взбесило продавца, и в отместку он попытался натравить на Ромгурфа толпу гандзаков. Читрадрива, как раз бывший на хуторе, вступился за него. Соплеменники-анхем не очень хорошо относились к полукровке, но за своего всё же признавали. А раз на сторону чужака-гохи встал один из их племени, пусть даже незаконнорожденный ублюдок, значит, гохи не так уж не прав. В общем, дело кончилось тем, что к волнующейся толпе вышел сам старейшина общины и велел убираться прочь как Ромгурфу, так и Читрадриве.
Надо сказать, внешность Читрадривы поразила мастера Ромгурфа не меньше, чем почтенного Пеменхата, и он тоже не удержался от соответствующих расспросов. Они разговорились, познакомились. Читрадрива показал мастеру кратчайшую дорогу к другому поселению гандзаков и посоветовал, к кому можно обратиться по поводу покупки лошади. На том и расстались.
Возможно, Читрадрива забыл бы Ромгурфа; однако месяц спустя после упомянутых событий гандзак был схвачен слугами одного мелкого дворянчика по обвинению в насылании порчи на любимую свору борзых. Надо заметить, в те времена Читрадрива не занимался никаким «колдовством», потому как попросту не умел «колдовать»; тогда он всеми силами старался раздуть в себе искру, отказывался смириться со своей неполноценностью и в конце концов победил – но чуть позже, где-то через год… впрочем, к делу это не относится. Так или иначе, обвинение в порче было насквозь лживым и до смешного вздорным, но что до того дворянчику, раз необходимо оправдаться перед дружками по поводу неудачной охоты, а этот проклятый богами гандзак-полукровка подвернулся под руку! И когда глашатай выкрикивал на площади вынесенный без суда и следствия приговор, в толпе совершенно случайно оказался мастер Ромгурф. Услышав имя Читрадривы, он здраво рассудил, что просто грех сдирать с живого человека кожу из-за каких-то там собак. Кроме того, ему весьма кстати представился случай подстроить дворянчику пакость в отместку за то, что этот скупердяй слишком мало заплатил за оказанную недавно услугу. Так Читрадрива получил свободу; дворянчику же пришлось объявлять солидную награду за голову мастера Ромгурфа… Да, было дело!
Но из слов Пеменхата следует, что Ромгурф погиб. Печально, очень печально… И если он обнадёжил мастера Карсидара, порекомендовал обратиться в случае чего к Читрадриве, как можно не ответить на эту просьбу! Это было бы оскорблением памяти покойного.
– Мне очень жаль, что моего друга мастера Ромгурфа больше нет в живых. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы по мере возможности помочь Карсидару, – сказал Читрадрива опуская глаза. Среди его народа считалось верхом неприличия демонстрировать чувства перед чужаками, и он не хотел, чтобы толстяк прочёл в его взгляде грусть.
– Ну-у-у… так уж и всё? – как-то недоверчиво протянул Пеменхат. Похоже, он превратно истолковал последний жест собеседника. Дескать, на словах ты готов помочь, а глазки вот опускаешь.
Читрадрива постарался овладеть собой, посмотрел на гостя в упор и как можно твёрже вымолвил:
– Раз я сказал, что попытаюсь сделать всё от меня зависящее, значит, так тому и быть. Анхем слов на ветер не бросают. Покойный мастер Ромгурф имел возможность убедиться в этом, и была бы такая возможность, он бы это подтвердил. Поэтому повторяю: я сделаю всё возможное… и даже немного сверх возможного, лишь бы помочь человеку, обратившемуся ко мне от имени мастера Ромгурфа, перед которым я в долгу.
– А что за долг? – быстро и как бы невзначай поинтересовался Пеменхат.
– Пустяк. Пустячок даже: жизнь, – в тон ему ответил Читрадрива.
Пеменхат присвистнул от неожиданности и выкатил глаза.
– Что, старик, странно слышать, как гохи спасает жизнь гандзака? – холодно спросил Читрадрива, хотя внутри так и клокотала едкая жёлчь.
– Признаться, необычное дело, – согласился Пеменхат. – Ну, а… Позволь полюбопытствовать, а за что же Ромгурф проявил к тебе такое внимание? Ведь больно странно всё это выглядит, согласись.
– Коня я ему достал. Среди голой степи. Когда он от погони уходил.
Читрадрива счёл возможным ограничиться этими скупыми подробностями, не упоминая о толпе разозлённых гандзаков. В самом деле, к чему излишества?..
– Нужная вещь, – согласился Пеменхат.
– Ты по собственному опыту судишь, или как? – с едва заметной иронией спросил Читрадрива, намекая на возможную принадлежность своего гостя к неспокойному и неугомонному сословию мастеров.
Пеменхат пробурчал что-то невнятное, отвернулся и вновь принялся кутаться в кафтан.
– Ладно, не обижайся, я не со зла, – заверил его Читрадрива. – Но мы сидим здесь уже достаточно долго. Мы убили уйму времени впустую, почтенный.
Он выдержал небольшую паузу и прямо спросил:
– Так скажешь ты в конце концов, какого рода помощь требуется от меня мастеру Карсидару? Или мне кликнуть остальных, велеть принести вина и еды и, угостив, отпустить тебя на все четыре стороны? А то ведь нечего и вспомнить будет о нашей встрече.
Пеменхат завозился на скамье, заворчал, точно старый пёс, и наконец заговорил:
– Ай, ладно! Всё равно это его дело, а не моё… Нечистый тебя побери, гандзак, ну ты и штучка, честное слово! Как клещ вцепился и крутишь, крутишь, кусаешь, кусаешь… Если вы все такие настырные, понятно, почему никто не хочет иметь с вами дела.
– Это ты неуклюж и неповоротлив, старик, – мягко заметил Читрадрива, удержавшись от сравнения с ленивым неповоротливым боровом, которое так и вертелось на языке. – И мысли у тебя такие же неповоротливые и неуклюжие, не в обиду тебе будет сказано.
– Осторожность никогда не повредит, – веско заметил Пеменхат. – По крайней мере… А, плевать! Всё равно ты догадался, что некогда и я был тем, кем является сейчас мастер Карсидар. Так вот, именно осторожность была причиной того, что я дожил до столь почтенного для мастеров возраста и смог, наконец, остепениться. Понял, гандзак?
– Так-то оно так, – согласился Читрадрива. – Да только излишняя осторожность вряд ли полезна.
– Но не в том случае, когда подыскиваешь спутника для прогулочки в Ральярг, – скороговоркой произнёс Пеменхат.
Несмотря на явное нежелание гостя концентрироваться на столь опасной теме, Читрадрива среагировал мгновенно.
– В Ральярг?! – Начисто позабыв о привитых с раннего детства понятиях о приличном поведении в присутствии чужаков, он открыто выразил своё изумление.
– Да, в Ральярг, – угрюмо подтвердил Пеменхат. – В проклятую богами и людьми неизвестную страну на юге, скрытую в непроходимых горах… то ли за непроходимыми горами – но в конце концов, это неважно, поскольку до неё и так, и этак не добраться ни за что на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Ну, насчёт чтения мыслей, это, пожалуй, громко сказано… Так, в общих чертах.
Читрадрива не скромничал. Ясно читать мысли он мог лишь у своих учеников, когда они думали целенаправленно, чтобы общаться неслышно для других. Но поскольку посетитель сильно переживал по поводу возможной угрозы для жизни и очень надеялся на припрятанный под одеждой тесак, а Читрадрива держал свой разум открытым, не уловить это было просто невозможно.
– И чтобы ты не волновался, заверяю: все без исключения гости в этом доме находятся в полной безопасности. Тебе нечего бояться колдунов-гандзаков. Тем более, что мы не едим людей. Поэтому давай разоружайся, и потолкуем наконец о деле.
Гость недоверчиво покачал головой, однако подошёл к указанному столику, с опаской поглядывая на Читрадриву, вытащил из-за шиворота здоровенный нож, по виду напоминавший мясницкий, но с более толстым и широким, да к тому же обоюдоострым лезвием, положил туда и похрипел:
– Ну вот… я в твоей власти, Читрадрива. Доверяю тебе свою жизнь.
– Ещё раз повторяю: не бойся. В конце концов, если бы я хотел тебя убить, ты просто не вошёл бы сюда. То есть, не дошёл бы. Надеюсь, ты понимаешь это… Кстати, как тебя зовут? Ведь ты до сих пор не назвался.
– Пеменхат, владелец трактира, что на дороге в Нарбик.
– Пеменхат… Да-а.
Читрадрива припомнил, что в трёх лаутах от Торренкуля на Нарбикской дороге действительно стоит трактир. Значит, это и есть его хозяин? Похоже. И одеждой, и манерами он в самом деле напоминал трактирщика. Одним не был похож: этим самым тесаком и способом его ношения.
– А прятать большой нож за спину ты у кого научился? У собратьев-трактирщиков? – спросил он немного язвительно и пояснил:
– Никакие солдаты так мечи не носят, почтенный. Люди вашего сословия имеют дурную привычку совать совершенно бесполезные в серьёзном деле игрушечные кинжальчики за пазуху. А так оружие прячут лишь вольные гохем, наёмники, которые называют себя мастерами. Ты с ними знался… – он ещё раз мысленно напрягся и докончил вкрадчиво:
– …мастер Пеменхат?
Краешек рта гостя непроизвольно дёрнулся; тем не менее он напустил на себя важный вид и твёрдо ответил:
– Я не мастер, я почтенный Пеменхат, трактирщик, владелец заведения на Нарбикской дороге. И прошу не причислять меня ко всяким голодранцам.
У Читрадривы не было ни малейшего желания копаться в неясных образах, роившихся в голове трактирщика, а потому, широким жестом указав на скамью у противоположной стены, он произнёс:
– Ладно, считай, что я неудачно пошутил. Садись и рассказывай.
Пеменхат сел на скамью, поправил повязку на лбу, поплотнее запахнул полы кафтана и после весьма продолжительной паузы осторожно начал:
– Видишь ли, речь в самом деле идёт о весьма необычном человеке… Не обо мне, нет, хотя, как ты заметил, и у меня есть некоторые странности… для трактирщика. – Он покосился на нож и вдруг потребовал с неожиданной решимостью:
– Поэтому, прежде всего, поклянись всеми своими богами, что не предпримешь ничего во вред тому человеку!
Читрадрива непонимающе пожал плечами.
– Если ты настолько не доверяешь мне, зачем было приходить? – сказал и, оттопырив нижнюю губу, принялся с философским видом рассматривать кончики своих сапогов.
– Да просто тот человек попросил. Что же оставалось делать!
– Значит, он мне доверяет, а ты нет? – сказал Читрадрива, хитро прищурившись.
– Он-то может и доверять, и не доверять, но что мне до того? Я не могу нарушать законов гостеприимства и вредить постояльцу. В конце концов, это плохо отразится на моей репутации, тогда пострадает дело! Поэтому ещё раз прошу… не от имени моего гостя, но от себя лично прошу… Поклянись!
«Кто вас, колдунов проклятых, знает…» – вот что так и осталось невысказанным.
Читрадрива не прочёл эту мысль, он просто догадался, о чём думает Пеменхат и улыбнулся такой наивности. Если даже не принимать в расчёт простейшего желания перестраховаться, ситуация была довольно нелепа. «Разве не для того приносят клятву, чтобы тут же нарушить её?» – гласила известная поговорка. Но является ли Пеменхат круглым дураком, доверяясь слову чуть ли не первого встречного, то ли он не в меру честен и благороден, то ли вовсе потерял голову от осознания того, что находится в самом логове ненавистных гандзаков, только в любом случае, он совершает явную глупость.
– Что ж, изволь, – сказал наконец Читрадрива. – У анхем нет никаких своих особых богов. Когда мы кочевали, то принимали всех божков той местности, через которую пролегал наш путь. Наши боги – ваши боги. Поэтому клянусь всеми твоими и моими, вашими и нашими богами, что не причиню твоему гостю никакого вреда… разумеется, пока он будет оставаться твоим гостем. Как ты понимаешь, я не могу гарантировать ему ровным счётом ничего, когда он покинет окрестности Торренкуля. Не так ли?
Пеменхат некоторое время раздумывал над словами Читрадривы, затем вдруг без всякого перехода сообщил:
– Это Карсидар.
– Ну и что? – не понял Читрадрива.
Гандзаки жили довольно обособленно от прочих людей. Те, которые по примеру кочевников-предков продолжали заниматься скотоводством, основывали небольшие хуторки, куда чужаки-гохем почти не допускались. А те, кто оседал в городах, городках и местечках, селились компактно, в отдельных кварталах-гандзериях, и держались обособленно. Гандзакам дозволялось заниматься некоторыми ремёслами, торговлей, врачеванием; среди них было немало купцов, лавочников, лекарей, фокусников, ведунов и прорицателей, а женщины из низов промышляли гаданием. Пользуясь услугами гандзаков, коренные жители, тем не менее, относились к ним недоброжелательно, а подчас и враждебно. Гандзаки, в свою очередь, не набивались в друзья чужакам, рассматривая их, прежде всего, как клиентов, пациентов, партнёров по различным торговым операциям да как источник возможной наживы – что, в сущности, почти одно и то же.
Поэтому неудивительно, что Читрадрива не имел ни малейшего представления о том, кто такой Карсидар и чем он знаменит.
– Как? Неужели ты ничего не слышал о мастере Карсидаре?! – не сдержав изумления, воскликнул Пеменхат и добавил с затаённой надеждой:
– Ничего-ничего?
Пожалуй, старика вполне устроило бы такое положение дел. В каждой морщинке его круглого лица теперь затаилось сожаление по поводу собственной неосторожности. В самом деле, издалека начал, клятву взял – а в итоге лишь сосредоточил внимание колдуна-гандзака на личности Карсидара. Нехорошо получилось…
Читрадрива не собирался щадить незваного гостя. Напротив, он поспешил использовать промах Пеменхата и по-прежнему мягко, но уже со слегка показной настойчивостью спросил:
– Так кто же такой Карсидар? Судя по твоим словам, он как раз принадлежит к вольным людям, к мастерам. Тогда понятно, почему ты таскаешь мясницкий нож в спинных ножнах… И сдаётся мне, почтенный Пеменхат, ты всё же имеешь некоторое отношение к вольным людям. Не в том смысле, что принимаешь их у себя. У тебя самого замашки мастера.
Некоторое время Пеменхат угрюмо молчал, наконец сказал:
– Да что уж я… Что я… Я стар и никому не нужен, за моей головой не станут охотиться. А вот молодёжь…
– Короче, во сколько оценена его голова? – прямо спросил Читрадрива.
– Она много стоит. У тебя нет столько золота, гандзак. И не знаю, найдётся ли столько золота у самого богатого из ваших мерзких ростовщиков.
– Значит, этот человек достоин если не уважения, то, во всяком случае, самого пристального внимания, – заметил Читрадрива. – И не только со стороны ищеек дворян-гохем, но, пожалуй, также и с моей стороны.
Пеменхат бросил на него исподлобья угрюмый взгляд.
– Не обращай внимания. – Читрадрива усмехнулся и сказал на анхито:
– Гохем вэс анхем ло'хит'рарколь бо-игэйах ло'шлохем.
– Что-что? – переспросил Пеменхат.
– В переводе это звучит примерно как: «Чужаки-гохем и гандзаки не вмешиваются не в свои дела», – то есть в дела друг друга. Можешь не бояться никакого подвоха с моей стороны. Тем более, что этот достойный самого пристального внимания мастер обратился ко мне с какой-то просьбой. Не хочешь же ты сказать, что у гандзаков вовсе нет совести, что они способны совсем потерять голову, едва запахнет наживой! Не обижай меня, Пеменхат, – и Читрадрива погрозил собеседнику пальцем.
Тот тяжело вздохнул:
– Ладно, всё равно я разболтал то, что следовало сохранить в тайне.
– Лучше скажи мне вот что, любезный Пеменхат. Я не знаю Карсидара, но он меня откуда-то знает, раз посылает тебя с поручением. Сам он не может прийти, потому что герцог Торренкульский, как и прочие, наверняка назначил награду за его голову… – Читрадрива послал собеседнику выразительный взгляд. Пеменхат с отсутствующим видом молчал. – Значит, так и есть. И насколько я понимаю, в настоящий момент мастер Карсидар отсиживается в твоём трактире… Ну да ладно, довольно об этом. Объясни, почему Карсидар отправил тебя ко мне, а не к кому-нибудь другому? Разве мало гандзаков в Торренкуле?
– Ему рекомендовал обратиться к тебе мастер Ромгурф, – проворчал Пеменхат и, немного подумав (он явно стал осторожнее после допущенной промашки), добавил:
– Ныне покойный.
– Ах, Ромгурф!
Читрадрива вспомнил тот случай. Они познакомились в Слюже лет семнадцать назад. Конь Ромгурфа пал, причём пал в самую неподходящую минуту – преследователи уже наступали мастеру на пятки. В поисках нового коня он и примчался на гандзакский хутор.
Престарелый анах, к которому он обратился, оказался тем ещё жуликом и, видя бедственное положение покупателя, решил, что тот немедля согласится на любое предложение; поэтому пытался сплавить мастеру старую клячу вместо приличного скакуна. Ромгурф же неплохо разбирался в лошадях, а кроме того, от резвости коня зависела прочность сидения на плечах его головы. Он ни в коем случае не собирался неосмотрительно хватать всякую дрянь и принялся уличать хитрюгу-продавца во лжи при соплеменниках. Возможно, анах не придал бы этому значения, однако язык у мастера был острый, и все принялись смеяться его шуточкам. Это взбесило продавца, и в отместку он попытался натравить на Ромгурфа толпу гандзаков. Читрадрива, как раз бывший на хуторе, вступился за него. Соплеменники-анхем не очень хорошо относились к полукровке, но за своего всё же признавали. А раз на сторону чужака-гохи встал один из их племени, пусть даже незаконнорожденный ублюдок, значит, гохи не так уж не прав. В общем, дело кончилось тем, что к волнующейся толпе вышел сам старейшина общины и велел убираться прочь как Ромгурфу, так и Читрадриве.
Надо сказать, внешность Читрадривы поразила мастера Ромгурфа не меньше, чем почтенного Пеменхата, и он тоже не удержался от соответствующих расспросов. Они разговорились, познакомились. Читрадрива показал мастеру кратчайшую дорогу к другому поселению гандзаков и посоветовал, к кому можно обратиться по поводу покупки лошади. На том и расстались.
Возможно, Читрадрива забыл бы Ромгурфа; однако месяц спустя после упомянутых событий гандзак был схвачен слугами одного мелкого дворянчика по обвинению в насылании порчи на любимую свору борзых. Надо заметить, в те времена Читрадрива не занимался никаким «колдовством», потому как попросту не умел «колдовать»; тогда он всеми силами старался раздуть в себе искру, отказывался смириться со своей неполноценностью и в конце концов победил – но чуть позже, где-то через год… впрочем, к делу это не относится. Так или иначе, обвинение в порче было насквозь лживым и до смешного вздорным, но что до того дворянчику, раз необходимо оправдаться перед дружками по поводу неудачной охоты, а этот проклятый богами гандзак-полукровка подвернулся под руку! И когда глашатай выкрикивал на площади вынесенный без суда и следствия приговор, в толпе совершенно случайно оказался мастер Ромгурф. Услышав имя Читрадривы, он здраво рассудил, что просто грех сдирать с живого человека кожу из-за каких-то там собак. Кроме того, ему весьма кстати представился случай подстроить дворянчику пакость в отместку за то, что этот скупердяй слишком мало заплатил за оказанную недавно услугу. Так Читрадрива получил свободу; дворянчику же пришлось объявлять солидную награду за голову мастера Ромгурфа… Да, было дело!
Но из слов Пеменхата следует, что Ромгурф погиб. Печально, очень печально… И если он обнадёжил мастера Карсидара, порекомендовал обратиться в случае чего к Читрадриве, как можно не ответить на эту просьбу! Это было бы оскорблением памяти покойного.
– Мне очень жаль, что моего друга мастера Ромгурфа больше нет в живых. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы по мере возможности помочь Карсидару, – сказал Читрадрива опуская глаза. Среди его народа считалось верхом неприличия демонстрировать чувства перед чужаками, и он не хотел, чтобы толстяк прочёл в его взгляде грусть.
– Ну-у-у… так уж и всё? – как-то недоверчиво протянул Пеменхат. Похоже, он превратно истолковал последний жест собеседника. Дескать, на словах ты готов помочь, а глазки вот опускаешь.
Читрадрива постарался овладеть собой, посмотрел на гостя в упор и как можно твёрже вымолвил:
– Раз я сказал, что попытаюсь сделать всё от меня зависящее, значит, так тому и быть. Анхем слов на ветер не бросают. Покойный мастер Ромгурф имел возможность убедиться в этом, и была бы такая возможность, он бы это подтвердил. Поэтому повторяю: я сделаю всё возможное… и даже немного сверх возможного, лишь бы помочь человеку, обратившемуся ко мне от имени мастера Ромгурфа, перед которым я в долгу.
– А что за долг? – быстро и как бы невзначай поинтересовался Пеменхат.
– Пустяк. Пустячок даже: жизнь, – в тон ему ответил Читрадрива.
Пеменхат присвистнул от неожиданности и выкатил глаза.
– Что, старик, странно слышать, как гохи спасает жизнь гандзака? – холодно спросил Читрадрива, хотя внутри так и клокотала едкая жёлчь.
– Признаться, необычное дело, – согласился Пеменхат. – Ну, а… Позволь полюбопытствовать, а за что же Ромгурф проявил к тебе такое внимание? Ведь больно странно всё это выглядит, согласись.
– Коня я ему достал. Среди голой степи. Когда он от погони уходил.
Читрадрива счёл возможным ограничиться этими скупыми подробностями, не упоминая о толпе разозлённых гандзаков. В самом деле, к чему излишества?..
– Нужная вещь, – согласился Пеменхат.
– Ты по собственному опыту судишь, или как? – с едва заметной иронией спросил Читрадрива, намекая на возможную принадлежность своего гостя к неспокойному и неугомонному сословию мастеров.
Пеменхат пробурчал что-то невнятное, отвернулся и вновь принялся кутаться в кафтан.
– Ладно, не обижайся, я не со зла, – заверил его Читрадрива. – Но мы сидим здесь уже достаточно долго. Мы убили уйму времени впустую, почтенный.
Он выдержал небольшую паузу и прямо спросил:
– Так скажешь ты в конце концов, какого рода помощь требуется от меня мастеру Карсидару? Или мне кликнуть остальных, велеть принести вина и еды и, угостив, отпустить тебя на все четыре стороны? А то ведь нечего и вспомнить будет о нашей встрече.
Пеменхат завозился на скамье, заворчал, точно старый пёс, и наконец заговорил:
– Ай, ладно! Всё равно это его дело, а не моё… Нечистый тебя побери, гандзак, ну ты и штучка, честное слово! Как клещ вцепился и крутишь, крутишь, кусаешь, кусаешь… Если вы все такие настырные, понятно, почему никто не хочет иметь с вами дела.
– Это ты неуклюж и неповоротлив, старик, – мягко заметил Читрадрива, удержавшись от сравнения с ленивым неповоротливым боровом, которое так и вертелось на языке. – И мысли у тебя такие же неповоротливые и неуклюжие, не в обиду тебе будет сказано.
– Осторожность никогда не повредит, – веско заметил Пеменхат. – По крайней мере… А, плевать! Всё равно ты догадался, что некогда и я был тем, кем является сейчас мастер Карсидар. Так вот, именно осторожность была причиной того, что я дожил до столь почтенного для мастеров возраста и смог, наконец, остепениться. Понял, гандзак?
– Так-то оно так, – согласился Читрадрива. – Да только излишняя осторожность вряд ли полезна.
– Но не в том случае, когда подыскиваешь спутника для прогулочки в Ральярг, – скороговоркой произнёс Пеменхат.
Несмотря на явное нежелание гостя концентрироваться на столь опасной теме, Читрадрива среагировал мгновенно.
– В Ральярг?! – Начисто позабыв о привитых с раннего детства понятиях о приличном поведении в присутствии чужаков, он открыто выразил своё изумление.
– Да, в Ральярг, – угрюмо подтвердил Пеменхат. – В проклятую богами и людьми неизвестную страну на юге, скрытую в непроходимых горах… то ли за непроходимыми горами – но в конце концов, это неважно, поскольку до неё и так, и этак не добраться ни за что на свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56