Однако, несмотря на опыт этих долгих пятнадцати лет, многие из враадов все еще не могли смириться с тем, что былому богоподобию наступил конец. Некогда они передвигали горы — буквально, — и кое-кто из них определенно считал, что враады вернут былое величие — причем любой ценой. Так что те, кому удалось добиться благодаря заклинаниям некоторого успеха, не думали ни о последствиях, ни о побочных результатах своих деяний.
Таким был и лорд Баракас, предводитель Тезерени — клана дракона. Он пришел в этот мир с намерением править им, а не повиноваться. И даже теперь, когда он с двумя своими сыновьями сидел, молча созерцая открывающийся перед ним вид, воспоминания о том, что было возможным в прошлом, и мечты о том, что оставалось возможным еще и сейчас, переполняли его мысли.
С самого высокого холма в округе он пристально смотрел на запад — отсюда можно было увидеть не только земли вокруг, но и моря, находившиеся достаточно далеко. Верховые дрейки, громадные зеленые твари, более походившие на могучих, но малопривлекательных ящериц, чем на драконов, которыми они были, начали проявлять нетерпение. Сыновья Баракаса — Риган, его наследник, и всегда покорный Лохиван — также начали проявлять нетерпение. Из них троих Лохиван был наименее громоздким, но это вовсе не означало, что он был невелик ростом. Просто Риган и Баракас были весьма схожи — два огромных медведя с роскошными бородами; два гиганта, готовые откусить голову любому, кто осмелится даже кашлянуть в их сторону. У всех троих наездников были схожие грубые черты лица, как и у большинства представителей клана, хотя у Лохивана они слегка и смягчались благодаря некоторым особенностям, унаследованным им от его матери, высокородной Альции. Кроме того, в его каштанового цвета волосах уже была видна седина. У Баракаса и его наследника волосы были темнее, хотя голову отца в последние годы украсила серебряная прядь. Если не считать этой детали, Риган представлял собой довольно неплохую копию повелителя драконов. Однако это подобие было лишь внешним. Наследнику явно не хватало той прозорливости, которой обладал его отец.
Солнце, стоявшее прямо у них над головой, продолжало заливать их теплом. Лохиван сменил позу, чтобы не перегреться в своих темно-зеленых доспехах из чешуи дракона с подкладкой из ткани, которые члены клана теперь носили почти постоянно. Давным-давно, когда они были повелителями Нимта, ему ничего не стоило бы создать облегающую тело броню, прохладную и невесомую. А здесь, в стране, которую он в лучшем случае счел бы отвратительной, такая попытка означала бы лишь напрасную трату сил. Волшебство этого мира все еще было неподвластно ему. Лишь немногие владели хоть какой-то магической силой, и еще меньше враадов обладало способностями, сравнимыми с теми, которыми они обладали в незапамятные времена.
Такой силой не обладал ни один из них троих, хотя глава клана и был близок к этому. Близок — но не настолько, насколько ему хотелось бы.
Именно поэтому ни Риган, ни Лохиван не осмеливались потревожить отца.
— Как вы думаете, далеко ли это? — внезапно спросил Баракас. Его голос был сухим, почти лишенным чувства. Это едва ли означало, что он был спокоен. Последнее время предводитель клана стал неуравновешенным, моментально переходя от безразличия к ярости. На многих Тезерени были видны следы его гнева.
На вопрос ответил Лохиван, поскольку это всегда делал он. Хоть Риган и считался наследником, ему не хватало тонкости ума, которая была необходима в такие моменты. Кроме того, Лохиван знал ответ, который удовлетворит отца — даже если он был одним и тем же в течение последних трех недель.
— Не настолько далеко, чтобы навсегда избавиться от нашей власти. Не слишком далеко.
— Верно. — Взгляд властителя Тезерени был устремлен не на цветущие земли, лежавшие внизу под ними, а на сияющее море у горизонта. Предмет его вожделений находился не на этом материке, а в других землях, за огромным водным пространством. Он даже дал этому предмету имя — имя, которое пристало и к этой стране; хотя сам он мог относить его лишь к «другому материку». За морями лежала его судьба, его Драконье царство.
— Отец. — Риган говорил негромко, но его неожиданное вмешательство могло означать лишь одно: ему нужно сообщить отцу нечто важное. Риган никогда не осмелился бы заговорить с отцом без очень важной на то причины.
Баракас взглянул на своего старшего сына, который легким кивком указал, что им следует взглянуть налево. Повелитель драконов повернулся, чтобы посмотреть, на что обратил внимание Риган, и заскрипел зубами, увидев, что же это было.
Один из безликих. Это была карикатура на человека, вовсе не имевшая лица; отсутствовали даже волосы и уши. Существо было такого же роста, что и нормальный человек, и носило простую хламиду с капюшоном. Оно было обращено лицом — если можно было так выразиться — к трем всадникам и никак не реагировало на то, что троица смотрит на него.
— Позволь мне прикончить его, отец! — В голосе Ригана было наигранное презрение, но едва заметная дрожь указывала на то, что это существо вызывает в нем страх. У Лохивана вид этого создания, вроде бы безвредного, тоже вызывал тревогу.
— Так поступать запрещено, — напомнил сыну Баракас; в его голосе появился металл. Он, подобно сыновьям, не желал бы ничего иного, кроме как раздавить ужасного пришельца когтистыми лапами своего дрейка или искрошить мечом. Что угодно — лишь бы стереть его с лица земли.
— Но…
— Это было запрещено Драконом Глубин, — резко ответил властитель Баракас, имея в виду создание, которое он за десять лет привык считать ожившим символом клана Тезерени. Когда те оказались под угрозой гибели от рук — когтей — птицеподобных существ, бог внезапно возник из-под земли в телесной оболочке из камня и расплавленной земли. Он рассеял шикателей, или искателей — поскольку враады предпочитали называть их именно так, — одним лишь словом. И затем собрал уцелевших членов клана и послал их на этот материк к их собратьям-враадам, почти не воспользовавшись своей мощью.
Две вещи сообщил им Дракон Глубин (так назвал это существо сам повелитель Тезерени). Одна состояла в том, что, возможно, придет время, когда Тезерени с триумфом возвратятся в Драконье царство. Баракас жаждал, чтоб этот день наступил. К другому сообщению он относился совершенно иначе. Его бог приказал, чтобы безликим не причиняли вреда. Им следовало позволить делать все, что они хотят, а иначе…
Тезерени это представлялось почти немыслимым. С этими нечистыми существами у них было нечто большее, чем общее наследие; у них было и общее происхождение — по крайней мере, в физическом смысле. Именно существование безликих и мешало им почувствовать себя свободно — хотя враждебные чувства с течением времени исчезли.
Баракас взялся за поводья своего дрейка.
— Покинем это место! Оно больше не утешает!
Риган и Лохиван с готовностью согласились.
Все трое, развернув своих дрейков, направили их в сторону города. Это удалось сделать не без труда, потому что разум животных не удалось укротить, как это делалось прежде. Там, в Нимте, это была несложная процедура — враады сокрушали волю дрейков, создавая пустоту, которую хозяин мог заполнять, чем ему угодно. Это всегда давало очень покорных верховых животных. Теперь, к сожалению, много дрейков при таком «укрощении» стало гибнуть, а Тезерени едва ли могли позволить себе терять их в большом количестве. На этом континенте — в отличие от западного, где Тезерени намеревались обосноваться, — дрейки были довольно малочисленны.
Еще один, по мнению Баракаса, из множества недостатков этой страны.
Животные наконец подчинились наездникам и, набирая скорость, помчались по горной местности. Алые плащи Баракаса и Ригана — главы клана и его наследника — развевались у них за спиной, напоминая кроваво-красные драконьи крылья. Город беженцев находился в долине, так что дорога по большей части вела вниз, хотя небольшие холмы часто вынуждали делать повороты. И тут дрейки обладали преимуществом перед лошадьми. Благодаря когтям, впивавшимся в горный склон, не было опасности, что они споткнутся и сбросят наездника, который при этом наверняка погибнет. Конечно, и у лошадей были свои преимущества — и их было больше, чем у этих подобий ящериц, но ездовой дрейк был не просто животным, перевозившим Тезерени с места на место. Он был машиной для уничтожения. Немногие существа могли бы выстоять против нападения дракона — даже такого малосообразительного, как тот, на котором сидел глава клана. Когти разодрали бы человека в клочья, а челюсти без труда могли перекусить жертву пополам.
И, что более важно, они являлись символом Тезерени.
Вскоре перед ними возник город, выглядевший как одна сплошная массивная стена. Новые обитатели прежде всего восстановили эту стену, окружавшую его, и сделали ее почти вдвое выше прежней — потому что потеря магической силы заставила их опасаться всего. Сам город, когда сюда впервые пришли враады, лежал в руинах — древнее обиталище, оставленное расой, от которой произошли они — и, похоже, бесчисленное множество других. Тот древний народ был гораздо более подобен богам и с легкостью придавал своим потомкам самые разнообразные формы. Древние искали преемников своей усталой, умирающей расе. И то, что их последняя надежда оказалась возложенной на одну из своих неудачных форм — на враадов, — казалось иронией судьбы. Народ, к которому принадлежал повелитель Тезерени, они предоставили самому себе — в искусственно созданном мире, где, как предполагалось, он истребит самого себя. Враады, напротив, пережили почти всех остальных. Как-то держались еще искатели, но их время уже клонилось к закату — как сказал Дракон Глубин.
Для Баракаса восстановление города было напрасной тратой сил, с которой он примирился лишь в ожидании более благоприятного времени.
— Кровь Дракона! — выругался Лохиван, указывая вперед. — Еще один!
У самых ворот города стояла точно такая же фигура, как и та, с которой они расстались лишь несколько минут назад. Насколько Баракас мог судить, это был тот же самый безликий. Они любили выставлять себя напоказ. В сущности, безликие олицетворяли собой все, что осталось от того самого древнего народа, который построил город. Они все еще стремились — каким-то своим таинственным способом — управлять будущим этого мира, то есть враадами. Предводитель Тезерени заскрипел зубами; именно благодаря его действиям они обрели телесные оболочки, что дало им возможность докучать еще больше.
Ворота сами собой распахнулись, чтобы впустить враадов. Безликий, как и тот, другой его собрат, безразлично отнесся к их приближению. Когда они проезжали мимо неподвижной фигуры, Баракас не смог удержаться, чтобы не дотронуться до собственного лица. Кожа, которой он коснулся, на ощупь была такой же, как всегда; однако она была того же происхождения, что и тела, которыми теперь обладали эти призраки. Каждый Тезерени — за исключением одного — носил оболочку, созданную ныне утраченной объединенной магической силой всего клана. Даже несколько посторонних — не входивших в клан, но связанных узами верности с его главой — имели такие тела. Когда не удалось найти способ телесно перенестись из Нимта в Драконье царство, это решение показалось идеальным. С помощью некоего Дру Зери, единственного чужака, к которому Баракас относился с уважением, враады заново открыли секрет ка — путешествующей души. Ка, управляемая другими, могла пересекать барьер, непреодолимый для тел. Имелось лишь одно серьезное препятствие — души нуждались в соответствующих телах.
Эту проблему решил сам Баракас. Хотя враадам и не удавалось пересечь барьер, они могли влиять на свой будущий мир посредством волшебства. Это означало, что для того, чтобы подействовало даже самое незначительное заклинание, нужно объединить усилия как минимум десятерых. Высокомерные враады были совершенно на это не способны; и лишь Тезерени, привыкшие действовать совместно с другими, смогли преодолеть эту трудность. Под умелым руководством главы клана Тезерени создали армию големов, чью родословную можно было проследить вплоть до более крупных и величественных сородичей тех самих дрейков, на которых он и ехал сейчас с сыновьями. Эти лишенные души оболочки должны были ждать потока переселенцев-враадов, но после создания лишь первых нескольких сотен дела пошли вкривь и вкось. Сначала бесследно исчезли те, на кого легла задача с помощью заклинаний создавать эти манекены; Баракас подозревал, что и тут виноваты древние. Затем проклятые призраки сами завладели большинством тел.
Когда всадники въехали в город, существо пропало из вида. Баракаса это не утешало. Насколько он мог судить, еще полдюжины таких же монстров незаметно наблюдали за ним с сыновьями. Они имели такое обыкновение.
Дру Зери однажды объяснил Баракасу, что последний из древних выпустил души своего народа в этот мир, наделив сами земли подобием разума. А тела, созданные по замыслу главы Тезерени, предоставили этому разуму возможность обзавестись руками, чтобы продолжить свое дело, — явная оплошность основателей колонии, которые догадались об этом слишком поздно. Баракас никогда не знал, насколько можно верить Дру Зери; да и не думал, что это имеет значение. А имело значение то, что армия призраков завладела не только этими его созданиями, но и Империей, которой владел бы он сам, если бы остальных враадов удалось вынудить присягнуть ему на верность — в обмен на возможность попасть в новый мир. И, что еще хуже, каждая из ходячих уродин напоминала ему, что часть его самого гнила там, в оскверненном Нимте… если только какой-нибудь стервятник, все еще остававшийся в живых, уже не пожрал ее.
Ворота закрылись за ними — еще одна щегольская демонстрация волшебства Дру Зери. Как Баракас ни старался, он не мог сравниться с Зери. Даже дочь его партнера, Шарисса, обладала большими способностями. Еще одна горькая пилюля, которую ему приходилось заглатывать изо дня в день, из года в год.
Несколько враадов бесцельно блуждали вокруг. Они выглядели теперь гораздо неряшливее, чем в былые времена, в Нимте. Они утратили почти безграничные способности, позволявшие удовлетворить любую их прихоть, и были вынуждены следить за своей внешностью более прозаическими способами. Некоторым из них такое оказывалось не по плечу. Они носили хламиды или рубахи и штаны, выглядевшие достаточно просто в сравнении с броскими роскошными одеяниями, которыми некогда пользовалось большинство из них. Несколько враадов разбирали обломки разрушенного жилища. Они отбирали подходящие куски, чтобы использовать их для постройки либо нового здания, которое заменит это, либо какого-то другого — возможно, еще одной бесполезной башни. Баракасу работающие враады представлялись скорее жалкими, чем усердными тружениками.
«Боги пали, — подумал он. — Я пал».
Город все еще сохранял следы былой славы. Когда-нибудь, возможно, его восстановят полностью. Детей становилось больше, чем прежде, — в Нимте их количество не превышало нескольких десятков. Долгожители не были любителями семейных уз, и хороших родителей из них не получалось. Те немногие, что решились обзавестись детьми, как правило, через какое-то время вступали в борьбу с собственным потомством. Баракас, создавая свой клан, направил энергию на решение внешних, а не внутренних проблем. Число его подданных, которые составляли единственный полноценный клан в сообществе враадов, теперь снова превысило сотню — не считая кое-каких чужаков, которые за последние полтора десятка лет принесли ему клятву верности. В той части города, которой он завладел, детей было много.
Некоторые из горожан отвернулись при появлении трех Тезерени. Баракас не стал обращать на них внимания; их недовольство ему представлялось мелочным. Потеряв большинство тел-оболочек, Баракас переправил сюда своих людей, по сути бросив на произвол судьбы почти всех союзников. Если уж им хочется кого-то обвинить, говорил он, тогда пусть обвиняют самих безликих. Он поступил точно так же, как это сделал бы любой из них. Прежде всего — клан.
По крайней мере, они больше не требовали смерти всех Тезерени. Именно подданные Повелителя Драконов помогли им справиться с их новым, приземленным существованием, потому что Тезерени были способны выжить, полагаясь лишь на свои физические возможности. Баракас справедливо считал, что эта колония погибла бы — если бы не его народ. Даже Дру Зери и Силести, третий член их триумвирата, не могли бы с этим поспорить. Могущественных волшебников для того, чтобы справиться со всем, было мало.
Его размышления нарушило появление высокой, хорошо сложенной женщины с распущенными серебристо-голубоватыми волосами, доходившими ей почти до талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39