Его цель - не развитие отдельных способностей и результатов, а помощь в придании смысла нашей жизни, в истолковании прошлого, в бесстрашной готовности встретить будущее.
Из путей, ведущих к такому образованию, важнейшим является изучение всемирной литературы, постепенное усвоение огромного сокровища мыслей, опыта, символов, грез и идеалов, которые сохранило для нас прошлое в произведениях писателей и мыслителей многих народов. Этот путь бесконечен, никто никогда не сможет пройти его до конца, никто никогда не сможет изучить и познать всю литературу даже одного-единственного большого культурного народа, не говоря уже о литературе всего человечества. Но зато всякое умное проникновение в творчество какого-нибудь первоклассного мыслителя или писателя - это самоосуществление, счастливое чувство от соприкосновения не с мертвыми сведениями, а с живым сознанием и разумом. Нам должно быть важно не как можно больше прочесть и узнать, а в свободном, личном выборе шедевров, в полной самоотдаче им в часы досуга получить представление о широте и глубине помысленного и достигнутого человеком и прийти в состояние живого резонанса со всей целокупностью жизни, с биением сердца человечества, что и составляет в конечном счете смысл всякой жизни, если отвлечься от удовлетворения животных потребностей. Чтение должно нас не "развеивать", а мобилизовывать; не морочить бессмыслицей о жизни и одурманивать лжеутешением, а, напротив, помогать вносить в нашу жизнь все более высокий, более полный смысл.
Но выбор произведений для знакомства со всемирной литературой у каждого человека будет свой; зависит он не только от того, сколько времени и средств может пожертвовать читатель этой благородной потребности, но и от многочисленных прочих обстоятельств. Для одного мудрейшим философом будет, к примеру, Платон, а любимейшим поэтом Гомер, и для этого человека они станут средоточием всей литературы, вокруг которого он будет группировать и судить все прочее; у другого же это место займут другие имена. Один приобретет способность наслаждаться благородными поэтическими образами, сопереживать остроумную игру фантазии и ритмичную музыку языка, а другой потянется к вещам скорее рациональным; у одного всегда на первом месте останутся произведения, написанные на родном языке, и он не сможет читать ничего иного, а другой ни на кого не променяет, скажем, французов, греков, русских. Но нужно учесть, что и самый образованный человек знает всего лишь несколько языков, и что на немецкий переведены далеко не все значительные произведения других времен и народов, и что многие сочинения вообще непереводимы. Настоящая поэзия, например, исполнена не только прекрасного содержания, облеченного в стройные стихи, но и музыки творческого языка - символа гармонии мира и жизненных процессов; такая поэзия всегда неотрывна от уникального языка поэта, не только от его родного, но и его личного, лишь у него возможного поэтического языка, и, следовательно, непереводима. Некоторые из благороднейших и ценнейших поэтических сочинений - стихи провансальских трубадуров, например, - доступны и преисполнены смысла лишь для очень немногих людей, ибо язык их, сгинувший вместе с культурной общностью, в которой они родились, может вновь быть озвучен лишь многотрудным ученым путем. Но нам, немцам, повезло: у нас есть чрезвычайно много хороших, истинно драгоценных переводов с живых и мертвых языков.
Чтобы отнестись ко всемирной литературе как к чему-то живому, важно, чтобы читатель познавал произведения, оказывающие на него особенное воздействие, познавая себя самого, а не по какой-то схеме или образовательной программе! Он должен идти путем любви, а не долга. Неправильно принуждать себя к чтению какого-нибудь шедевра только потому, что он знаменит и стыдно его не знать. Напротив, чтение, знакомство и любовь должны быть для каждого естественны. Один еще младшим школьником откроет в себе любовь к красивым стихам, другой - любовь к истории или сказаниям своей родины, третий, возможно, - удовольствие от народных песен, а четвертый ощутит очарование и счастье от чтения лишь тогда, когда придирчиво исследует чувства писателя и убедится, что изображены они высокоорганизованным разумом. Путей тысячи. Начинать можно со школьной книги для чтения, с календаря и заканчивать Шекспиром, Гёте или Данте. Произведение, которое нам расхвалили и которое при попытке его прочесть нам не понравилось, оказало сопротивление, словно не пожелав, чтобы мы в него проникли, следует не укрощать терпением и волей, а на время отложить. Поэтому детей и очень молодых людей никогда нельзя принуждать к определенному чтению; так на всю жизнь можно испортить им прекраснейшие произведения и настоящее чтение вообще. Пусть каждый исходит из тех литературных произведений, песен, очерков, эссе, которые ему понравились, и, опираясь на них, продолжает поиски подобного.
Но достаточно введения! Почтенная галерея всемирной литературы открыта для каждого, и никто не должен пугаться ее изобилия, ибо важно здесь не количество. Есть читатели, которые всю жизнь обходятся десятком книг, и тем не менее они настоящие читатели. Есть и другие, читавшие все и могущие говорить о чем угодно, но чьи труды оказались все же напрасными. Ведь образование предполагает наличие того, что образовывать, а именно: характер, личность. Там, где их нет, где образование протекает без субстанции, как бы в пустоте, в лучшем случае возникнет только знание, но не любовь и не жизнь. Чтение без любви, знание без благоговения, образование без сердца тягчайшие грехи перед духом.
Приступим к нашей задаче! Без претензий на ученый идеал, без пристрастия к полноте, а следуя, в сущности, просто собственному сугубо личному жизненному и читательскому опыту, я попытаюсь здесь описать небольшую воображаемую библиотеку всемирной литературы. Но прежде поделюсь несколькими практическими советами касательно обращения с книгами.
У кого уже позади начальный этап и кто в бессмертном мире книг почувствовал себя уже немного дома, вступит вскоре в новые отношения не только с содержанием книг, но и с книгами как таковыми. То, что книги надо не только читать, но и покупать, - истина, звучащая часто. Как старый библиофил и владелец немалой библиотеки по собственному опыту могу заверить, что прикупание книг не только кормит книготорговцев и авторов; обладание книгами (а не только их чтение) доставляет свои совершенно особенные радости и образует свой совершенно особенный мир. При очень стесненных материальных обстоятельствах радостью и восхитительным спортом всем трудностям вопреки может быть, к примеру, постепенное, умное, упорное и изворотистое составление собственной отборной библиотечки с опорой на самые дешевые народные издания и постоянное штудирование многочисленных каталогов. А уже образованным и при том состоятельным людям совершенно изысканную радость могут доставить розыски лучших, красивейших изданий любимых книг, собирание редких старых книг и облачение уже имеющихся в уникальные, красивые, с любовью придуманные переплеты. Здесь много путей, много радостей - от расчетливой траты сэкономленных грошей до безудержной роскоши.
Кто приступает к собиранию собственной библиотеки, прежде всего должен позаботиться о том, чтобы приобретать только хорошие издания. Под "хорошими изданиями" я понимаю не только дорогостоящие книги, но и такие тексты, которые подготовлены и напечатаны с тщательностью и благоговением, приличествующими благородным детищам духа. Встречаются дорогие, переплетенные в кожу, тисненные золотом и украшенные иллюстрациями издания, которые тем не менее сделаны безвкусно и убого, и есть бросовые народные издания, над которыми поработали добросовестно и образцово. Почти повсеместно укоренившееся безобразие то, что издатели без зазрения совести публикуют авторов под заголовками "Полное собрание сочинений", когда эти книги лишь скромное избранное. И как по-разному выпускают разные издатели избранное одного и того же автора! Воистину небезразлично, составляет ли с глубоким уважением и любовью мудрое избранное писателя человек, неоднократно читавший этого автора на протяжении многих лет, или случайно получивший такой заказ первый встречный литератор, который делает подборку с безразличием и наспех. К тому же очень важно, чтобы тексты всякого приличного нового издания были тщательнейшим образом выверены. Всегда имелось и имеется множество изданий любимых всеми литературных произведений, перепечатанных одно с другого и не сличенных для проверки с первоизданием, в результате чего тексты кишат ошибками, искажениями и прочими огрехами. Я мог бы привести поразительные примеры. Но, к сожалению, невозможно вручить читателю рецепты на сей предмет и привести определенных издателей и их издания как безусловный образец хорошего или дурного. Почти у всякого немецкого издателя классиков есть несколько хороших и несколько менее удачных изданий: у одного обнаруживаем, например, полного Гейне с наилучшим образом сверенными текстами, а другие писатели тем же издателем подготовлены неудовлетворительно. Но и это обстоятельство не бывает постоянным. Одно именитое издательство, которое в своей серии классиков десятилетиями печатало Новалиса с сильно заметной небрежностью, недавно выпустило новое его издание, отвечающее всем строжайшим требованиям. Но, выбирая для себя издание, нельзя соблазняться скорее бумагой и переплетом, чем добротностью текста, нельзя руководствоваться внешним единством и стараться приобретать всех "классиков" в униформированных изданиях; произведения писателей, которых хочешь иметь, надо неутомимо искать в лучших изданиях. Однако есть читатели, которые достаточно самостоятельны, чтобы самим решать, каких писателей приобретать по возможности в полных изданиях и каких им довольно в избранных. Полных и удовлетворительных изданий некоторых авторов в настоящее время нет вообще, или их полные собрания сочинений издаются уже годы и десятилетия безо всякой перспективы когда-либо быть завершенными. В этом случае надо ограничиться каким-нибудь современным неполным изданием или обзавестись у букинистов старыми изданиями. Некоторых немецких писателей есть и по три и по четыре отличных издания, некоторые публиковались только раз, а некоторые, к сожалению, ни разу. По-прежнему нет полного Жан Поля, не хватает удовлетворительного Брентано. Столь важные юношеские сочинения Фридриха Шлегеля, которые сам Шлегель позднее не включал более в издания своих произведений и которые были образцово опубликованы несколько десятилетий назад, вот уже много лет как раскуплены, а восполнения все нет. Некоторые писатели (например, Хейнзе, Гёльдерлин, Дросте) после забвения, длившегося десятилетиями, в наше время чудесно изданы вновь. Среди дешевых народных изданий, в которых можно найти произведения всех времен и народов, неоспоримое первое место по-прежнему удерживают издания "Универсальной библиотеки" Реклама. Некоторых писателей, которых я люблю и не могу не иметь даже мельчайших и незначительнейших их произведений, держу я в двух, а то и в трех различных изданиях, ведь в каждом содержится что-то, чего нет во всех других.
Если таково положение с нашим собственным достоянием, с произведениями наших лучших писателей, то тем щекотливее вопрос о переводах с других языков. Ведь число действительно классических переводов невелико; к ним относятся, например, немецкая Библия Мартина Лютера, немецкий Шекспир Шлегеля - Тика. В этих блестящих переводах язык наш вобрал в себя иностранные произведения на долгое время, но - не навсегда! "Долгое время" когда-то кончается, и Лютерову Библию большинство наших соотечественников давно бы уже не понимало, если бы язык ее постоянно не перерабатывался и не приспосабливался к каждой очередной эпохе. А теперь мы на пороге выхода в свет совершенно новой немецкой Библии, перевод которой осуществляется под руководством Мартина Бубера, и в которой мы вряд ли узнаем хорошо знакомую книгу нашего детства - настолько она изменилась. Библейский язык Лютера плотно прилегает к той временной черте - около 1500 года, - от которой началось формирование современного немецкого языка. А с тех пор прошло очень много времени. Единственным в своем роде исключением является в Европе Данте, чью поэму многие итальянцы и поныне знают наизусть большими частями. Ни один другой писатель Европы не достиг такого возраста без особенных изменений и тем более переводов. Но вопрос, в каких немецких переводах следует читать Данте, для нас неразрешим, ибо всякий перевод - всего лишь более или менее удачное приближение, и когда нас захватывают отдельные места перевода, мы жадно хватаемся за оригинал и пытаемся проникнуть в достойные благоговения староитальянские стихи.
Приступая к задаче составления небольшой библиотеки всемирной литературы, нам сразу же следует усвоить принцип всякой истории духа: самые древнейшие произведения - наименее всего устаревшие. То, что модно и привлекает всеобщее внимание сегодня, завтра может оказаться отвергнуто; что сегодня ново и интересно, перестает быть таковым послезавтра. Но оценка того, что уже пережило несколько столетий и все еще не забыто, не сгинуло, видимо, и на нашем веку не претерпит особенных колебаний. Мы начинаем с древнейших и священнейших свидетельств человеческого духа - с религиозных книг и мифов. Наряду с известной всем нам Библией, я открываю нашу библиотеку фрагментом древнеиндийской мудрости, "Ведантой", то есть "концом вед", в форме избранного из упанишад. Сюда же поставим и подборку из "Речей Будды" и не менее важный "Гильгамеш", родившийся в Вавилоне эпос, - могучую песнь о великом герое, вступившем в единоборство со смертью. Из Древнего Китая берем мы беседы Конфуция, "Даодэцзин" Лао-цзы и великолепные притчи Чжуан-цзы. Этим мы взяли основной аккорд всей человеческой литературы, выражающий стремление к норме и закону, которое великолепно воплощено в Ветхом Завете и у Конфуция; пророческий поиск освобождения от зол земного бытия, провозглашаемый индусами и Новым Заветом; владение тайнами вечной гармонии по ту сторону суетного, многоликого мира явлений; почитание природных и душевных сил в образе богов с почти одновременным знанием или предчувствием того, что все боги суть только символы, что сила и слабость, торжество и скорбь зависят в жизни только от человека. Уже в этих немногих книгах нашли свое выражение все виды абстрактного мышления, вся музыка поэзии, вся скорбь о бренности нашего существования и весь юмор по поводу этого. Сюда же следует присовокупить и подборку из классической китайской поэзии.
Из позднейших восточных произведений наша библиотека нуждается в крупном сказочном собрании, в "Тысяче и одной ночи", источнике бесконечного наслаждения, самой, богатой образами книге мира. И хотя все народы земли сочиняли чудесные сказки, этой классической волшебной книги, дополненной единственно нашими собственными немецкими народными сказками в обработке братьев Гримм, нашему собранию будет для начала достаточно. Очень желательна была бы для нас какая-нибудь очень хорошая подборка из персидской лирики, но в немецком переводе такой книги пока, к сожалению, нет, часто перелагались только Хафиз и Омар Хайям.
Переходим к европейской литературе. Из богатого и великолепного мира античной литературы мы выберем прежде всего обе великие поэмы Гомера, которые передадут нам всю атмосферу и дух Древней Греции; но не забудем и трех великих трагиков: Эсхила, Софокла и Еврипида, к коим присовокупим также "Антологию", классическое избранное лирических поэтов. Обратившись к миру греческой мудрости, мы вновь натолкнемся на болезненный пробел: наиболее влиятельного и, возможно, важнейшего философа Греции, Сократа, мы должны выискивать по кусочкам из сочинений нескольких других философов, особенно Платона и Ксенофонта. Благодеянием была бы книга, которая собрала бы в обозримое целое ценнейшие свидетельства о жизни и учении Сократа. Филологи не рискуют браться за эту работу, которая и в самом деле была бы щекотливой. Собственно философов в нашу библиотеку я не беру. Нам крайне необходим также Аристофан, чьи комедии достойно открывают большую вереницу европейских юмористов. Мы должны взять и, как минимум, одну или две книги Плутарха, мастера героического жизнеописания; нельзя, чтобы совсем отсутствовал и Лукиан, мастер насмешливого вымысла. Теперь нам не хватает еще одной очень важной книги - повествования об историях греческих богов и героев. Популярных пересказов мифологии мало. За недостатком другого прибегнем к "Сказаниям классической древности" Густава Шваба, в очень приятной форме излагающим довольно много прекраснейших мифов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Из путей, ведущих к такому образованию, важнейшим является изучение всемирной литературы, постепенное усвоение огромного сокровища мыслей, опыта, символов, грез и идеалов, которые сохранило для нас прошлое в произведениях писателей и мыслителей многих народов. Этот путь бесконечен, никто никогда не сможет пройти его до конца, никто никогда не сможет изучить и познать всю литературу даже одного-единственного большого культурного народа, не говоря уже о литературе всего человечества. Но зато всякое умное проникновение в творчество какого-нибудь первоклассного мыслителя или писателя - это самоосуществление, счастливое чувство от соприкосновения не с мертвыми сведениями, а с живым сознанием и разумом. Нам должно быть важно не как можно больше прочесть и узнать, а в свободном, личном выборе шедевров, в полной самоотдаче им в часы досуга получить представление о широте и глубине помысленного и достигнутого человеком и прийти в состояние живого резонанса со всей целокупностью жизни, с биением сердца человечества, что и составляет в конечном счете смысл всякой жизни, если отвлечься от удовлетворения животных потребностей. Чтение должно нас не "развеивать", а мобилизовывать; не морочить бессмыслицей о жизни и одурманивать лжеутешением, а, напротив, помогать вносить в нашу жизнь все более высокий, более полный смысл.
Но выбор произведений для знакомства со всемирной литературой у каждого человека будет свой; зависит он не только от того, сколько времени и средств может пожертвовать читатель этой благородной потребности, но и от многочисленных прочих обстоятельств. Для одного мудрейшим философом будет, к примеру, Платон, а любимейшим поэтом Гомер, и для этого человека они станут средоточием всей литературы, вокруг которого он будет группировать и судить все прочее; у другого же это место займут другие имена. Один приобретет способность наслаждаться благородными поэтическими образами, сопереживать остроумную игру фантазии и ритмичную музыку языка, а другой потянется к вещам скорее рациональным; у одного всегда на первом месте останутся произведения, написанные на родном языке, и он не сможет читать ничего иного, а другой ни на кого не променяет, скажем, французов, греков, русских. Но нужно учесть, что и самый образованный человек знает всего лишь несколько языков, и что на немецкий переведены далеко не все значительные произведения других времен и народов, и что многие сочинения вообще непереводимы. Настоящая поэзия, например, исполнена не только прекрасного содержания, облеченного в стройные стихи, но и музыки творческого языка - символа гармонии мира и жизненных процессов; такая поэзия всегда неотрывна от уникального языка поэта, не только от его родного, но и его личного, лишь у него возможного поэтического языка, и, следовательно, непереводима. Некоторые из благороднейших и ценнейших поэтических сочинений - стихи провансальских трубадуров, например, - доступны и преисполнены смысла лишь для очень немногих людей, ибо язык их, сгинувший вместе с культурной общностью, в которой они родились, может вновь быть озвучен лишь многотрудным ученым путем. Но нам, немцам, повезло: у нас есть чрезвычайно много хороших, истинно драгоценных переводов с живых и мертвых языков.
Чтобы отнестись ко всемирной литературе как к чему-то живому, важно, чтобы читатель познавал произведения, оказывающие на него особенное воздействие, познавая себя самого, а не по какой-то схеме или образовательной программе! Он должен идти путем любви, а не долга. Неправильно принуждать себя к чтению какого-нибудь шедевра только потому, что он знаменит и стыдно его не знать. Напротив, чтение, знакомство и любовь должны быть для каждого естественны. Один еще младшим школьником откроет в себе любовь к красивым стихам, другой - любовь к истории или сказаниям своей родины, третий, возможно, - удовольствие от народных песен, а четвертый ощутит очарование и счастье от чтения лишь тогда, когда придирчиво исследует чувства писателя и убедится, что изображены они высокоорганизованным разумом. Путей тысячи. Начинать можно со школьной книги для чтения, с календаря и заканчивать Шекспиром, Гёте или Данте. Произведение, которое нам расхвалили и которое при попытке его прочесть нам не понравилось, оказало сопротивление, словно не пожелав, чтобы мы в него проникли, следует не укрощать терпением и волей, а на время отложить. Поэтому детей и очень молодых людей никогда нельзя принуждать к определенному чтению; так на всю жизнь можно испортить им прекраснейшие произведения и настоящее чтение вообще. Пусть каждый исходит из тех литературных произведений, песен, очерков, эссе, которые ему понравились, и, опираясь на них, продолжает поиски подобного.
Но достаточно введения! Почтенная галерея всемирной литературы открыта для каждого, и никто не должен пугаться ее изобилия, ибо важно здесь не количество. Есть читатели, которые всю жизнь обходятся десятком книг, и тем не менее они настоящие читатели. Есть и другие, читавшие все и могущие говорить о чем угодно, но чьи труды оказались все же напрасными. Ведь образование предполагает наличие того, что образовывать, а именно: характер, личность. Там, где их нет, где образование протекает без субстанции, как бы в пустоте, в лучшем случае возникнет только знание, но не любовь и не жизнь. Чтение без любви, знание без благоговения, образование без сердца тягчайшие грехи перед духом.
Приступим к нашей задаче! Без претензий на ученый идеал, без пристрастия к полноте, а следуя, в сущности, просто собственному сугубо личному жизненному и читательскому опыту, я попытаюсь здесь описать небольшую воображаемую библиотеку всемирной литературы. Но прежде поделюсь несколькими практическими советами касательно обращения с книгами.
У кого уже позади начальный этап и кто в бессмертном мире книг почувствовал себя уже немного дома, вступит вскоре в новые отношения не только с содержанием книг, но и с книгами как таковыми. То, что книги надо не только читать, но и покупать, - истина, звучащая часто. Как старый библиофил и владелец немалой библиотеки по собственному опыту могу заверить, что прикупание книг не только кормит книготорговцев и авторов; обладание книгами (а не только их чтение) доставляет свои совершенно особенные радости и образует свой совершенно особенный мир. При очень стесненных материальных обстоятельствах радостью и восхитительным спортом всем трудностям вопреки может быть, к примеру, постепенное, умное, упорное и изворотистое составление собственной отборной библиотечки с опорой на самые дешевые народные издания и постоянное штудирование многочисленных каталогов. А уже образованным и при том состоятельным людям совершенно изысканную радость могут доставить розыски лучших, красивейших изданий любимых книг, собирание редких старых книг и облачение уже имеющихся в уникальные, красивые, с любовью придуманные переплеты. Здесь много путей, много радостей - от расчетливой траты сэкономленных грошей до безудержной роскоши.
Кто приступает к собиранию собственной библиотеки, прежде всего должен позаботиться о том, чтобы приобретать только хорошие издания. Под "хорошими изданиями" я понимаю не только дорогостоящие книги, но и такие тексты, которые подготовлены и напечатаны с тщательностью и благоговением, приличествующими благородным детищам духа. Встречаются дорогие, переплетенные в кожу, тисненные золотом и украшенные иллюстрациями издания, которые тем не менее сделаны безвкусно и убого, и есть бросовые народные издания, над которыми поработали добросовестно и образцово. Почти повсеместно укоренившееся безобразие то, что издатели без зазрения совести публикуют авторов под заголовками "Полное собрание сочинений", когда эти книги лишь скромное избранное. И как по-разному выпускают разные издатели избранное одного и того же автора! Воистину небезразлично, составляет ли с глубоким уважением и любовью мудрое избранное писателя человек, неоднократно читавший этого автора на протяжении многих лет, или случайно получивший такой заказ первый встречный литератор, который делает подборку с безразличием и наспех. К тому же очень важно, чтобы тексты всякого приличного нового издания были тщательнейшим образом выверены. Всегда имелось и имеется множество изданий любимых всеми литературных произведений, перепечатанных одно с другого и не сличенных для проверки с первоизданием, в результате чего тексты кишат ошибками, искажениями и прочими огрехами. Я мог бы привести поразительные примеры. Но, к сожалению, невозможно вручить читателю рецепты на сей предмет и привести определенных издателей и их издания как безусловный образец хорошего или дурного. Почти у всякого немецкого издателя классиков есть несколько хороших и несколько менее удачных изданий: у одного обнаруживаем, например, полного Гейне с наилучшим образом сверенными текстами, а другие писатели тем же издателем подготовлены неудовлетворительно. Но и это обстоятельство не бывает постоянным. Одно именитое издательство, которое в своей серии классиков десятилетиями печатало Новалиса с сильно заметной небрежностью, недавно выпустило новое его издание, отвечающее всем строжайшим требованиям. Но, выбирая для себя издание, нельзя соблазняться скорее бумагой и переплетом, чем добротностью текста, нельзя руководствоваться внешним единством и стараться приобретать всех "классиков" в униформированных изданиях; произведения писателей, которых хочешь иметь, надо неутомимо искать в лучших изданиях. Однако есть читатели, которые достаточно самостоятельны, чтобы самим решать, каких писателей приобретать по возможности в полных изданиях и каких им довольно в избранных. Полных и удовлетворительных изданий некоторых авторов в настоящее время нет вообще, или их полные собрания сочинений издаются уже годы и десятилетия безо всякой перспективы когда-либо быть завершенными. В этом случае надо ограничиться каким-нибудь современным неполным изданием или обзавестись у букинистов старыми изданиями. Некоторых немецких писателей есть и по три и по четыре отличных издания, некоторые публиковались только раз, а некоторые, к сожалению, ни разу. По-прежнему нет полного Жан Поля, не хватает удовлетворительного Брентано. Столь важные юношеские сочинения Фридриха Шлегеля, которые сам Шлегель позднее не включал более в издания своих произведений и которые были образцово опубликованы несколько десятилетий назад, вот уже много лет как раскуплены, а восполнения все нет. Некоторые писатели (например, Хейнзе, Гёльдерлин, Дросте) после забвения, длившегося десятилетиями, в наше время чудесно изданы вновь. Среди дешевых народных изданий, в которых можно найти произведения всех времен и народов, неоспоримое первое место по-прежнему удерживают издания "Универсальной библиотеки" Реклама. Некоторых писателей, которых я люблю и не могу не иметь даже мельчайших и незначительнейших их произведений, держу я в двух, а то и в трех различных изданиях, ведь в каждом содержится что-то, чего нет во всех других.
Если таково положение с нашим собственным достоянием, с произведениями наших лучших писателей, то тем щекотливее вопрос о переводах с других языков. Ведь число действительно классических переводов невелико; к ним относятся, например, немецкая Библия Мартина Лютера, немецкий Шекспир Шлегеля - Тика. В этих блестящих переводах язык наш вобрал в себя иностранные произведения на долгое время, но - не навсегда! "Долгое время" когда-то кончается, и Лютерову Библию большинство наших соотечественников давно бы уже не понимало, если бы язык ее постоянно не перерабатывался и не приспосабливался к каждой очередной эпохе. А теперь мы на пороге выхода в свет совершенно новой немецкой Библии, перевод которой осуществляется под руководством Мартина Бубера, и в которой мы вряд ли узнаем хорошо знакомую книгу нашего детства - настолько она изменилась. Библейский язык Лютера плотно прилегает к той временной черте - около 1500 года, - от которой началось формирование современного немецкого языка. А с тех пор прошло очень много времени. Единственным в своем роде исключением является в Европе Данте, чью поэму многие итальянцы и поныне знают наизусть большими частями. Ни один другой писатель Европы не достиг такого возраста без особенных изменений и тем более переводов. Но вопрос, в каких немецких переводах следует читать Данте, для нас неразрешим, ибо всякий перевод - всего лишь более или менее удачное приближение, и когда нас захватывают отдельные места перевода, мы жадно хватаемся за оригинал и пытаемся проникнуть в достойные благоговения староитальянские стихи.
Приступая к задаче составления небольшой библиотеки всемирной литературы, нам сразу же следует усвоить принцип всякой истории духа: самые древнейшие произведения - наименее всего устаревшие. То, что модно и привлекает всеобщее внимание сегодня, завтра может оказаться отвергнуто; что сегодня ново и интересно, перестает быть таковым послезавтра. Но оценка того, что уже пережило несколько столетий и все еще не забыто, не сгинуло, видимо, и на нашем веку не претерпит особенных колебаний. Мы начинаем с древнейших и священнейших свидетельств человеческого духа - с религиозных книг и мифов. Наряду с известной всем нам Библией, я открываю нашу библиотеку фрагментом древнеиндийской мудрости, "Ведантой", то есть "концом вед", в форме избранного из упанишад. Сюда же поставим и подборку из "Речей Будды" и не менее важный "Гильгамеш", родившийся в Вавилоне эпос, - могучую песнь о великом герое, вступившем в единоборство со смертью. Из Древнего Китая берем мы беседы Конфуция, "Даодэцзин" Лао-цзы и великолепные притчи Чжуан-цзы. Этим мы взяли основной аккорд всей человеческой литературы, выражающий стремление к норме и закону, которое великолепно воплощено в Ветхом Завете и у Конфуция; пророческий поиск освобождения от зол земного бытия, провозглашаемый индусами и Новым Заветом; владение тайнами вечной гармонии по ту сторону суетного, многоликого мира явлений; почитание природных и душевных сил в образе богов с почти одновременным знанием или предчувствием того, что все боги суть только символы, что сила и слабость, торжество и скорбь зависят в жизни только от человека. Уже в этих немногих книгах нашли свое выражение все виды абстрактного мышления, вся музыка поэзии, вся скорбь о бренности нашего существования и весь юмор по поводу этого. Сюда же следует присовокупить и подборку из классической китайской поэзии.
Из позднейших восточных произведений наша библиотека нуждается в крупном сказочном собрании, в "Тысяче и одной ночи", источнике бесконечного наслаждения, самой, богатой образами книге мира. И хотя все народы земли сочиняли чудесные сказки, этой классической волшебной книги, дополненной единственно нашими собственными немецкими народными сказками в обработке братьев Гримм, нашему собранию будет для начала достаточно. Очень желательна была бы для нас какая-нибудь очень хорошая подборка из персидской лирики, но в немецком переводе такой книги пока, к сожалению, нет, часто перелагались только Хафиз и Омар Хайям.
Переходим к европейской литературе. Из богатого и великолепного мира античной литературы мы выберем прежде всего обе великие поэмы Гомера, которые передадут нам всю атмосферу и дух Древней Греции; но не забудем и трех великих трагиков: Эсхила, Софокла и Еврипида, к коим присовокупим также "Антологию", классическое избранное лирических поэтов. Обратившись к миру греческой мудрости, мы вновь натолкнемся на болезненный пробел: наиболее влиятельного и, возможно, важнейшего философа Греции, Сократа, мы должны выискивать по кусочкам из сочинений нескольких других философов, особенно Платона и Ксенофонта. Благодеянием была бы книга, которая собрала бы в обозримое целое ценнейшие свидетельства о жизни и учении Сократа. Филологи не рискуют браться за эту работу, которая и в самом деле была бы щекотливой. Собственно философов в нашу библиотеку я не беру. Нам крайне необходим также Аристофан, чьи комедии достойно открывают большую вереницу европейских юмористов. Мы должны взять и, как минимум, одну или две книги Плутарха, мастера героического жизнеописания; нельзя, чтобы совсем отсутствовал и Лукиан, мастер насмешливого вымысла. Теперь нам не хватает еще одной очень важной книги - повествования об историях греческих богов и героев. Популярных пересказов мифологии мало. За недостатком другого прибегнем к "Сказаниям классической древности" Густава Шваба, в очень приятной форме излагающим довольно много прекраснейших мифов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45