А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

Вдруг повезет и на хорошего человека попадешь? Даже в говне жемчужные зерна встречаются, поэтому попробовать надо! Сидеть и слезы лить проку мало. Бороться надо. Хочешь, вместе пойдем?
Они, собственно, и собрались вместе. Как раз у докторши выходной вышел. Да у метро, где уговорились встретиться, Кларе Марковне неожиданно позвонили и вызвали на работу. Вроде случилась большая авария где-то за городом и сейчас в их реанимацию привезли аж восемь человек сразу, поэтому все врачам надо быть на месте.
– Ты все равно иди, – настойчиво посоветовала докторша. – Ждать нельзя, времени мало.
Валентина жутко боялась разговора с незнакомым прокурором, да и как найти того самого, нужного, представляла плохо, потому и решила сначала зайти к Зорькину, выведать, кто тут у них самый влиятельный, от кого зависит Ванечкина судьба. А следователя на месте и не оказалось. Что делать? Возвращаться домой несолоно хлебавши? Знать бы в лицо, кто ей нужен, простояла бы тут до самого вечера, а когда тот бы вышел, прямо на улице к нему и подошла. Ну, не убьет же! Хоть пять минут, да послушает!
Валентина потопталась у мраморных колонн, понаблюдала за выходящими из здания людьми, сплошь серьезными, неулыбчивыми, важными.
– Здравствуйте! – подскочила к ней выпорхнувшая из тяжелой двери загорелая улыбающаяся девчонка. – А что вы тут делаете?
– Аллочка, – оторопела Валентина. – Не узнала тебя. Черная, как с юга. В солярий ходишь?
– Какой солярий? Мы только что с Бали вернулись. Предки меня вывозили для воспитательной работы! Все уговаривают за границу учиться уехать, чтоб с дурной компанией не связалась! – Девушка весело расхохоталась.
– Ну и как Бали? – вежливо и равнодушно спросила Валентина.
– Да так, – Алка пожала плечами, – тоска. Одни старперы. Ешь да загорай. Целыми днями на солнце жарились. Я еще ничего, узнать можно, а папахен вообще черный, как моджахед. Когда темные очки наденет, чтоб глаза прикрыть, просто «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал»! – Алка залилась веселым хохотом.
– А зачем ему очки? – откровенно тоскуя и от этой ненужной встречи, и от Алкиной болтовни, а главное, от полной неудачности собственного похода, автоматически поинтересовалась женщина. – Солнца же нет.
– А, маскируется. Типа, чтоб никто не узнал. Публичный человек, засада! Выделывается, будто артист знаменитый. Щас прямо народ к нему за автографами повалит. Прикиньте!
– Ну а за границу-то поедешь?
– Не знаю. Не хочу пока. Наверное придется. Папахен сказал, что никак нельзя допустить, чтоб меня на суд свидетелем вызвали. Имидж, блин, его пострадает.
– На Ванечкин суд?
– Ну да, на какой же еще.
– Так он же вот-вот, когда ж ты уедешь?
– Мамаша сейчас в Швейцарию умотала, договариваться. Папахен твердо сказал, пока я не уеду, суда не будет. Отложат. Я, конечно, не хочу. Я же должна Ваньку поддержать. Он хоть и герой, но все равно страшно.
– Герой? Какой он герой, Аллочка, – вздохнула Валентина, – инвалид безрукий. Эти друзья его все на него сваливают. А у нас ни знакомств, ни связей. Боюсь, посадят, заставят за всех отдуваться... Он же безответный, смолчит на суде, все и решат, что виноват.
– Ну, если посадят, то ненадолго, – уверенно высказалась девчонка. – Я же у него была вчера.
– Да ты что? – опешила Валентина. – Как? К нему же не пускают!
– Папахен помог, – Аллочка хитро ухмыльнулась.
– Ну и как он? Хоть чуточку поправляться стал?
– Наверно. Сонный какой-то был. Да мы толком и не поговорили: Путятя пришел, это у них главный, учил его, как на суде себя вести. Говорит, молчать надо, вообще ничего не говорить.
– Как это? – обомлела Валентина. – Если он промолчит, его же во всем обвинят! Следователь сказал, лет двадцать дадут...
– Двадцать? – Алка задумалась. – Нет. Путятя сказал, что, если Ванька будет молчать, они его быстро вытащат.
– Аллочка, кто такой Путятя? Они же и так на Ванечку все свалили, будет один за всех отдуваться... Боюсь я, так боюсь... Вот, пришла с прокурором поговорить, да не знаю, к кому сунуться. Денег, наверное, дать надо, а у меня нету. И посоветоваться не с кем.
– Путятя – это какой-то их скиновский босс. Очень крутой! Ему можно верить.
– А как бы мне его найти? – загорелась Валентина. – Может, и правда поможет?
– Не знаю. Он шифруется. С ним только у Костыля связь была, так Костыль, сами знаете, где.
– Неужели никак? – Женщина умоляюще сложила ладони у лица, будто выпрашивая милостыню.
– Через Дашку попробовать? – Алка наморщила лоб. – Вроде хвасталась, что у них, типа, ну...
Набрала номер, перекинулась парой фраз, похихикала.
– Повезло! Они как раз тут рядом, на углу Невского и Большой Морской, в «KFC» крылышки цыплячьи жрут. Дашка от них прется! Тачку возьмем? – Девушка огляделась, увидела стайку такси возле «Астории». – Побежали! До угла Невского, – приказала водителю.
– Щас, разбежался, – равнодушно известил тот. – Тут идти две минуты.
– Не пыли, – отозвалась Алка, усаживаясь вперед. – Вот, хавай! – И протянула таксисту пятисотрублевку.
– Алла... – оторопела от такой щедрости Валентина. – Ты что... Давай пешком.
– Не, – качнула головой девчонка. – Можем не успеть. Дашка сказала, что уже доедают.
Таки не успели. Выпрыгнули из такси и топтались на переходе, ожидая пробуждения уснувшего красного, когда Алка взвизгнула, дернув Валентину за локоть:
– Вон они!
На той стороне Невского, на углу, остановилась, о чем-то споря, сладкая парочка. Яркая, будто спрыгнувшая из витрины газетного киоска девушка-брюнетка с роскошными, до поясницы, волосами, в коротеньком красном пальтишке, лакированных сапогах-ботфортах на высоченных каблуках, и парень, много старше, коротко стриженный, крупный, в сером полупальто и синих джинсах.
Невский в этом месте узок, будто лодыжка, да еще как толстенной повязкой передавлен строительными лесами, зашторившими бывший кинотеатр «Баррикада», но все одно – разглядеть лица на другой стороне, да еще если это незнакомые люди...
– Дашка! – подскочив на месте, крикнула Аллочка.
Увы. Голос зацепился за многозвучье моторных шумов, шипенье резины, звяканье ползущего мимо троллейбуса, людские тротуарные разговоры и повис где-то посередине проспекта, на проводах, подгоняющих разноцветные огоньки к огромной, плавающей в сиреневатых сумерках сосновой лапе, радостно возвещающей о близком Новом годе.
Сонный светофор наконец замигал, просыпаясь, но парочка на той стороне уже села в серый автомобиль, припаркованный чуть ли не на самом углу.
– Блин! – сокрушенно выдохнула Алка. – Промухали!
Серая машиненка резво вырулила на Невский, доверчиво мигая левым поворотником, и покатилась в медлительном потоке прямо к ногам Валентины.
– Дашка! – снова запрыгала на тротуаре воспрянувшая Алка, призывно маша руками и описывая тяжелой сумкой опасные круги прямо перед лицом спутницы. – Путятя! Стойте!
И снова ее не заметили и не услышали.
Машинка ползла неспешно, будто никуда и не торопилась, парочка за несвежими стеклами о чем-то весело беседовала. Валентина просто воткнулась глазами в лицо водителя, того самого крутого Путяти, отметив про себя его совершеннейшую обыденность и незначительность, но мгновенно запомнив неприметное это лицо до последней веселой складочки под улыбающимися глазами.
Автомобиль прошуршал мимо беснующейся Алки, успев прошмыгнуть на закатывающийся зеленый, и рывками, поспешая за такими же тоскующими в пробке собратьями, стал неуклонно удаляться от перекрестка.
– 423 ЛИС, – вслух произнесла Валентина.
– Что? – обернулась расстроенная Алка.
– Номер машины, – ответила женщина.
– Засада! – сплюнула девчонка. – Едут как на параде, по сторонам посмотреть не могут! Дашку встречу – прибью!
– Спасибо тебе, Аллочка, – погладила ее по руке Валентина. – Пойду.
– Слушайте, а может, мне папахена напрячь? – вскинулась вдруг девушка. – А чего? – Похоже, Алке и впрямь очень хотелось помочь. Особенно сейчас, после казуса с Путятей. – Папахен сейчас, чтоб я в эту долбаную Швейцарию уехать согласилась, все что угодно сделает! И встречу любую вам организует. Когда меня следак на допрос пригласил, у него чуть выкидыш не случился! Кстати, в Швейцарии, я слыхала, самые лучшие протезы делают! Когда Ванька из тюрьмы выйдет, он ко мне в гости приедет, и мы ему там руку новую смастрячим! А? Здорово я придумала?
– А где твой папа работает? – Валентина спросила больше из вежливости, не придав особого значения пустой девчоночьей болтовне.
– Не знаете, что ли? – Девушка удивленно расширила глаза. – В прокуратуре! А вы Ваньку ко мне за границу отпустите?
– Куда угодно отпущу, – горько качнула головой женщина, – лишь бы не засудили!
– Слушайте... – На Алкиной мордашке читалось, что ей в голову пришла очередная умная мысль. – А может, вам самой с папахеном встретиться? Одно дело – я, другое – вы. Хотите прямо сейчас?
–Ну...
– Только вы сразу подумайте, о чем его просить. Он любит, чтоб говорили быстро и четко. Зануда жуткая!
– О чем просить? – Валентина растерялась.
А действительно, о чем? Чтоб Ваню отпустили? Кто ж его до суда отпустит... Чтоб следователю не верили? Что на него специально чужую вину сваливают? Как в двух словах перескажешь незнакомому человеку их с Ванечкой судьбу? А не рассказать, так ведь и не поймет.
– Постой, Алла, – остановилась Валентина. – А твой отец... добрый?
– Он же прокурор! – удивленно уставилась на нее девчонка. – Как он может быть добрым? Государственный обвинитель!
– А зачем тогда к нему?
– Как зачем? Начальник! Шишка! Как скажет – так и будет. Скажет посадить на десять лет, прокурор будет просить десять, скажет на год – год.
– Прямо так? – не поверила женщина. – А совсем отпустить может?
– Он все может. Если захочет. И если, как это он говорит, интересы государства требуют. Сейчас я ему позвоню.
Она вытащила мобильник, что-то пробурчала в трубку, капризно выгнула губы: «Ну, па-ап... мне сейчас надо!» Отключилась.
– Блин! Не может он сейчас. Совещание. Вообще-то папахен трус ужас какой! По телефону ничего не говорит – боится. Только если дома, и то каждый месяц парни из секретки квартиру проверяют, нет ли прослушки. Чокнутый! Это у них с бабкой семейное.
– Ну и хорошо, – Валентина улыбнулась.– Не судьба, значит.
– Прямо! – вскинула подбородок Алка. – Не хочет на работе – дома достанем. Приходите к нам завтра вечером. Бабка с восьми до одиннадцати в спортклубе, прикиньте, скоро семьдесят, песок сыплется, а она через день в клуб шастает! Красоту бережет! – Девчонка весело рассмеялась. – Матери нет, я да он. Очень даже хорошо.
– Неудобно, – помотала головой Валентина.
– Удобно-удобно! Ванька-то мне не чужой! Может, я его даже люблю. Так что приходите. Мы у Чернышевской живем, в центре. Будто вы просто ко мне зашли. Дома даже лучше, куда он денется с подводной лодки? – Алка снова звонко расхохоталась.
Сомневалась Валентина недолго: а вдруг? Что, от нее убудет? Если есть хоть какая-то надежда, хоть крошечка...
Загнав в недоступные осмыслению закоулки стеснение и страх, решительно кивнула: договорились.
* * *
Стыров внимательно вчитывался в отчет подполковника Елисеева. Несколько дней назад он озадачил зама поисками экс-супруги прокурора города и их первенца.
Поработали подчиненные на славу. Оказалось, что первым законным браком несгибаемый законник Корнилов сочетался еще в студенчестве с некоей гражданкой Ватрушевой Валентиной, студенткой Технологического института. В этом браке был рожден сын Иван. Дальше – коротенькая объективка на эту самую Ватрушеву: приехала из деревни, отличница. Работала на кафедре. С фотографии, видимо очень старой, еще из студенческого личного дела, ясно и светло смотрела красивая девушка с толстой, перекинутой через плечо светлой косой.
«Хороша, – отметил Стыров. – Губа у нашего прокурора была не дура. Так, а что же случилось потом?»
А потом шел пробел. Никакой информации по поводу того, что послужило причиной развода и почему Корнилов отказался от сына.
– Чего так? – холодно поинтересовался полковник у сидевшего напротив заместителя. – Нюх потеряли?
– Чуть дальше отчет о встрече нашего человека с Корниловым, посмотрите – все поймете.
– Нашего человека? Что, казачка засылали? Под каким соусом?
– Представитель кадрового управления Генпрокуратуры, – пояснил Елисеев. – Специально приехал, чтобы выяснить, почему Корнилов скрыл такую важную информацию.
– Выяснил? – Стыров уже нетерпеливо ворошил листочки. – Это?
Значит, наш юный аспирант попал в лапы провинциальной хищницы? Привычное дело. Девчонка окрутила завидного жениха, чтобы остаться в Ленинграде. Молодец. А на первый взгляд и не скажешь, вон глазки какие чистые и честные. Ввели, значит, неотесанную деревенщину в дом, обогрели, обласкали, а она вместо благодарности нагуляла ребенка от соседа. Да, это уже что-то новенькое. Так быстро оперилась? Или – нечаянная любовь?
Полковник внимательно прочел объяснения прокурора по этому факту, даже голос его услышал:
– Для меня это было почти смертельным ударом, я ее безумно любил. И сына. Вернее, тогда я еще думал, что это – мой сын. Мать глаза открыла. У нас в семье все блондины, у бывшей жены – тоже, а мальчик родился смуглым, с черными глазами. Если б не этот факт, я бы, наверное, до сих пор его воспитывал, считая родным. Но – законы генетики, куда денешься?
– И что же, вы кормящую мать с младенцем выставили на улицу? – поинтересовался «приезжий кадровик».
– Как можно! – возмутился Корнилов. – Не звери же, да и к ребенку вся семья привязалась. Полюбили, можно сказать. Перевезли их в благоустроенную квартиру, тоже в центре, мебель, детскую кроватку, одежду – все отдали. И содержали до самой школы. Чего она там одна зарабатывала? Я, правда, ее так ни разу с тех пор и не видел, не смог предательства простить. Но деньги передавал ежемесячно. А потом она квартиру поменяла. Переехала. Вроде замуж вышла.
– Почему же все-таки вы скрыли этот факт своей биографии? – упорствовал въедливый «инспектор».
– Ив мыслях не было, – искренне сообщил Корнилов. – Просто я тот брак и за брак считать перестал, года ведь вместе не прожили, да и ребенок не мой. О чем сообщать? Разве мои коллеги непременно извещают кадровое управление о всех сексуальных приключениях молодости?
«Кадровик» и прокурор вместе посмеялись, как два бывалых мужчины, отлично понимающие друг друга.
– Конечно, если это важно, я могу все изложить, – предложил Корнилов.
– Не стоит, – отмахнулся «проверяющий». – Все, что требуется, я выяснил.
– Смотри-ка, какой принципиальный, – ухмыльнулся Стыров. – По статистике у нас каждый тринадцатый мужик воспитывает чужого ребенка! Воспитывает, не бросает. А наш? Ну а эта гулящая сейчас где? – нетерпеливо постучал он по столу костяшкам пальцев. – Нашли?
– Конечно, – спокойно ответил Елисеев. Но в этом спокойствии полковник уловил такое неприкрытое торжество, что даже заволновался. – Вы просто перескочили несколько листков, вернитесь назад.
Вернулся. Снова стал внимательно вчитываться в текст отчета.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Только выйдя из метро, Валентина сообразила, что не была в этом районе с тех самых пор. С одной стороны, не случалось надобности, а с другой... Она бы и под автоматным дулом сюда не пошла. Отчего-то вдруг показалось, что вот сейчас выверни за угол, и столкнешься с Аллой Юрьевной... Валентина даже споткнулась и чуть не упала, так ожгла и стреножила ее эта нечаянная глупая мысль...
– Жалко, Ватрушева, – пожевал губами завкафедрой. – Ты, наверное, не понимаешь, от чего отказываешься. Это же аспирантура! Тебе с твоей головой...
– Понимаю! – кивнула Валюша. – Только я уже не Ватрушева, а Корнилова. И не могу я сейчас. А вот через годик-другой на заочное... Возьмете?
– Поглядим. – И завкафедрой потерял к ней всяческий интерес.
Год прошел как в сказке. Отдельная комната, любимый муж, интересная работа. По Валюшиному настоянию Алик помирился с родителями. И даже раз в неделю ходил к ним в гости. Один. Без супруги. Впрочем, ее туда и не звали.
Следующий май выдался неимоверно сырым и холодным. Просто не май, а ноябрь: что ни день, то дождь. Да еще с ветром. Нева вспухала и пенилась до кромки парапетов, как закипающее молоко. Небо пучилось мокрыми пузырями черных туч, озноб пробирал прямо до промерзших кишок. По ночам, насытившись друг другом, молодые супруги мечтали, как в августе поедут на море. Алик оформил в профкоме заявку в студенческий лагерь под Сухуми, путевки стоили копейки, так что они вполне могли себе позволить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36